***
Несмотря на то, что вопреки обыкновению на последнем собрании Минерва присутствовала и даже участвовала в разговоре, через пару дней Марде Гир пришёл поговорить с ней отдельно. Решил ли он немного пощадить её гордость и не заводить разговор при всех? Кто знает. Впрочем, не похоже, чтобы его беспокоило чьё-то присутствие, потому что на Стинга и Роуга, которым Минерва как раз вручила очередную порцию грязной посуды, он внимания не обратил. — Минерва, — с нажимом произнёс он имя, одними только интонациями подчёркивая, что сейчас ей действительно стоит его послушать. И когда она неохотно перевела на него взгляд, продолжил: — В бою с Девятью вратами и тем более Эндом тебе нужно использовать все силы. А значит, придётся снять повязку. — Не хочу. — Не веди себя, как капризный ребёнок. — Я не хочу, чтобы кто-либо это видел. — Стыдишься своей демонической сущности? — зашипел Марде Гир. Даже если он собирался проявить к ней какое-то терпение, надолго его не хватило. — Глупая женщина! Так ты вечно будешь всего лишь жалким человеком! — Не указывай мне! Стинг и Роуг переглянулись, понимая, что этих двоих надо разводить в стороны, пока скандал не набрал обороты. Не так страшно, пока демоны кричат друг на друга — а если начнут швыряться проклятиями? Но вмешаться они не успели. Не так-то просто быстро вмешаться, когда у тебя в руках груда котлов и мисок. — Марде Гир не будет тебя уговаривать, — этериас растянул губы в холодной усмешке. И что-то сделал: сложил пальцы в замысловатый знак, а потом указал на Минерву. Чёрная клякса на её лице шевельнулась, меняя очертания, а от центра начало расширяться отверстие. Через несколько мгновений в «повязке» появилась дыра, открывающая глаз, но разглядеть, что с ним не так, Роуг не успел. Кажется, радужка красного цвета… Минерва вскинула руку, почти коснувшись остатков повязки, гортанно вскрикнула и швырнула в Марде Гира мутный сгусток проклятия — между пальцев вспыхнул рубиновый свет. Этериас поймал шар энергии двумя руками и прежде, чем развеять, кивнул с тенью одобрения: — Мощно. А через полсекунды его отшвырнуло назад — Минерва сразу вслед за проклятием использовала «Территорию». Короля Преисподней проволокло по земле несколько шагов, потом он сумел сориентироваться и с кошачьей ловкостью вскочил на ноги. — Ты меня удивила, — сообщил он с довольной усмешкой. — Можешь ведь, если постараешься! — Да мне плевать! — взвизгнула она. — Я не нанималась тебя удивлять и развлекать! Ещё один взмах руки — снова атаковала, но на этот раз Марде Гир ответил, и на земле оказалась уже она. Рывком вскочила, но колени подогнулись: она свалилась снова и так осталась сидеть, пытаясь руками вернуть чёрную жидкость «повязки» на место, но та не подчинялась. Видимо, срок действия проклятия ещё не вышел. Тогда она закрыла алый глаз ладонью — а взглядом второго, похоже, вознамерилась прожечь в Короле Преисподней дырку. Удивительно, что больше не пыталась нападать. А он в ответ рассматривал её со спокойным интересом. Вмешательство, кажется, не требовалось, но Роуг был далёк от того, чтобы считать, что инцидент исчерпан. То, что Минерва больше не пытается драться, не значит, что она не начнёт снова через пару секунд. И что Марде Гир не сделает ещё что-нибудь, что разозлит её. Чего она вообще так взбесилась… непонятно. Впрочем, она всегда терпеть не могла, когда её к чему-то принуждают. А повязка и то, что под ней — больной вопрос, это стало ясно уже давно. Роуг не знал, как сейчас лучше к ней подступиться, как доказать, что ничего ужасного не произошло, только Марде Гир, как обычно, наплевал на мнение и желания окружающих. Стинга, похоже, подобные сомнения не терзали. Спихнув занимавшую руки посуду обратно в кухонную палатку, он присел рядом с Минервой на корточки и осторожно позвал: — Принцесса? Характер бывшей соратницы он знал не хуже, чем Роуг, так что наверняка был готов в любую секунду отскочить, избегая атаки. Но она сидела тихо, и он продолжил говорить: — Посмотри на меня. Она неохотно повернулась, переводя на него взгляд. — Обоими