***
Этот Лик располагался ближе всего к лагерю — если присмотреться, его можно было разглядеть на горизонте, стоя прямо у палаток, — но был одним из самых проблемных. Непонятно почему, но монумент воздвигли в воде. Недалеко от берега, но всё же. Эрза предположила, что раньше он находился на земле, а потом из-за чар или природной тектоники почва просела. Может, и так. А может, те, кто устанавливал Лики, втыкали их строго в узлах сетки и не заботились о том, удобно ли будет до них добираться. Наверняка им и в голову не приходило, что кому-то может понадобиться подойти к монументу, да ещё и что-то с ним делать. К этому, проблемному, Лику отправились Гаджил и Пантерлили. Дорога даже в спокойном темпе заняла всего полдня, а вот установка зарядов могла затянуться надолго. Пользуясь обычными инструментами, пробить дыру в камне — и так не самая простая задача, а уж делать это, когда к нему не подойти посуху… Потому они и взялись за этот монолит. На случай, если окажется, что у Лика слишком глубоко, Гаджил прихватил топор и верёвки: соорудить плот, или лестницу, или что-нибудь вроде того. Повезло, что такие заморочки не понадобились, хотя вышло не сказать чтобы просто. Пантерлили в боевом облике вода доходила до плеч — была бы тут Эрза, окунулась бы с головой. К тому же в воду в доспехах не полезешь, и случись что, с противником они столкнутся без брони. Хорошо если клинки успеют схватить. Дрянная перспектива. А потом, после пуска, надо будет очень быстро доплыть к берегу и убраться подальше. Таймер у них получился ущербный, сколько ни ковырялись, а дольше, чем на девяносто секунд, не настроить. Начали они с морской стороны Лика, где было глубже всего. Пантерлили усадил напарника на плечи: они решили, что так будет эффективнее, чем пытаться ковырять камень, стоя в воде. Это оказалось крайне неудобно, Гаджил пару раз чуть не свалился, потому что у него даже в детстве не имелось подобного опыта. Но потом приспособился. Главное не уронить инструменты, потому что нырять за ними — врагу не пожелаешь: вокруг Лика в воде много мути, так что дно не разглядеть. Прежде чем лезть в воду, они оба разделись, так что поначалу работа в плотном контакте навевала не совсем своевременные мысли… первые полчаса, не больше. Дальше гораздо более интересными стали казаться вопросы, водятся ли тут акулы и высокий ли прилив. Хотя второе — должен, вроде, быть такой же, как у стоянки, от силы сантиметров двадцать. Но мало ли. Гаджил в приливах не разбирался совершенно. Через два часа монотонной работы руки начали болеть. А ведь в кузнице он выдерживал целый день, и ничего, даже на тренировки потом силы оставались. Так вот и понимаешь, что магия — не только заклинания, артефакты и прочая подобная хрень. И что это значит? Значит, что надо заново выяснять свой предел прочности, выносливости и так далее, потому что в пути от Магнолии до Тенрю как-то в голову не пришло проверить… Такими размышлениями Гаджил и развлекался, потому что говорить, перекрикивая шум волн, вопли чаек и удары долота по камню, было неохота. Ветер усиливался, волны становились всё выше, и Пантерлили уже несколько раз с головой окатило водой. Он отфыркивался и невнятно ворчал, но не жаловался. Устало привалился к камню; Гаджил ударился коленом, снова чуть не упал, выругался, но потом оценил состояние напарника и сказал: — Всё, давай перерыв. Они выбрались на берег и растянулись на мокром песке, не отходя от воды. — Отдыхаем минимум час. — А успеем? — У нас времени до послезавтрашнего вечера. Успеем. Если пытаться работать без отдыха — толку будет меньше. Он, что бы там некоторые ни думали, не железный, особенно без магии. Так что лучше передохнуть сейчас, а потом поработать до заката ещё часа два-три. Ночью же они будут спать, потому что возиться с инструментами в темноте — нет уж. У