Власть над своей судьбой

      Роуг уже не раз задумывался о живучести этериасов. Марде Гир редко что-то рассказывал, но были упоминания, оговорки и прочее подобное. Получалось, что если уничтожить физическое тело этериаса — он не умрёт. Действительно ли так? Не проверишь — не узнаешь, сказал бы Стинг, но Роугу не хотелось даже шутить на эту тему.       А ещё есть книга, и тут он понимал куда меньше. Предполагал, что именно она — тот якорь, который позволяет Марде Гиру не бояться разрушения тела. Книга — душа?..       И что будет, если уничтожить её?       Был только один способ узнать ответ — спросить. Тот ещё способ, потому что надежды на то, что Марде расскажет, мало. И Роуг откладывал этот разговор, потому что не мог придумать, как его начать, пока не осознал, что так и будет откладывать до бесконечности, если не сделает что-то прямо здесь и сейчас.       «Здесь и сейчас» случилось как-то раз утром, когда завтрак закончился, дежурные мыли посуду, а остальные разбрелись кто куда: кто-то скрылся в палатке, кто-то перебрался на «Беату», Леви и Игнил в человеческом облике обсуждали схемы артефактов, Венди штопала чью-то рубашку, явно не свою, Эрза выговаривала Эделю, что он ушёл на два дня и никого не предупредил, это безответственно, а она беспокоилась. То, как двадцатилетняя девушка строго отчитывает мужчину, которому внешне за тридцать, а фактически около четырёхсот, выглядело по-своему впечатляюще. Если вспомнить, что этот мужчина — в некотором смысле дракон Апокалипсиса, то тем более.       Марде Гир перебросился парой слов с Минервой и уселся в тени одного из тентов, подальше от всех, кто оставался в лагере. Занят он, судя по всему, ничем не был, так что Роуг решился подойти. Только сперва оставил Фроша с Аксель Кроу, потому что наивный энтузиазм котёнка мог всё испортить.       Когда, услышав шаги, этериас перевёл на него взгляд, он спросил:       — Можно к тебе присоединиться?       Тот безразлично пожал плечами. Похоже, вид на море занимал его куда больше, чем присутствие человека.       Несколько минут Роуг сидел тихо, искоса поглядывая на Марде и пытаясь понять, в каком тот настроении. За завтраком, вроде как, был в нормальном, но кто его знает… Минерва может испортить настроение даже парой слов. Но раз тот не возражает против его присутствия, может, и против разговора не станет возражать?       Момент не самый подходящий, но вряд ли когда-то будет лучший. Вопрос не из тех, что легко задать.       — Я давно хочу спросить… о твоей книге, — он не стал делать паузу, чтобы дождаться разрешения спрашивать. Второй попытки не будет. — Как это всё работает? Есть ты, есть книга… что будет, если её уничтожить?       Стоило бы, наверное, сформулировать это как-то не так прямо, аккуратнее, но он не придумал ничего. Как ни формулируй, суть не изменится, а проблема именно в сути.       Стоило бы, наверное, объяснить, зачем ему это знать, но он и сам не мог сказать толком, зачем.       Марде Гир молчал. Роуг видел, как напряглись его плечи, как застыла на половине движения поднятая рука.       — Я понимаю, как это звучит и почему ты можешь не желать отвечать. Думаю, — он еле различимо улыбнулся, — ты и не ответишь. Хотя я могу поклясться, что не использую информацию против тебя, но что тебе моя клятва?       — Что мне твоя клятва?.. — эхом повторил за ним этериас. Усмехнулся, но без явной издёвки или злорадства: — Я просто убью тебя, если ты…       Он сделал паузу, слишком длинную, чтобы Роуг мог не подумать неуместное и глупое «если ты предашь моё доверие». А потом так и не продолжил фразу, оставляя его с этими догадками.       Повторять вопрос Роуг не стал: уговоры вряд ли помогут, скорее разозлят Марде. Если тот сам не решит говорить, ничего не получится. Может ли решить? (Решиться?)       Вспоминались всякие глупости. Вроде того, как этериас помог ему донести до ручья брошенную Стингом грязную посуду. Сказал, что за это человек ему будет должен чашку какао — но помог. Или это называется не «помощь», а «обмен»?       Сейчас Роугу точно нечего ему предложить. Разве что ответы на вопросы, но вряд ли у Марде найдутся равноценные вопросы. Иногда тот что-то спрашивал, но, кажется, только от нечего делать.       