***
Это место казалось ему странным. Чужим. Тот самый «остров Тенрю», который он, говорят, пытался уничтожить. Акнология не помнил ни причин, ни самого факта. Здесь, если немного отойти от лагеря, было слишком спокойно и тихо. Непривычно для него не чувствовать постоянной опасности; он не мог толком вспомнить, почему так — последние две недели опасность правда была, но что до того, он не знал. Догадывался по тому, что ему говорили — и что не говорили, — но знать не мог: память зияла дырами. У всех, кроме него, тут была общая цель. А он не понимал, зачем всё ещё остаётся с ними. «Тартарос» и Энд? Плевать на них, он их не знает. Лики, магия? Может быть, но магия не вернёт ему крылья. Да и нужны ли ему крылья? Эдель постоянно чувствовал себя потерянным — или так, будто потерял что-то важное. Ненависть Игнила давала некоторую определённость. Устойчивость. Как точка отсчёта, от которой можно отталкиваться… но ему иррационально не нравились пути, начинающиеся из этой точки. Как будто у него есть выбор! Иногда казалось, что действительно есть. Люди относились к нему по-разному: в этом было нечто странное и непривычное. Обычно его мало волновало, как к нему относятся люди. Сейчас — не то чтобы волновало, но он замечал это. Кто-то ненавидел почти так, как Игнил (его отродье — неудивительно), кто-то не обращал внимания, кто-то презирал (хотя это не люди, демоны, и им он отвечал тем же — смесью презрения и злости), кто-то терпел… а некоторые обращались к нему спокойно и даже иногда доброжелательно. Ну, на свой лад. Дружелюбие Редфокса порой принимало странные формы: вроде «загонять в тренировочном поединке до полусмерти». Не то чтобы Эдель возражал. Это хотя бы было ему понятно. А вот маленький кот в плюшевом костюме, который иногда приносил ему цветы и фрукты и лез на колени без повода и объяснений, понятен не был. Настолько сбивал с толку, что Эдель его не прогонял. Он не знал, как теневой драгонслеер относится к этим выходкам своего питомца, и спрашивать не стремился. Сказанное мимоходом: «Обидишь его — пожалеешь» — вполне проясняло ситуацию. Но обижать котёнка он не собирался и так. Ему не хватало не только цели, но даже просто какого-нибудь дела, чтобы проводить время не бессмысленно. Теперь, когда Редфокс целыми днями торчал в кузнице, даже потренироваться было не с кем. В одиночку — не интересно и малоэффективно. Он всегда считал холодное оружие хорошим дополнением к магии (а когда-то — и без магии), опасным сюрпризом для противника, который ожидает только заклинания, а получит клинком в горло. Даже дракона можно ранить хорошим мечом… если целиться в глаз или в пасть. И если сумеешь дожить до того, чтобы нанести удар с такого близкого расстояния. Кажется, когда-то ему это удавалось, но он не мог утверждать наверняка. Да и с кем обсуждать? На пятый день работы кузницы он пришёл туда и предложил свою помощь. Сказал: — Когда-то я был подмастерьем кузнеца. Это он помнил, в отличие от многого другого. Память была до крайности и до странного избирательной. — Что, действительно? — первым заговорил почему-то Игнил. «Уж ты-то знаешь», — хотел ответить Эдель, но только плотнее сомкнул губы, чтобы не вырвалось ни слова. Он не понимал, откуда взялась эта мысль — из каких-то закоулков памяти, фантазии, безумия? — и не хотел произносить вслух то, что не мог понять. Откуда Игнил мог знать что-то о нём — тем более что рассказывать о своей юности всегда казалось ему лишним и ненужным? Это «всегда казалось» тоже пришло как непреложная истина — очередным кусочком мозаики, вставшим на место. Он усмехнулся уголком губ, уловив этот образ: нет, если и мозаика, ей слишком далеко до целостности. Даже близко не понять, какой складывается узор. Сдержанно ответил: — Действительно. И если здесь нужны рабочие руки — я готов. Всё лучше, чем