***
— И чего это ты надрался, ведьмак? — бурчала Бьянка. — Несет от тебя какой-то дрянью, как от пьяного сельского травника. — Ласточка, — ответил Геральт. — А в пещере пришлось выпить отвар из одной жутко вредной гадины. Не суетись, Бьянка, просто перевяжи, чтобы не сочилось, скоро само затянется. — Подожди, мы из Махакама привезли несколько краснолюдских снадобий, — Бьянка открыла баночку с желтой, остро пахнущей массой. — Тамошние кузнецы этим ожоги от горна лечат. — Свиное сало, серебряная пыль, календула, зверобой, — втянув воздух, произнес ведьмак. — Хуже не будет. Лучше — тоже. Дело твое, впрочем. Сидя в командирской палатке указывать заместителю командира, что делать, на мой взгляд, невежливо. Бьянка легко улыбнулась и продолжила возиться с раной, противно пахнущей горелым мясом. Геральт терпел стоически, лишь едва вздрагивая, когда вместе с тканью отрывались клочья почерневшей кожи, из-под которых тут же начинала подтекать сукровица. Освободив ожог от последнего обрывка сгоревшей рубашки, Бьянка встала и повернулась к ведьмаку спиной: — Снимай рубаху. — А чего отворачиваешься? — хмыкнул Геральт, покорно зашелестев тканью. — Тебе все равно на меня придется смотреть, если, конечно, ты не передумала меня перевязывать. Она обернулась. Из полутьмы, слегка разбавленной светом оплывшей свечи, на нее испытующе смотрели горящие желтые глаза. Бьянка, поколебавшись, нехотя призналась самой себе, что полуодетый ведьмак, сидящий на настиле, который служил Роше кроватью, пробудил в ней множество давно и, казалось, надежно запертых где-то в глубине памяти воспоминаний. — … хороший бой, ведьмак. Не откажешься отметить в моей палатке? У меня есть выпивка. Она снова уселась рядом и принялась бинтовать Геральту плечо, стараясь лишний раз не касаться необычайно горячей, исполосованной шрамами бледной кожи. — …ты такой горячий… — Правда? Ну да, мне это, кажется, когда-то говорили. Но с возрастом я стал куда более рассудительным. — Я в прямом смысле, Геральт. Кожа раскаленная. Это потому, что… — Потому что я — ведьмак. — Говорят, у вас чувства острее. Это правда? — Занятная тема для беседы сразу после… Правда. Видим в темноте. Ощущаем почти любые запахи, которые не каждая собака возьмет. Очень помогает не напороться на какую-нибудь погань в лесу. Знаешь, как смердят гнезда накеров? — Не знаю и знать не хочу. И это ты мне намекаешь на не подобающие приятному моменту темы, ведьмак? — Извини. А еще слух. Мы различаем даже самые тонкие звуки. Например, вот, только что — слышала что-нибудь? — Орет кто-то. Или о чем ты? — Полог шатра колыхнулся. Я услышал шорох ткани и дыхание. Кто-то, кажется, заглянул, но решил нам не мешать. — И хер бы с ними, всеми. Ты, черт побери, такой горячий, Геральт… — Что-то не так? Голос ведьмака заставил ее вынырнуть обратно из раздумий. Пальцы привычным, отточенным движением ловко завязали кончики бинта на узел. Бьянка усмехнулась — руки покорно делали свое дело даже тогда, когда мысли были заняты совсем другим. — Нет. Просто осторожничаю, боюсь, что куда-нибудь надавлю, а тебе будет больно. — Бьянка! Съежившаяся в углу шатра, она подняла глаза и увидела их — обескураженного, раскрывшего в гримасе горького изумления рот Геральта; серого, как стена, Роше с налитыми кровью глазами, стиснутыми зубами и сжатыми кулаками. Бросилась к ведьмаку, вжавшись в жесткую кожу куртки, пропахшую дымом и металлом, дрожа и всхлипывая. Почему к ведьмаку? К Роше подходить было страшно. По-настоящему страшно. Он стоял, уставившись на вереницу висевших под крышей мертвых тел, качался на пятках туда-сюда, как маятник, что-то бормоча под нос. Стискивал кулаки до белизны, правый — на навершии шестопера. От него несло отчаянием, яростью, местью. — Что они с тобой сделали? — Геральт осторожно, неловко гладил ее по волосам жесткими пальцами. — Н-ничего… Я