Оставалось ждать. Заслуживает ли он хоть немного доверия? Может ли вообще демон Зерефа испытывать хоть какое-то подобие доверия?       Мимо пробежала Аска, размахивая револьвером, причём, кажется, не игрушечным, а за ней, чуть не теряя сандалии, спешила Юки Майн. Малышка Коннелл определённо оправилась от болезни, и энергии у неё теперь было через край. Не то чтобы Роуга сильно интересовали дети шапочно знакомых магов из союзной гильдии, но это невозможно было не заметить. Взрослые только и успевали её ловить. А иногда — не успевали.       Роуг проводил девчонок рассеянным взглядом. Этериас, кажется, их не увидел, хотя они проскочили в паре шагов от него.       Настолько погрузился в раздумья? Плохо это или хорошо, Роуг затруднялся сказать. Но, по крайней мере, Марде задумался, а не послал его в бездну сразу.       Если, конечно, задумался о его вопросе, а не о чём-то своём.       — Я скажу тебе, — медленно проговорил Марде Гир. Смотрел всё так же не на него: на море, вдаль, где волны под солнцем вспыхивали яркими бликами. — Когда-то Зереф создал немало заклятий и немало существ. Создал своих демонов — из ничего, с нуля. Это сложнейшая магия — слишком сложная, чтобы закрепить её без материальной привязки… Поначалу он, кажется, использовал и другие предметы, но счёл книги самым удобным вариантом.       Пока Марде не говорил ничего, о чём Роуг не знал бы и не догадывался, но перебивать или торопить перейти к сути дела ему бы и в голову не пришло.       — Книга — это основа. То, что связывает нас с Зерефом. Если уничтожить мою книгу, когда я не материализован — меня не станет, — демон произнёс это спокойно и равнодушно, но такое спокойствие вряд ли могло кого-то обмануть.       — А когда материализован?       — Стану смертен почти как человек.       — Почти?       — Убить меня гораздо труднее, чем человека, — с нотой гордости объяснил он.       — Я рад.       Не совсем правда, потому что на самом деле его эмоции были сложнее, и Роуг просто не мог подобрать слов, чтобы описать их. Да и стоило ли? Вряд ли Марде Гиру интересно, что он чувствует.       Зато ему очень интересно, что чувствует тот.       — Почему я тебе это рассказываю? Гораздо больше, чем жалкому человечку положено знать?       Что Роуг мог тут сказать? Сам бы хотел знать, почему. Хотел бы увериться — или, наоборот, раз и навсегда избавиться от глупой надежды?.. — что демон испытывает к нему хотя бы ограниченное доверие. Не развлекается, дразня глупого смертного, а действительно что-то чувствует. По-человечески.       Роуг молчал, потому что у него не было ответа, ничего, даже близко похожего на ответ. Да и как отнесётся Марде к попытке человека трактовать его действия? Ему вполне может это не понравиться. Особенно если человек вдруг окажется прав. От этой мысли хотелось улыбнуться, хотя догадок, которые могли бы оказаться верными или неверными, у него не имелось.       — Знаешь, я понял… — медленно сказал Марде Гир, разбивая тишину, а потом голос вдруг резко хлестнул плетью: — Это всё вы, людишки, виноваты! Во что ты меня втянул? Что ты со мной сделал?       — Ничего, — Роуг чуть не отшатнулся в инстинктивном порыве сбежать, убраться подальше от кипящей ярости Короля Преисподней. Только что они нормально разговаривали, и он не понимал, что случилось. Что скрывалось за недолгим молчанием демона? Не могло же того так сильно разозлить то, что Роуг не ответил на его последнюю реплику, которая вообще, похоже, не требовала ответа? — Марде, объясни, что не так — и я попробую помочь.       — Так только хуже. Ты ничего не понимаешь, глупый человек!       — Ш-ш-ш… Не злись. Я пытаюсь понять.       — Ты не можешь понять.       — А ты даже не пытаешься объяснить.       Того, что разозлённый этериас может ударить его проклятием, не боялся. Помнил о такой возможности — но страха не было. Только некая обречённость: будь что будет, — и не имеющая под собой твёрдого основания вера, что убивать его Марде Гир не станет, а всё остальное можно пережить.       — Пожалуйста, просто скажи, в чём дело.       — Я понял, что ослабляет мои проклятия.       — Всё-таки Лики? — спросил Роуг, когда убедился, что этериас не собирается давать пояснения.       