Время перестало иметь значение: Роуг не мог понять, прошли секунды или часы. Наверное, секунды — и не больше нескольких минут, иначе он уже лишился бы рассудка. А сейчас за завесой боли всё ещё осознавал себя, пусть хотел сильнее всего потерять сознание и ничего не чувствовать. Проклятие не позволяло ему даже этого.
В глазах темнело, но он всё-таки видел, как Эрза кинулась на Кьёку, хотел сказать ей, что будет только хуже — и не мог.
Сквозь собственный крик слышал смех демоницы, когда она ударила Титанию в живот и та отлетела назад. Свалилась рядом с ним и снова попыталась подняться, но следующий удар заставил её рухнуть на него.
Больно. Разве может быть ещё больнее?
Его резким рывком дёрнуло вверх; он не знал, что теперь придумала Кьёка, но кожу будто сдирали лоскутами. Верёвки — или что-то другое — врезались в тело, иглами впивались до костей…
Роуг даже не слышал, что Кьёка уже не смеётся, и не чувствовал, как Эрза обхватила его руками, пытаясь хоть немного закрыть от острых шипов.
— Марде Гир ничего не делает наполовину! — с ядовитой гордостью объявил Король Преисподней, когда плети растений уронили двоих людей рядом с ним.
Удар о камень огнём обжёг нервные окончания, но через пару секунд ощущения отключились. Сперва казалось, что совсем, потом Роуг почувствовал, как саднят многочисленные царапины и ноет ушибленное плечо, а локоть Эрзы слишком сильно впечатывается в живот.
Несколько мгновений он испытывал дикое облегчение от того, что боль прекратилась и умирать не придётся — а затем, подняв голову и оглядевшись, осознал, что Марде Гир один. Ахнул:
— Где Стинг? Что ты с ним сделал? — и мимолётно удивился, что всё-таки не сорвал голос.
— Что надо, то и сделал. Умолкни.
Клубок терновника, опутавший Кьёку, разлетелся на части, и разъярённая этериа вырвалась наружу. Одежда, а местами и кожа свисала на ней лоскутьями (Роуг невольно сравнил это со своими мелкими царапинами), лицо уже не выглядело красивым — настолько исказила его злоба.
Она всё-таки медлила, осторожничала, потому что вместо беспомощных смертных перед ней был Король Преисподней, силу которого она не могла не признавать. Но эта сила уже однажды была сломлена, пусть не ею — так что долго замешательство продлиться не могло.
— Он жив. Найдёшь в конце коридора, — Марде Гир, не оборачиваясь, махнул рукой. — Проваливайте отсюда, глупые людишки, иначе подохнете.
Недавно «подохнуть» казалось Роугу неплохой альтернативой, но сейчас он хотел жить почти так же сильно, как желал умереть пару минут назад. А ради Стинга и Эрзы — не имел права умирать.
И раз уж случаются такие чудеса, как Король Преисподней, спасший его шкуру (жизнь, рассудок… есть, за что быть благодарным) — не стоит этим пренебрегать.
Роуг, поддерживая Эрзу, двинулся в указанную сторону — особого выбора не оставалось. Позади звучал обманчиво спокойный голос этериаса:
— Энд предал смысл существования Тартароса, забыл о Зерефе. И ты огорчила Марде Гира, Кьёка, когда выбрала Энда. Очень огорчила…
Коридор был перегорожен обломками рухнувшей стены (а вместе с ней, похоже, потолка и пары этажей сверху), перебраться через которые удалось с большим трудом. Роуг поднял Эрзу на руки, потому что даже со всем её упорством она по ровной-то поверхности еле шла, три раза чуть не рухнул вместе с ней — а в конце всё-таки упал, и они вместе скатились к основанию груды камней.
Он встал и помог подняться воительнице, которая несмотря ни на что не позволила себе ни единой жалобы или стона. В нескольких шагах впереди коридор поворачивал, и оставалось только гадать, это ли подразумевал Марде Гир под «концом коридора». Никого видно не было.
