Власть над своей судьбой

      Роуг снова оказался не при делах, потому что его магия тут мало чем могла помочь, а в теории он не разбирался. Впрочем, скучно ему почти не было, хоть иногда он жалел, что никому не пришло в голову прихватить из Паленты книги. Фрош, Лектор, Стинг, Нацу и Хэппи в обозримой окрестности обычно делали жизнь весьма нескучной. А уж когда они, поговорив с Эрзой, решили взяться за починку мачты — стало совсем весело. Потому что инструменты-то на складе нашлись, а вот столярному делу никто из них не был обучен. Хотя Нацу, которому случалось пару раз участвовать в восстановлении здания своей гильдии, почесал в затылке и кое-что полезное припомнил. Так и работали.       Минерва тоже добавляла разнообразия в унылые будни. В то время, пока она была отстранена от готовки, она маялась от скуки, а Марде Гир, как назло, к работе с проклятиями её тогда не привлекал. И она закопалась в схемы самостоятельно… На это никто не обратил внимания, а зря. Через пару недель, более-менее разобравшись с технологией, она стрясла с Эрзы лёгкую кожаную кирасу и подогнала её под себя, обвешав тем же комплексом проклятий, что и тяжёлые доспехи. Когда надевала её поверх платья — смотрелось весьма экзотично. (Поверх бинтов — тем более.)       Стинг оценил идею и уговорил её сделать что-нибудь подобное для него и для Роуга. Не чтобы лезть сражаться наравне с мечниками, но на всякий случай. Роуг, хоть и не испытывал особого энтузиазма, идею друга поддержал — за компанию. К тому же ему было любопытно, что может получиться у Минервы.       Марде Гир осмотрел результат её работы с долей скепсиса и сообщил, что под Мементо Мори в этом лучше не подставляться, но в целом для такой основы — неплохо. От всякой мелочи, скорее всего, защитит. Сказав так, он швырнул в Стинга чем-то вроде облегчённой версии Аллегрии (действие этого проклятия Роуг не видел, но был наслышан) — тот только расчихался. Эксперимент Минервы можно было считать успешным; она до самого вечера ходила довольная, как объевшаяся сметаны кошка, и ознаменовала своё хорошее настроение потрясающим десертом. А когда Эрза выразила сомнение насчёт готовки и яда, выразительно покрутила пальцем у виска: «Я надела перчатки!». Простое и изящное решение, удивительно, что никто не додумался до этого раньше… Впрочем, эксплуатировать Стинга на кухне она не перестала, а он и не возражал уже.       Нацу тоже захотел себе лёгкий доспех, но делать что-то для него Миневра отказалась наотрез, к большому его разочарованию.       За ужином обычно делились успехами и проблемами: кто с взрывчаткой работал, кто с доспехами, кто чинил мачту или ловил рыбу. Только из этих разговоров Роуг узнал, что с таймером дело пошло на лад: Эрза притащила к духу Древа Пантерлили (почему именно его, не очень понял, но, с другой стороны, а что он знал о том, чем занимался иксид до того, как вступил в «Хвост феи» — правильно, ничего), втроём они устроили мозговой штурм и таки выдали жизнеспособную идею. Идея, правда, сперва искрила, пару дней Гаджил и Эрза ходили с ожогами на руках, но со временем справились с побочными эффектами.       И вскоре Нацу разочаровался ещё раз, когда его снова не взяли подраться. Хотя не взяли не только его — Стинг и Роуг тоже остались в стороне — но всё равно ему было обидно. Однако сколько он ни упирался, Эрза настаивала: ему нечего делать там, где будут сражаться без магии, только клинками и проклятиями.       У них были артефактные бомбы с таймером, чтобы применить против Ликов; были доспехи и оружие для всех, кому они нужны, чтобы сражаться с демонами, — настало время проверить их в бою против демона. Ну, а демон имелся в наличии только один, Минерва не считается. Хоть её упражнения с проклятиями пошли на лад, вряд ли она могла сейчас считаться ровней кому-то из Девяти Врат (при ней лучше не говорить, но правда есть правда).       