сидеть без дела. Он, в общем-то, не ожидал, что его примут, но Эрза Скарлетт молча кивнула, решая за всех, — и даже Игнил не возразил ей. Эделю казалось немного странным, что молодая девушка берёт на себя роль лидера и остальные принимают это… но она достаточно сильна, чтобы вести за собой. Других, впрочем. Не его. Эдель никогда не шёл за кем-то — по крайней мере, так ему казалось, а вспомнить точно не мог. Он всегда был одиночкой, ведь так? И терпеть не мог людей. Но сидеть без дела стало сейчас невыносимо, так что сам пришёл к ним — думал, что быстро пожалеет, но нет. Огонь и железо. Работа до боли в мышцах. Короткие реплики только по делу. Вскоре Эдель решил, что это ему нравится; и даже ненависть Игнила не чувствовалась здесь так явно. И это — странное ощущение — ему нравилось тоже.***
Мэвис не показывалась; Эрза удивлялась, как Первый мастер не полюбопытствовала, что творят её гости и подопечные — однако рядом с кузницей та не появилась ни разу. Времени разыскивать её по острову у Эрзы сейчас не было, но она не забыла, что собиралась поговорить об Адзуме. Не раз за работой возвращалась в мыслях к своему с ним разговору, пытаясь понять, кто и что он сейчас такое. Как будто ей мало Акнологии! Так странно было знать, кто он такой, и всё-таки ясно видеть в нём человека — усталого, злого, но всё-таки не бессмысленно жестокое чудовище. Она удивлялась, когда на борту «Беаты» он без возражений выполнял все поручения, и гадала, не опасен ли он для её друзей. Но во время шторма… без него она бы не справилась с кораблём. Так странно. Разве могла она подумать, что когда-нибудь будет благодарна Акнологии? И Королю Преисподней, хотя он даже тогда умудрился вести себя невыносимо. Её список благодарностей, определённо, становился всё более удивительным — и один из Семи Отродий Чистилища только дополнил картину. Впрочем, «Сердца Гримуара» не существует, и Адзума — она надеялась — не станет пытаться повторить тот путь. Какой ему смысл помогать ей, если бы он следовал идеалам тёмной гильдии? Если это хитрость, то план должен быть крайне запутанным и изощрённым. Вряд ли Мэвис позволила бы тёмному магу играть в странные игры со своими соратниками. Через несколько дней Эрзе всё-таки удалось найти неуловимого Первого мастера. В кузнице устроили перерыв, когда Игнил заявил, что устал изображать доменную печь и ему жизненно необходимо размять крылья, искупаться и поесть — в произвольном порядке. Драконы, как выяснилось, едят куда реже, чем люди: он не питался ни разу с тех пор, как вернулся в настоящий облик. И теперь наконец проголодался. Дичи на Тенрю хватало; он улетел на другой край острова, чтобы не смущать людей своей трапезой… Через полчаса в лагере возникла Мэвис и в расстроенных чувствах заявила: «Я видела, как ест дракон, и больше это видеть не хочу!». Эрзе не сразу, но удалось её утешить, и тогда она решила попытать счастья с расспросами — однако говорить про Адзуму Мэвис не стала. Только сказала: — Он тебя обидел? — Нет, — покачала головой Эрза. — Он никому не мешает, пусть живёт. — Первый мастер, вас не смущает то, что он когда-то уничтожил Древо? — она решилась спросить прямо. — А тебя? — улыбнулась Мэвис. Эрза замешкалась с ответом, а Мэвис показала ей язык и исчезла. Порой Первый мастер вела себя, как ребёнок… но, пожалуй, сейчас она сказала достаточно, чтобы Эрза перестала сомневаться — если не в Адзуме, то, по крайней мере, в себе. Нет такого закона, по которому она не может быть ему благодарна сейчас, несмотря на то, что когда-то он был её врагом. Он, в конце концов, умер — их противостояние на этом завершилось. Она надеялась, что он считает так же.***
