Трава над Понтаром

Сумерки мало-помалу перетекли в душную, влажную ночь, застлавшую тяжелым пологом маленькую деревню в десятке верст от Новиграда. Роше освободил от своей тяжести уставшего, взявшегося спотыкаться, бурого и повел его под уздцы, отмахиваясь от ночной мошкары, препротивно звеневшей и норовившей залезть в глаза и рот. Корчма, как и следовало ожидать, пела и галдела перебором пьяных голосов, из полуотворенной двери несло жареной капустой и подгоревшим маслом, впрочем, желудок Роше и на этот немудреный запах отреагировал вполне определенно — засосал и заныл, напоминая о том, что хозяин утром непредусмотрительно, хотя и благородно, отказался от предложенной в дорогу провизии, захватив только фляжку с водой. Роше привязал своего гривастого помощника к покосившейся коновязи, сам же несколько раз присел и выпрямился, тихо выругавшись — ноги гудели безжалостно. Корчма орала и гремела боками железных и глиняных кружек, у двери терлись две сонные бабы совершенно определенного назначения, но Роше было не до пережаренной капусты или сомнительных удовольствий — он шарил глазами по округе и, в конце концов, увидел то, что искал. Зеленый фургон, разукрашенный грязными флажками — впрочем, в темноте что кошка, что любого цвета фургон все одно, были бы серыми — стоял чуть поодаль, из-под покосившейся дверцы брезжил рыжеватый свет. Из дверей таверны вывалилась пара подгулявших селян и, качаясь и придерживая друг друга, завернула за угол, тут же начав звонко поливать выпитым пивом истертые бревна. — Отдыхай, старина, — Роше потрепал коня по загривку и подвинул ближе лохань с водой. — Наутро дальше двинемся. Талер не обманул — ждал в Криволесках, как и шепнул, отъезжая. Дверь фургона истошно заскрипела, впуская темерского командира в полутемное нутро, остро пропахшее кожей и канифолью. Талер, недовольно хмыкнув, продолжал тачать кметский сапог, жмурясь в свете коптившей воздух свечки, как будто важнее этого дела вовек было не сыскать. — Вот ты где, гнида лысая, — поздоровался Вернон Роше, присаживаясь на узкую лежанку безо всякого на то приглашения. Впрочем, он знал, что таковое и не требуется. — Гнида лысая, Роше, у тебя в штанах, — глумливо оскалился Талер, — да вот только, могу поспорить, ты ее используешь разве что для того, чтобы в кусты отлить. Потому и злой, как оса. Понимаю, ты ж как обычно, Роше, когда солдаты твои идут в деревню баб тискать, сам спать ложишься пораньше, потому что завтра вставать ни свет ни заря. А Бьянка — она ж не баба, она ж — член коллектива, так что одна развлекуха тебе остается — спирт жрать да вспоминать, как при дворе спину гнул да мазелей хватал за турнюры. — Вот скажи, Талер, почему я тебе до сих пор твой длинный язык не отрезал к херовой бабушке? — покачал головой Роше, разминая уставшие от поводьев ладони. — Сдается мне, слишком я к тебе добр. — Потому что на этом самом языке, сука, приносят тебе порой всякие разные приятные вести, — невозмутимо ответил Талер. — А ты хоть и не шибко мозгами вышел, но сук, на котором жопа твоя сидит, пилить не будешь. Знаешь, что ежели на землю грюкнешься — костей не соберешь. Я, признаться, и не надеялся, что ты приедешь, — довершил Талер, откладывая в сторону сапог и дратву. — Ты знал, что я это сделаю, — усмехнулся Вернон Роше. — Так что ты там не хотел мне говорить в лагере? Не узнаю тебя, старина, ты стал от меня что-то скрывать? — Не от тебя, — Талер поморщился, будто ему предложили закусить водку паленой жабой, — а от тех упырей, что ты в отряд набрал. Увидел я те ублюдочные рожи и понял — при них, сука, ни слова не скажу, хоть на дыбу вяжи. Потому что не доверяю. И тебе не советую, если тебе нильфы последние мозги не повыбивали — хотя твоя гребаная шапка любой удар смягчит. — Говори, Талер, — Роше отмахнулся от назойливого комара, что так и выплясывал перед его носом. — Где Наталис? — В Горс Велене, где ж еще, — Талер хрустнул поясницей, утомленной долгим сидением внагиб. — Как я сумел, не опасаясь твоих выродков, намекнуть тебе, Роше, конъюнктура, мать ее, слегка изменилась. Снаружи фургона раздался пьяный вопль, после его прервал чей-то звучный тычок, и пьянчуга замолк, недовольно ворча — Роше мог бы поручиться, что он уже выбирал свои зубы из дорожной пыли. — Благородная Редания, мать ее, — поморщился Талер. — Свинья на свинье, и свинья ее трахает. Что ни морда — то пьянь подзаборная, что ни баба — то шлюха. Цивилизованное, сука, королевство, опора, блядь, Севера. — Ближе к