Марде Гира, кажется, только забавляла перспектива сразиться со всеми бойцами отряда сразу. Роуг, помня итог своего со Стингом с ним поединка, догадывался, почему. Но ещё — считал, что этериас сейчас недооценивает людей. Сам же помог им защититься от проклятий.       (А из договорённости не использовать доспехи против него решили сделать исключение на один раз.)       Что ж, это было впечатляюще. И Король Преисподней действительно недооценил людей.       Роуг наблюдал за боем, держа Фроша на руках — чтобы тот, не дайте боги, не кинулся кому-нибудь помогать (причём, зная его, не факт, что это был бы не Марде Гир: ведь «один против всех — нечестно!», как заявил котёнок в самом начале). Он объяснил, что вмешиваться нельзя, опасно и вообще, но Фрош… иногда Фрош просто поступает так, как считает нужным, вопреки всему.       Это было впечатляюще. Не зрелищно, как бывает в магических дуэлях, но жутко до дрожи — от того, что он не успевал увидеть движения, от блеска стали, коротких сполохов проклятий — не таких ярких, как магия, но не менее опасных. Рядом Нацу орал что-то невнятное, подбадривая Эрзу; Лектор подпрыгивал на месте и болел за Минерву, а Стинг молчал — вздрагивал и сдавленно ахал, когда она катилась кубарем по песку, сплёвывала кровь и вставала снова и снова.       Одни только мечи, без магии — массивные двуручники у Гаджила и Пантерлили, длинный чуть изогнутый клинок у Эрзы, два коротких и лёгких у Эделя, — тусклый от запечатанных в нём проклятий металл доспехов, закрытые шлемы, за которыми не видно лиц, — водоворот стали вокруг Короля Преисподней. И злющая оса — Минерва — которая жалит в уязвимые места не железом, а проклятиями.       Наконец, Марде Гир рухнул на запятнанный кровью песок навзничь.       Людской крови там было немного, доспехи сделали своё дело, — хоть всё-таки была. Больше натекло из его ран, которые пусть и заживали куда быстрее, чем у человека, но не мгновенно.       Сейчас он уязвим. Не беспомощен, но уязвим — Роуг осознал это необыкновенно чётко, глядя на застывшее восковой маской лицо с опущенными веками, чувствуя в нём готовность защищаться, если что-то пойдёт не так.       И это — странная, извращённая форма доверия. То, что этериас позволяет им приблизиться, когда он в таком состоянии. То, что вообще согласился на тренировочный бой, в котором — при всей самоуверенности он не мог совсем исключить такую возможность — был шанс проиграть.       Подумал ли об этом сейчас хоть кто-то? Вряд ли. Все, кто оставался в сознании, слишком радовались успеху. А Роугу хотелось сесть рядом с Марде на землю и сказать — тихо, чтобы никто больше не услышал, — что не нужно опасаться нападения. «Хвост феи» и «Саблезубый тигр» не предают своих союзников. Но он ничего не сделал, потому что сперва удерживал Фроша, который, трепыхаясь в его руках, рвался посочувствовать всем пострадавшим, а потом подхватил пошатнувшуюся Эрзу.       Не открывая глаз, Марде Гир недовольно сказал:       — А теперь вспомните, что, во-первых, Энд сильнее меня, во-вторых, я даже Мементо Мори не использовал, в-третьих, он огненный демон, а от огня самого по себе доспехи вас не защитят, скорее вы в них изжаритесь. И перестаньте галдеть!       Роуг, обнимая за пояс полуобморочную Титанию, устало улыбнулся:       — Может, мы лучше вспомним о том, что в сражении с Эндом ты будешь на нашей стороне, а не против нас?       — О чём угодно вспоминайте, только молча. Сколько же от вас шума, людишки…       То, что они всем скопом смогли справиться с Королём Преисподней, конечно, по-настоящему ничего не доказывало. Да и справились с трудом. К концу боя твёрдо держалась на ногах только Минерва; Гаджил и Пантерлили были условно убиты («А вот если сейчас добавлю ещё чуть-чуть, будут трупы», — сказал Марде Гир), а Эделя и Эрзу сильно шатало. И выиграли они только потому, что Минерва, прячась за бойцами, постоянно подло била Марде со спины свежевыученными проклятиями. Финальную комбинацию они разыграли на двоих с Эрзой: воительница приняла на себя весь урон, позволив «напарнице» нанести удар.       Но зрители: Стинг, Роуг, а особенно Нацу с иксидами, — всё равно радовались этой победе очень шумно. И громкость если и убавили, то только самую чуть.       — Одежду ещё всю изодрали, — прошипел себе под нос Марде Гир. — Вандалы.       — Могу помочь зашить, — предложил Роуг. «Фро тоже поможет!» — пискнул висящий у него на сгибе локтя Фрош.       — Марде Гир справится сам, — гордо отказался этериас. И, видимо, чтобы никому не пришло в голову, что он будет возиться с ниткой и иголкой, добавил: — Магия.       Ну, магия — так магия. Настаивать было бы глупо.       У Пантерлили иссяк ресурс боевого облика, и он валялся на песке грязным шерстяным комком, обнимая рукоять своего меча. Гаджил лежал на спине, раскинув руки, и хоть уже очнулся, вставать не торопился. Мутно-серые пятна, оставшиеся у него на груди от последнего проклятия, медленно выцветали.       Минерва сидела на земле, зажимая правый глаз ладонью. Стинг наклонился к ней и с беспокойством спросил:       — Болит?       — Оставь меня в покое! Ничего у меня не болит! — по-звериному ощерилась она, но его это не впечатлило.       — Ничего не болит — вот и отлично, что ты злишься? Вы победили, вы молодцы. Отнести тебя куда-нибудь? В палатку, на кухню, к ручью умыться?       — Сама дойду, — тряхнула головой она, не отнимая ладони от лица. Вскочила на ноги, пошатнулась и упала бы, если бы Стинг её не поддержал. Через две секунды он, донельзя довольный, уже держал её на руках; он знал её не хуже Роуга — пожалуй, лучше него, — и обычно не ошибался в том, когда «оставь меня в покое» действительно значит «оставь», а когда «я слишком гордая, чтобы признать, что мне нужна помощь». Сейчас — однозначно второй случай.       — Ну что, принцесса, куда поедем?..              — Мы готовы, насколько это возможно. Три дня на сборы и на то, чтобы прийти в себя после этой тренировки, — и отплываем, — объявила Эрза. То, что она всё ещё висела на плече Роуга, решительности ей не убавило ни капли.       Прийти в себя некоторым и правда требовалось. Но драгонслееры ведь потрясающе живучи, и Титания — тоже. Да и аптечка, спасибо духу Древа, у них теперь пополнилась. Так что были все шансы управиться в срок.       

***

             Три дня пролетели быстро и сумбурно. Эрза мало спала, но не чувствовала усталости. Магия ли то была острова, или её внутренние резервы — но последствия тяжелого поединка уже на следующее утро сошли на нет, и она с головой нырнула в дела. Что-то — запаковать и вернуть на склад. Что-то — на борт «Беаты». Главное, взять достаточно провизии и пресной воды. И доспехи с оружием. И взрывчатку. И не потерять никого из своих обалдуев.       А утром четвёртого дня — встать на рассвете, чтобы успеть сходить к Великому Древу, пока ребята просыпаются, прибирают последние вещи, проверяют, что забыли важного, завтракают… Собраться-то осталось совсем чуть-чуть, они уже свернули лагерь и ночевали кто в каютах «Беаты», кто под открытым небом, а вот завтрак мог слегка затянуться — но отлив начинался в девять утра, так что должны успеть. А кто не успеет — она вернётся и поторопит. Так-то.       Адзума, как и обычно, быстро отозвался на приветствие, ведь он в некотором смысле присутствовал во всей центральной части острова. (Она до сих пор не могла представить, как это, но принимала на веру.)       — Сегодня, с утренним отливом, мы отплываем, — сообщила она. — Так что я пришла попрощаться — и поблагодарить.       