Роуг с интересом наблюдал за работой кузницы — чаще издалека, чтобы не мешать, но иногда и вблизи. Со страхом и восхищением смотрел, как стальная чешуя на руках Гаджила раскаляется добела, но тот всё равно не прекращает работу; как собранные в косу волосы Эрзы мерещатся лентой живого пламени; как металл меняет форму среди магии и огня, подчиняясь умелым движениям. Он, дитя тени, никогда не тянулся к пламени, но в кузницу приходил почти каждый день. Однако оставаться надолго не мог, потому что его «обязанность» присматривать за демонами — в первую очередь, за Марде Гиром, — никуда не делась. Король Преисподней занимался проклятиями и доспехами, но это не значило, что он не покидает лагерь. Иногда он что-то искал, иногда ему просто надоедало — тогда он мог оставить всё и уйти. Обычно не предупреждал, так что Роугу приходилось самому следить, чтобы он не нарушал запрет Мэвис. По крайней мере, он не возмущался, что драгонслеер болтается где-то поблизости. Так что, хотя Роуг предпочёл бы смотреть, чем заняты Эрза и Гаджил, и при необходимости помочь им — чаще видел, как разбирается с проклятиями Марде Гир. И тут главное было не привлекать к себе внимания, потому что если что-то шло не так, демон срывал раздражение на первом, кто подвернётся. И вряд ли потом пожалел бы об этом. Но когда он что-то придумывал, когда находил решение — иногда ему хотелось рассказать. Может быть, просто проговорить идею вслух, чтобы лучше разобраться, пусть даже говорить приходилось с человеком. Вряд ли он ждал обсуждения, и Роуг действительно почти не задавал вопросов, потому что половину сказанного не понимал. По крайней мере, поначалу. Потом некоторые моменты становились яснее, но он всё равно остерегался высказываться. Скорее всего, получил бы в ответ только упрёки в глупости, а зачем ему это? Лучше просто слушать. Марде-рассказчик был не столь высокомерен и невыносим, как Марде-собеседник. И Роуга это вполне устраивало. А главное, работа двигалась. На двенадцатый день Эрза надела «доспех тишины», чтобы испытать его прочность. Остальные, наверное, догадывались, что это не первый тест — даже Марде Гир не станет сразу экспериментировать на полезном человеке, — но только Роуг знал наверняка, что сперва этериас ловил мелких зверьков, запихивал их в зачарованный шлем и поливал проклятиями. То, что поначалу от них оставалось, выглядело тошнотворно. Как-то раз Марде Гир пытался послать ловить живность его, но он отказался наотрез. После этого до конца дня остерегался попадаться Королю Преисподней на глаза: тот очень разозлился, что человек смеет с ним спорить. Хотя к следующему утру, вроде как, простил, по крайней мере, какао потребовал, как обычно. (Роуг, на свою голову, завёл привычку в начале дня заваривать кофе или какао и себе, и демону.) Проверять доспех решили на пляже, в стороне от лагеря — на всякий случай. Посмотреть собрались все, кроме Игнила, который не хотел иметь дела с проклятиями, и Эделя, который просто куда-то исчез ещё до завтрака. — Все отойдите подальше! — предупредила Эрза, но желающих лезть под проклятие и так не имелось. Марде Гир не сказал ничего — сразу атаковал. Поток энергии хлестнул с раскрытых ладоней, подчиняясь ритму мрачных непонятных слов, и на несколько мгновений полностью окутал воительницу. А когда схлынул — Эрза лежала на земле навзничь. Грудная пластина доспеха, по которой пришёлся основной удар, треснула. Марде Гир самодовольно усмехнулся. — Эй, полегче нельзя было?! — первым из наблюдателей не выдержал Нацу. — Тебе что, это доставляет удовольствие?! — Доставляет, — не стал отрицать этериас. Дождался, пока готового кинуться на него огненного драгонслеера придержат Роуг и Стинг, и продолжил: — Но, помимо этого — те, против кого вам предстоит сражаться, сдерживаться не будут. И если вам нужна защита, которая действительно будет защищать — испытывать её нужно в полную силу. Впрочем, — он пожал плечами, — сейчас я и не ожидал, что она