драгонслееров первого поколения ночное зрение получше, чем у простых людей, но в зоне действия Ликов разница почти не заметна. Да и поспать будет совсем не лишним. А судя по тому, как получается с камнем, двух дней им хватит за глаза. Одно только беспокоило: погода. Если начнёт штормить, то ничего они не сделают. Но пока на приближение бури ничто не указывало; он, конечно, не то чтобы очень разбирался в приметах погоды, но кое-чего нахватался от Джувии, от Венди, даже от «неправильного драгонслеера» Равии, и где того с его гильдией сейчас носит, интересно знать, у них же корабль на магии летал? Гаджил редко вспоминал о согильдийцах и тем более — о прочих знакомцах. Неоткуда узнать, что с ними, ничего нельзя сделать, чтобы их разыскать… Так было на Тенрю. Сейчас они снова на материке, и хоть пока торчат в глуши — но в рейдах рано или поздно им встретятся деревни и посёлки. Там можно расспросить людей и, может быть, оставить весточку: на всякий случай, ведь кто знает, куда судьба могла забросить их товарищей? Надо, подумал он, напомнить всем об этом. Хотя Эрза, наверное, сама сообразит, Роуг тоже, если, конечно, этериас не задолбает его так, что ни о чём думать не получится. И всё равно — напомнить. Надо использовать все шансы. (Ещё реже, чем о согильдийцах, думал о Металликане. Игнил так и не смог сказать с полной уверенностью, что произошло с ним и с Грандиной — даже на Тенрю, где была магия. И неопределённость бесила: лучше уж твёрдо знать, что всё, кончился этот старый железнолобый болван, чем вот так, странно — то ли он ещё может выбраться, как Игнил, то ли нет. Так что Гаджил старался просто о нём не думать. Это было не так уж трудно: натренировался за семь с лишним лет.) А ведь есть и риск, что по оставленным для согильдийцев сообщениям их найдёт кто-нибудь, кто найти не должен — эта мысль пришла парой минут позже. Нехорошо получится. Он мысленно исправил план «напомнить всем» на «обсудить с Эрзой», и на том задвинул эту тему подальше. Он ведь всё-таки беспокоился о согильдийцах, хоть никак это не показывал и обсуждать не стремился. Даже с Пантерлили. Тот и так всё понимал. Гаджил протянул руку — сразу же заныли мышцы от плеча до запястья — и поворошил мокрую шерсть напарника. Остановил ладонь у него на груди, чувствуя ровное и мощное биение сердца. Он и сейчас не хотел ничего говорить: ни о тех, кто потерян, ни о тех, кого ещё есть шанс найти, ни о том, насколько благодарен судьбе за то, что — кого — не потерял. От усталости мышцы дёрнуло судорогой короткой дрожи. — Не замёрзнешь? — тут же спросил Пантерлили с оттенком беспокойства. — У тебя-то шерсти нет. Может, пока оденешься? — Не знаю… Вставать неохота. Вряд ли он замёрзнет. Ветер, конечно, прохладный, но ничего, терпимо, бывало хуже. Опять же, есть простое решение. Гаджил чуть приподнялся и передвинулся поближе к напарнику (песка на него слегка натряс, но это мелочи, не так ли?). У всего этого безобразия с магией был по крайней мере один плюс: Пантерлили постоянно находился в своём настоящем облике. Большой, тёплый — и об него можно греться. То есть, конечно, это не единственное, что с ним можно делать, когда он в этой форме, но в данный момент Гаджила интересовало именно «греться». И что с того, что иксид мокрый? Всё равно тёплый. В этот день они почти закончили с первой выемкой для заряда: чуть-чуть доделают завтра с утра. Потом ещё одна — муторная — «над глубиной», а с прибрежной стороны Лика, где вода мельче, можно работать, стоя на дне, а значит, выбивать две ниши одновременно. Времени должно хватить, уже в полусне подумал Гаджил и в профилактических целях пихнул Пантерлили, который вздумал подгрести его к себе поближе и использовать как подушку, локтем.***