Пока они не миновали угол.
— Минерва, — ахнула Эрза, вцепившись в плечо Роуга. Он придержал её за талию, как будто опасался, что она может свалиться в обморок — или безрассудно атаковать и эту демоницу.
Минерва стояла, небрежно опираясь плечом на потрескавшуюся пилястру и скрестив руки на груди (без когтистых перчаток её ладони оказались вполне человеческими): агрессивной поза не выглядела, но самоуверенности — хоть отбавляй. Стинг, прислонённый спиной к стене, лежал у её ног.
Роуг не знал, как реагировать. Она была на стороне демонов, — сама стала демоном, — сражалась с Эрзой, и только вмешательство Марде Гира спасло её от окончательного проигрыша. Он сам видел это… как и то, что после она не напала на него и Стинга, хотя могла бы, и тогда им пришлось бы ещё тяжелее.
Они тогда пришли, чтобы спасти её, но, похоже, Минерва не нуждалась в спасении. В левом глазу — правый закрывала повязка, больше похожая на что-то живое, чем на кусок ткани, — не было ни сомнений, ни сожалений.
— Почему ты здесь? — не скрывая потрясения, спросил Роуг. Ещё много чего хотел бы узнать, но заставил себя ограничиться одним вопросом.
Бывшая «саблезубая» очаровательно улыбнулась, демонстрируя нечеловечески острые клыки:
— Энду я ничем не обязана и ничего не должна. Он мне не мастер.
— А кто тебе мастер?
— Да вот никак не могу выбрать: то ли то чудовище патлатое, то ли это тело… Или, может быть, никто. Может, лучше быть одиночкой?
— Не лучше… — неожиданно прозвучал приглушённый, хриплый голос. Стинг приподнял голову и, откашлявшись, продолжил: — Никогда не лучше быть в одиночестве… чем среди друзей.
— И умирать тоже лучше вместе с друзьями? — скривила губы Минерва.
— С друзьями лучше… не умирать, а спасаться…
— Очнулся! — кинуться к напарнику Роуг не мог, потому что поддерживал Эрзу, но воительница, не дожидаясь просьбы, отпустила его плечо и привалилась к стене. Он, быстро преодолев несколько шагов, опустился рядом со Стингом на колени: — Ты как?
— Бывало хуже… — тот попытался усмехнуться. — Голова… болит. У принцессы тяжёлая рука.
— Она что, тебя била?!
— Она меня прокляла. Чтобы очнулся. Что сказать… сработало. Что тут творится, объясни? Мы ведь… проиграли, да? Этериасы… этот, лохматый, мерещился.
— Не мерещился. Довольно длинная история, но сейчас он вроде как наш союзник. Очень временно, и не смотри на меня, как на ненормального. Когда выберемся, я тебе расскажу всё, что ты пропустил, — Роуг не мог согнать с лица улыбку, потому что одно дело надеяться, что друг очнётся, и другое — когда тот действительно пришёл в себя.
— И если хотите выбраться, надо двигаться.
Роуг оглянулся туда, откуда они с Эрзой пришли.
— А как?..
— Не ждать же его, — перебила демоница, передёрнув плечами. — Потом догонит, если захочет.
Ещё прежде, чем она договорила, Роуг понял, что сказал глупость. Марде Гир вернулся не за ними — слишком наивно было бы думать так. Но за чем тогда? Приходил в голову только один вариант — Энд. Король Преисподней решил разобраться с Эндом прямо сейчас: наверное, считал клятву исполненной. С учётом присутствия Минервы, пожалуй, можно было с этим согласиться. Почти. Не то чтобы Роуг стал предъявлять претензии, будь у него возможность.
И всё это значило, что догонять их Марде Гир вообще не будет.
— Думаю, не захочет. Ты права, нужно поспешить. Знаешь дорогу?
— Разумеется.
Минерва бросила на него короткий раздражённый взгляд: мол, как он мог в ней сомневаться, — но Роуг не обратил внимания. Это привычно. К тому же после Марде Гира мало кто казался действительно высокомерным.
