Скорбеть не пристало

      Драко старается найти в Идене Дреннане черты благородного чистокровного — просто как-то само собой выходит сравнивать его со своим отцом — но раз за разом проваливается. Иден Дреннан худощав, бледность его лица скорее не аристократичная, а болезненная, волосы мало-ухожены и довольно грубо собраны на плече, лишь бы не мешались… Драко помнит, что после года, проведённого в Азкабане, его отец выглядел тоже далеко не лучшим образом — что уж говорить об Идене Дреннане, просидевшем в тюрьме треть своих лет — однако Люциус Малфой после освобождения, как мог, привёл себя в порядок, хотя бы потому что так обязывало положение и велела собственная гордость. Иден Дреннан, похоже, о чём-то подобном думает в последнюю очередь.       Луна Лавгуд стоит рядом с ним, то и дело косясь на его ладонь на своём плече: не то жест доброй воли, чтобы Кикимер не решил направить магию на неё, не то удерживание, чтобы не кинулась прочь или дальше к дому, в наличии которого за защитным куполом теперь сомневаться не приходится.       — Вы ведь… Иден Дреннан, верно? — на всякий случай уточняет Фред. Палочку он не опускает, до сих пор побаиваясь, что вроде бы остановившийся Кикимер может ослушаться и всё-таки напасть, на этот раз точно скинув их с братом со скалы в море. Домовой эльф семьи Блэк и раньше никогда их не жаловал, а сейчас, похоже, ещё и получил право действовать в отношении них по собственному усмотрению.       — Подумать только, мир магии ещё не забыл моё имя. А как хотелось бы. — Слова звучат вроде бы с усмешкой, да только лицо остаётся непроницаемо-серьёзным.       Драко едва заметно хмурится. Мать говорила, что Иден Дреннан был тем ещё человеком, любящим вводить окружающих в заблуждение: шутил с каменным выражением лица, угрожал, обязательно улыбаясь, и, несмотря на внешнее спокойствие или развязное поведение, всегда и всех воспринимал всерьёз… Потому даже отсутствие палочки в руках Идена Дреннана нельзя было принимать за абсолютно дружелюбный настрой.       Не говоря уже о том, что пожиратели смерти не бывают бывшими, особенно те, которые либо всегда на виду, либо тщательно прячутся.       — Мы так долго Вас искали, — подхватывает слова брата Джордж, хотя, как и Фред, больше следит за действиями Кикимера, чем появившегося в поле зрения человека. Драко считает это даже более чем просто неосмотрительным, но предпочитает не встревать. — Вас и…       — А вы двое похожи на отца даже больше, чем я полагал, — как-то странно вздыхает в ответ Иден Дреннан, — Артур тоже никогда не умел вовремя останавливаться.       Фред с Джорджем переглядываются между собой, вопросительно и оценивающе. Упоминания своего отца они ждали в последнюю очередь — или не ждали вообще — даже делая скидку, что тот учился и жил примерно тогда же, когда и Иден Дреннан, а значит, ничто не исключало факта знакомства.       Драко, хоть и считая, что наблюдать со стороны удобнее и безопаснее, всё-таки делает первые шаги по направлению к Идену Дреннану — Луна как раз отвлекает на себя внимание, убирая с плеча чужую руку, и, повернувшись к мужчине лицом, отступает на несколько шагов назад. Теперь их всех можно видеть сразу, не поворачивая ради этого голову туда-сюда, разделяя внимание.       — Думаю, спрашивать, зачем вы явились, не имеет смысла, как и спрашивать, каким образом вообще нашли это место. — Иден Дреннан каким-то странным, немного рваным движением поднимает руку и подносит её к голове. Однако до конца показательный жест не доводит: подбородка не касается, лишь какие-то незначительные секунды держит руку на весу, а после вдруг обводит ладонью полу-дугу и двумя пальцами, указательным и средним, показывает себе за плечо. — Можете войти, если вам так хочется. Времени мы выиграли более чем достаточно, и если он не сбежал, значит, снизойдёт до разговора.       — Кикимеру сказали выставить их прочь, — тут же возмутительным образом перебивает домовой эльф, и Драко почему-то кажется, что Идену Дреннану, в отличие от его сына, тот подчиняться не намерен.       — Пусть войдут.       — Кикимер тебе не служит, — подтверждая догадку, почти сразу скрипит эльф. Он даже перестаёт следить за движениями явившихся незваных гостей и переводит взгляд на старшего волшебника.       — Пожалуйста? — Иден Дреннан чуть клонит голову к правому плечу и улыбается. И в этих простых действиях так и сквозит уже не просто просьба, а самое настоящее требование, хоть и пока лишённое приказа в голосе.       Кикимер смеряет каждого из явившихся на остров волшебников внимательным взглядом — на братьев Уизли смотрит прямо и настойчиво вплоть до тех пор, пока не уберут палочки и не продемонстрируют пустые руки — а после, что-то глухо проскрежетав себе под нос, разворачивается и через три больших прыжка исчезает за пределами защитного купола.       …До разговора Шейн Дреннан не снисходит. Хотя, как выясняется, сбегать он всё-таки не стал, а лишь наглухо заперся к прилегающей к небольшой и почти полностью пустой гостиной комнате, служившей не то спальней, не то обычной кладовкой. Простого «Алохомора», применённого на совсем новый замок без каких-либо противодействий со стороны Идена Дреннана и, как ни странно, Кикимера, оказывается недостаточно, а к чему-то более мощному, способному справиться с наложенными поверх замка запирающими чарами, решают не прибегать. Излишняя настойчивость может до добра не довести. Хотя если Шейн Дреннан полагает, что явившиеся по его душу волшебники просто сдадутся и уйдут, то ошибается — они скорее просто возьмут его измором. Фред с Джорджем точно попытаются, если их не решат выставить вон, конечно.       Драко и Луна, тактично не ломясь в комнату, но и не мешая делать это другим, просто осматривают гостиную. Если снаружи казалось, что хижина доживает свои последние дни — накренившаяся от ветра, с дырами в обросших мхом стенах и покосившейся крышей — то внутри всё выглядит вполне цивильно, хоть и пустовато. Мебели почти нет, наблюдается только небольшая софа перед горящим камином, пара непосредственно сейчас выключенных торшеров и тумба с несколькими заложенными примерно на середине книгами на ней. Возможно, в соседней комнате найдутся кровати и шкаф, а на кухне нормальный обеденный стол, но туда приглашать гостей никто не спешит. А судя по тому, что Иден Дреннан спокойно садится на софу, устремляя взгляд в камин, будто бы моментально забыв о существовании ещё кого-нибудь рядом, перед молодыми волшебниками не собираются разыгрывать даже вынужденного гостеприимства.       Кикимер внимательно следит за вторженцами из дальнего угла, в котором обнаруживается единственное и расчётливо занятое домовым эльфом кресло.       Молчание затягивается, а после дверь в соседнюю комнату тихо щёлкает и сама собой открывается. Иден Дреннан, сидящий к ней спиной, не поворачивается, но направляет на неё волшебную палочку, приложив к плечу для верности высоты и направления. Самого заклинания не звучит, но за невербальной командой точно прячется что-то явно посильнее обычного «Алохомора».       — Мистер Дреннан… — звучит кратко и заметно обвинительно из-за двери.       — Они пришли не ко мне, мальчик, — только и отзывается Иден Дреннан, убирая палочку с плеча. — Раз не сбежал, не желая показаться трусом, то и не прячься, это выглядит ничем не лучше.       Луна Лавгуд опережает с благодарностью за уже не первое неоднозначное содействие, и Драко даже хочет поблагодарить её за это в ответ. Ломиться в дверь никто из них не собирался, но назвать отказывающегося заговорить с ними Шейна трусом точно уже хотелось, наверное, каждому… И если со стороны Фреда и Джорджа Уизли это прозвучало бы шутливым вызовом или дружеской провокацией, то в голосе Драко точно не было бы ничего, кроме уже зарождающегося раздражения или даже лёгкого презрения.       Кикимер что-то недовольно бурчит себе под нос, но мешать войти в соседнюю комнату не стремится, хотя каждого переступающего порог волшебника провожает долгим хмурым взглядом. А после как-то странно фыркает на просьбу Идена Дреннана поставить чайник, потому что гости точно задержатся, но всё равно слазит с кресла и направляется на кухню.       