делу, Талер, — огрызнулся Роше, начиная терять терпение. — Какого хера Наталис решил остаться в Горс Велене, выслав тебя сюда? Мы с ним о другом договаривались. — Говорю, говно собачье ваша Редания, а не цивилизованная страна, — невозмутимо продолжил Талер. — И король ее — тоже недалеко ушел от своих, мать их, соплеменничков. Так вот, Роше. Наталис, коннетабль наш безмерно дорогой, чтоб его холера не разобрала раньше времени, остался в Горс Велене, ожидая от меня добрых вестей, которые после передаст послу одного известного тебе императора. Где-то истошно завыла собака. Роше скрипнул зубами и подался вперед, зашипев: — Императора, говоришь? Давно ли ты продался, Талер? А про Наталиса можешь и не заикаться — я, похоже, все понял. Сука... своими руками вскормил предателей... Заскрипели кожаные рукавицы — кулаки Роше начали сжиматься, уже готовые опуститься на голову тому, кто не слишком удачливо под них подвернется. Внутри кипела злость, едва подавляемая усилием воли. — Да ни хера ты не понял, Роше, а уж кулаками размахиваешь, — поморщился Талер. — Выслушай сначала, залупа конская тебе на темя, а потом орать будешь. Что для тебя суть жизни, Роше? — Свобода Темерии, — ответил Роше, сложив на груди руки. — Дальше — что? — Вот ты сейчас дюже удивишься, но для меня тоже. И для коннетабля Наталиса, — кивнул Талер, пригубив из фляжки спирт. — Но я тебе говорил уже, Роше, что ситуация изменилась. Не будет Темерии как раньше, при Фольтесте, хоть ты сгнои себя заживо на этих болотах. Один ты нильфов не порубишь, хоть тебе еще четыре руки на спине вырасти. А потому придется посмотреть, сука, в глаза паршивой правде, что свободная Темерия возможна лишь при соблюдении ряда условий. — Которые вам с Наталисом, ясное дело, надиктовал какой-то хер в черных доспехах, — брезгливо произнес Роше. — И что, за сколько родину продали, Талер? — Говорю тебе — дослушай, — фыркнул тощий темерец. — Темерии нынче одна дорога — автономия под протекторатом Нильфгаарда. — Кто-то, помнится, квакал на Вердэн за то же самое, и квакал матом, — заметил Роше. — Всего пара-тройка дней, и ты поменял свое мнение? — Вердэнцы, Роше, без всяких обсуждений нильфам дупу подставили. Не сопротивлялись даже. За это и презираю, — серьезно ответил Талер. — Темерия боролась, сколько могла, платила кровью, сука, за призрак победы. И не думай, что я не ценю истраченных сил и жизней — твоих сил, например. Ценю, сука, потому и сижу сейчас здесь, а не за нильфским столом рябчиков обгладываю. Потому что хочу для Темерии свободы. Теперь тебе, Роше, дают возможность эту свободу получить за небольшую и вполне подъемную цену. — Вопрос в цене, Талер, — покачал головой командир «Полосок». — Свою жизнь, если надо, я положу, ты знаешь. Что еще? — Нахер никому не нужна твоя забулдыжная жизнь, Роше. Скажу тебе так — договорились мы с нильфгаардским послом, что Темерия получит автономию, Нильфгаард — заберет Аэдирн и Лирию, впрочем, забирать там уже почти нечего, одна выжженная земля осталась да рядом Махакам — а тамошним старейшинам уже разницы нет, кому сталь продавать, темерцам или нильфам, лишь бы их не трогали. Эмгыр дает протекторат нелюдям, дает Темерии свою защиту и помогает восстановить наши города и села, что война расхерачила. Никакой торговой блокады. Цивилизация, прогресс, развитие. Мало тебе? — Цена, Талер, — коротко спросил Роше. — Что взамен? — Голова Радовида, — усмехнулся Талер. — И прекращение партизанской войны. Говорю же, сука, ничего сложного. Роше вскочил, ударившись головой о крышу фургона и звучно выматерился. Уселся на кушетку снова, яростно сверля Талера глазами: — Талер, ты соображаешь, что несешь? Убить Радовида? И что потом, что будет с остальными Северными королевствами? Эмгыр тут же одним махом накроет все, от Соддена до Ковира, не будет больше Севера, будет Империя, которой больше никто не сможет противостоять! — А какое тебе дело до Каэдвена и Ковира, Роше? Когда тебя это волновало? Какой тебе интерес в Редании? Ты мало тут комаров накормил? Темерия, Роше, вот что имеет смысл — я думал, что и для тебя тоже, — произнес Талер. — Жаль. Не думал, что ты, сука, будешь так изрядно против. Талер поднялся с табурета и уселся рядом с разъяренным Роше, вытянув ноги к противоположному углу фургона, где лежали сваленные в гору кожи. — Выхода другого нет, Роше, пойми уже, — серьезно сказал сапожник. — Эмгыр уже заграбастал Темерию, и если мы, последние, кто может еще что-то разумно обсуждать, не пойдем навстречу, не