Она без дополнительных просьб с их стороны подала руку Стингу, позволяя ему опереться на себя, потому что идти самостоятельно тот не мог. Эрза снова повисла на плече у теневого драгонслеера: сколько ни старалась держаться прямо, не получалось. Так они и пошли, перебираясь через груды обломков и обходя провалы в полу.
Роуг уже чувствовал себя очень усталым. Саднили царапины (неужели Марде Гир не мог призвать не такие колючие растения — хотя от возмущения по этому поводу очень помогало воспоминание о содранной коже Кьёки), кружилась голова, хотелось пить. Но остальным, кроме Минервы, приходилось ещё хуже, так что жаловаться он не имел права. Не сейчас.
Никто не разговаривал: не хотели тратить силы на болтовню, да и обстановка не располагала. Только Минерва через несколько минут оглянулась и ядовито улыбнулась:
— Ты выглядишь жалко, Титания. Мне это нравится.
— Твоей заслуги в этом нет, — не глядя на неё, резко ответила Эрза.
— Только… драться не надо…
«Вот уж точно», — про себя согласился с другом Роуг. Хоть он и не верил, что девушки могут всерьёз сцепиться — Скарлет не в том состоянии, — но если Минерва разозлится, итог будет непредсказуем. Для всех. Сейчас её помощь необходима, иначе их шансы благополучно убраться отсюда сильно снизятся. Очень сильно снизятся, потому что раненых двое, и он не сможет тащить обоих.
И было кое-что, что он хотел спросить у Минервы с самого начала, потому что Марде Гир на такой вопрос отмахнулся, что «он всяких людишек не считает», — но отвлёкся на Стинга, на то, чтобы не уронить Эрзу, на своё паршивое самочувствие… Хотя — всё оправдания. Он просто не хотел про это думать: сознание старалось избежать кошмара, который мог ожидать в тюремных камерах.
— Скажи лучше, Минерва: ты знаешь что-нибудь о других магах? Здесь есть кто-то ещё?
Она приподняла бровь в тщательно вымеренном удивлении:
— А что, тебе мало Титании?
— Ты прекрасно понимаешь, почему я спрашиваю.
На самом деле Роуг не был уверен, что она понимает, но надеялся на это. Она ведь ещё хоть немного человек? Пусть не физически, но в голове? Она ведь помогает ему и Стингу — значит, не совсем жестока и безразлична. Хотя «жестока и безразлична» — подходящие слова для дочери мастера Дженмы, но тот всё-таки не успел сделать её до конца такой, какой хотел видеть.
— Потому что дурак, — предположила Минерва, почти болезненно напомнив ему Короля Преисподней. Равнодушно сообщила: — Я видела трупы в лаборатории.
— Кто? — с трудом выговорила Эрза.
— Трое белобрысых. Делать мне нечего, помнить всех мертвецов по именам. Как там… Мира-джейн, вроде.
Эрза побледнела, и на секунду Роугу показалось, что она сейчас потеряет сознание — или разрыдается, или ударит Минерву. Но она только прикусила губу на несколько секунд, а потом тихо и решительно спросила:
— Кто-нибудь остался в живых?
Минерва окинула её внимательным взглядом, впитывая каждое проявление слабости: побелевшие щёки, пересохшие губы, странный блеск в глазах. Медленно, будто делая большое одолжение, сказала:
— Да, есть тут ещё парочка «фей». Нацу Драгнил и Грей Фуллбастер, — эти имена у неё почему-то трудностей не вызвали. — Хотя второй, кажется, уже умер.
Как можно настолько легко относиться к чьей-то смерти? Роуг растерянно переспросил:
— Кажется?
— Не интересовалась. Мне хватало забот с вами, — раздражённо отозвалась Минерва и резко замолчала, будто сказав что-то лишнее. Наверное, с её точки зрения это и было лишнее: то, что теневой драгонслеер заподозрил, благодаря кому им не пришлось всерьёз страдать от голода и жажды.