Идея, что Лики могут влиять не только на магию, но и на проклятия, возникла в обсуждениях заметок Аксель Кроу, и Роуг уже не помнил, кто её высказал. Участвовали-то почти все, потому что специалистов-артефакторов среди них нет, и тут что драгонслеер ты, что заклинатель духов, что дракон или иксид — разница невелика. Версия насчёт проклятий промелькнула вскользь, но Эрза потом обсудила её с Королём Преисподней (Роуг не был уверен, знала ли она о его проблеме с проклятиями или просто ткнула пальцем в небо). Тот, правда, сказал, что это несостоятельная версия, потому что магия и проклятия слишком различны.       Знать бы ещё, чем именно различны, но рассказывать о сути проклятий Марде Гир не торопился — нормально рассказывать, а не как в бою перед активацией Ликов, со скуки, с издёвкой и совершенно непонятно.       Может, он додумался до чего-то, что заставило его изменить мнение насчёт влияния Ликов? Другие варианты Роугу в голову не приходили, кроме разве что странной идеи, что уничтожение метки «Тартароса» могло иметь такой эффект. Ведь по-хорошему где проклятия и где метка, а особенно её отсутствие?       К тому же напоминать Марде про метку и её уничтожение — не самая благоразумная мысль.       — Лики… — медленно проговорил тот после длинной паузы. — Незначительно и случайно, потому что их авторы не могли вложить в них противодействие тому, о чём не имели представления.       Роуг нахмурился, потому что демон снова умолк и ничего не объяснил. Значит, что-то другое?       — Ладно, не Лики. Но ведь хорошо, что ты разобрался, разве нет? — наконец спросил он осторожно, надеясь, что этим подтолкнёт собеседника что-нибудь пояснить.       …такой реакции он не ожидал.       — Плохо. Всё плохо! Это вы, люди. Это ты! — Марде Гир зашипел, как рассерженная гадюка, и вскочил с места. — Эмоции… Их не должно быть, они мешают. Энергия проклятий — в отрицательных эмоциях, а другие лишают их силы!       Он взмахнул рукой, и среди сухих листьев осоки рванулся из земли куст терновника, а через несколько мгновений по щелчку пальцев рассыпался прахом. Роугу померещилось, что проклятие предназначалось ему, — но по неведомой причине Король Преисподней спустил пар на другой цели. (По неведомой ли? Эмоции, о которых он говорит…)       Роуг тоже поднялся на ноги протянул руку, чтобы успокаивающе коснуться его плеча, но этериас отпрянул, не позволяя до себя дотронуться. Выплюнул сквозь стиснутые зубы:       — Как теперь Марде Гир сумеет убить Энда?!       — Тебе не придётся сражаться с ним в одиночку, — ответил Роуг, удивляясь, как спокойно прозвучал его голос — контрастом с полным яда и гнева тоном этериаса. «Мы поможем. Мы же союзники. Как ты не понимаешь?»       — Замолкни! От вас, людишек, один вред. Всё наперекосяк из-за вас!       В чёрных глазах, бездонных и жутких, горела яркая и чистая ярость, но кроме неё было что-то ещё. То, что объясняло, почему Марде Гир не отшвырнёт стоящего перед ним человека и не забудет, что такой разговор вообще когда-то начинался. Этому Роуг тоже не мог и даже не пытался подобрать название. Ему ли разобраться, что чувствует демон, если он не может до конца понять, что чувствует сам?       …Кроме желания помочь. Как-то разрешить эту ситуацию, которая стала — кажется — мучительной для них обоих.       — Ты действительно хочешь вернуть всё, как было? — тихо и мягко сказал он. Про себя — точно знал, что не хочет. И только это, наверное, заставило его продолжить говорить: — Действительно думаешь, что сможешь? Ненавидеть и презирать с той же силой, что раньше… Меня ненавидеть. Ты хочешь этого? Действительно хочешь?       Тёмная бездна глаз зачаровывала — как нечто смертельно опасное и при этом притягательное. Гнев демона, скованный железной волей (смутная, на грани осознания, мысль, что тот сдерживается из-за него… ради него?), смешанные с ним иные эмоции, столь обжигающе-яркие в глазах, но не меняющие неподвижную маску лица.       Он отчаянно хотел услышать ответ. Хоть какой-то. Пусть даже утвердительный, лишь бы не стоять больше на распутье, на грани, не теряться в попытках понять самого себя.       — Хочу, — холодно произнёс Марде Гир и с мгновенной вспышкой гнева выкрикнул: — Но не могу!       