В прилегающей к гостиной комнате обнаруживается чуть покосившийся шкаф для одежды, большая тумба с неожиданно яркой лампой на ней, и две относительно новые кровати — Шейн Дреннан сидит на дальней от двери и смотрит себе под ноги, не сразу решаясь поднять взгляд на явившихся по его душу знакомых. Те, собственно, начала разговора от него и не ждут, уже давно будучи настроенными говорить первыми. И много.       — Поселиться в мире магглов… — Фред без каких-либо вопросов или глупых вступительных приветствий подходит ко второй кровати и усаживается на неё прямо напротив продолжающего сверлить взглядом пол Шейна, — и как тебе только такое пришло в голову?       — Я привык к миру магглов, — с лёгким замешательством отзывается Шейн Дреннан, наконец-то поднимая голову и позволяя встретиться с собой взглядом. Он точно ждал любых других слов, но не этих: они застают врасплох и словно бы в одно мгновение обезоруживают, делая абсолютно бесполезными любые заготовленные реплики. — К тому же, никто в здравом уме не будет меня здесь искать.       — Мы искали, — показательно пожимает плечами точно так же невозмутимо усевшийся рядом с братом Джордж. — И, как видишь, нашли.       — Он же сказал, «никто в здравом уме». — Драко пропускает вперёд себя Луну и остаётся всё равно что на пороге.       Из гостиной слышится неоднозначный смешок, а после дверь резко закрывается, ударяя по пяткам и заставляя резче желаемого шагнуть вперёд. Судя по тому, что пружина была ужасно старой и растянутой, закрыли дверь снова с помощью магии, отрезая пути отступления или сразу побега и пришедшим, и тому, к кому они пришли.       — Это значит «Не моё дело»? — вопросительно переглянувшись, зачем-то уточняют Фред и Джордж.       — Скорее, что-то вроде «Если захочешь, сам потом расскажешь», — задумчиво поправив на плече волосы, предлагает свой вариант Луна. Она куда менее уверенно, по сравнению с братьями Уизли, подходит ближе к кроватям и, отказавшись от идеи сесть, улыбается. — Здравствуй, Шейн. Давно не виделись.       Шейн Дреннан переводит на неё непонятный по значению взгляд и, выдержав непродолжительную паузу, с каким-то странным покачиванием головой слабо улыбается в ответ:       — Да уж, давно.       Шейн Дреннан, при должном рассматривании и непроизвольном сравнении, оказывается не очень-то похож на отца внешне, скорее всего, почти полностью пойдя в мать. Волосы его не тёмные, а русые, сложен он плотнее и спортивнее, хотя однозначно оценивать Идена Дреннана в его нынешнем состоянии, наверное, всё-таки не стоит… Но зато глаза у них одинаковые, серовато-синие, совсем неяркие — после насыщенного зелёного, что был у Гарри Поттера, этот цвет кажется бледным и слишком обыденным. Да что там, весь Шейн Дреннан на фоне Мальчика-Который-Выжил неказист и неприметен, словно бы намеренно в противовес.       К обретённому новому отцу он обращается исключительно «мистер Дреннан», и в ответ на это не звучит ни порицаний, ни просьб снизойти до более простого или близкого отношения. Также как в ответ никогда не звучит слова «сын». Лишь пару раз Иден Дреннан произносит какое-то неоднозначное «мальчик», и на него так выразительно вспыхивают и почти возмущаются, что ни у кого из гостей не возникает ни единого сомнения — это слово призвано растормошить и спровоцировать. И каждый раз справляется со своей задачей на ура.       Наверное, подобному не холодному, но и далеко не семейному общению — с какими-то своими установившимися за месяц правилами и попустительствами в отношении друг друга, но не больше — удивляться и не стоит. Иногда довольно трудно поладить и с теми, с кем живёшь под одной крышей чуть ли не всю жизнь, Фред с Джорджем неплохо знают это на примере хотя бы неслабо отдалившегося от семьи Перси, что уж говорить о родственниках, которые не видели друг друга… Глупо обманываться годами — Иден Дреннан не то чтобы не видел сына очень долго, он никогда его не знал и в принципе не представлял, как себя с ним вести. Это, к сожалению, было бесконечно взаимно, потому они оба присматриваются и примериваются, если в чём-то и разочаровываясь, то молча и без претензий, те всё равно бесполезны.       