пошла к Хенсельту... умоляла их на коленях, просила помиловать парней… а они… посмеялись и выгнали, как собаку… Геральт... — Тише, Бьянка. Тише, все хорошо. Тьфу, холера, все, конечно, не так уж и хорошо, но мы уже здесь. Тебе больше ничего не угрожает. Вставай. Надо уходить. Пойдем. Пойдем, Бьянка. — Не бойся, — мягко ответил Геральт. — Болят пузыри на шее, а подобные ожоги — уже не так. Вылью в себя на ночь бутыль Иволги и к утру буду как новенький. — Что это такое? — поморщилась Бьянка. — Очередная отрава? — Как сказать... — ответил Геральт. — Тебе бы попробовать не предложил. Эликсир, выводит яды. Одна медичка когда-то рассказала мне, что при ожогах сильнее страдают не от самих ран, а от дряни, которая выделяется из сгоревших тканей и отравляет кровь. Иволга помогает справиться с ней почти безболезненно. — Ну, тогда я пойду, — Бьянка решительно встала. Он поймал и удержал ее за руку, на пару мгновений дольше, чем было нужно для простого дружеского пожатия — ровно настолько, чтобы подтвердить, что он тоже помнит. Сжал несильно, ровно настолько, чтобы она могла с легкостью высвободить ладонь, если сочтет нужным — или оставить в его широкой, горячей, сухой пятерне, если вдруг… Вдруг — что? Бьянка замешкалась на секунду, недовольно нахмурив лоб. Сильной рукой ведьмак внезапно притянул ее ближе, и она, невольно сделав пару шагов, почти уперлась ногой в затянутое в темную потертую кожу колено. — Аккуратнее, — глухо произнес ведьмак. — Кажется, там лягушонок. — Я не вижу, — неловко отстранилась Бьянка. — Я вижу, — ответил Геральт, не выпуская ее руки из своей. В затылок внезапно ударило волной ночной прохлады. Тяжелый полог шатра, едва приподнятый рукой нежданного гостя, тут же опустился обратно, гулко ухнул и остался покачиваться, взметнув облачко пыли. Невидимый доселе лягушонок жалобно квакнул и прыснул куда-то в темноту. Бьянка резко вырвала ладонь и нервно бросила: — Отдыхай, Геральт. Я пойду к себе. И, чувствуя, как щеки предательски заливает кровь, выскочила прочь. В полумраке еще слышался звук знакомых шагов, тяжелых и жестких, удалявшихся куда-то вправо, в сторону уже почти затухшего общего костра. — Твою ж мать, — выдохнула Бьянка. Она, сама не понимая, почему, ринулась вслед, спотыкаясь об камни и брошенные кем-то вещи, лавируя между палаток и лежанок. — Куда несешься… — недовольно буркнул кто-то, о чей настил она в очередной раз споткнулась. Лагерь мало-помалу укладывался спать. Бьянка выскочила ближе к свету, озираясь, выискивая в полутьме фигуру командира. Голос Роше раздался из-за спины, заставив ее невольно вздрогнуть и выругаться. — Геральт мечи забыл. Видать, действительно сильно рука болит. Никогда раньше не замечал, чтобы он разбрасывался оружием. — Ты заходил в шатер, — зачем-то сказала Бьянка, оборачиваясь. Роше стоял в паре шагов, держа два меча, раздерганную куртку и поясную сумку ведьмака. — Заходил, — спокойно ответил он. — Потом вспомнил, что Геральт забыл свои мечи. Не то, чтобы я боялся, что они пропадут… — В лагере воровать некому, — покачала головой Бьянка, осознав, как бешено колотится сердце — от бега ли, от волнения ли. — Некому, — кивнул Роше. — Но всякое бывает. Могут и закинуть куда-нибудь, потом обыщемся. Или кто поиграться вздумает — а геральтовы тесаки человека надвое разрубают. Сам видел. Там еще арбалет остался. Сходи за ним. Бьянка покорно поплелась к костру, краем глаза наблюдая за Роше, вскоре растворившимся в темноте.***