Он резко развернулся, так что волосы хлестнули драгонслеера по лицу, и зашагал прочь, не глядя, куда.       Роуг не пытался остановить его, ошарашенный равно тем, насколько сильным оказался укол боли и разочарования после первого брошенного этериасом слова, и тем, что за этим последовало — признанием беспомощности, пугающей и непонятной.       Но он на это наделся. Надеялся ведь. Глупец. Сейчас, когда получил то, что хотел (почти то — но с этериасом даже «я не могу тебя ненавидеть» казалось значимым), глупец вдвойне. Ведь что ему теперь с этим делать?       Определённо, не продолжать разговор с Марде Гиром прямо сейчас.              Король Преисподней нашёл себе занятие по настроению — вызвал на тренировочный поединок сразу Минерву, Эрзу и Фрида. То ли кто под руку подвернулся, то ли были какие-то критерии выбора — не понять. Но из не-драгонслееров эти трое, пожалуй, могли считаться сильнейшими бойцами.       Они ушли подальше от лагеря, на другую сторону ручья — и начали без всякого сигнала.       Роуг наблюдал весь поединок издалека, отчасти опасаясь за противников Короля Преисподней и потому готовый вмешаться в любой момент (что он мог сделать… хотя бы подставиться под проклятие, если дела пойдут плохо, чтобы никто не пострадал из-за того, что этериас злится на него; сейчас казалось, что успеет, сможет пройти через тени, если будет действительно нужно). А отчасти — просто хотел посмотреть. Бои магов порой были действительно красивы, чём-то похожи на танец.       Впрочем, не в этот раз. В этот — жестоко и жёстко. Марде Гир и Минерва стоили друг друга, Эрза выкладывалась на полную, не жалея ни себя, ни противника (и были мгновения, когда она и демоница казались хорошей командой), а Фрид, сперва избегая лезть в гущу схватки, потом превратился в нечто, похожее на демона, и сражался дико и неистово — не как маг, а как чудовище.       Но сил их троих не хватило; когда Король Преисподней закончил, все трое лежали на земле. Впрочем, Фрид, — уже снова в человеческом облике, — почти сразу поднялся и помог встать девушкам, после чего, придерживая обеих, повёл их в лагерь — искать Венди. И хоть они не падали, похоже, только потому, что опирались друг на друга, но идти всё же могли. Значит, не так уж плохи дела.       Марде Гир не выглядел довольным своей победой. Потому ли, что и не ожидал иного исхода?       Роуг разрывался между тем, чтобы помочь троице проигравших, и чтобы подойти к этериасу. Тот тоже выглядел потрёпанным — бой всё-таки не был лёгким. Сейчас, когда в его облике сквозила усталость, казалось, что можно рискнуть и снова заговорить с ним.       Можно уже, наверное, не удивляться тому, какой вариант он выбрал.       — Что тебе нужно? — поприветствовал его Марде Гир — холодно, едко… но с каким-то болезненным надломом.       — Марде, хватит злиться, пойдём в лагерь, — просто сказал Роуг. Никаких замечательных идей, как успокоить взвинченного этериаса, у него не имелось. Разве что сказать глупость: — Причешу хоть. А то Гаджил опять будет тебя чучелом обзывать.       Марде Гир отозвался сперва недоумённым взглядом, как будто не верил, что человек правда ляпнул такое, но — удивительно — немного расслабился, а затем с оттенком иронии хмыкнул:       — У него нет чувства самосохранения.       — У многих драгонслееров его нет, — философски пожал плечами Роуг.       — У тебя тоже.       Спорить он не стал. А то как бы Марде Гир не вспомнил, от кого Гаджил подцепил словечко «чучело»… Когда не надо, память у железного драгонслеера отличная: всего ведь раз при нём это сказал! А у этериаса память хорошая всегда. Небезопасная ситуация.       Хотя не более небезопасная, чем то, что он сунулся к Марде Гиру, когда тот был зол на него. Или, может быть, не совсем на него — но, определённо, из-за него. Однако обошлось, и Роуг только сейчас начал понимать, насколько сам был напряжён до этого момента, когда Марде наконец начал отвечать хоть и с насмешкой, но без злости.       — Так что, пойдём?       Марде Гир пошёл — но вовсе не к палаткам, а вверх по течению ручья, туда, где тот тёк среди холмов, не видимый с пляжа, а Роугу оставалось только последовать за ним. Этериас плеснул водой себе в лицо, смывая пыль и брызги крови, уселся на траву и бросил:       — Ну, давай, расчёсывай.       