В этой хижине они жить всё время тоже не намерены, здесь они просто удачно скрываются от магического мира и некоторых его представителей в частности, хотя где именно будут жить дальше, Шейн Дреннан упрямо умалчивает, а на предложенный братьями Уизли дом на площади Гриммо и подавно усмехается как-то странно.       — Помнится, профессор Дамблдор опасался, что дом Сириуса мог не перейти мне, несмотря на завещание… — догадываясь о причинах резкого затишья со стороны гостей, всё же поясняет свою реакцию Шейн. — Тогда сомнения были из-за того, что дом передавался не кровному родственнику, но… Сейчас я понимаю, что профессора Дамблдора беспокоила больше не «кровь», а тот факт, что я был ещё и не совсем Гарри Поттером.       Они перебираются на кухню, раз уж Кикимер сообщает о закипевшем чайнике, а Иден Дреннан, прихватив с тумбы в гостиной какую-то книгу, со своей кружкой удаляется в спальню, плотно прикрывая за собой дверь. Не хочет он слушать не предназначенный для его ушей разговор или действительно полагает, что ему потом расскажут подробности, если пожелают, но Шейн за подобное ему даже благодарен. С мыслями не получается собраться до конца даже просто так, а с лишним наблюдателем за спиной, который мог бы ещё попытаться что-то уточнить или добавить, это точно оказалось бы ещё сложнее.       Кикимер вновь усаживается в кресло в углу, оказываясь вне поля зрения из-за разделяющей кухню и гостиную стены, так что молодые волшебники оказываются предоставлены исключительно сами себе и друг другу.       — Даже интересно, — уже несколько минут помешивая чай, так и не сделав ни единого глотка, задумчиво тянет Луна, — что бы профессор Дамблдор делал, если бы завещание признало другого человека, а дом перестал пускать тебя…       — И правда, интересно, — тут же хватается за её слова Фред.       — Может, спросить? — поддерживает Джордж.       Они зеркально подпирают подбородки указательными пальцами и устремляют взгляды в потолок. Кружки перед ними пусты наполовину, поскольку больше всех говорят именно они, а за чай принимаются в особо тяжёлые и слегка нагнетающие паузы, когда разговор затрагивает какую-нибудь ужасно неудачно тему.       — При следующей встрече обязательно спрошу, — что-то прикинув про себя, только и кивает Шейн. — Если ответит, расскажу потом и вам.       — При следующей встрече? — Драко чувствует себя крайне неуютно и вообще абсолютным чужаком, что совсем недалеко от истины. Он по большей мере молчит, изредка подтверждая или дополняя какие-то мелочи из рассказа близнецов о ходе их поисков, и далеко не в первый раз задаётся вопросом, почему вообще до сих пор находится здесь. Ему, наверное, стоило уже уйти и, если сильно захочется, попытать удачу встречи в другой раз и в одиночестве.       — Ты собираешься снова встретиться с профессором Дамблдором? — поддерживает Луна удивление Драко. — Когда?       — Осенью, — с неохотой отвечает Шейн, а после с ещё большей неохотой добавляет: — Всё равно придётся ехать в Хогвартс, чтобы закончить седьмой курс.       Похоже, об этом он бы с радостью промолчал — а в Хогвартсе вообще не стал бы ни к кому подходить и представляться — но всё-таки решает, что врать недостойно, раз уж не сбежал с самого начала, когда незваные гости объявились на этом всем миром забытом островке.       Наверное, он в чём-то даже благодарен той части своего прошлого, в котором был вынужден играть роль Гарри Поттера: чужая жизнь научила смотреть в глаза самому страху и даже собственной смерти, это ни в какое сравнение не идёт с парой-тройкой пар глаз старых знакомых… Пусть даже перед последними нестыдно проявить слабость, но это не значит, что перед их лицами можно представать сломленным или трусом. Особенно сломленным или трусом.       И потом, он уже сбежал в самом начале, испугавшись правды и кучи сопутствующих ей вещей. Альбус Дамблдор предлагал подождать и всё хорошенько обдумать, познакомиться с настоящим Гарри Поттером и его родителями, заново представиться старым друзьям… Но тогда на подобное не хватило ни смелости, ни сил — на Шейна, ужасно уставшего и морально истощённого, навалилось слишком много нежданной и нежелательной информации, зеркало после снятия каких-то там изменявших внешность чар отразило чужое лицо, а заявление об отце, сражавшемся на стороне Волдеморта во время первой Магической Войны, окончательно выбило землю из-под ног. Шейна тогда хватило только на просьбу позволить всё осмыслить, желательно где-нибудь подальше и в одиночестве, и краткое заверение, что на дом на площади Гриммо 12 он совсем не претендует, раз уж завещали тот совсем не ему.       