Лик показался в поле зрения после полудня на второй день. Идти до него, правда, пришлось ещё больше часа: монумент торчал на вершине холма и виден был очень даже издалека. И никого поблизости; за весь путь от побережья они никого не встретили, даже зверей, не то что людей — только раз вспугнули косулю у ручья. Охотничьего инстинкта у этериаса, надо полагать, не было, потому что он лишь проводил животное безразличным взглядом. Оно и к лучшему; Роугу совершенно не нравилась мысль убивать зверя тогда, когда они не нуждались в пище. То, что они не встретили людей, тоже было облегчением. Так проще. Не нужно ни с кем объясняться, не нужно опасаться, что Марде Гир причинит кому-нибудь вред. Неподалёку от Лика обустроили лагерь (пока Роуг возился с кострищем, Гир, чуть поразмыслив, вырастил навес из сплетённых ветвей терновника) — ведь предстояло провести здесь две ночи, — и только после отправились к монументу. Подойдя вплотную, Роуг провёл ладонью по гладкой поверхности Лика. Матовый белый камень, который казался чуть тёплым несмотря на то, что день выдался пасмурный. Нужно сделать в нём углубления, чтобы вложить туда сферы со взрывчаткой. Он задумался: а Марде Гир будет этим заниматься? Или свалит всю работу на человека? Насколько вообще трудно повредить этот камень? Эрза говорила, что проверяла: это возможно, но сейчас, стоя перед громадным монументом и глядя на ровную, без единого изъяна, поверхность, Роуг усомнился в своих силах. Будет очень-очень глупо, если он не справится. И даже думать не хотелось, что он тогда услышит от Короля Преисподней. Тот тем временем ближе так и не подошёл: непонятно, что хотел увидеть, но стоял в десятке шагов позади, запрокинув голову и устремив взгляд вверх. И, не опуская глаз, поинтересовался: — Чего ждёшь, человек? Время ограничено. — Пара минут ничего не изменит, — возразил Роуг чисто из упрямства. — А ты? Что ты там увидел? — Ничего, — покачал головой Марде Гир. — Давай, займись делом. — А ты? — снова сказал Роуг. Этериас недовольно поджал губы, но всё же ответил: — Я тоже, — и добавил с оттенком превосходства: — Иначе времени не хватит. Ты слабее Титании, для тебя этот камень слишком твёрдый. Это было созвучно недавним размышлениям самого Роуга, так что он не возразил. А Марде Гир, оказывается, ещё не договорил: — Помнишь Коррозию? Это проклятие разрушает металл. Есть способы повлиять и на камень, — он наконец приблизился к Лику, провёл по нему ладонью почти так же, как Роуг недавно, — хотя с камнем работать труднее, особенно с тем, что так пропитан магией. Однако Марде Гир может это сделать, — в его голосе явно звучала нота самодовольства. Если Роуг и хотел спросить что-то насчёт работы, инструментов и распределения обязанностей, то такое заявление вымело все прочие мысли из головы. Значит, Король Преисподней умолчал о том, что можно проклятиями воздействовать на Лики. Может быть, даже разрушать их? Сокрытие такой информации от союзников по человеческим меркам будет предательством. Непонятно, странно и глупо. Лучше бы, наверное, было промолчать, но Роуг спросил: — Что будет, если ты сейчас используешь на Лике Мементо Мори? Этериас прикрыл глаза на пару мгновений, прежде чем ответить: — Ты умрёшь. Голос его был безразлично-прохладным, и Роуг сперва даже не осознал сути угрозы. Да и угрозы ли? — Что ты имеешь в виду? — осторожно уточнил он. — Лик совсем рядом, — всё тем же прохладным тоном объяснил Марде. — Потому, во-первых, тебя развеет Мементо Мори, во-вторых, если этого каким-то чудом не случится, когда Лик взорвётся, ты, очень глупый человек, умрёшь. — А ты? — А я не умру, но моё тело будет уничтожено, — он досадливо поморщился, будто сомневаясь, стоит ли об этом упоминать. — Мементо Мори не щадит даже своего творца. А взрыв — тем более. Странно, что он вообще признал, что может быть уязвимым хоть перед чем-то. Роуг с тенью улыбки объяснил: — Ну, вообще-то я не