То ли разрешение, то ли приказ. Роугу было всё равно.       Беспокоило его другое — а есть ли у него с собой расчёска. Потому что если придётся идти за ней в палатку, Марде наверняка не станет его дожидаться.       Впрочем, обошлось. Расчёска нашлась: резной костяной гребешок, который он купил во время визита в город не потому даже, что было надо, а потому что понравился узор — сплетение ветвей ползучих роз.       И только теперь до него дошло, из-за чего понравился.       Вот ведь… зараза.       — Давай я тебе косу заплету? — предложил он, чтобы отвлечься от этих мыслей.       — Зачем?       — Для разнообразия.       С косой Гир ходил только во время работы в кузнице на Тенрю, когда был риск подпалить волосы, если не соблюдать осторожность. В остальное время — собирал волосы в высокий хвост, закрепляя шпильками.       Может быть, дело привычки. Может, коса ему в принципе не нравится — тогда он сейчас откажется. А может, просто не умеет заплетаться сам. Это ведь сложнее, чем кого-то… Роуг знал на собственном опыте: было дело, ходил с длинными волосами. Потом надоело возиться (а постоянно ходить с распущенными — неудобно), так что когда однажды на задании ему спалили половину шевелюры почти под корень, он обстриг остальное и длиннее, чем до плеч, больше не отращивал и не собирался.       Марде Гир молчал, так что Роуг напомнил:       — Ты всё-таки скажи, заплетать или нет. А то, — он мимолётно улыбнулся, — я решу, что молчание — знак согласия.       Кажется, он слишком расслабился, когда убедился, что Марде не злится на него. Но тормозить было уже поздно.       А тот настолько выпадал в задумчивость, что и теперь не ответил. Нет, серьёзно, его состояние начинало по-настоящему удивлять. Роуг отлично знал, что Король Преисподней может игнорировать обращённые к нему реплики, но… это выглядело иначе.       Интересно, что будет, если он правда станет действовать по принципу «молчание — знак согласия»? После напряжения недавнего разговора, кажется, даже перспектива получить проклятие совершенно не пугала.       Он сел на землю позади этериаса и протянул руку к его волосам, после боя растрёпанным и спутанным (и, кажется, кое-где укороченным клинком Эрзы, но пряди и без того были разной длины, так что трудно сказать наверняка). Вытащил запутавшуюся веточку чертополоха, с сомнением воззрился на кляксу чего-то странного, от чего исходил неприятный кисловатый запах, слабый, но для драгонслеера достаточно явный. Это — на всякий случай — совсем не хотелось трогать голыми руками. Кто его знает, что это за проклятие может оказаться?       — Что ты застыл? — очнулся вдруг Марде Гир. — Заплетай.       — Вообще-то сперва надо расчесать, — хмыкнул Роуг. — И не объяснишь ли, что это за фиолетовая пакость и что с ней делать?       — Фиолетовая?.. Срежь и уничтожь.       Роуг вспомнил, как этериас возражал против того, чтобы выстричь колтуны и репейники, и проникся к фиолетовой кляксе уважением. Настолько, что обрезал её очень аккуратно, не касаясь руками, а потом кинул на песок в стороне и шарахнул по ней Крылом теневого дракона. В песке осталась воронка. Пакость, вроде как, исчезла.       — А что это всё-таки было?       — Яичница.       — Что, прости?       — Минерва готовила яичницу, когда я… предложил ей сразиться. Она не стала оставлять сковородку на огне.       Оставалось только гадать, как выглядело это «предложил», что из безобидной яичницы потом получилось такое, а также что стало со сковородкой. Впрочем, нет, Роуг не хотел знать. Убедившись, что больше ничего потенциально опасного не видно, он взялся за расчёску.       Волосы были слегка пыльными и присыпанными песком, но не грязными. Хотя не свежевымытыми. По крайней мере, не пушились и не выскальзывали из пальцев так, как обычно ведут себя свежевымытые. Ну, у всех его знакомых, у кого он обращал внимание. А у демона… кто его знает.       — Почему ты умеешь заплетать косы? — спросил тот через несколько минут. — Тебе с твоей стрижкой ведь это не нужно.       — Ты думаешь, я всю жизнь с одной причёской ходил? — фыркнул Роуг. — У меня были длинные волосы лет до пятнадцати.       