Трава над Понтаром

Стены маленькой, тесной спальни, сложенные из грубо отесанного камня, зияли дырами — верно, в комнатушке вовсю гулял бы холодный ветер, если бы эти самые прорехи кто-то весьма искусно не законопатил бы мхом и тряпками. Роше смотрел на комнату будто бы сверху: он видел еще крепкую, но уже изрядно покосившуюся кровать, под одну из ножек которой кто-то засунул половину истрепанной книги — видимо, ножка совсем разболталась; дубовый сундук, доверху заполненный одеждой — из-под приоткрытой крышки торчал рукав дамского платья. У кровати стояла женщина — черноволосая, холодно и колюче красивая, из лиловых глаз ее, почти обратившихся в густо подведенные краской щелки, казалось, сыпались яростные сполохи. Она сжимала и разжимала тонкие пальцы с острыми ногтями, и меж пальцев искрились и трещали мелкие сиреневые молнии, перевитые с другими, белоснежными, слепившими глаза. «Йеннифер, — словно шептал ветер, врываясь сквозь щели. — Вокруг лед, вокруг снег — останови его. Останови Зиму, останови Хлад!» Женщина выставила перед собой опутанные нитями сияния руки и ударила — раздался оглушающий шум, стена разлетелась вдребезги, а за ней показалось укрытое тяжелыми тучами небо — и силуэты черных призрачных всадников, что с гиком и леденящими воплями неслись на нее, рассыпая вокруг себя ледяные вихри. Роше вскочил на кровати и дернул головой, силясь освободиться от морока тяжелого сновидения. — Что эти выродки тут в пиво подсыпают? — пробормотал Роше. — Приснится же… Йеннифер. Это имя внезапно снова вернулось в его мысли, заставив копнуть поглубже в давно закинутых куда-то на задворки сознания воспоминаниях. О героях Содденской битвы в свое время слагали легенды, которые, увы, со временем неумолимо поистерлись. Позже о чародейке с таким именем он прочел в досье на ведьмака Геральта из Ривии, впрочем, не слишком желая вникать в хитросплетения их отношений. — Видать, к вечеру снова дождь будет, — сказал Роше самому себе, спуская на потрескавшийся деревянный пол ноги и нашаривая под кроватью сапоги. — Говорят, что перед дождем всякие стародавние воспоминания в сновидения лезут. Бредятина какая… Сновидение Роше решительно выгнал из головы, и картинка растворилась в ворохе куда более важных размышлений, впрочем, оставив за собой послевкусие тягостное и тревожное, однако, почему-то не лишенное странного оттенка откуда-то взявшейся надежды. Роше поднялся, умылся в лохани с тепловатой водой, что оставили для него в углу, проверил оружие, деньги и кисет с табаком и решительно направился вниз — до Новиграда надо было добраться до вечера, пройдя с десяток верст или около того, миновав пару мелких речек, несколько реданских гарнизонов и, кажется, не слишком приятное болото. А потому, надо было спешить. Давешний корчмарь выскочил с кухни, едва заслышав шаги на лестнице, и подобострастно согнулся, закаркав: — Проснулись, милсдарь? Как спалось? Желаете ли позавтракать? — Нет, — отмахнулся Роше, вытаскивая из кармана монету. — Собери мне что-нибудь в дорогу — хлеба, солонины, а я пока покурю на крыльце. — Ничего не надо, милсдарь! — замахал руками корчмарь. — Милсдарь сапожник… — Я уже слышал про милсдаря сапожника, — фыркнул Роше. — Он тут что, всю деревню купил? — Нет, вовсе нет, — замотал головой корчмарь, — но вас просил принять и обиходить как смогу лучше, и крон золотых на то не пожалел — а Влодек, то бишь я, милсдарь, человек простой, но честный — уж коли мне заплатили, то я отработаю. — Вот и возьми за это поощрение, Влодек, — настойчиво произнес Роше, вкладывая монету в руку корчмаря. — Детишкам подарки купишь. — Благодарствую, милсдарь, — закланялся худой кмет, пятясь в сторону расточавшей ароматы кухни. — Все будет, все соберу и к крылечку вам вынесу, не сумлевайтесь. Через четвертушку часа все устрою, не более. Роше закрыл за собой дверь корчмы с некоторым облегчением — от витавших там ароматов еды в желудке предательски засосало, но времени на трапезу не было. Он забил трубку, с наслаждением закурил и отправился к коновязи — его бурый уже в нетерпении прядал ушами, благопристойно снося то, что его седлал не Роше или знакомый отрядный конюх, а белобрысый мальчишка в подкатанных по колено штанах, видимо, Влодеков сынишка. — Все путем, милсдарь! — радостно провозгласил парнишка, вытерев нос рукавом. — Накормили и отпоили, сейчас доседлаю — и счастливой вам дорожки. — Спасибо, братец, — улыбнулся Роше. — Жаль, потрафить тебе ничем не могу. В карманах ветер свищет, аж задница замерзла. Парнишка