***
Тихонько постучав в дверь, Ганзель подождал несколько секунд, а после вошёл в комнату для гостей, в которой его сестра разместила свою новоиспечённую подругу. Парню очень не нравилась эта затея, но… Во-первых, он сам согласился на это, а во-вторых, выставить девушку за дверь — значит нанести оскорбление Грете, а делать этого не хотелось. Она и так в последние годы лишена всякой радости, а такой фокус с его стороны может привести к тому, что Гретель станет ездить к нему в гости ещё реже. Оставалось одно: выяснить, кто эта девчонка и не скрывает ли она чего-нибудь нехорошего? А вот уже тогда, когда у него будут доказательства, он сможет с чистой совестью выпроводить эту бродяжку. Услышав шум воды, доносившийся из ванной комнаты, Ганс осмотрелся по сторонам и бросил на постель полотенце, которое прихватил с собой, как повод, чтобы навестить гостью. Отлично. Так даже лучше. Не придётся задавать вопросы и гадать, правду тебе ответили или как. Подойдя к кровати, на которой лежала сумка гостьи, Ганс оглянулся на дверь, за которой находилась девушка, а после принялся изучать её багаж. Вещи его мало интересовали. Нужно было проверить, не прячет ли девчонка там что-нибудь запрещённое, а также найти документы и установить её личность. Не найдя ничего такого, что могло бы уличить подругу сестры в чём-то нехорошем, Ганзель наткнулся на папку с бумагами и принялся с усердием изучать их. — Так, что тут у нас? — тихо пробормотал парень. Диплом. Хм… Она кулинар? С виду не скажешь. Свидетельство о рождении… - О! Паспорт! — раскрыв небольшую книжечку, подтверждающую личность Брин. Двадцать пять лет. И куда только её родители смотрят? Место рождения Ситка. Каким ветром её сюда занесло? — Я неудачно вышла на той фотографии, — раздался голос, который дал Гансу понять, что его поймали на месте преступления. Так, спокойно. Взять себя в руки и сделать вид, что ничего не произошло. В конце концов, он имел на это право. Как хозяин дома, он должен знать, кто ночует под его крышей. Обернувшись, Ганзель взглянул на девушку и мысленно выругался. Завёрнутая в полотенце, она стояла, прижимаясь плечом к дверному косяку, и с интересом наблюдала за происходящим. В её взгляде не было возмущения, оскорбления и чего-то ещё, что бывает в таких случаях. Девчонка выглядела так, словно она застала не взрослого дядю за обыском, а ребёнка за кражей конфетки. — Нашёл, что искал? — осведомилась Брин, складывая руки на груди и склоняя голову к плечу. — Если бы я нашёл то, что искал, тебя бы тут сейчас не было, — отозвался Ганс, отводя взгляд в сторону. Он положил документы на постель, размышляя, как бы поскорее покинуть эту комнату. Ему было неловко находиться в одной спальне вместе с полуобнажённой девчонкой. Его воспитывали по-другому. Девушки вообще не должны себя так вести. У них должна быть скромность и стеснение, а эта… Ведёт себя так, словно она прикрыта не полотенцем, а завёрнута в паранджу. Ни стыда, ни совести! — Я просто должен был убедиться, что ты не вводишь мою сестру в заблуждение. Гретель… Она очень доверчива, а твой внешний вид наталкивает на некоторые размышления. — Ты зря переживаешь, — произнесла Брин, подходя ближе и усаживаясь на край кровати. — Я не обманываю Грету. Я не воровка, не наркоманка и не преступница. Мне действительно нужно в Париж, но мой рейс будет лишь через несколько дней. Если тебе будет проще, то я поговорю с твоей сестрой и покину ваш дом. В конце концов, я уже привыкла жить в аэропорту. — А жить дома ты не пробовала? — спросил Ганзель, поднимая взгляд на собеседницу и тут же опуская. Так, спокойно. Людям с его воспитанием не пристало таращиться и пристально разглядывать полуголых девиц. — У меня нет дома. Да и не люблю я сидеть на одном месте. Я путешествую с пятнадцати лет. — Ты, наверное, хотела сказать, бродяжничаешь, — усмехнулся Ганс. — А твои родители? Куда смотрят они? — Родители? — Брин внимательно посмотрела на парня, который