— Мы должны вытащить их. Обоих, одного — кто ещё жив.
— «Мы»? Я ничего не должна.
— Ты готова оставить живого человека Кьёке?
Не то, чтобы Роуг считал, что такой аргумент действительно может помочь, но не придумал лучшего.
Губы Минервы искривились в недовольной гримасе. Она молчала несколько мгновений, чуть нахмурив брови, и заключила:
— Этой твари не понравится, если забрать у неё игрушки. Мне это по душе.
— Вижу, ты не любишь Кьёку, — неожиданно — необдуманно — вновь вступила в разговор Эрза. — Почему? Вы ведь похожи.
— Не твоё дело, Титания! Держи язык за зубами, если хочешь, чтобы я сказала, где заперт ваш дракончик.
— Я… — она осеклась и ничего не сказала. Только крепче сжала плечо Роуга, и тот без слов понял, чего она от него хочет. И он знал, что того же хочет Стинг, для которого Саламандр так долго был образцом силы и целью.
Но ведь не в этом дело? Не в Эрзе или Стинге. Просто, как он говорил Марде Гиру, если ничего не попытается делать — то сам себя не простит.
— Ты можешь отвести нас к нужной камере? — спросил Роуг, отодвигая лишние мысли.
— Самоубийцы. Все трое, — заключила Минерва. — Могу, конечно. Только зачем? Тащить ещё одно тело тут некому.
На это ему сказать было нечего, но вместо него ответила Эрза:
— Если понадобится, я смогу идти сама.
Смогла. На самом деле, не столько могла двигаться самостоятельно, сколько знала, что должна идти. Пока этого хватало. Она ковыляла, опираясь на найденную среди обломков палку; за плечо Минервы всё ещё цеплялся Стинг: тащить Нацу та отказалась, презрительно фыркнув, что на этого «фейского ребёнка» ей плевать, — а огненного драгонслеера поддерживал Роуг. Тот почти не приходил в себя и ноги переставлял только изредка и по инерции, так что вскоре Роуг, помянув недоброй памяти ковёр, поднял несопротивляющееся тело на плечо. Насколько ещё ему хватит сил, сам не знал.
Он малодушно радовался тому, что Нацу не в сознании, потому что Грея они не нашли: в камере, которую указала и открыла Минерва (замок она после того, как проклятие коррозии только повредило, но не разрушило его, вырвала из двери с выражением лица «испорчу маникюр — всех убью»), был только один пленник, дыба и полосы крови на полу, будто что-то волокли. Достаточно красноречиво.
Роуг не хотел объяснять Саламандру, что его друг умер, и, скорее всего, умер страшно. Хотел только обнять Стинга, или Эрзу, которая молча кусала губы, когда думала, что никто на неё не смотрит, или обоих сразу, — сесть на пол и плакать, пока не станет хоть чуть-чуть легче. Если станет.
Маги, даже боевые, редко видят смерть и её последствия вблизи.
Его била дрожь от мыслей, что ещё им предстоит увидеть.
Они всё-таки не ушли совсем тихо: наткнулись на пару кадавров, которых Минерва, не отпуская Стинга, взмахом руки размазала по стене. Роуг после короткого взгляда на это месиво плоти и костей не мог отделаться от впечатления, что они были мертвы и до того, как демоница нанесла удар.
Лабиринт развалин Куба сменился лабиринтом разгромленных улиц. Кое-где всё ещё дымились пожарища, но от огня пострадали в основном ближайшие окрестности развалин штаба «Тартароса».
Магнолия опустела. Ни единого живого человека — но и мертвецов не так много, как Роуг боялся. Тел почти не было, хотя в разрушенных и сожжённых домах наверняка не обошлось без жертв. Но внутрь они не заглядывали. И даже Минерва, кажется, помрачнела при виде того, насколько пострадал город — хотя за это Роуг ручаться бы не стал.