заливисто засмеялся над нехитрой шуткой, а после воровато оглянулся и спросил: — Милсдарь, а можно... — кивнул он на трубку Роше, — попробовать? — Пошел отсюда, засранец! — рыкнул Роше — Ишь, чего удумал! Иди к отцу, я сам подпруги дотяну. — Извините, милсдарь, — сокрушенно ответил мальчишка, снова утер грязный нос, и его пятки засверкали в направлении корчмы, откуда он, впрочем, через несколько минут возвратился, притащив холщовый мешок со снедью. — Вот, милсдарь, папка просил передать. Счастливой дороги вам, и чтобы никакая страховидла на пути не встретилась. — А что, есть тут чудовища, сынок? — осведомился Роше, водружая мешки на коня. — Говорят, есть, — кивнул парнишка. — Сам я, конечно, не видывал, но говорят, что в соседнем селении страховидла то ли загрызла кого, то ли в лес утащила. Страхолюдная, говорят, до чертиков, огромная, зубы — во, хвост — с шипами, крылья — что твоя крыша! Ужасненько страшная и опасная. — Ясно, — покачал головой Роше. — Бабьи сказки и иже с ними. — Нет, милсдарь, — возразил пацаненок. — Она-то была, а говорят, убили ее уже. Ведьмак, милсдарь, пришел и убил. — Ну раз ведьмак, тогда мне бояться нечего, — усмехнулся Роше. — Ведьмаки, они против чудовищ лучше всего справляются. Ладно, дружок. Поеду. Роше огляделся, хмыкнул и задал пареньку, который все еще висел пузом на заборе, с интересом разглядывая заезжего гостя, последний вопрос: — А где милсдарь сапожник, чей фургон поодаль от корчмы стоял? Уехал? — Может, и уехал, кто его разберет, — ответил мальчишка, взявшись жевать сорванную былинку. — Три дня назад приехал, нынче убрался — скатертью дорога. Но хороший был сапожник, умелый, хоть и ругался почем зря на всех. Мне ботинки зашил, стали, как новые — и папке заплатил изрядно за постой, не обидел. Хороший человек. — Угу, — кивнул Роше, вскакивая в седло. — Бывай, дружок. Папке твоему спасибо — тоже хороший человек. — Ага, — помахал рукой мальчишка. — Бывайте, милсдарь. И вы тоже хороший человек. Роше усмехнулся и пришпорил коня, поправив за спиной арбалет. Ведьмак, значит... И тут ведьмак. О каком-то ведьмаке, описание которого показалось Роше подозрительно знакомым, ему рассказывали крестьяне в Велене. Стало быть, еще один? А, впрочем, почему б и нет — где есть чудища, там есть и ведьмаки. Просто иное чудище и в людском обличии может оказаться, но от такого никто не застрахован. Эта глубоко философская мысль посетила Роше как раз в тот момент, когда он, пробравшись по неширокой дорожке среди высоких трав, выехал на большак. Страховидлы Роше не беспокоили хотя бы потому, что до вечера он надеялся оказаться в Новиграде. А вот люди... — Куда едешь? — дорогу Роше перегородил очередной реданский отряд, который настолько глухо скучал, валяясь в тени развесистого вяза, что один из солдат уже битых четверть часа то так, то сяк вертел Радовидово послание, не зная, к чему бы придраться. — В письме написано, — раздраженно ответил Роше. — В Новиград. К королю Радовиду на аудиенцию. — А чем докажешь? — хмыкнул солдат, мучительно почесывая вспотевшую голову под кольчужным капюшоном. — Зубы тебе выбить? — прошипел Роше, закатывая рукав. — Между прочим, нападение на лиц сугубо официальных получится, — заметил второй солдат, все еще валявшийся на земле с отсутствующим видом. — Придется вас тогда арестовать и препроводить, как грицца, куда положено. Роше тяжело выдохнул и постарался успокоиться — увы, страна была не его, солдаты — не темерские, и обретался он тут и впрямь на птичьих правах, так что, как сильно не хотелось бы пересчитать кривые зубы реданскому придурку, позволить себе этого Роше не мог. Потому он, взяв в кулак всю свою волю, поотвечал еще с полчаса на тупые, иногда повторявшиеся вопросы, и с облегчением уехал, когда стражи окончательно поняли, что ничего с путника не поимеют. Бумаги были в порядке, а арбалет на спине и шестопер у бедра очевидно спешившего темерца изрядно намекали, что связываться с ним не стоит по соображениям исключительно самооохранительным. Вторая встреченная застава надолго Роше не задержала — усталый потный командир лениво скользнул глазами по письму и кивком приказал открыть шлагбаум. День выдался не слишком жарким, а потому бурый бодро рысил по дороге, что вилась меж пшеничных полей и светлых рощиц, перебирался через звонкие ручьи, иной раз останавливаясь, чтобы глотнуть воды и дать оправиться седоку, подымал копытами клубы желтой пушистой пыли, оседавшей на хвосте и бабках светлыми пятнами. Маячили вдали хутора и