Не зная, куда податься, и не решаясь показываться на глаза кому бы то ни было в Магической Британии, он не придумал ничего лучше, чем направиться в Литтл Уининг. Под закрытой дверью дома Дурслей, которые наотрез отказались его узнавать и впускать, он просидел почти сутки, пока Дадли не впустил его и не накричал на родителей, что его ужасно достали расспросы друзей, что за человек поселился на их крыльце. К тому же, этот Гарри, выглядящий совсем незнакомо, но якобы «тот самый», знал всё о своих годах жизни с Дурслями под одной крышей, а чёртовы маги чего только ни могли сотворить, чтобы он перестал выглядеть собой. Или чтобы он собой перестал быть вообще.       — Тебе ведь нужны будут вещи для учёбы, верно? — взмахнув чайной ложкой, озарено произносит Луна. — Мы можем сходить в Косой Переулок все вместе!       Драко, не сдержавшись, начинает смеяться, и его смех неожиданно поддерживает Шейн Дреннан, видимо, тоже прикинув столь неоднозначную и знаменательную картину.       Шейн вообще плохо представляет, как эта странная и абсолютно невозможная компания появлялась на людях, но выспрашивать подробности именно этого аспекта поисков не решается. Он и в то, что они разговаривают вот так просто, разрешая друг другу рассказать ровно столько, сколько это позволяет ситуация и собственное желание, верит-то не до конца. До недавнего времени он вообще был уверен, что либо сбежит, либо обязательно запутается в словах. И вот сидит перед ними, периодически покатывая по столу туда-сюда положенную рядом с непочатой кружкой волшебную палочку, и неожиданно делится даже какими-то призрачными планами на будущее… Которое ему предлагают расписать и дальше наперёд, приглашая работать в Косой Переулок в магазинчике братьев Уизли.       И почему-то Шейну кажется, что перед кем-то вроде Рона и Гермионы он запинался бы и прятал взгляд, не зная, как себя держать и подавать. И они, вероятно, вели бы себя точно так же в ответ, ещё и заодно извиняясь или о чём-то прося. Извинений и просьб Шейн слышать не хочет: первые ничего не исправят, а вторые ни на что не повлияют.       — Учебники у меня будут, да и мантии я себе заказал заранее, так что в Косой Переулок мне идти незачем, — перестав смеяться и выдержав немного виноватую паузу, наконец произносит Шейн. Луна как-то странно надувает щёки, словно бы обидевшись, и он, спохватившись, всё-таки добавляет уже менее категорично: — Хотя мне всё ещё нужна новая волшебная палочка. Свою я отдал профессору Дамблдору, а эту, — постучав пальцем по имеющейся, обозначает он, — мне Кикимер притащил. Сказал, мол, «чья была, тому уже не пригодится». Вроде бы слушается, но…       — Могу посоветовать тебе мастера, если не хочешь наведываться в магазин, — догадываясь, что причиной заминки становится сомнительная встреча с мистером Олливандером, пока что единственным вернувшимся в бизнес по продаже палочек в Косом Переулке, предлагает Драко. Предлагает, сам удивляясь порыву и столь простому вступлению в почти не касающийся его разговор, словно бы участвовал в нём с самого начала, а не являлся всё равно что сторонним наблюдателем, который разве что несколько раз вставлял какие-то несущественные реплики. — Фергюс Кармайкл. — Драко успешно игнорирует взгляды Фреда и Джорджа, недовольных, что их лишают возможности выловить товарища в Косом Переулке и затащить к себе в магазин. — Слышал о таком?       — Откуда бы, — только и пожимает плечами Шейн. — Он?..       — …живёт далеко и делает палочки на заказ, — перехватывает Драко. — Если принесёшь свой материал, даже из него. Могу дать адрес.       — Лучше просто отведи, — с каким-то странным вызовом кидает Шейн.       