Скоро ли обнаружат побег, будут ли их искать и как? Когда он спросил Минерву, она ответила, что толково выслеживать в «Тартаросе» почти никто не умеет, разве что у Шакала звериный нюх — но мозгов маловато. К тому же она использовала пару проклятий, чтобы сбить след.
Привал они устроили в полузаброшенном парке на западной окраине города: не то чтобы это место безопаснее других, но идти дальше сил не было, а здесь, по крайней мере, имелся колодец рядом с разрушенной сторожкой смотрителя. От самого здания остались только три стены, причём, судя по виду — в их разрушении виноват не «Тартарос», а время.
Уходя из камеры, Роуг забыл про остаток хлеба, а мародёрствовать в брошенных жителями домах ему пока не позволила совесть. Минерва избыточной щепетильностью не страдала, так что прошлась по окрестностям и принесла продуктов. В ведре, потому что у старого колодца остался только ворот с цепью, а ведро давно кто-то утащил. Делиться с «феями» она сперва не хотела, но потом махнула рукой и вручила Эрзе связку сосисок, а та уже покормила согильдийца. Нацу валялся полудохлой тушкой — но есть мог, похоже, даже во сне. И то, что сосиски сырые и холодные, ему ничуть не мешало.
Сейчас он себя чувствовал хуже всех. Хотя Эрза держалась исключительно на силе воли — но всё же держалась, а он так и остался в полуобморочном состоянии. Применять на нём то проклятие, которым встряхнула Стинга, Минерва отказалась: сказала, что всё равно не поможет, мол, того требовалось только разбудить, а тут всё сложнее.
Беглецы расположились «внутри» сторожки, так как остатки стен защищали хотя бы от ветра. Роуг вместе с Минервой наломал веток, чтобы соорудить пару лежанок — после этого она посчитала, что уже достаточно поработала, уселась поджав ноги на траву недалеко от колодца и, похоже, собралась любоваться закатом. В эту минуту она казалась тихой и миролюбивой, какой никогда на самом деле не была. Здесь, в заросшем полузаброшенном парке, где не видны следы пожаров и взрывов, всё выглядело до странного мирным.
Роуг обустроил какие-никакие спальные места, чтобы не укладывать раненых прямо на землю, после чего сел рядом со Стингом и устало откинулся к стене. На втором настиле из веток огненный драгонслеер лежал спиной на коленях у Эрзы и прижимал к груди пару недоеденных сосисок.
Костёр беглецы не разводили, опасаясь привлечь ненужное внимание, а к вечеру стало холодать. Роуг ёжился в тонкой нижней рубашке, и, глядя на голые ноги Эрзы и полуодетого Драгнила, понимал, что с совестью придётся договариваться: без тёплой одежды или одеял до утра они закоченеют. И сделать что-то надо, пока не совсем стемнело. В темноте видит разве что Минерва, и то не факт.
— Нам нужна одежда, и срочно, — слова нарушили хрупкую тишину и стряхнули иллюзию покоя.
— А что, тебе не нравится вид? — лениво потянувшись, поинтересовалась Минерва.
Если забыть о том, что она дочь мастера Дженмы и демоница — то вид весьма впечатлял, это Роуг не мог не признать. Другое дело, что сейчас это его не интересовало ни капли. Да и раньше не интересовало, потому что Минерва… ну, это Минерва. На неё нельзя смотреть, как на обычную женщину, если хочешь остаться в живых. Разве что как на недоступную богиню, но он не испытывал нужды в богах и идолах.
— Холодно, — коротко ответил он и пояснил: — Не стоит к имеющимся проблемам добавлять ещё и простуду.
— Какие хрупкие… — демоница тихо хмыкнула.
Роуг не стал напоминать, что она сама не так давно была такой же. Если бы захотела — вспомнила бы. Если для неё важно отделять себя от людей — пусть так.
Минерва махнула рукой в сторону крайних домов:
— Ну, иди, раз тебе хочется. Или тебя надо проводить? — она ехидно усмехнулась.
Стинг, вроде как спящий, приподнял голову и предложил:
— А может, тебе тоже стоит подобрать что-нибудь? Более прил… э, практичное?