выдержит. — И зачем тогда бил так сильно? — Сильно? Когда я буду уверен в надёжности чар, я использую Мементо Мори. Если, конечно, у кого-нибудь из вас хватит смелости, человечки. Эрза, с трудом пошевелившись, приподняла голову и хриплым шёпотом ответила: — Хватит. Одновременно с ней то же самое сказал Роуг. После того, как Эрза потеряла сознание, Гаджил снял с неё покорёженные доспехи, а Нацу поднял её на руки и унёс под тент, в тень. Без обсуждений все решили не продолжать сегодня работу — сделать паузу, дождаться, пока Титания придёт в себя, тем более что прямо сейчас никому не хотелось иметь дела с Марде Гиром. Некоторым — исключительно из благоразумия: руки чесались дать по морде. Эрза очнулась через три часа, когда даже Нацу надоело вертеться рядом и проверять, как она. Голова была на удивление ясной — впрочем, её и били не по голове, — хотя тело ощущалось вялым. Она немного полежала, бездумно глядя на шевелящийся от ветра полог, а потом решительно поднялась. Желания валяться без дела не было никакого, а заснуть обратно не получилось бы — мешал шум. Взрывы, лязг металла, энергичные вопли — немного в отдалении, но достаточно громко. В последние дни драгонслееры воспрянули духом, и Нацу то и дело устраивал потасовки с кем получится: Роуг обычно исчезал, как только видел, к чему идёт дело, а вот Стинг и Гаджил не возражали подраться. Да и Эдель тоже, хотя втягивать его огненный маг иногда опасался — а вдруг решит драться всерьёз, до убийства? Сейчас на пляже ниже лагеря творилось то самое. Нацу, Стинг и Гаджил, шторм из трёх стихий и в качестве бонуса плещущийся на мелководье Игнил, иногда окатывающий их водой. Детский сад. То есть, «Хвост феи». Ничего плохого, но… Но иногда Эрзе хотелось, чтобы они были чуть серьёзнее и чуть более ответственно подходили к вопросам тактики и стратегии. Бой не игра. И у неё появилась мысль, как им об этом напомнить. Понадобится помощь — но она уже знала, кого спросить, чтобы удивить ребят. Только, пожалуй, позже. Она огляделась, чтобы понять, где остальные, кроме тех, кто буянит на пляже. Минерва, наверное, в кухонной палатке, готовит что-то — из отверстия в крыше шёл дым. Парадокс, до сих пор удивляющий Эрзу: как новоявленной демонице не надоедает готовить на компанию людей, к которым она то и дело обращается в полупрезрительной манере. Как вообще не надоедает, если на то пошло. Правда, посуду она не мыла никогда ни под каким видом: выдавала грязные котлы кому-нибудь из парней, и под суровым взглядом и угрозой поварёшки никто не отказывался. Под деревом чуть в стороне от лагеря — Марде Гир, помятые доспехи и Пантерлили. Необычная компания: чаще всего эти двое не разговаривали, потому что Лили этериас не нравился. Впрочем, он достаточно ответственен, чтобы ради дела отложить в сторону симпатии и антипатии. Сейчас, с доспехами — как раз такой случай. Эрза подумала, не присоединиться ли к ним, но отказалась от этой мысли. Имеет она право немного отдохнуть, в том числе от сволочного характера Короля Преисподней и необходимости выслушивать его грубости? У неё, в конце концов, производственная травма. Хотя чувствовала она себя на удивление хорошо: недостаточно, чтобы сражаться, но вполне достаточно, чтобы пойти погулять. Встав, она окончательно в этом убедилась: голова не болела и не кружилась, ноги держали крепко. Только очень хотелось пить. — Ты как? — заметил её иксид. — В порядке, — ответила она, убеждаясь, что и голос не подводит. — Я собираюсь прогуляться, передай всем, чтобы не беспокоились. Хочу проветрить голову где-нибудь, где потише. — Можно попросить их прекратить, — с еле различимым сомнением предложил Пантерлили. — Разве что заставить, — Эрза тихо хихикнула. — Но это слишком сложно, мне лень. Марде Гир наконец отвлёкся от доспеха и окинул её недовольным взглядом. — Ты