Расчёска застряла в спутанных прядях, и он сосредоточился на том, чтобы разобраться с этим, не дёргая. Хоть на этот раз ему и не пригрозили проклясть, если он будет неаккуратен.       После недолгого молчания Гир вдруг поинтересовался:       — Сколько тебе лет сейчас?       — А сам как думаешь?       — Откуда мне знать?       — Марде, я не верю, что ты совсем не представляешь, как люди меняются с возрастом.       — Мне нет до этого дела.       — Тогда тебе нет дела и до того, сколько мне лет.       Роуг сам не знал, почему упрямится. Почему бы просто не ответить?       Марде дёрнул головой, толкая его под руку.       — Нет. Но Марде Гир задал вопрос и хочет получить ответ.       — Угадай. А я потом скажу правильный ответ.       У него определённо отказали тормоза и чувство самосохранения. Как ещё назвать то, что он так настойчиво провоцирует этериаса?       Будто проверяет границы дозволенного.       А Марде ему не мешает. Будто отчасти сбит с толку, потому задаёт бестолковые вопросы и поддерживает странные (по его меркам) диалоги.       — Той девчонке-«фее»-блондинке девятнадцать, — задумчиво сообщил тот, — об этом кричали достаточно громко… Тебе, наверное, примерно столько же.       — Ну вот, почти угадал. Мне двадцать. А тебе?       Условно двадцать. Когда у него на самом деле день рождения, Роуг не знал. Даже насчёт года были сомнения, потому что Скиадрам, кажется, просто «на глаз» решил, что подобранному им человеческому детёнышу четыре года, а потом сообщил эту цифру, когда сам детёныш задумался, а сколько ему лет.       — …Марде Гир не помнит. После нескольких сотен точная цифра перестаёт иметь значение.       — Наверное, ты прав.       — Разумеется, Марде Гир прав, — высокомерно отозвался этериас. Столь привычным уже тоном, что Роуг не удержался от улыбки.       Впрочем, не только из-за тона. Перебирая гладкие пряди, которые он за разговором незаметно успел распутать и расчесать, он не мог отрицать — ему нравилось. Не в последнюю очередь потому, что это означало: Марде Гир впускает его в личное пространство. Не по необходимости, не ради дела, а просто так. Почти просто так, но всё же причесаться тот вполне мог бы сам.       Когда это успело стать для него важным?       …Он понимал, что это, хотя терялся в догадках, откуда это взялось. «Очень глупый человек», как иногда называл его Марде. Только очень глупый человек может испытывать такие чувства, и ещё более глупый — рассчитывать на что-то.       Внезапная улыбка угасла, и он заставил себя сосредоточиться на плетении. Пожалуй, сейчас он был рад, что Марде Гир больше ничего не говорил, то ли снова погрузившись в задумчивость, то ли по своему обыкновению вдруг решив, что разговор ему наскучил. Как бы там ни было, Роуг уделял всё внимание тому, что аккуратно уложить в косу пряди разной длины. Те, что обрамляли лицо, даже не пытался трогать, они не дотянулись бы, и чтобы не выскальзывали, надо было начать маленькие косицы от висков, а это для него было уже слишком трудно.       Сейчас эстетичность результата его волновала куда больше, чем на Тенрю, в кузнице. Тогда это было для дела. А не просто так. Потому что захотелось. Ему.       Марде Гир, по крайней мере, был не против. Потому что если он против, окружающие узнают об этом быстро и иногда больно.       — Ну вот, готово, — наконец сообщил Роуг после того, как несколько секунд критически осматривал плетение, убеждаясь, что удалось сделать его достаточно ровным. Закреплять, правда, пришлось чем попало: не подумал заранее, а в кармане нашлась только ленточка, которой играл Фрош, случайно завалявшаяся. Но не шпильки же использовать?       Марде Гир потеребил косу, перебросив её через плечо вперёд, провёл пальцем по вплетённой ближе к концу тёмно-синей ленте. Пару мгновений казалось, что сейчас скажет, насколько недоволен ею, но промолчал. Только бросил на Роуга тяжёлый взгляд, в котором мелькали… досада, раздражение, растерянность? Он не успел понять. Этериас вздохнул, поджал губы и резко вскочил на ноги. Стоял на месте несколько секунд, глядя на него сверху вниз, — а он терялся в догадках, можно и нужно ли что-то сказать, — потом всё так же молча отвернулся и ушёл.       Как всегда, не поблагодарил. Если, конечно, не считать благодарностью мимолётное прикосновение пальцев к скуле.