упорно отводил от неё взгляд. Господи, неужели его смущает её вид? Вроде бы не маленький и не должен стесняться подобного. Так… О чём она думает? При чём тут это? Он вообще ведёт себя странно. Надменный, напыщенный… У него положение, воспитание. У неё этого нет, поэтому он вряд ли сможет понять, что иногда лучше не иметь родителей вовсе, чем жить так, как жила она. — Мой отец ушёл из семьи, когда мне было три года. Ушёл к другой женщине. Она была моложе мамы и родила ему сына, о котором он так мечтал. Мама на этой почве подсела на иглу и… — грустно усмехнувшись, Брин на миг прикрыла глаза, пытаясь понять, зачем она всё это говорит. — Когда у неё была доза, для меня наступал праздник, а когда мать не могла достать наркоту или переживала ломку, она срывала свою злость на мне. Она лупила меня так, что порой мне казалось, ещё немного и мне придёт конец, а когда она успокаивалась, я пряталась под кровать и мечтала, что когда-нибудь покину этот чёртов дом и отправлюсь путешествовать по миру. Судорожно сглотнув, Ганзель внимательно посмотрел на Брин, пытаясь понять, шутит она или говорит правду. Судя по её взгляду, шутками тут и не пахло. Тогда… Господи, неужели такое бывает? Это… Это же какой-то кошмар! Ему, человеку, который воспитывался в семье, был окружён родительской заботой и любовью, было дико слышать подобные вещи. Как это так? Как можно вести себя так со своим собственным ребёнком? Ганс смотрел на девушку и больше не пытался отвести от неё взгляд. Потому что теперь он видел в ней не незваную гостью, которая бессовестно выставляла себя на обозрение, а человека, которого когда-то сделали крайним во всех взрослых бедах. Человека, который, несмотря ни на что, не сломался и нашёл в себе силы жить дальше. — Извини, я не хотел задевать твои чувства. — А кто сказал, что тебе это удалось? — Брин вопросительно изогнула брови и посмотрела на парня. — К этой истории у меня давно нет никаких чувств. Ты задал мне вопрос о моих родителях, я сказала тебе всё как есть. Я ни в коем случае не хотела вызвать к себе сочувствие и уж тем более не пострадала от этого морально. Это моя жизнь, и я принимаю её такой, какая она есть. — Ты со всеми такая правдивая? — вздохнул Ганзель, понимая, что просто так разоблачить эту девчонку не удастся. Хотя… Возможно, он и не прав в своём отношении к ней, а возможно, она так хорошо заговаривает зубы. С чего ей говорить такие вещи первому встречному? А с другой стороны… Он всегда видел, когда ему врут. Брин не врала. Единственное, чего он не мог понять, это почему у неё нет никаких эмоций от воспоминания всего этого кошмара? Она говорила об этом так, словно это заученная роль, а не реальность, которую ей пришлось пережить. — Я просто не считаю нужным скрывать что-то, — отозвалась брюнетка, пожимая плечами. — И потом: я привыкла говорить то, что думаю. — Это нравится не всем. — О! — усмехнулась Брин. — Уж мне-то ты можешь об этом не говорить! — покачав головой и взглянув на парня. Надо же… У него действительно волшебный взгляд. На фото он просто завораживал, а сейчас… Она словно выпадала из реальности, глядя в этот омут, в котором было намешано столько всего, что сразу и не разберёшься, чего в большей мере тяготит этого красавца. Что с ним произошло, если он стал таким закрытым, недоверчивым и подозрительным? Да, именно произошло, потому что Брин была уверена на все сто, что раньше этот парень таким не был. — Слушай, давай сделаем так. Раз уж ты мне не доверяешь, то почему бы тебе не попросить ребят из службы безопасности, которые работают на твою фирму, выяснить всё обо мне? И тебе спокойней, а мне так вообще по барабану! — сделав голос зловещим. — Поверь, в моей жизни нет страшных тайн, которые могли бы привести тебя в ужас! — Ты плохая актриса, — мрачно произнёс Ганс, глядя на девчонку, которая вела себя так, словно ей десять лет. — А ты хреновый сыщик! Видишь, у всех свои недостатки! — Я думаю, что на этой ноте