Власть над своей судьбой

      В широкой и мелкой лагуне вода была слабосолёной, как в море, но гораздо более тёплой. Хотя Эдель, если его спросить, утверждал бы, что может купаться хоть в ледяном озере, — но наедине с собой, когда рядом нет никого, перед кем нужно держать лицо, он предпочитал тепло.       А никого не было — он специально ушёл на пару миль от становящегося слишком шумным лагеря. К магам присоединялись всё новые коллеги, и всё вместе получалось почти невыносимо активным. Сейчас он даже немного скучал по кузнице на острове Тенрю, где приходилось работать, не покладая рук, рядом с обжигающим драконьим пламенем, но зато никто не болтал без толку и не болтался без дела. Да и, если честно, драконье пламя не было проблемой и недостатком.       Эдель любил тепло. А на задворках памяти, погребённые гордостью и гордыней, оставались воспоминания о том тепле, которое он потерял по собственной вине.       Наедине с собой он даже мог признать существование этой вины. Или хотя бы ошибки.       Он нырнул до самого дна, высматривая в прозрачной воде что-нибудь интересное, и через пару минут показался на поверхности, отфыркиваясь, с большой раковиной в руках. Отбросил с лица мокрые волосы — и встретился взглядом с только что опустившимся на песок драконом. Даже пыль, поднятая крыльями, ещё не улеглась.       Эдель стоял по грудь в воде, сжимая в ладонях причудливо закрученную раковину, и чувствовал себя очень глупо. Он собирался выбраться на берег, но появившийся там Игнил, определённо, мешал. А тот вряд ли был рад его видеть, вот только почему-то не улетал. Взаимное разглядывание затягивалось — при том, что вряд ли любой из них мог высмотреть что-нибудь новое. Оба не торопились нарушать напряжённое молчание, возможно, понимая, что любая реплика может обострить ситуацию.       — Ты чего хотел? — наконец спросил Эдель, потому что надо было хоть что-то сделать. (Мысль кинуть в Игнила раковиной вряд ли могла считаться удачной.)       — Ничего, просто в лагере стало слишком шумно. Я тебя не заметил.       — Ещё бы, под водой-то… — пробормотал он бездумно. Больше сказать было нечего.       Игнил тоже молчал, но улетать не торопился, хотя легко мог бы отыскать другое место, чтоб отдохнуть от лагерного шума. Для него десяток-другой километров — не расстояние.       Поддавшись случайному импульсу, Эдель предложил:       — Превращайся в человека.       Он знал, что Игнил может: не так давно тот, крепко поругавшись с Леви по поводу какой-то схемы, рявкнул: «Да я сейчас сам нарисую!», — и снова принял человеческий облик, на этот раз по собственному желанию. Правда, не учёл, что одежды на нём не окажется, так что очень смутил юную магичку, и ей стало не до схемы…       — Зачем?       — Купаться. Для дракона эта лужа мелковата.       — Я не умею плавать в человеческом теле, — через полминуты достаточно напряжённого молчания напомнил Игнил.       — В драконьем-то умеешь, разница небольшая. Ты просто не пробовал.       — И пробовать не буду, — сердито заворчал и замолк. И всё равно не улетел.       Эдель, определённо, ничего не понимал. Даже самого себя — хочет ли он, чтобы Игнил убрался и оставил его в одиночестве (как раньше), или хочет продолжить разговор ни о чём, как будто надеясь, что это может вылиться… во что-то.       Что-то чуть более осмысленное, чем всё его прошлое существование, о котором он помнит слишком мало, чтобы не быть в растерянности, но достаточно, чтобы не сомневаться: ничего хорошего ему ждать не стоит.       — Как думаешь, — медленно сказал он, снова вдруг вспомнив, что вынырнул не с пустыми руками, — Фрошу понравится? — он показал матовую, причудливо закрученную раковину бело-розового цвета. Мысль отдать её котёнку пришла в голову только сейчас. Но, действительно, что ещё с ней делать?       