Ему не столько нужен возможный сопровождающий, сколько хочется проверить, точно ли перед ним тот самый Драко Малфой, которого он знал. В конце концов, ведёт Драко себя странно, да и вообще из всех способных взяться за его поиск людей выглядит самым нереальным. Но и из всех нашедших кажется самым логичным, у него — или у его родителей — было куда больше знаний для начала пути… Исключая обломок волшебного орешника, ставший отправной точкой.       — А не боишься, что заведу в болото и утоплю, Дреннан? — Новая фамилия на удивление просто заменяет старую, тогда как интонация остаётся прежней, словно бы и не прошло этих долгих месяцев, а чужое лицо не изменило сути. Это в каком-то смысле даже радует.       Фред с Джорджем кратко переглядываются и выкидывают вперёд руки, не то намереваясь предотвращать возможный конфликт, не то просто таким образом привлекая к себе внимание. Луна Лавгуд, наблюдая за происходящим, расчёсывает пальцами волосы и улыбается. Им не хватит и пары месяцев, чтобы нормально рассказать, что с каждым из них случилось за всего один-полтора. А уж на то, чтобы собрать воедино все осколки сокрытой за совершённой рокировкой истории настоящего Гарри Поттера, и подавно.       Но зато они могут кратко и немного сумбурно рассказать, насколько же удачным было решение Минервы МакГонагалл сохранить маховик времени, позволивший Римусу Люпину, которому его выдали накануне сражения за Хогвартс, обмануть весь мир и собственных боевых товарищей. Чьи именно тела видели люди вместо него и Нимфадоры Тонкс, Дамблдор так и не раскрыл, но нескольких точно участвовавших в осаде школы пожирателей смерти и егерей, в конце концов, так и не досчитались, объявив впоследствии в пожизненный розыск. А бедная Молли Уизли, вновь увидевшая по окончании битвы обоих сыновей, много плакала и ругалась. И далеко не сразу согласилась молча дожидаться так называемого «официального возвращения Фреда», обманывая тех, кто ей искренне сочувствовал — перед всеми этими людьми за свой обман они с Артуром потом долго извинялись.       …Могут рассказать, как хотелось не любящей ложь Луне Лавгуд поделиться тайной о Гарри Поттере хотя бы с отцом, который так нормально и не извинился перед ним за то, что во время Войны сдал его пожирателям смерти. Или даже о том, как настоящий Гарри Поттер чуть ли не на полной серьёзности выдал, что готов проходить всю оставшуюся жизнь под действием оборотного зелья или под какими-нибудь изменяющими внешность чарами, лишь бы люди его не замечали — он даже подумывает не ехать в Хогвартс на седьмой курс, пусть ему зачтут всё и так, но родители непреклонно настаивают на обратном.       Вся эта слава вообще Гарри Поттеру никогда не была нужна и кажется настоящей обузой. Он её не просил и терпит только потому, что иного выхода нет, а Альбусу Дамблдору, кажется, однажды заявил, что готов вернуть всё, включая свою внешность, обратно тому, кто им притворялся. Безвозмездно и навсегда. И, возможно, даже вместе с родителями, раз уж отец так восхищается делами «Героя», а мать так хочет встретиться с ним и ему помочь. Шейн Дреннан, в отличие от Фреда с Джорджем, совсем не считает это смешным, но и сочувствовать Гарри Поттеру не хочет совсем. Хотя после всего того, что о нём рассказывают, наверное, немного хочет с ним познакомиться и пообщаться — самую малость и недолго, потому что надолго их обоих точно не хватит.       …И даже могут услышать в ответ, как Шейн Дреннан буквально заставил себя пойти в больницу Святого Мунго, чтобы познакомиться с настоящим своим отцом, как старался через газеты и слухи осторожно наблюдать за тем, что творилось в мире, как десятки раз хотел связаться хоть с кем-нибудь из друзей, но каждый раз себя одёргивал, считая это заведомо бесполезным. Он и с Невиллом-то заговорил только потому, что тот удачно оказался в больнице Святого Мунго по соседству и в одиночестве… И как готов был приказать Кикимеру трансгрессировать прочь, обнаружив нескольких старых знакомых всё равно что на пороге, но в последний миг передумал, потому что Иден Дреннан, решивший выйти на улицу, чтобы увидеть явившихся молодых волшебников лично, сказал, что для Героя Магической Британии он ведёт себя как последний трус.       — Кстати, — неожиданно меняя направление беседы, озарено произносит Луна, — если я не ошибаюсь, Дреннаны и Уоллиши были чистокровными. Ты не пытался попросить у отца восстановить родовое древо?       