мы можем закончить нашу милую беседу, — пробормотал Ганзель. — И ещё. Грете не стоит знать о нашем разговоре. — Не поверишь, я хотела сказать то же самое! — Ужин через полчаса, и постарайся не опаздывать, — фыркнул парень, которого начинала злить эта девчонка, которая то ли была не в своём уме, то ли просто издевалась над ним. — Хорошо, — отозвалась Брин. Она внимательно наблюдала за тем, как Ганс направляется к выходу из её спальни. — Ганзель! — Что ещё? — Ничего, просто имя красивое, — ответила Брин. — Сказочное имя для сказочного парня! — Не подлизывайся, — буркнул Ганс, покидая комнату и закрывая за собой дверь. — Я ещё и не начинала, — усмехнулась брюнетка, откидываясь спиной на постель и очаровательно улыбаясь. Кажется, что-то намечалось. Что-то, от чего будет либо очень хорошо, либо очень плохо. В любом случае, она не жалела о том, что судьба в лице Греты привела её в этот дом.***
Спустившись вниз, Гретель прошла в гостиную, с огромным удовольствием вдыхая прекрасные ароматы, исходившие от того, что Ганс старательно приготовил на ужин. Вообще это было странно, но так сложилось, что в их семье лучшими кулинарами были именно мужчины. Папа был поваром от бога, и эта черта передалась Ганзелю, а вот мама, как и сама Грета, была в этом деле не очень. Нет, Гретель честно пыталась освоить эту науку, но у неё был талант в обратном. Она умудрялась испортить даже простую яичницу. — Вкусно пахнет, — улыбнулась девушка, подходя к столу. — Мм-м… Мои любимые отбивные! Ганс, ты чудо! — Карапузик, ты опоздала на пять минут, — вздохнул парень, отходя от окна. Он обернулся к сестре и слабо улыбнулся. На Грете было простое, но изысканное платье цвета чайной розы, которое ей очень шло. Её тёмные локоны были собраны в простую косу, отчего Гретель больше походила на девчонку, нежели на взрослую и солидную женщину. — Отлично выглядишь! — Спасибо, — подойдя к брату и чмокнув его в щёку. – Ты, кстати, тоже! А Брин ещё не спускалась? — Нет, если только у неё нет шапки-невидимки, — мрачно усмехнулся Ганс и, предвидя следующий вопрос, добавил: — Я предупредил её о том, что скоро ужин, попросил не опаздывать, но… — покачав головой. — Видимо, у вас, женщин, свои часы, которые идут так, как надо вам, а не по правилам. — Ой, не занудствуй, — произнесла Грета. — Забудь про свои правила хотя бы на то время, пока я здесь. Ей-богу, у меня твой список уже в печёнке сидит! — Гретель, это называется собранность и организованность, — выдохнул парень. — Это называется маразм! — раздался голос, на который брат и сестра поспешили обернуться. В дверном проёме стояла Брин. Одного взгляда на неё хватило, чтобы Ганзель понял, что с такой девушкой в приличном обществе лучше не показываться. Нет, он тоже любил удобную одежду, но спуститься к ужину в драных джинсах и растянутой футболке… Это какой-то кошмар. Вот что значит издержки воспитания. «Я бы посмотрел, что ты говорил о воспитании, если бы у тебя были такие родители, как у неё», — фыркнул внутренний голос, намекая хозяину, что он слишком строг к этой девочке. — Я с тобой полностью согласна, — отозвалась Грета, подходя к столу и усаживаясь на своё место. — Это маразм, — посмотрев на брата. — Но я готова мириться с этим, потому что люблю тебя! — Спасибо, карапузик, — улыбнулся Ганзель, дожидаясь, когда гостья усядется на стул, а после занял место во главе стола. — Карапузик? — Брин тихо рассмеялась. — Почему именно карапузик? — Когда Грета была маленькой, она была такой пухленькой, с такими милыми щёчками, которые так и тянуло потискать, — усмехнулся Ганс, ласково глядя на сестру, которая прятала лицо в ладонях. — Прекрати! Ты тоже был тем ещё толстячком, — Гретель взглянула на подругу и подмигнула ей. — Я потом покажу тебе его детские фото. Он был таким очаровательным ребёнком! — Кхм… — легонько пнув сестрёнку под столом, Ганс чуть нахмурился. Не хватало ещё, чтобы она демонстрировала кому-то его детские фото с целью