глазами, — попросил Стинг. Минерва коротко мотнула головой. Тогда он мягко коснулся кончиками пальцев руки, которую она прижимала к лицу. Провёл от костяшек к запястью, а потом продолжил движение по щеке. Минерва издала странный звук, что-то среднее между рычанием и шипением, на какое, казалось, не способно человеческое горло. Звенящим от гнева голосом сказала: — Убери руку. — Я собирался сказать то же самое, — фыркнул Стинг. — Убери руку, принцесса. Пожалуйста. Не думал, что буду соглашаться с этим, — он кивнул в сторону Марде Гира, — но тебе не нужно стыдиться своей сущности, какой бы она ни была. А я вообще ничего рассмотреть не успел! — Я. Не. Стыжусь, — процедила она сквозь зубы. — Вот и хорошо. Пожалуйста, дай мне посмотреть. Минерва смерила его недружелюбным и едким взглядом одного глаза. Медленно опустила ладонь, и алые губы искривились в злой усмешке: — Ну как, нравится? Если говорить объективно, демонический глаз действительно смотрелся жутковато: без белка, с алой радужкой и чёрной точкой зрачка. Вокруг под кожей рельефно выступали налитые красным, чуть пульсирующие сосуды. То ещё зрелище, в некоторой мере даже омерзительное. Только вот Стинг, похоже, так не считал — или успешно скрывал впечатления (что вряд ли, потому что притворщик из него не очень). Медленно, как к напуганному зверю, он протянул руку к лицу Минервы, провёл пальцами по алым сосудам, а когда она вздрогнула, с беспокойством спросил: — Не больно? — Щекотно. Не трогай! — Ладно, больше не буду, — покладисто согласился он, но трактовал «не трогай» только в самом прямом смысле: убрал руку от сетки сосудов. Зато сдвинул ниже, погладил Минерву по щеке и по остаткам повязки, фыркнул: — А прикольная тряпочка, мягкая такая, шелковистая… Демоница поджала губы, и на мгновение показалось, что сейчас цапнет его за пальцы, как кошка, недовольная тем, что её трогают, но ничего не сделала и даже не сказала, будто зачарованная его пристальным вниманием. Роуг не видел лица Стинга и выражения его глаз, но догадывался. Любопытство. Искреннее и доброжелательное. И Минерву это, судя по всему, повергало в ступор. Она явно ожидала другой реакции на свой демонический глаз. — И стоило вообще так ругаться? — Я выгляжу ужасно, — мрачно отозвалась она. — Да ладно тебе, у Марде Гира облик этериаса гораздо более стрёмный. — Что ты сказал, человек?! Роуг вздохнул и ненавязчиво вклинился между своим напарником и Королём Преисподней, о присутствии которого некоторые, похоже, забыли. Или забили. — Марде, хоть ты не заводись из-за ерунды… — попросил он и тихо добавил — так, чтобы слышал только демон: — А по мне, так не стрёмный. Насколько я в книге разглядел — в бою было как-то не до того, чтобы рассматривать. — Молчи, — тут же приказал ему Марде Гир. Роуг, впрочем, и не собирался развивать тему. Иначе пришлось бы признаться — в первую очередь самому себе — что у него странные представления об эстетике. А Стинг тем временем вполголоса доказывал Минерве, что ничего ужасного в её внешности нет. Роуг бы, пожалуй, не отказался послушать, насколько далеко его занесёт, но надо было наконец куда-то деть грязную посуду. И Марде Гира тоже куда-нибудь деть, а то хватит одной реплики, чтобы свести усилия Стинга на нет. Жаль, нельзя совместить одно и другое и предложить Королю Преисподней помочь с мытьём мисок и котлов. Хотя… — Марде, ты не мог бы мне помочь донести посуду до ручья? Стинг тут, судя по всему, надолго завис, а один я всё не утащу. Даже если проклянет в ответ за такую наглость, это, по крайней мере, отвлечёт его от Минервы. Ну, и вдруг всё-таки поможет? Не мыть же, только донести.***