имел в виду «вот прямо сию секунду, так, как мы стоим». Если отойти подальше — получится? Он не вполне понимал, чего пытается добиться. Убедиться, что Марде Гир обманул своих союзников — которых, вероятно, вообще не считает таковыми? Прекратить, наконец, обманывать себя надеждой, что этериас может сотрудничать с ними честно и открыто? Марде Гир покачал головой. Хмыкнул: — Учись формулировать. Люди вечно говорят неточно. И нет, не получится. Роуг кое-как совладал с удивлением: уже почти убедил себя, что он опять и как всегда глупец, который рассчитывает, что демон способен проявить какое-то понимание и доверие к людям. Значит, сейчас Марде не обманывал их?.. (Утверждать, что не обманывал вообще, было бы бессмысленно и глупо.) — Почему? — спокойно спросил он. Этериас теперь стоял, прислонившись плечом к Лику, в непринуждённой и расслабленной позе. Водил пальцами по матово-белой поверхности, вырисовывая непонятный узор. Казалось, что он не услышал вопроса или посчитал ненужным отвечать, но через полминуты всё-таки объяснил: — Дистанция. Находясь на безопасном расстоянии, я не смогу достать Мементо Мори до Лика. А все прочие мои проклятия тут не годятся. Мементо Мори — почти совершенное творение: созданное против живых, оно уничтожает и неживое, уничтожает даже магию… — он говорил таким же тоном, как читал стихи, задумчиво и напевно. — Ничто — почти ничто, — поправил он себя с нотой гордости, явно подразумевая созданные в кузнице Тенрю доспехи, — не может противиться его мощи и устоять перед его яростью… Но, — на лице промелькнула досада, искажая безмятежность черт, — предельное расстояние атаки — двадцать-двадцать пять шагов. Роуг молчал, опасаясь сбить внезапный приступ откровенности. Ведь Марде Гиру не было большой необходимости называть точные цифры — мог просто сказать, что дальность атаки меньше радиуса взрыва. Однако он посчитал возможным раскрыть человеку слабое место своего сильнейшего проклятия. Не то чтобы эта деталь насчёт дистанции делала Мементо Мори менее опасным… но всё же. И то, что это проклятие опасно даже для него самого. Пожалеет ли потом, что рассказал? Роуг бросил на него короткий взгляд — и, кажется, демон уже жалел: выражение лица снова неуловимо изменилось. Что ж, значит, разговор окончен, и лучше бы перевести тему, чтобы не злить его. — Ладно, раз так, пора возвращаться к работе, — пожал плечами Роуг. — Тебе инструменты нужны? — Это твоя работа, человек, — высокомерно фыркнул Король Преисподней. Но, хоть всем видом выражал неудовольствие (своей же недавней чрезмерной откровенностью, ну да!), упомянутым проклятием, повреждающим камень, всё-таки помог. Оно давало далеко не столь сильный эффект, как Коррозия, но разница с нетронутым материалом была заметна.***
Насчёт времени Гаджил не ошибся: действительно хватило с избытком, так что ещё успели, несмотря на хмурую погоду, поплавать (нет, торчать в воде рядом с грёбанным Ликом — совсем не то же самое!), приготовить нормальный обедо-ужин, немного подремать после него и, так сказать, размяться... Наконец солнечный диск коснулся горизонта. — Пора, — решительно кивнул Гаджил. Активировать четыре бомбы — по две на каждого. И сразу на берег, в укрытие: они заранее подыскали место, где можно спрятаться от взрыва. Ведь с учётом воды полторы минуты — слишком мало, чтобы убраться совсем за пределы радиуса поражения. Ну, не первый раз. От некоторых заклинаний тоже только и можно, что прятаться «в складках местности», как говаривал один зануда-оружейник. Они скатились в низинку между дюнами и вжались в землю за несколько мгновений до взрыва. Вспышку не видели (Гаджил так и вовсе зажмурился), но грохот ударил по барабанным перепонкам, и тут же хлестнула взрывная волна: дюну наполовину смело, песок обрушился на них водопадом. Затем всё утихло, только сквозь звон в ушах с высоты доносились возмущённые чаячьи вопли. Гаджил приподнялся и сел. Встряхнулся, как вышедшая из воды собака — помогло не сильно, земля так и осталась в волосах, на зубах, да и в штаны каким-то образом засыпалась… — Четыре — многовато, — заключил он, выкапывая из песка уменьшившегося иксида. — Говорил же я Игнилу, трёх хватит! Пантерлили отфыркивался и откашливался от пыли, так что ничего не ответил, но, надо думать, был согласен.***