можешь что-то сказать по делу? Она молча покачала головой. На самом деле, могла, но не хотела. Не сейчас. — Нет? Тогда исчезни и не отвлекай кота. Она терпеть не могла, когда ей приказывали те, кто не имел на это права — ни фактического, ни морального. Но сама собиралась идти, так что только хмыкнула: — Пара реплик не считается, — и отвернулась. Пантерлили, пожалуй, не обидится, что она с ним не попрощалась. Ей не хотелось бы сейчас получить ещё проклятие. На сегодня хватит одного. А дело не стоит того, чтобы проявлять упорство. Она неторопливо двинулась к основному лагерю, раздумывая, заглянуть ли за водой к Минерве или попить из ручья; позади неё обсуждение возобновилось, и она восхитилась тому, как держится Пантерлили — невыносимый этериас наверняка злил его не меньше, чем её. Хотя… она тоже так может. Но сейчас — не будет. И на кухню заглядывать не станет: возможность попить из кружки не стоит того, чтобы нарываться на резкости демоницы. Вполне сгодится ручей. Приняв решение, она начала подниматься выше по склону, так что лагерь остался в стороне, и постепенно углубилась в лес. На Тенрю хватало троп и даже дорог, старых и заросших, но они сплетались путано и непонятно, так что для того, чтобы прийти в конкретное место, нужно было внимательно следить за ориентирами. Когда почти нигде не получается идти прямо, а под густым пологом леса не разглядеть солнце, нетрудно заплутать. Эрза считала, что уже неплохо ориентируется на острове. Сперва шла вдоль ручья, потом, когда подлесок стал слишком густым, свернула на пересекающую его тропу — она уже ходила этим путём. На поляне, заросшей мелкими голубыми цветочками, тропинка расходилась веером еле различимых ответвлений; она, чуть помедлив, двинулась по среднему, озираясь по сторонам. Иногда мерещилось, что тропы здесь меняют направления. Но ей ни разу не удавалось найти прямые доказательства. Попетляв в зарослях, тропа вывела её к озеру. Эрза мимолётно подумала, не искупаться ли, но решила отложить это на потом. Обойдя озеро по берегу, двинулась дальше в лес, уже не рассчитывая на тропинку: тут она полагалась только на своё чувство направления, — пока наконец не оказалась на ещё одной поляне, покрытой густым тёмно-зелёным ковром травы. Ветки деревьев наверху сплетались так плотно, что солнце не пробивалось между ними, и внизу царил зеленоватый сумрак. Она осмотрелась и задумчиво произнесла: «Ну, вот я и здесь». Звуки голоса канули в траве и листве, приглушённые густой зеленью. Где-то вдалеке будто в ответ на её слова прочирикала птица, но кроме этого лес оставался безмолвен, даже ветер не шевелил ветви. Она огляделась ещё раз, пытаясь понять, то или не то место — Адзума никак не проявлял себя, и она начала думать, что ошиблась. Голос среди листвы зазвучал неожиданно, так что она вздрогнула и схватилась за оружие. — Как самочувствие, Титания? Она всё-таки не заблудилась — не могло не радовать. Эрза сдержанно улыбнулась: — Я бы сказала, что отлично, если бы не то, что меня сегодня крепко приложили проклятием. — Ты не выглядишь огорчённой этим. — Потому что так и было задумано. А отрицательный результат — тоже результат. — Говоришь загадками, — Адзума коротко рассмеялся. — Предлагаешь мне догадаться самому? Кое-что я почувствовал. Огонь, много огня… Предположу, что ты вместе со своими товарищами взялась за доспехи. Эрза кивнула. Она не собиралась это скрывать — зачем, если именно маг леса подсказал ей эту идею? — Скажи лучше, почему ты молчал? Я успела подумать, что заблудилась и пришла не туда. Адзума ответил не сразу, снова будто исчезнув на время. — Потому что не знал, желаешь ли ты говорить. — И всё-таки решил, что желаю? — Решил, что если не желаешь — ты мне об этом скажешь. И, кстати, трудно прийти не туда, если хочешь говорить со мной… меня можно