Уже благодарила, конечно, но считала, что сказать это ещё раз будет нелишним.       — Не за что. Ведь, кажется, в «Хвосте феи» принято оказывать помощь согильдийцам? — хмыкнул лесной дух.       — Согильдийцам? — удивлённо наморщила лоб она.       Адзума, похоже, решил на прощание ошарашить её, потому что объяснил с явственным удовольствием:       — Мастер Мэвис приняла меня в гильдию. Полагаю, исключительно потому, что иначе я её не видел и не слышал, и она не могла донимать меня разговорами о цели, средствах, магии и том, в чём ошибался мастер Гадес, но приняла.       Насколько Эрза знала Мэвис, «донимать» вполне могло быть точным описанием. Но, судя, по тону, Адзума не злился на Первого мастера за её настойчивость.       — Но как? Нет, она Первая, и я не отрицаю её статус основательницы, но сейчас она не может принимать людей в гильдию… Это против правил.       — Теперь, когда Макаров Дрейяр погиб, и у «Хвоста феи» нет действующего мастера, полагаю… — Адзума замолчал — наверное, разглядел её выражение лица. Она не представляла, как сейчас выглядит со стороны, но вряд ли хорошо. Вряд ли. Чувствовала она себя так, словно вдруг превратилась в фарфоровую марионетку — не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни шевельнуть губами или закрыть глаза. Лицо застыло, как замороженное. Несколько мгновений в тишине раздавался только шелест листьев, и Адзума растерянно выдохнул: — Ты не знала. Ох, Эрза… Я был уверен, что ты знаешь — что Мэвис рассказала.       Она судорожно дёрнула головой в слабом жесте отрицания. Нет, не рассказала. Мэвис ничего не рассказала.       — Не от меня ты должна была об этом узнать, — тихо сказал Адзума.       Эрза привалилась плечом к дереву и обессилено сползла вниз. Обхватила голову ладонями, запустила пальцы в волосы, растрёпывая причёску и раскачиваясь из стороны в сторону.       Будто что-то разбилось на части. Что-то, без чего ей самой безумно трудно оставаться целой.       Мастер Макаров всегда был с ними. Не раз оказывался на грани смерти, но… каждый раз возвращался к своим детям. Гильдия без него — это казалось чудовищно неправильным. Невозможным.       Все смертны. Она, конечно, это понимала.       Мира, Эльфман, Лисанна, Грей, Лаки.       Она не могла принять то, что мастера тоже больше нет. Это было немыслимо. Слишком больно.       Не сейчас, боги, только не сейчас… Сейчас потерять опору и стержень было подобно смерти. Все в гильдии, конечно, осознавали, что мастер Макаров не вечен и уже не молод, но потерять его вот так, тогда, когда им безумно важно держаться, оставаться целыми и едиными, — слишком страшно.       А кто ещё? Боги, кто ещё…       Эрза не чувствовала, как побеги плюща укрывают вздрагивающие от рыданий плечи. Сжалась в комок между древесных корней и кусала солёные от слёз губы, чтобы не кричать в голос, стискивала пустые ладони, будто пытаясь удержать что-то. Шептала имена.       А потом лежала неподвижно, укутанная листвой, и по щекам тихо скользили слёзы. Она чувствовала, как Адзума касается её плеч, шеи, волос, гладит растрёпанные пряди, расчёсывает и собирает в новое плетение; одновременно хотелось заорать на него «Не трогай меня!» — и забыться, ни о чём не думая, слушая только шорох листвы и ощущая лишь осторожные прикосновения.       Она очень хотела забыться. Потому что помнить оказалось слишком больно.       Но минуты шли, и чуть легче становилось дышать, чуть меньше жгло глаза и саднило в горле. Она будто собирала себя из осколков — вспоминала, что должна держаться, не ради себя, ради друзей. Хваталась за всё, что было у неё хорошего: дружбу, надежду, помощь, даже эту неожиданную заботу и тревогу Адзумы, шёпот в шелесте листьев.       