Поход к Лику напоминал Эрзе задание — обычное задание гильдейского мага, когда нужно добраться до цели и на месте что-то сделать. Но на этом сходство заканчивалось. У неё нет магии, только меч и доспехи, а в рюкзаке за спиной кроме припасов — жутковатые железные «фрукты», в которых заключён драконий огонь. Если такое и создавали когда-то, она о том не слышала. У неё нет команды: из сокомандников остался только Нацу, и ему не место в этом походе. Так что её единственный спутник — драгонслеер из прошлого. (Человеческая жизнь Эделя была четыреста лет назад, и теперь, вновь став человеком, он будто переместился во времени.) То, что он был Акнологией — ещё одна занимательная деталь. Но у неё есть цель, задача, которую нужно выполнить, и есть, к кому вернуться, пусть большая часть её согильдицев и не с ней. Те, кого мастер Мэвис назвала «рыцарями Тенрю», связаны узами общего дела и общей беды, и то, что они носят разные метки, а кое-кто не носит вообще, сейчас имеет мало значения. Этого достаточно. И она, и Эдель облачились в доспехи с самого начала; пройти шестьдесят километров по пересечённой местности в полной выкладке — пусть так. Для того и создавалась эта броня, чтобы они могли хоть что-то противопоставить возможному нападению, а значит, они должны быть готовы. Сил и выносливости хватит. Должно хватить, хотя её стойкость подвергалась серьёзному испытанию без магии, подпитывающей тело. На Тенрю тяжёлые сны почти перестали донимать её, но теперь вернулись. Очень некстати — хотя кошмары вообще не могут быть «кстати». Она надеялась, что сумеет обойтись без сна весь поход к Лику. Или хотя бы пока не удастся взорвать его; возвращение — пусть, это уже не так опасно. Если у них всё получится. (Не думать лишний раз про «если».) Задала очень быстрый темп, но Эдель выдерживал его без жалоб и возражений, так что они действительно смогли добраться до места за один очень длинный переход — не считая нескольких коротких привалов на «передохнуть» и «поесть». В пути почти не разговаривали, редко когда обмениваясь больше чем парой коротких фраз: Эрза с удивлением обнаружила, что сейчас они с Эделем вполне понимали друг друга без лишних слов. Выбор мест для привалов не требовалось обсуждать; жестом — «молчи и прислушайся», коротким кивком — «да, переходим овраг здесь». На матово-белой поверхности Лика они углём отметили места, куда поместить взрывчатку, и всё оставшееся до назначенного срока время дробили камень, прерываясь только на то, чтобы глотнуть воды из фляг. Взрыв Эрза не запомнила. Наверное, было громко, наверное, была вспышка — но у неё уже темнело перед глазами от усталости; даже то, что к ней вернулась магия, осознала смутно (они старались расположиться так, чтобы попасть в зону, которую очистит уничтожение нескольких Ликов): сменила доспех на более удобную одежду чисто машинально. На одном только упрямстве она помогла Эделю собрать дрова для костра, и заваренные в маленьком котелке травы чуть-чуть взбодрили её, так что ещё смогла заставить себя поесть. Но затем отключилась сразу, как только легла на землю, устроив голову на сложенном плаще. За гранью сна её ждали. Не страх даже, а мучительная тоска, которая словно выворачивала рёбра и вытаскивала наружу сердце, чтобы сжать его ледяной хваткой. Чьи-то лица — не хватало половины мгновения, чтобы узнать их, — глаза, в которые невозможно