найти везде, куда достигают ветви и корни Древа. А это вся центральная часть острова. — О. Я не знала, — с долей неловкости отозвалась Эрза. Ей это даже не пришло в голову, а ведь могла бы сообразить, если бы дала себе труд обдумать его слова при прошлой встрече. Думать-то думала, но не о том. — А… тебе не мешает, если кто-то бродит по твоим… владениям? Её собеседник — часть леса. Странная мысль, и она сомневалась, что может в полной мере осознать, что это означает. Что это значит для него. Адзума снова негромко рассмеялся. — Сюда, кроме тебя, никто не приходит. Те двое не из гильдии больше не появлялись. Один раз прилетал маленький странный кот, и он, кажется, заблудился — я направил его к берегу, но нет, он мне не мешал. — Я рада. Нет, она положительно не знала, что дальше. Что-то в начале разговора выбило её из колеи, и теперь она медлила с каждой репликой, будто опасаясь сказать что-нибудь не то. Хотя она действительно была рада, что никто из её спутников не донимает Адзуму, но вряд ли это то, что он хотел бы услышать. Он, может быть, почувствовал её сомнения, потому что заговорил медленно и задумчиво: — Ты вышла из тупика, Титания. Так зачем ты здесь? — Думаешь, я могу прийти к тебе, только если я в тупике? «К тебе». Эрза еле заметно улыбнулась, поняв, что ещё когда уходила из лагеря, на самом деле знала, что идёт именно к Адзуме, а не погулять по лесу, посетить могилу Первого мастера (которая, как она всё больше подозревала, была вовсе не могилой) или потренироваться без любопытных зрителей и предложений Нацу «смахнёмся, а?». — Откуда мне знать? Я всего лишь дикая тварь из дикого леса. Мёртвая тварь. Откуда мне знать, почему люди поступают так или иначе? Она отлично видела, что маг леса уходит от ответа. Он мог сколько угодно утверждать, что не понимает мотивы человеческих поступков… но в прошлый раз всё прекрасно понимал. Даже лучше неё самой, возможно. Эрза не стала указывать ему на это противоречие. Спросила с тихим смешком: — Может, предложишь гостье присесть? — Если гостья уберёт оружие. — Я… ой, — она только сейчас заметила, что стоит с обнажённым клинком, хоть и опустив его к земле, и искренне смутилась. — Я ничего не имела в виду. — Не сомневаюсь. На этот раз она внимательно наблюдала за движением плюща — а Адзума, похоже, позволял ей наблюдать: зелёная масса перетекала медленно и плавно, давая возможность отследить все движения. Когда гамак, такой же, как в прошлый раз, был готов, две плети коснулись её плеч. — Если позволишь… Она вполне могла бы забраться в гамак сама, но кивнула. Первый побег плюща обвил её талию, второй — придержал за плечи, чтобы поднять и усадить в сплетение лозы, на которой уже распускались гроздья белых цветов. — Как они называются? — полюбопытствовала она, вспомнив вопрос Нацу, на который не смогла ответить (хотя, кажется, то был другой цветок). — Хойя, восковой плющ, — без заминки отозвался Адзума. Эрза про такое растение никогда и не слышала. — Ты всегда хорошо разбирался в растениях, или?.. «Или научился этому, когда умер и растворился в лесу?». Кажется, она снова сказала не то, что стоило бы. Однако Адзума спокойно ответил: — Не всегда, но с тех пор, как занялся магией. Нельзя обращаться к магии леса, не понимая сам лес. Вот ты — ведь хорошо знаешь своё оружие? — Ещё бы! — Вот и я. Лес был моим оружием. — А теперь? Опять неблагоразумный вопрос. Опять-опять-опять. Сегодня тактичность определённо, подводила её — Эрзе то и дело становилось неловко. — А теперь лес — моя жизнь. Ответ прозвучал ровно и мягко, как будто её слова совсем не задели Адзуму. Правда не задели, или он слишком хорошо держит себя в руках? Она пыталась поставить себя на его место, но не могла понять — и вдруг со вспышкой безрассудной дерзости решилась прямо сказать то, что донимало её уже