будет вообще ничего, Роше. Не будет Темерии. А если Радовид выпрет оттуда нильфов — в чем я, сука, серьезно сомневаюсь, конечно, но чем черт не шутит — то это будет Редания. Редания, Роше, а не Темерия. — Радовид обещал другое, — покачал головой Роше. — Свободный Север, единство и союз. — Верь в сказочки, Роше, и дальше, — скривился Талер. — Только Эмгыр свое слово держит всегда, все, кому что обещано — все свое получили. Радовида я за такой честностью еще не замечал. Закрой уже хайло, Роше, муха залетит, а она по говну ползала. Есть только один шанс для Темерии, и я тебе его только что описал. Заставить тебя, сам понимаешь, не могу — хочешь сидеть на болотах, так сиди дальше, пока у тебя от сырости и безнадеги хер не отвалится. Подохнете все по очереди, сначала — наталисовские недобитки, потом остатки «Полосок», потом и твой черед придет, да все без толку. Думай, Роше, и не жопой, а головой. — А ты решил, что так просто с Радовидом разделаться сможешь? — усмехнулся Роше. — Есть, кому помочь, Роше, — хитро зыркнул Талер. — Есть союзник. — Я, похоже, даже знаю это имя, — покачал головой Роше. — Дийкстра... вот, значит, почему этот старый хер вокруг меня круги наворачивает... И давно вы с ним спелись, Талер? — А какая, нахер, разница? Старые шпионы должны, сука, держаться вместе. У Дийкстры свои интересы. У нас — свои. Но дорожка к ним через общее дело лежит. Уберем Радовида — Дийкстре достанется Редания, а нам — Темерия, Роше. Расцветут, сука, белые лилии под Вечным Солнцем, если говорить стихами. — Поэтом заделался? — хмыкнул Роше. — И что, я нужен, стало быть, чтобы короля уделать? — А кто ж, кроме тебя? — ответил Талер. — Разве что ведьмака найти — говорят, некоторые ведьмаки вполне себе в состоянии королей пару-тройку порешить между пообедать и посрать. Только какие нынче ведьмаки... Решайся, Роше. Нет, ты можешь, конечно, сгонять к Радовиду и послушать, как далеко он тебя пошлет без обещанной тобой армии, дело хозяйское. Но я со своей дороги не сверну. За Темерию, Роше, — и Талер снова пригубил из своей фляжки. — Мне нечем, — ответил Роше. — За Темерию... Что, за дорого продал меня бывшему реданскому шпику? — Когда что-то покупают, Роше, то платят деньгой, — покачал головой Талер. — Тебе, насколько я понимаю, ни гроша пока не предложили. Решай. Я буду тут еще с день или два, а потом двину в Новиград. Решишься — ищи меня там, буду около рыночной площади обретаться. И сходи пожрать — твой желудок уже громче тебя воздух сотрясает. — Обожди, - сказал Роше. — Я еще не все понял. Так где Ян? — Где-где… В пизде на гвозде. В тюрьме Ян, — надтреснутым голосом ответил Талер. — Ждет, пока Темерия примет нильфгаардские условия. Может, даже дождется. Роше молча выскочил из фургона, ощущая, как его разбирает мелкая дрожь. — Обманет тебя Дийкстра, Талер, — пробормотал он. — Сам увидишь, да поздно будет. В таверне было уже почти пусто — лишь за парой дощатых толстоногих столов еще валялись ужратые кметы, с которыми, видать, хозяевам было лень связываться. Роше сел в угол, жестом подозвав к себе длинного, тощего трактирщика. — Что желаете, милсдарь? — недовольно спросил тот, видимо, для самого себя желая лишь поскорее закрыть заведение и отправиться под теплый бок к жене. — Что есть, — мрачно ответил Роше. — И пива. На стол упали две последние монеты, но трактирщик неожиданно покачал головой: — Не надо, милсдарь. Все уплочено. — Что? — недоуменно спросил Роше. Кмет развел длинными руками. — Милсдарь сапожник сказал, что коли приедет мордатый тип в темерском мундире, синем с белыми лилиями, и странной шапке, накормить и спать уложить в счет милсдаря сапожника. — А откуда ты знаешь, что я — тот самый темерец? — усмехнулся Роше, припрятывая обратно кроны. — Да потому что сроду тут ни одного темерца не бывало, — хмыкнул трактирщик. — Сейчас еду принесу. И комната для вас, милсдарь, найдется. И баба, — подмигнул он, — если желаете. — Не желаю, — рыкнул Роше. — Только поесть и выпить. И коня обиходить. — Как скажете, — чуть поклонился длинный и удалился. Капуста с сосисками были вполне сносными, а пиво — не слишком теплым. Роше, покачиваясь от усталости, поднялся в указанную хозяином комнату и увалился на пропахший сыростью матрац, едва скинув сапоги, и твердо решил, прежде чем заснуть, что засунет Талеру его подачку в глотку при следующей встрече. Он вовсе не отказался от идеи ехать к Радовиду. Вернон Роше верил, что поступает правильно. Хотя, уже и не слишком твердо.