— Разбрасываешься. Роше вошел в шатер и положил вещи ведьмака на сундук возле лежанки. Геральт сидел на краю настила, в провонявшей дымом и кровью рубашке, всматриваясь в темноту ядовито-желтыми глазами. Зрачки сузились до тончайших, почти незаметных полосок, лицо было бледным, под глазами и вокруг носа разлилась синева. — Спасибо, — глухо сказал он. — Что, хреново? — Роше уселся на сваленные тюки напротив, сложив на груди руки. — Тебе пожаловаться? — усмехнулся ведьмак. — Бывало и хуже. — Во что ты впутался, Геральт? Ведьмак тяжело вздохнул и помотал головой. — Рассказывать, как обычно, самую суть? Роше кивнул. — День был долгим. Но, если хочешь, валяй сначала. — Был в Оксенфурте, — начал ведьмак. — Зачем? — Нет, холера, это все-таки слишком похоже на допрос, — усмехнулся ведьмак. — Какая тебе разница, зачем? — Ты слишком долго крутишься в районе дельты Понтара, — развел руками Роше. — Прошло около недели с момента нашей встречи в Новиграде, а ты все еще никуда не убрался. Тебе, странствующему убийце чудовищ, это несвойственно. Если, конечно, ты не вляпался во что-то серьезное. — Мои дела в Новиграде слабо связаны с тем, во что я вляпался, — покачал головой Геральт. — Итак, в Оксенфурте мою прогулку возле порта внезапно прервал конвой рыцарей “Пылающей Розы”. Вывалились из-за угла с такими мордами, будто я лично украл перстень Визимира. — Это уже куда занятнее, продолжай. — Роше, мать твою, ты все-таки решил меня допросить? Может, еще свяжешь по старой привычке? — Отнюдь. Но, полагаю, в мой лагерь ты приполз не зря. И мне важно понимать, в какую такую задницу ты хочешь меня втянуть. — Увы, Роше, ты не поверишь, но я и впрямь случайно наткнулся в лесу на твоих людей, следуя на запах дыма. Можно сказать, повезло. — Тебе всегда везет больше, чем ты того заслуживаешь. Так что с “Розой”? — Пошел с ними вместе в бордель. Холера, Роше, ну кто мог послать за мной свою свору? — Даже не знаю, — усмехнулся Роше. — Так вот. Его Величество “Не знаю” поручил мне одно дельце, намекнув, что отказа не потерпит. — Дай, угадаю. Поймать сову? — Только не говори, что тебе это уже предлагали. — Это обидно, Геральт, понимаю, — усмехнулся Роше. — Но тебе, наверняка, станет спокойнее, если я скажу, что отказался. Так что, в случае удачи, награда будет твоей. Купишь халупу в Ковире, раскопаешь картофельное поле, а на оставшиеся деньги будешь пить Эст-Эст до самой смерти. — Заманчиво, — Геральт посмотрел на Роше исподлобья. — И по субботам буду ловить утопцев в ближайшем болоте, чтобы не растерять форму. Обещаю обдумать этот план. — Ближе к сути, ведьмак. Так что было в Эст Тайяре? — Совиный насест. Разоренный и пустой, если не считать огненной бестии. А около — банда птицеловов, которую пришлось уложить. — Ты же не убиваешь людей. — Пока они не начинают мне угрожать, — прошипел ведьмак. — А я, Роше, был, к тому же, в изрядно дрянном настроении после, как ты успел убедиться, не слишком удачной схватки с ифритом и выводком накеров. — Итак, птичка упорхнула. Надеюсь, ты додумался попросить деньги вперед? — Нет, — покачал головой ведьмак. — Зря, — хмыкнул Роше. — Мог бы отправиться в Ковир прямо сейчас. Геральт покачал головой и с силой потер виски ладонями. — В Ковир я уже точно не поеду. Переночую у тебя и вернусь в Новиград. Нашел в пещере кое-что занятное, хочу показать Трисс. А после решу, что сказать Радовиду. — Ладно, — Роше встал с тюка и с хрустом размял плечи. — Отдыхай. А я пойду. — Брось, Роше, это твой шатер, — Геральт поднялся с настила. — Мне хватит и лежанки в общем лагере. — И думать забудь, — отрезал Роше. — Ты ранен. Бьянка должна принести тебе забытый арбалет. Ведьмак вздохнул, взял с сундука сумку с зельями и опрокинул в рот беловатую жидкость из узкого пузырька. — Может, с тобой кого-нибудь оставить? — спросил Роше. — Ерунда, — отмахнулся Геральт. — Спасибо, Вернон. — Спи. Роше выбрался наружу и пошел искать свободный матрац. В голове вырисовывалось нечто, похожее на зачатки плана. Вернон Роше знал, что иногда нужно всего лишь позволить мозгу работать самостоятельно. И тогда, в одно прекрасное утро картинка сложится сама собой — это метод крайне редко давал осечки. Впрочем, как и сам Роше.