смотреть, голоса, укоряющие её, среди которых громче всего — её собственный. Пытаясь освободиться, она резко дёрнулась — очнулась напряжённая и настороженная. Лагерь окутывали густые сумерки, преддверие недлинной летней ночи: в таком сумраке зрение подводит, расплываются очертания и видятся неверные образы. Такая реальность слишком похожа на вязкий морок, из которого она только что вырвалась. (Вырвалась ли, или пробуждение лишь померещилось?) — Эй. Что-то случилось? — полушёпотом спросил Эдель, и негромкий, но чётко различимый голос позволил поверить, что она всё же бодрствует. Она приподняла голову, оглядывая его. Он сидел у костра, закутавшись в плащ; ладони были так близко к нервно пляшущим языкам пламени, что удивительно, как не обжёгся. Он очень редко называл кого-либо по имени, вдруг вспомнила она, да и на своё отзывался не всегда. Потому, что у него было и другое имя? — Ничего. Просто… Ничего. — Тогда ложись. До твоей смены ещё три часа. Она проспала всего час? Неудивительно, что чувствует себя настолько разбитой. У любой выносливости есть предел, и своего она уже достигла. Ей действительно нужно поспать, иначе никакая магия не поможет измотанному телу. Но, как только откинулась на землю и опустила веки, накатило воспоминание о кошмаре; она снова распахнула глаза и закусила губу, чтобы сдержать вскрик. Невидящим взглядом уставилась в небо: звёзд не было, только сплошная пелена тёмных облаков. — Эрза? — снова вполголоса позвал Эдель. — Что с тобой? — Мне приснился кошмар, — неохотно проговорила она. Привыкла скрывать слабость от всех, но… «Рассказать то, что не можешь сказать своим друзьям» — она вспомнила Адзуму. Ей действительно легче признаться в слабости тому, кто не её друг — за кого она не так сильно чувствует себя ответственной. И он назвал её по имени. — Не думал, что… — начал говорить он, но прервался на полуслове. «Не думал, что тебе могут сниться кошмары», — она догадывалась, что он хотел сказать. Титания, Королева фей. Бесстрашная воительница, закованная в несокрушимую броню. Могут ли её беспокоить страшные сны? Но Эдель понимал достаточно, чтобы не закончить начатую фразу. — А мне ничего не снится, — вместо того медленно и тихо признался он. — Вообще ничего, только пустота и чернота. И… лучше бы уж кошмары. — Почему? Наверное, не стоило спрашивать. Он ведь не спросил, что именно является ей за гранью реальности. (Не то чтобы она сумела описать, даже если бы вопрос прозвучал, а она захотела ответить.) Лагерь окутывала вязкая тишина, только потрескивал валежник в костре. Эдель потянулся подбросить ещё дров; поворошил палкой угли, так что над пламенем взвился рой искр, на полмгновения показавшись Эрзе звёздами, которых не хватало на небосклоне. Она уже не думала, что он ответит. — Я забыл… много. Слишком много. Горькая ирония. Она порой мучительно жаждет забыть, но вынуждена помнить — неотступно. Он — хочет вспомнить свою жизнь, но лишён этого. Но, может быть, так оно и к лучшему. На самом деле она не хотела забывать своих друзей, даже если память о них связана с болью. А он… кое о чём действительно лучше не помнить. И она не сомневалось, что в жизни того, кого звали Акнологией, этого было более чем достаточно. Он снова держал руки так, будто пытался погладить языки пламени. — Помню, Игнил говорил, что если засыпать, глядя на огонь, то во сне тоже увидишь огонь. Только… мне не помогает. Но, может, поможет тебе? — Я попробую, — вымученно улыбнулась Эрза. Раздумывать, когда Игнил мог такое сказать, сейчас не было сил. Успокоил ли её разговор, или подобие медитации на мерцание углей и движение огня, или странное ощущение, что Эдель-Акнология проявляет заботу о ней, но она всё же смогла уснуть и проспать свои законные три часа. Даже четыре, потому что драгонслеер разбудил её позже, чем должен был.