Фрош был единственным существом, которому не было никакого дела до его прошлого.       Игнил ошалело тряхнул головой и фыркнул — в воздух взвился рой искр.       — Ты серьёзно?       — Что именно «серьёзно»?       — Всё, — отрезал Игнил.       Эделю показалось, что тот сам представления не имеет, что этим подразумевает. Показалось, что Король огненных драконов в не меньшей растерянности, чем он сам.       Разве тот хоть когда-то бывал в растерянности?       Он не помнил. Да и откуда ему знать?       Казалось, что он на грани того, чтобы вспомнить, откуда, но смутную, ускользающую мысль сбил рокочущий смешок Игнила:       — В общем-то, Фрошу всё нравится. Он будет рад… подарку.       Непонятная интонация, еле заметная пауза посреди фразы, да и просто выражение драконьей морды (насколько Эдель мог его разобрать) — всё это заставило спросить недоумённо:       — Что такое? Что тебя забавляет? — хотя он совсем не был уверен, что верно подобрал последнее слово. Он не слишком хорошо понимал эмоции людей, а с эмоциями дракона было ещё сложнее.       — Ты никогда никому не дарил подарков. Даже Грандине.       — Грандине? Кто?..       — Забудь! — резко оборвал его Игнил, снова гневно полыхнул искрами из ноздрей.       Имя — Эдель не сомневался, что это имя, — что-то значило. Точно что-то значило, и, может быть, если бы он вспомнил, он смог бы лучше понять?       Он не мог вспомнить и не стал спрашивать. Только не у Игнила. Но не оставляло ощущение, что он слышал это имя не так уж давно. Не в том невнятном прошлом, в котором пробелов было больше, чем воспоминаний, а в последние месяцы, а то и дни.       Это…       — Наставница Венди Марвел? — спросил он в первую очередь самого себя. А вслух — от недоумения. При чём тут наставница юной целительницы?       — Забудь, я сказал, — хмуро качнул головой Игнил. А через несколько мгновений на песке у кромки воды стоял рыжий мужчина, и отсутствие одежды его определённо ничуть не смущало (Эделя, впрочем, тоже — что на нём, что на себе; во-первых, он достаточно долго был не человеком, чтобы одежда казалась чем-то необязательным на инстинктивном уровне, во-вторых… он купается, одежда вообще не обязательна).       Игнил задумчиво тронул воду ногой:       — Надо же, совсем тёплая.       Категорически похоже на перевод темы, но Эдель не стал заострять на том внимание. Только хмыкнул:       — Всё-таки собрался искупаться? Так не стой на берегу.       И, между прочим, если он сам ещё собирается плавать, надо куда-то деть раковину. Можно было бы просто выбросить, но идея отдать её Фрошу казалась неплохой несмотря на всю свою внезапность.       Раковину он оставил на песке у кромки воды — пока Игнил думал, окунаться ли. Хотя, казалось бы, что тут думать, раз уже превратился…       Кто кого первым окатил водой, Эдель не взялся бы сказать. Это наверняка вышло случайно, потому что не стал бы Король Огненных драконов маяться дурью и брызгаться, как часто делали молодые маги. И сам он не стал бы. Однако так вышло, и кто бы ни был первым, а второй в долгу не остался.       Вода. Просто вода, никакой магии, и это вовсе не сражение.       А соревнование «кто кого больше раз окунёт в воду» оказалось неожиданно увлекательным, и вскоре дракон с драгонслеером хохотали, как мальчишки, на время забыв о витающем между ними напряжении. То ли дурной пример некоторых магов оказался слишком заразителен, то ли что. Задумываться не хотелось.       