некоторое время. — Я ведь убила тебя. Почему ты говоришь со мной? «Почему ты не ненавидишь меня?». Если поначалу она ещё могла считать, что у него есть какой-то план, он что-то замышляет против неё или гильдии, то в дальнейшем это совсем перестало походить на правду. Но что тогда правда? — Эрза… — впервые Адзума назвал её по имени, а не «Титанией». — Твой удар не был смертельным. Меня убила моя собственная магия, потому что я вышел за пределы, отпущенные человеку. Не назову это даже своей ошибкой… так вышло, и ничего более. В магии всегда есть доля риска, а в древнем затерянном знании — особенно. — Меня поражает твоё спокойствие, — призналась она. — У меня было достаточно времени, чтобы успокоиться. — Я… — пожалуй, сказать «я рада» было бы глупо, но она действительно была рада… или, скорее, чувствовала успокоение от того, что он не обвиняет её в своей смерти. Могла ли она сама сейчас воспринять это так — другой вопрос. Она ещё помнила, как нанесла удар, — как помнила всех, кто умер от её руки. Ей нечасто приходилось убивать. Сражаться — да, но не отнимать жизнь, потому что она всегда старалась избежать этого, если был такой шанс. — Можешь ничего не говорить, Титания, — листва прошелестела тихим то ли вздохом, то ли смехом. — Лучше расскажи, что у вас происходит? Я бы не отказался от простых человеческих новостей. Может быть, даже сплетен. Может же дикая тварь из дикого леса забыть о людских правилах приличий? Эрза, не удержавшись, хихикнула. Вспомнила: он говорил, что не видит происходящее на побережье — неудивительно, что решил полюбопытствовать. — Знаешь, я бы предпочла, чтобы ты забывал не обо всех правилах приличий. По крайней мере, когда я купаюсь. Адзума демонстративно помедлил, прежде чем сказать: — Обещаю. — Договорились. Сплетни, значит… Никогда этим не занималась. — Никогда не поздно попробовать. — Не учи меня плохому, дикая тварь из дикого леса! — рассмеялась Эрза. Обмениваться с ним полушутливыми подначками вдруг оказалось совсем не трудно — ей не приходилось думать, мучительно выискивая слова. — Я не буду сплетничать про согильдийцев. — Там хватает тех, кто не состоит в «Хвосте феи». Мне всё равно, о ком ты будешь говорить. — Подловил, — признала она. — Ладно. Ну… Мне кажется, Стинг неравнодушен к Минерве: он слишком терпеливо сносит все её выходки. Хотя… так же Роуг терпит выходки Марде Гира, так что это не считается. Нет, не знаю. Адзума пару секунд молчал, после чего подчёркнуто серьёзно вынес вердикт: — Ты никудышная сплетница. Ты даже не подумала, знаю ли я, кто все эти люди, и не попробовала объяснить. Давай что-нибудь другое. Другое… Эрза не смогла удержаться от проказливой улыбки, вдруг вспомнив о недавней идее. — Знаешь, на самом деле есть одна вполне прагматичная причина, почему я пришла. Одна просьба. — Да? И что же это? — в ровном голосе Адзумы проскользнула тонкая нота иронии, которой хватало, чтобы увериться: улыбку он заметил и понял правильно. — Я хотела, чтобы ты помог мне в одном деле… На то, чтобы всё-таки объяснить, «кто все эти люди» и чего она хочет от них и от него, ушла четверть часа, хотя Эрза старалась воздержаться от лишних подробностей. Наконец она закончила, и Адзума тут же безапелляционно заявил: — Ты жестока. Мне повезло, что я всего лишь лесной дух — и не в твоей команде! — Не одобряешь? — Восхищаюсь. Я сделаю, как ты просишь. Когда? — Через… — Эрза задумалась, — через три дня. И начало ты точно не пропустишь. Она побеседовала с ним ещё немного — всё-таки поделилась новостями, — после чего собралась возвращаться в лагерь. И опять не заметила, когда в её волосах успел появиться цветок — на этот раз золотисто-жёлтый, тоже незнакомый. Но, когда обратила на него внимание и рассмотрела, уже ушла слишком далеко, чтобы спросить у Адзумы название. Да и какая разница?