деревеньки, махали крыльями мельницы, гомонила детвора, паслись стада. Роше вздыхал, пытаясь не всматриваться в неожиданно сильно ранившие его картины почти мирной жизни — ведь за Понтаром, в родной Темерии деревни сжигали, поля вытаптывала солдатня, а мальчишки, которые уже могли держать оружие, уходили в леса, в отряды герильясов — чтобы колоть нильфов исподтишка, под укрытием ночи, уж на что хватало сил — и гибли один за одним, либо прирезанные в неравном бою, либо замученные и вздернутые на деревья у дорог — в назидание. За то, чтобы под Вызимой деревни вновь начали пахнуть свежевыпеченным хлебом, а не пеплом и горелым мясом, Вернон Роше был готов отдать все, что попросят. Вернон Роше ждал, чего попросит Радовид, чтобы просто дать согласие. В Новиград он въехал через Южные ворота на закате дня, когда рыжее солнце вовсю принялось золотить и расцвечивать городские крыши. Вольный город гомонил, гудел под колесами повозок, орал голосами торговцев вразнос, звенел щитами и копьями городской стражи. Роше спешился и повел коня узкими улочками в сторону городской площади — вовсе не для того, за чем туда отправлялись другие путники, забредшие в Новиград, не для торговли или покупки, не для увеселения — больше, чтобы пронюхать новости, понять, чем живет и дышит свободный пока город, узнать, куда двигаться дальше. На площади пылал костер — в огне корчилось то, что когда-то было человеком, и, судя по чудом уцелевшему куску подола — женщиной. Роше поморщился — Церковь Вечного Огня, как и много лет кряду, вела неизменную охоту на ведьм. У подножия костра, будто бы не ощущая жара, валялся фанатик в раздерганных одеждах и выкрикивал в воздух невнятные лозунги, сопровождая свое волеизъявление струями слюны, стекавшими с небритого подбородка. Толпа гудела и тыкала пальцами в сторону костра — зрелище чьей-то смерти, как водилось, привлекало зевак не меньше, чем праздничная ярмарка. В толпе мелькали красные реданские дублеты и серые сюртуки оксенфуртских студентов, видимо, притащившихся в Новиград за сомнительными развлечениями, рясы жрецов и яркие, попугаистые тряпки на потасканных телах шлюх, грязные кметские куртки, шляпки благородных дам. Вольный город Новиград извечно был скопищем самого разного люда, набежавшего в него за длинной кроной или за верной службой, чтобы торговать или мошенничать, убивать или… На плечо внезапно легла тяжелая рука, заставив молниеносно обернуться, дернуть с пояса шестопер и тут же опустить оружие, встретив взгляд прищуренных глаз медового цвета, безусловно и давно знакомых. — Вернон Роше, — усмехнулся ведьмак. — Геральт из Ривии, — не скрывая радости, ответил Роше. — Живой и здоровый.

***

Четырнадцатый сидел в тени около майдана на положенном набок ящике и ковырял в зубах веточкой. Клонилось в горизонту измучившееся за день солнце, вытягивая тени и возвращая долгожданную прохладу. Бьянка подсела рядом и ткнула Четырнадцатого в бок. — Чего тебе? — вяло спросил наемник. Он был первым, кого Роше принял в воссозданный на самой заре войны отряд, едва оправившись после каэдвенской «виселицы». Он был неуловимо похож на Тринадцатого, хотя и не был на него похож вовсе — такое бывает. У него, конечно же, было имя, которым он назвался, но из-за своего странного сходства, да и в память о погибшем товарище, Бьянка и Роше прозвали его Четырнадцатым — а он не сопротивлялся. Он вообще никогда не обсуждал приказы. — Вечером я иду на разведку к той деревне за рекой, — заговорщически шепнула Бьянка. — Вплавь? — лениво спросил Четырнадцатый. — С полверсты отсюда есть старый мост, — ответила Бьянка, озираясь. — Конного не выдержит, но пару пеших, если идти осторожно — вполне. — И чего это тебя перекособочило? — поинтересовался темерец, ковыряясь в зубах так сосредоточенно, будто собирался приберечь на ужин то, что в них удастся добыть. — Роше уехал всего пару дней назад, не хочешь дождаться его возвращения? — Роше оставил меня вместо него, — приосанилась Бьянка. — Я не лгу, спроси кого хочешь, он мне это сказал, уезжая. А значит, я могу принимать решения. Тошнит уже, Четырнадцатый, понимаешь? Сколько можно тут задницы просиживать? Хочу пробраться к той деревне, узнать, сколько там «черных», сколько местных, подумать, как врага оттуда выкурить. Пойдешь со мной? — Дура баба, — философский ответил Четырнадцатый. — Я бы не потащился, да знаю, что ты от своей задумки не откажешься. Пойду. — Выходим в сумерках, — просияла Бьянка. — Никому ни слова. — Угу, — кивнул Четырнадцатый и смачно потянулся.