Цепкие пальцы сомкнулись на лодыжке, но Эдель, всё ещё задыхаясь от беспричинного смеха, сумел вывернуться. Игнил рванулся к поверхности, — на мгновение жилистое тело почти вплотную прижалось к спине драгонслеера, — и всем весом навалился ему на плечи, толкая вниз.       И всё бы ничего, но вдохнул Эдель не вовремя. В горло хлынула вода.       Последний раз он тонул, когда повздорил с Левиафаном — сотни лет назад. Ненужное сейчас воспоминание искрой вспыхнуло в голове, только усиливая панику, потому что он не знал, как выжил в тот раз…       Очнулся он на песке, судорожно выкашливая воду. Игнил держал его поперёк груди — и приложил ладонью между лопаток, судя по всему, уже не в первый раз. А заметив, что он зашевелился и пытается опереться на руки — отпустил.       Руки не держали, так что Эдель шлёпнулся на песок. Но, по крайней мере, он мог дышать.       Игнил сказал с сухим и каким-то неживым смешком:       — Ты меня напугал.       — Надо же, впервые за четыреста лет мне это удалось, — приподнимаясь, криво ухмыльнулся Эдель и осёкся. С запозданием осознал, что не стоило упоминать столетия его личной войны против всего мира. Игнилу было что вспомнить о том времени — на самом деле куда больше, чем ему, потому что в памяти Короля Огненных драконов не было, просто не могло быть столько же прорех.       И ой как не хотелось, чтобы эти воспоминания вышли на поверхность. Только не сейчас. Не тогда, когда он поймал отсвет ускользающего тепла.       — Может, и не впервые… — неожиданно серьёзно и спокойно ответил Игнил. — Но вот испугался за тебя я точно впервые с тех пор, как ты… перестал быть человеком.       Кусочек разбитого витража встал на место. Эдель стиснул пальцы, чувствуя, как ускользают из горсти песчинки, ухваченные бесполезным движением, попыткой удержать нечто неосязаемое.       Кажется, теперь он достаточно ясно понимал, что Игнил когда-то действительно мог испугаться за него. Кажется, от этого было ни капли не легче.       Скорее наоборот.       Сосредоточившись только на том, чтобы шевельнуться, чтобы контролировать подводящие мышцы, он сумел сесть ровно, опираясь на прямые руки. Слишком явной выглядела его слабость, когда он не мог даже толком приподняться. И то, что он только что чуть не утонул, не оправдание. Драгонслееры очень живучи, уступают в этом лишь драконам. (И, наверное, демонам, как он мог предположить теперь.)       Он мог бы спросить, кто вытащил его из шторма Левиафана — тогда, давно, — потому что это вспомнить не сумел. Мог бы поблагодарить за помощь, на которую не имел никаких причин и прав рассчитывать. Но молчал, потому что никогда толком не умел облекать свои мысли в слова — а не теми словами боялся что-нибудь испортить.       Бояться, впрочем, он тоже не умел. А если и умел когда-то, то давно разучился.       Они сидели на песке, почти соприкасаясь плечами: Король Огненных драконов, принявший облик человека, и человек, в котором слишком много от дракона, чтобы он мог жить спокойно. Тот, кого когда-то назвали просто Королём драконов — что звучало смешно, чудовищно смешно. Если бы он тогда — да и сейчас — был способен смеяться.       Молчание было почти спокойным.       Огненный дракон заговорил первым — тяжеловесно, устало:       — Мне не с кем больше об этом говорить… — сперва он будто и не обращался к собеседнику. Потом, чуть повернув голову в его сторону, после длинной паузы сказал: — Я боюсь, что мальчишки, — Игнил называл всё младшее поколение драгонслееров «мальчишками» (по крайней мере, всех скопом; Венди отдельно он, можно надеяться, всё-таки назвал бы девочкой), — доиграются с магией до полной трансформации, как ты.       — Силы не хватит, — недоверчиво фыркнул Эдель прежде, чем задумался, стоит ли вообще отвечать. Слишком неожиданной оказалась обращённая к нему фраза. (И слишком явным напоминанием — «как ты».) Наверное, он хотел бы успокоить опасения Игнила, но не мог найти ни нужных слов, ни тона. — Куда им полную.       — Конечно, такую силу им взять неоткуда, — в голосе Игнила проступила еле различимая тень даже не угрозы, но предостережения: не трогай эту тему лишний раз, не напоминай. — Но магия убийцы драконов сама по себе чрезмерна для человека — особенно для почти детей — и если поспешить, призывая её, то можно потерять человечность и даже не заметить этого. Я просил их не призывать «силу драконов» без крайней необходимости, но с тем, как идут дела — необходимость может появиться.       — Даже если они во что-то превратятся, это не будет действительно опасным, — всё так же с оттенком растерянности отозвался Эдель. Слишком противоречивой получалась тема. С одной стороны — «не напоминай», с другой — как вообще возможно говорить об этом и не напоминать? — Ты сможешь разобраться.       — Смогу, — мрачно согласился Игнил. Взлохматил пятернёй и так встрёпанные волосы. — Но сражаться с кем-то из этих ребят, чтобы убить — последнее, что я хотел бы делать.       Эдель, наверное, понимал, о чём он. Наверное, он и сам не хотел бы убить кого-то из них: самоуверенного нахала Редфокса, малышку Венди Марвел, которая готовила удивительные травяные чаи, Роуга — Фрош будет плакать, если с ним что-то случится, — или его дурного гильд-мастера.       Даже невыносимого пасынка Игнила он, пожалуй, не хотел бы убить.       — Они ведь драгонслееры, — медленно сказал он. — Сражаться с драконами — их задача. Если что-то случится с кем-то одним — пусть остальные и убивают дракона.       И сам он, в общем-то, тоже драгонслеер. Но вряд ли об этом стоит сейчас упоминать.       — Думаешь, они смогут? — Игнил горько усмехнулся. Он, похоже, и не нуждался в напоминаниях. — Даже если говорить чисто о силе… когда Роуг-из-будущего открыл темпоральные врата, убить дракона не сумел ни один из них. Они драгонслееры, да, но им далеко до леди Айзенхел, Тома Бранко, Раградии…       «Темпоральные врата», «Роуг-из-будущего», драконы — какая-то история, которую Эдель не знал. Расскажет ли Игнил, если спросить?..       Вместо того он пробормотал бездумно:       — Ты ещё помнишь их по именам? Хотя Железную Диану помню и я. Редфокс по сравнению с ней слабак и тряпка.       Диана Айзенхел относилась к той части его жизни, которую он более-менее вспомнил. Когда он ещё учился у Тиамат. И леди Айзенхел была действительно незабываема.       — Лет через двадцать Гаджил сможет сравняться с ней по силе и опыту, а характер Дианы Айзенхел неповторим, и слава богам.       — А что с ней стало, кстати? Не верится, что такая особа могла тихо умереть от старости в своей постели.       — Она пропала. Полагаю, убита, но тела никто не видел.       — Это ведь не я?.. — он осёкся на полуслове. Но ведь действительно не знал.       — Не думаю.       Быстрый и даже почти естественный обмен репликами снова оборвался молчанием. Странный разговор — они будто постоянно оставались на грани, одного слова было бы достаточно, чтобы любое обсуждение снова стало невозможным… Но произнесено уже немало слов, и это всё ещё не произошло.       И у него, пожалуй, всё-таки мог найтись один совет.       — Знаешь, насчёт «не с кем поговорить»… поговори с Эрзой. Я думаю, она поймёт.       — Она тебе нравится? — что-то такое Игнил услышал в его тоне.       Эдель пожал плечами:       — Она их командир.       «Нравится» ему Фрош — наивное создание, которому нет дела до его прошлого. А люди слишком сложны для того, чтобы вызывать безотчётную симпатию.       