Что делать с неугомонным сыном, Игнил не знал. Сам он к тому, что сражаться огнём против Энда толку мало, относился спокойно. Может, сказывался прошлый опыт. Но Нацу никак не хотел верить, что есть проблемы, которые нельзя решить, вложив побольше силы, магии, энергии. Носился, будто с шилом под хвостом, то приставал к товарищам насчёт тренировок, то требовал научить его чему-нибудь… Если бы ещё Игнил мог научить. У него больше не было в запасе приёмов, которые подошли бы человеку. Но Нацу никак не хотел в это поверить. Кажется, мироздание решило, что после нескольких лет покоя в жизни Короля Огненных драконов очень не хватает хаоса. И если бы это относилось только к Нацу… К сожалению, было существо, воплощающее хаос в прямом смысле слова. Существо, которое Игнил никак не мог толком выбросить из головы, и натыкался на него куда чаще, чем хотел бы (никогда) — это действительно испытывало его терпение. Драгонслеер хаоса ничего ему не говорил после разговора про Грандину и одной реплики во время военного совета; если оказывался рядом, старался не задерживаться, даже прямых взглядов избегал… почти. Акнология Игнилу совершенно не нравился. В принципе. Весь целиком. Но то, что в тех редких случаях, когда они всё-таки пересекались взглядами, тот теперь смотрел на него с такой злостью, не нравилось ещё больше. И это определённо был не страх (попробовал бы кто сказать Королю Огненных драконов, что он боится!)… только какая-то невнятная досада. Как застрявший под чешуёй наконечник стрелы, который не вытащить: сколько ни пытайся подцепить когтями, от зуда не избавиться. Раздражает. Игнил летел в кузницу, где его уже ждали Эрза и Гаджил, когда заметил одинокую фигуру в холмах. И, между прочим, сколько раз всем было сказано «поодиночке не ходить»? Он ещё подумал, что пусть Титания читает нотации и следит за порядком, прежде чем заложить вираж и опуститься на верхушку холма, позади и выше спускающегося по склону человека. — Считаешь, что на тебя общие правила не распространяются? Эдель, несомненно, заметил появление дракона куда раньше, чем его накрыла тень, когда тот приземлился. Это инстинкты, отточенные до совершенства. Инстинкты, без которых не выжить. Убийца драконов должен всегда замечать приближение драконов. Не просто видеть или слышать — чувствовать. Те, у кого не вырабатывалась подобная «интуиция», долго не жили. А он был одним из лучших. К нему никто не мог подобраться незамеченным. …то, как он чуял Игнила, кажется, к этому отношения не имело. Но об этом Эдель раздумывать не хотел. Чем больше фрагментов памяти возвращалось, тем труднее становилось. Тем больше хотелось ни о чём не думать. Ему нужно было какое-нибудь дело, чтобы занять если не голову, то руки (а пустота в голове, глядишь, приложится), но такого не находилось. В кузницу, делать взрывчатку, его не звали, а спрашивать он не стал. Только иногда подворачивались тренировочные поединки и выходы в море на «Беате» — почти забавно было быть простым матросом (вот уж точно работа руками), без всякой магии… и под командованием людей, которых он мог бы убить одним ударом. А они даже не знали, кто он такой. Не находя себе ни дела, ни места, он всё чаще уходил из лагеря, даже не предупреждая никого. Его отсутствия не замечали, так что если у него и были поначалу мысли, что стоит предупреждать — они быстро иссякли. Поскорее бы возобновились рейды к Ликам. Тогда был бы хоть какой-то толк. Пускай последний рейд, большим отрядом, а не на пару с Эрзой, ему не слишком понравился. Он более-менее привык к «команде Тенрю», но троица магов «Хвоста феи», Райджиншу, оставалась для него незнакомцами, сходиться с которыми ближе желания не было. А Короля Преисподней он напротив, пожалуй, знал уже слишком хорошо. Но рейды были отложены на неопределённый срок, так что оставалось только ждать. И стараться не думать. О прошлом, о настоящем — ни о чём. Появление Игнила «не думать» на пользу явно не шло. Не ясно, с какой целью, но тот приземлился у него за спиной — и Эдель не стал оборачиваться. Будто не заметил, хотя не надеялся, что это сработает. Здесь не было ничего, что могло привлечь внимание дракона, только дюны, поросшие невысокой травой и редким кустарником, спускающиеся к песчаному пляжу. Значит, тому что-то нужно именно от него. За первой репликой, которую он оставил без ответа (честно говоря, это слишком похоже было на риторический вопрос, выражающий скорее раздражение, чем желание что-то узнать), последовала вторая: — И куда это ты