поумиляться и посмеяться. Он уже не ребёнок, чтобы собирать вокруг себя восторженных клуш. Одно дело, когда семейный архив видят те, кто имеет к этой семье хоть какое-то отношение, и совсем другое, когда его показывают постороннему человеку, а Брин была именно такой. Положив себе на тарелку хорошо прожаренную отбивную, Ганзель взглянул на гостью и устало вздохнул. Девушка смотрела на столовые приборы и пересчитывала вилки. Делала она это как-то странно. Заканчивала и начинала заново и при этом что-то шептала себе под нос. — Позволь поинтересоваться, что ты делаешь? — спросил Ганс, продолжая наблюдать за этой странной манипуляцией. — Выбираю себе вилку, — отозвалась Брин. — Зачем? Для мяса существует определённая вилка. Возьми её. Переключив всё своё внимание на парня, девушка очаровательно улыбнулась и, вопросительно изогнув брови, произнесла: — Правда? Хм… — взяв в руку самую маленькую вилочку и покрутив её. — Слушай, а что случится, если я вдруг воспользуюсь другой? Например, для рыбы или салата… — поморщив носик. — Произойдёт что-то ужасное? Эта отбивная приобретет другой вкус, испортится? А может, таким образом я нанесу ей оскорбление? — Так гласят правила этикета, — отозвался Ганзель, стараясь не обращать внимания на ехидный смех сестры. — Этим правилам не одна сотня лет. — Готова поспорить, что эти правила придумали те, у кого было полно слуг, которые мыли эту нескончаемую гору посуды. Не знаю, как ты, а для меня нет разницы, какой вилкой есть мясо, рыбу и прочее. — Бог ты мой… — устало выдохнул Ганс. – Ешь, чем хочешь, только замолчи! — сделав глоток вина и обратив всё своё внимание на Грету. — Знаешь, я думаю, что до праздника мы успеем продать дом. — Это хорошо, — произнесла девушка. — А что насчёт нового объекта? Нашёл что-нибудь? — Да, присмотрел пару домов. Завтра съездим и посмотрим. Если всё устроит, то будем покупать, а после праздников начнём работать. — Замечательно, — Гретель чуть не рассмеялась, когда увидела, какими глазами Ганс смотрит на Брин. Девушка не замечала ничего вокруг себя. Она проигнорировала лежавшие рядом ножи. Просто взяла вилку в правую руку, подцепила ей отбивную и с огромным удовольствием откусывала от неё по кусочку. — Вкусно? — Да, — ответила Брин, запивая еду соком. — Просто бесподобно! Никогда не ела ничего вкуснее. — Ганзель у нас просто спец в кулинарии. А как он готовит индейку! Боже… Это просто сказка! Она такая нежная и просто тает во рту. Жду не дождусь Рождества! Ты обязательно должна попробовать это чудо! — Если ты не забыла, Брин уезжает от нас через несколько дней, — напомнил Ганс, пытаясь умерить восторг своей сестрёнки. — Жаль, но ничего не поделаешь. — Ты ведь не думаешь, что Брин последний раз гостит в этом доме? — усмехнулась Грета, показывая брату язык. Посмотрев на ребят, Брин тихо вздохнула. Вообще, после того, что девушка пережила в детстве, она не очень-то завидовала тем, у кого была семья. Да, не у всех такие родители, но… Брин даже никогда не думала о том, что было бы, будь у неё нормальные, любящие её мама и папа. Пожалуй, только сейчас она почувствовала себя немного неполноценной. Сейчас, глядя на Ганса и Грету, она чуть-чуть жалела о том, что у неё нет ни брата, ни сестры. Здорово было бы вот так вот собираться за одним столом, говорить о прошедшем дне. И праздники… Праздники тоже проходили бы гораздо веселее. — Ребят, вы такие милые, — Брин очаровательно улыбнулась. — Я очень вам благодарна за то, что вы приютили меня. Правда, спасибо. Если бы не вы, я бы сейчас сидела в аэропорту и вместо такого вкусного ужина жевала какую-нибудь дрянь, — подняв бокал с вином. — Я хочу выпить за вас! За самых радушных и гостеприимных людей, которых я когда-либо встречала. — И за наше знакомство, — поддержала подругу Гретель. — Ганс, не хочешь, чего-нибудь добавить? — За нас, за ваше знакомство и за разные кроссовки, — произнёс Ганзель, после чего раздался дружный смех и звон бокалов.