Наконец дыхание стало ровнее, и она смогла сесть, опираясь спиной о шершавую кору дерева. Плющ послушно отполз в стороны, не мешая ей двигаться. Она провела кончиками пальцев по причёске, удивляясь сложности плетения. Выговорила мягко и тихо:       — Я запомню.       — Запомнишь? — удивился лесной дух.       — Магия перевооружения охватывает не только доспехи, одежду и оружие, — горло ещё перехватывал спазм, но если говорить негромко, это было почти незаметно. — Я запомню. Спасибо.       Не за причёску. За то, что она не осталась одна, потому что одна — вряд ли смогла бы удержаться.       — Я всегда… — сухо прошелестел голос лесного мага оборванной фразой. Она не стала переспрашивать. Вместо того, глубоко вздохнув, поднялась на ноги — на пару мгновений закружилась голова — и решительно сказала:       — Я хочу поговорить с Мэвис. Ты можешь позвать её?       — Не думаю, что она придёт, — вздохнул Адзума. — Если уж Первая решила не говорить об этом ни с кем из вас, почему ты считаешь, что она поменяет решение сейчас?       — Пожалуйста, всё-таки попробуй.       Эрза не знала, зачем ей так сильно сейчас нужна Мэвис. Что она скажет Первому мастеру? Что хочет услышать от той? Какой вопрос задать — который, может быть, задавать не следует?       — Как скажешь.       Адзума умолк; она ждала, бездумно оглядывая поляну — смотрела на стволы деревьев, некоторые коренастые и мощные, некоторые — гладкие и стройные, на богатство зелёных красок, густую траву и белые звёздочки незнакомых ей цветов; обернулась к циклопическому стволу Великого Древа — точнее, к корням, ствол начинался гораздо выше. По беловатой коре ползли плети вьюнка и плюща, и она, казалось, чуть-чуть светилась в зеленоватом сумраке, который царит под пологом леса. Она хотела запечатлеть эту картину в памяти, чтобы искать в ней покоя — потому что здесь нашла покой тогда, когда её сердце рвалось на части.       (И это место, где умер Адзума.)       Она уже чувствовала себя лучше: достаточно, чтобы вернуться к своим, говорить с ними и не показывать боли. Всё пройдёт. Рано или поздно всё пройдёт.       — Я не нашёл её, — внезапно раздался голос из древесных крон. — Когда она хочет остаться незаметной — даже мне её не разыскать.       — Я понимаю, — склонила голову Эрза.       Что ж, тогда ей больше нечего здесь ждать. Осталось только сделать то, для чего она пришла — попрощаться.       Она на несколько секунд прислонилась лбом к тёплой древесной коре.       — До свидания, Адзума.       Правильнее было бы сказать «прощай», но она не смогла. Понимала — наверное, лучше всех остальных — насколько опасен ждущий их враг, насколько невелики её шансы когда-нибудь вернуться на Тенрю, потому что она идёт в бой, чтобы победить, а не чтобы выжить.       — Береги себя, Титания.       — Нет, — она не сразу осознала, что произнесла это вслух. Не стоило ничего говорить. Может быть, соврать… не смогла.       Как в день, когда она в первый раз пришла сюда, её коснулись почти человеческие руки — в этот раз кисти, будто выточенные из тёмной древесины, сжали её ладони.       — Обещай, что будешь беречь себя, — голос лесного духа звучал требовательно и горячо, как ни разу до того.       Эрза закусила губу, чтобы не сказать ничего, о чём потом будет жалеть. Не давать обещаний, которые не исполнит.       — Об этом — не проси, — ответила она так мягко, как могла.       — О чём ещё мне просить тебя, кроме как об этом? — с горьким смешком отозвался Адзума. — Но если ты так хочешь… Удачи, Титания. Удачи в твоей войне. Но…       Он замолчал, оборвав себя на полуслове; больше не держал её, и она отступила на шаг, задыхаясь от внезапно нахлынувшей горечи — другой, не той, что терзала её недавно. Несколько мгновений кусала губы, будто надеясь физической болью заглушить боль душевную, и торопливо, на выдохе, произнесла:       — Мне нужно идти. Спасибо… за всё. И… до встречи.       