Шейн заметно передёргивает плечами при слове «отец», пройдёт ещё немало времени, прежде чем он примет этого человека, а после начинает мотать головой и одновременно руками, для верности:       — Мне это совсем не интересно.       — Уверен? — словно бы между делом переспрашивает Драко. — Мог бы много интересного узнать о себе и своей семье.       — Если тебе нечем заняться, можешь сам попробовать, — только и фыркает Шейн. — Но потом не жалуйся, что мы с тобой какие-нибудь там дальние родственники.       — Как-нибудь обойдусь без этого. — Драко показательно отгораживается ладонью даже от вероятности чего-то подобного. — Мне хватает непрямого родства через Блэков вон с ними, — кивком указывает он на отстранённо уткнувшихся в кружки носами Фреда и Джорджа.       — Если уж на то прошло, — незамедлительно отзываются хором братья, — мы много с кем через Блэков в родстве.       — И много кто об этом сильно жалеет, — словно бы за всех кивает Драко.       Шейн Дреннан тихо посмеивается и, этим самым смехом вновь перетянув на себя внимание, совсем по-маггловски вычерчивает крест на сердце, что из этой хижины не исчезнет вплоть до сентября. Хотя просит всё же как-нибудь предупредить о намерении заявиться повторно — а уж в том, что Фред и Джордж точно явятся снова хоть завтра, если получится, сомнений не возникает ни на секунду. Луна оказывается куда тактичнее и обещает, что не будет напрашиваться в гости без приглашения. Драко и подавно говорит, что о возможной второй встрече даже мыслей не допускал, по крайней мере, раньше. Сейчас наверняка ничего не скажет, но хотя бы неделя, чтобы разложить всё в голове по полочкам и как-то обрисовать ситуацию родителям, ему точно понадобится, а значит, можно не беспокоиться, что Драко станет навязываться.       Тем более что ответ на единственный вопрос, который он так хотел задать, уже получен: Шейн Дреннан даже сам за себя решения почти не принимал, о прошении за семью Малфой и говорить нечего — это было делом рук Альбуса Дамблдора и ещё кого-то, оценивших ложь Нарциссы, не выдавшей ожившего избранного Волдеморту, и последующий её с мужем отказ участвовать в сражении на его стороне в Хогвартсе.       Вполне возможно, что на месте семьи Малфой, получив символичное помилование, мог бы оказаться кто-нибудь другой, но после всех наложившихся друг на друга факторов, включающих ещё и незначительную, но всё же попытку помощи со стороны Драко, когда-то намеренно не опознавшего пойманного егерями Гарри Поттера, выбор пал именно на них. Так что, по словам Шейна, семья Малфой помилование заслужила сама и никому за это ничем не должна быть обязана.       — На каком ты хоть будешь факультете? — запоздало интересуется Драко, опережая, кажется, хотевших спросить о том же близнецов, пусть даже для них эта информация будет исключительно для галочки, поскольку школу они уже давно оставили позади. — Всё так же Гриффиндор?       — Нет. — Шейн медлит, прежде чем ответить, как медлил с ответом касательно возвращения в Хогвартс вообще. — Профессор Дамблдор сказал, что доучиваться седьмой курс я буду на Когтевране, мол, «твой отец его закончил, пусть и с тобой будет так же». С легендой проблем не возникнет, как мне сказали, так что можно не заморачиваться и вести себя, как угодно, на один-то учебный год.       — Это же здорово, — коснувшись плеча Шейна, улыбается Луна. — Мы будем учиться на одном факультете.       — До сегодняшнего дня я об этом как-то и не думал…       — Когтевран, значит, — заметив, как кивнули самим себе братья Уизли, вслух подводит итог Драко, — это даже радует.       — Что, не хотелось бы быть замеченным в общении с гриффиндорцем? — тут же кидает в его сторону Джордж.       — Кто сказал, что я вообще собрался общаться с ним в школе? — хмуро интересуется Драко.       — Мы бы с ним общались, окажись он хоть на Слизерине, — пожимает плечами Фред.       Луна Лавгуд, поддерживая сказанное, согласно кивает, и Драко остаётся лишь показательно развести руками, а уж какое именно значение вкладывается в этот жест, пусть каждый решает сам.