Что касается Эрзы… Он уважал её силу. Он не хотел бы, чтобы она погибла.       (Он видел её слабость и не презирал её за это.)       Какое тут подходит слово, он не знал.       Игнил качнул головой то ли в согласии, то ли в отрицании. Казалась ли она ему тоже порой слишком юной для той ответственности, что взвалила на себя? И сколько ещё она может выдержать?       (Эдель не хотел бы, чтобы она сломалась.)       Игнил выкопал из песка кругляшок гальки и подбросил на ладони. Раз, другой — а потом подкинул вбок, в сторону Эделя — он машинально подхватил камешек.       — А о тебе мне тоже с ней говорить? — с оттенком непонятной насмешки спросил дракон.       Эдель резко выдохнул, выпуская гальку из сжатых пальцев, так что она соскользнула на песок.       — Можешь сперва попробовать поговорить со мной.       Он, может быть, догадывался, о чём именно.       Искоса наблюдал за собеседником — как меняется его лицо в невнятном смешении выражений. Вздрагивают губы, замирая раньше, чем прозвучит хоть звук, взгляд из-под полуопущенных век и тёмных густых ресниц бесцельно скользит вдоль кромки воды. На секунду гневно раздуваются крылья носа — будь он в драконьем облике, в воздух наверняка взвился бы рой искр.       Наконец Игнил нахмурился и сказал резко:       — Ты не должен даже пытаться снова стать драконом.       Эдель и не пытался. Но терпеть не мог, когда ему приказывали, так что сказал другое:       — Почему это?       — Ты что, не понимаешь, чем ты станешь? Ты снова превратишься в безумное чудовище, Эдель! Так что поклянись, что не будешь к этому стремиться.       «А ты этого не хочешь?» — на мгновение ему отчаянно захотелось спросить. Почему — ведь так было бы проще? Однозначное разрешение всей той путаницы воспоминаний, которая, он теперь не сомневался, тревожила и Игнила тоже.       …настолько тревожила, что тот впервые назвал его по имени, которого тщательно избегал, и даже не заметил этого.       — Чем же мне клясться, по твоему мнению? — кривовато усмехнулся Эдель, отвечая инстинктивной злостью на то, что мерещилось ему атакой.       — Жизнью. Потому что если ты нарушишь клятву — я тебя убью.       — Как будто ты сможешь — до сих пор у тебя не получалось.       Он определённо уже не думал, что говорит.       — Смогу. Ты не станешь драконом мгновенно, а с промежуточной стадией — уж как-нибудь справлюсь. И со мной теперь мой сын, он поможет.       — Как ты можешь называть человека сыном?!       «Игнилово отродье». Он не ненавидел этого мальчишку, но…       Момент, когда взаимопонимание казалось возможным, прошёл.       — Так же, как когда-то называл человека другом.       — Лжец.       Игнил толкнул его раскрытой ладонью в плечо и вскочил на ноги, скаля зубы так, будто находился в драконьем теле, а не человеческом. Как будто хотел — готов был — окатить его пламенем, сжечь дотла (не получится), стереть в порошок.       Он посмел обвинить Короля огненных драконов во лжи, и тот гневается. Эдель вскинул голову, отвечая ему ядовитой усмешкой.       Неужели тот посмеет утверждать, что сказанное — не ложь?       Горькая и болезненная ложь, за которую можно ненавидеть.       Пара мгновений, и над ним возвышается красный дракон — но страха Эдель всё равно не испытывал. (Он давно разучился бояться.)       — Дурак, — прорычал Игнил — и распахнул крылья.       Оставил последнее слово за собой.       Дракон сделал круг над берегом и полетел не к лагерю, а дальше, прочь. Эдель не смотрел ему вслед. Опустил голову на скрещенные руки и замер, даже не вытряхнув из волос песок, которым его обдал взлетающий Игнил. Возвращаться в лагерь ему тоже не хотелось.       (И он, кажется, вспомнил, кто такая Грандина.)