Она чувствовала, что лжёт. Что стоило сказать «прощай». Но не могла.       В шелесте листьев гас шепот: «…я не хочу оплакивать тебя».              Она командир. Капитан их маленького корабля. Никто не должен видеть её слёзы.       Эрза бежала через лес к берегу, понимая, что опаздывает ко времени отправления, которое сама назначила. Так они пропустят отлив…       Последний на ближайшее время шанс воспользоваться магией — почему бы и нет? Она не остановилась, чтобы призвать Небесный доспех: сменила его на ходу, в движении, и бег перешёл в полёт. Конечно, не для того предназначена эта броня, и сил хватит только на короткий рывок, но ей всего-то нужно подняться над лесом и спуститься прямо к подножию скал вместо того, чтобы обходить их.       Внизу, в маленькой бухте, покачивался на воде корабль. Эрза приземлилась — почти упала — на палубу, с трудом сохранив равновесие, и сразу убрала доспехи.       — Все на борту, никто не потерялся? Тогда в путь! — решительно объявила она.       Хотя проще сказать, чем сделать, потому что пока они не достигли зоны Ликов, драгонслееры будут не в кондиции, так что в качестве команды судна ей остались иксиды, Минерва и Марде Гир, который точно ничего не будет делать. И ещё Эдель, которого по неведомой причине не укачивало (Нацу очень возмущал этот факт).       Нацу опять сидел на Игниле — тот пока ещё не снялся со скал, наблюдая за отплытием, — остальным, пока корабль не отчалил, плохо не было, но Стинг и Роуг уже явно морально готовились. Гаджил делал вид, что ему всё равно, но тоже выглядел довольно бледно. Как только они отойдут от берега…       Эрза тряхнула головой и встала у руля. Отрывисто сказала:       — Отдать концы. Поднять якорь, — и удовлетворённо вздохнула, когда Эдель и Пантерлили чётко выполнили её команду.       Отлив потянул «Беату» из безопасной гавани в открытое море.       

***

             Мэвис появилась на полянке через несколько мгновений после того, как ушла Эрза, и даже не пыталась сделать вид, что это случайность.       — Ты всё слышала, — не спросил, просто высказал мысль вслух Адзума. Сказать «подслушивала» — тоже будет правдой. — Почему ты не вышла к Титании?       Мастер Вермиллион сделала несколько шагов вперёд, хотя ей вовсе не требовалось переставлять ноги, чтобы двигаться. Остановилась почти там же, где стояла Эрза, и плюхнулась на траву. Подтянула колени к груди и обхватила их руками.       — Я не могу… — жалобно сказала она. — Это ведь из-за меня, — она шмыгнула носом. — Это из-за меня… они умерли.       — То, что ты Первый мастер, не значит, что ты отвечаешь за всё. Ты, как-никак, призрак — твои возможности ограничены.       — Ты не-по-ни-ма-ешь, — пробормотала Мэвис, давясь всхлипываниями. — Это из-за меня Макаров не успел… Люмен Истуар. Потому что это я. Моя душа, мой свет. Использовать Люмен Истуар значит стереть меня из реальности. Он колебался. И не успел.       — Мэвис…       Адзума не любил детей, считая, что лет до пятнадцати они являются абсолютно бесполезными созданиями, и не умел с ними обращаться. Когда Мэвис начинала вести себя, как ребёнок, она ставила его в тупик.       И она призрак. До неё даже не дотронуться. С Эрзой он действовал интуитивно, потому что на самом деле не знал, что делать, когда женщина плачет, — и, кажется, не ошибся. Но Мэвис? Призрачное дитя? Он даже не понимал, ребёнок она или взрослая… Она была и тем, и другим, в ней причудливо переплетались черты девочки и женщины, и это делало её ещё более непостижимой.       — Тише, Мэвис, тише, — беспомощно просил он, даже не надеясь, что это поможет.       Чувствовала ли Первый мастер все смерти членов гильдии? Адзума был уверен, что Макаров Дрейяр не единственный погибший, — видел это в глазах Эрзы. Пережила ли Мэвис смерти всех? Он уже видел её плачущей, но тогда не задумался, в чём дело.       — Все уходят, а я остаюсь, — прошептала она через несколько минут, утирая глаза рукавом.       По крайней мере, она заговорила — Адзума вздохнул с оттенком облегчения. Когда она говорит, немного проще.       — Я никуда не уйду.       Правда, ему и некуда уходить. Он связан с Великим Древом, с «Хвостом феи», с Мэвис, с Титанией… Но даже если бы мог уйти — не ушёл бы.       — Варрод тоже умер, — тихо сказала Мэвис; непонятно, слышала она его слова или нет. — Не осталось никого из тех, кого я знала, когда сама была живой.       — Кто он был? — спросил Адзума, потому что должен был что-то спросить. Не важно, хотел он это знать или нет.       — Один из основателей нашей гильдии. И он был немного как ты — маг леса. Он тоже стал частью леса, но по-другому, и только потому ещё оставался в живых — ему ведь было уже почти сто сорок, — Мэвис говорила плавно и быстро, как будто рассказ помогал ей отвлечься от всего.       Адзума отнюдь не был уверен, что ему это интересно, но не прерывал её. Пусть. Слова лучше слёз.       Мэвис говорила о том, как был основан «Хвост феи». Об истории, которая началась здесь, на острове Тенрю. О девушке, которая стала первой её подругой и первой потерей.       Адзума не помнил, как это — терять близких людей. Ему было семнадцать, когда сгорела его родная деревня, с тех пор он старался забыть — и ему это удалось.       Скоро судьба может ему напомнить. А он, бесплотный дух, даже заплакать не способен.       — Мэвис… — позвал он, когда она умолкла. — Обещай, что расскажешь мне, если Эрза Скарлетт погибнет.       Мэвис подняла голову, и её глаза сквозь слёзы лучились непонятным теплом и лукавством. Однако ответила она серьёзно, будто давая торжественную клятву:       — Да. Ты имеешь право знать.       

***

             Бот отходил от острова — а значит, приближался к зоне Ликов — куда медленнее, чем хотелось бы некоторым. Ветер подталкивал «Беату» в нужную сторону, но был слишком слаб, так что паруса то и дело беспомощно обвисали, а течение отлива вдалеке от берега ослабло.       Роуг, сидя спиной к фальшборту, старался дышать ровнее и рот не открывать, потому молчал.       — Принцесса-а, выруби меня, а? — простонал страдающий Стинг. — Чтобы я несколько часов провалялся…       — Обойдёшься, — фыркнула Минерва и, лениво оперевшись плечом на мачту, попыталась взмахом руки переместить одну из верёвок.       Не стоит с помощью магии делать то, в чём не разбираешься. Такелаж в итоге завязался узлом, и она, не дожидаясь, пока ей кто-нибудь укажет на ошибку, подоткнула юбку повыше и полезла исправлять ситуацию.       Эрза, заметив это, слабо улыбнулась уголками губ: по дороге на Тенрю Минерва следовала примеру Марде Гира и отказывалась что-либо делать. (Тот-то и сейчас сидел на носу кораблика и всем своим видом отрицал окружающую действительность.) Всё-таки полудемоница не безнадёжна в том, чтобы быть человеком.       Высоко в небе парил Игнил — его тень то и дело накрывала палубу. Эрза смотрела на него с лёгким беспокойством: ведь, когда они доберутся до поля нулевой магии, он рухнет вниз. И они договаривались, чтобы он держался пониже! Впрочем, рано волноваться: пока они ещё в виду Тенрю, и до зоны Ликов плыть и плыть.       — Эрза, смотри! — завопил Нацу, когда Игнил подлетел поближе, и махнул рукой в сторону оставшегося за кормой острова. — Смотри, что там, ну быстрее!       Она, оставив у руля Эделя («держи-ровно-и-ничего-не-меняй!»), подошла к борту, чтобы узнать, что там такое.       Вдалеке на границе песка и воды стояла маленькая фигурка в светлой одежде.       Мэвис вскинула руку с отставленным указательным пальцем, салютуя своей гильдии, а потом ветер донёс до корабля звонкий голосок:       — Рыцари Тенрю, удачи!