собрался? — В соседнюю бухту, купаться, — ответил Эдель равнодушно и прибавил шаг, насколько это возможно, не сорвавшись на бег. Убегать он не собирался. Это было бы… чересчур. — Стоять! — рявкнул вдруг дракон за спиной. — Я ещё не договорил! Тогда Эдель остановился — но не обернулся. — А как же «скройся с глаз»? Я, знаешь ли, стараюсь. В ответ донеслось только ворчание, очень похожее на рычание. Он всё равно не оборачивался, хотя инстинкты требовали не стоять спиной к источнику угрозы — а разозлённый огнедышащий ящер определённо мог считаться угрозой. Вот только сколько Игнил ни огрызался, а за прошедшие месяцы ни разу не причинил ему физического вреда; бестолковые драки в первые дни после трансформации не считаются. Эдель не хотел смотреть на него — и потому не оборачивался. Он тоже хотел бы сказать «скройся с глаз». А ещё — из памяти. (И из сердца.) Шорох позади — развёрнутые и тут же сложенные крылья. — Я немного погорячился… в тот раз. — Да неужели? Ещё скажи, что извиняешься за это. — Король Огненных драконов не извиняется! — …Я знаю. — Что, неужели помнишь? — Да нет, тут и нового опыта хватает, — хмыкнул Эдель, наконец оглядываясь. Всё-таки он хотел видеть собеседника. Видеть его реакцию, а не только угадывать на слух. — Что тебе от меня нужно, Король Огненных драконов? — Спросить. Ты действительно не помнишь? — Что именно, Игнил, что именно?! — он почти оскалился, но закончил устало: — Я столько всего не помню… — То, что ты напал на Грандину. — Я не знаю. Какие-то смутные картины… Ты действительно хочешь это обсуждать? Я — не слишком. — Я хочу понять, — через несколько мгновений негромко и невнятно ответил тот. И прозвучало это без его обычной непрошибаемой уверенности, которую в полной мере унаследовал Нацу. — Нечего понимать. Ты не хочешь, чтобы я упоминал её — я не буду. — Я не… Я уже сказал, что погорячился! Ты с первого раза не услышал? Не поверил он с первого раза, что Король Огненных драконов действительно может считать, что перегнул палку. Эдель покачал головой — ничего не значащий жест. То ли не услышал, то ли что. Игнил шумно вздохнул: — Если верить Королю Преисподней, — его тон полностью выражал отношение к такой концепции, — то она жива, но заперта в субреальности. А у меня нет способа освободить её или даже связаться с ней. «Скучаешь по ней?» — чуть не спросил Эдель, но он не считал, что имеет право задавать вопросы. Тем более что, хоть ответ очевиден, а Игнил вряд ли захочет признавать это вслух. Такой вот он… упрямец. Об Игниле (и о самом себе) он уже тоже помнил больше, чем хотел бы. А тот, не дождавшись ответа, продолжил говорить: — И нет никого, кроме тебя, кто знал бы её. Только Венди, но она была совсем малюткой, когда Грандина оставила её. Так что нет никого, с кем я мог бы поговорить о ней. Вспомнить. «Вспомнить». Как будто специально бьёт по больному, хотя вряд ли это так: Король Огненных драконов слишком прямолинеен для таких выходок. — Игнил, хватит! Хватит. Эдель почти не повысил голос — то ли требование, то ли мольба. — Что? — Я действительно напал на неё? — Да. — Ты уверен, что хочешь говорить о ней с тем, кто пытался её убить? Он не знал, на какой ответ рассчитывает. Надеялся ли он, что Игнил скажет «я всё равно хотел бы поговорить о ней»? Или ждал привычной гневной вспышки, «не упоминай её имя», и снова всё с начала? Но Игнил не ответил вообще ничего. Только тяжело качнул головой, расправил крылья и взлетел — порыв ветра взметнул песок, осыпавшийся на Эделя. Отсутствие ответа, пожалуй, было худшим вариантом. Он немного постоял на склоне холма, будто ждал непонятно чего (не того ведь, что Игнил вернётся, он твёрдо был уверен — не вернётся), а после продолжил путь. Туда, куда собирался: в соседнюю бухту, искупаться. После того, как его окатили песком, это стало насущной необходимостью. Стало бы, будь ему сейчас какое-то дело до физических ощущений. …на дно, вниз, пока хватает дыхания — и чуть дольше, до жжения в лёгких. До соблазна вдохнуть воду — и этим всё закончить. В этот раз никто не вытащит его. В этот раз…