Тут Роуг не мог не согласиться с другом (хотя высказываться вслух не рискнул бы): её одеяние считаться практичным (и приличным) не могло никак. Вообще, не считая куцего плащика, это больше было похоже на повязки из бинтов, чем на одежду. Ладно хоть высокие сапоги — без каблуков.
Но Минерву всё устраивало, о чём она не преминула сообщить не самым дружелюбным тоном, и Стинг не стал с ней спорить. Только тихо сказал:
— Ты всё-таки прихвати что-нибудь для неё, вдруг передумает.
Роуг не стал говорить, что считает вероятность этого стремящейся к нулю: в конце концов, указания мастера гильдии надо выполнять. Он кивнул, встал со своего места, и, пару секунд посомневавшись, не позвать ли с собой Эрзу (нет, не стоит — она слишком измотана), направился к ближайшим домам, которые еле-еле виднелись между деревьев.
Мысль о том, чтобы искать что-то в брошенных домах и забирать чужие вещи, была ему неприятна — но особого выбора не оставалось. Так, чтобы совсем честно, сейчас не получится, и беглецам нужно пользоваться любой возможностью.
Безрукавка Стинга, пусть почти не рваная, вряд ли могла считаться тёплой одеждой. Эрзе требовалась и нормальная одежда вместо его криво запахнутого камзола, и обувь. Нацу тоже не помешала бы как минимум рубашка, а с учётом ночной прохлады — ещё и куртка. А лучше — одеяло. Но, по крайней мере, никто кроме Эрзы не остался без штанов и без обуви, потому что на глаз подобрать штаны и ботинки подходящего размера — та ещё задача.
Первую дверь Роуг открывал почти со страхом: не мог отделаться от мысли, что найдёт тела хозяев дома, хотя рассудком понимал, что это маловероятно, раз здание не сожжено, не разрушено и не разграблено. Жители просто сбежали.
Внутри всё указывало на лихорадочную спешку: накрытый к ужину и не прибранный стол, распахнутые дверцы шкафов, оброненные вещи на полу, осколки разбитой вазы… Обломки резко и жёстко оборванного повседневного быта.
На краю стола лежала раскрытая книга: небольшая, карманного формата, с плотной желтоватой бумагой и в обтянутой бархатом обложке. Роуг, бросив на неё короткий взгляд, зацепился глазами за стихотворные строки:
«Осень горчит на губах, солнце садится за крышами,
Звон колокольный разлит — ветра седая печаль».
Что-то смутно знакомое. Он продолжил читать.
«Сколько звучало молитв — все до одной не услышаны.
Сколько богов ни проси, здесь небеса промолчат.
Жребий нелёгкий кляня, вспомни о том, что не сделано,
Вспомни, когда отступал, выбор оставив судьбе…»
Он наконец вспомнил: любимое стихотворение Руфуса. А может, и не любимое, но именно его — и только его — маг памяти декламировал каждый раз, когда напивался. А это бывало не так уж редко; Роуг поначалу удивлялся, потому что такое поведение плохо гармонировало с подчёркнуто аристократичным образом, пусть Руфус пил только хорошее вино, никакого пива и прочих вульгарных напитков, и в нетрезвом виде никогда не буянил. Но одна фраза, которая, наверное, даже не предназначалась ему (он отнюдь не был уверен, что Руфус в тот момент осознавал, с кем говорит, и вообще понимал, что рядом кто-то находится) — одна фраза всё расставила по местам. «Только так я могу хоть недолго не помнить».
Тогда Роуг подумал, что у любой могущественной магии есть цена. Его собственная — незримо стояла за плечом, а после Магических игр он столкнулся с ней лицом к лицу. Заглянул в тёмную бездну и отшатнулся. Такого исхода он хотел избежать любой ценой.
Он машинально перечитал последние строки:
«В переплетеньи дорог тает надежда молчанием:
Выбор из сотни путей сделан опять не тобой», —
покачал головой, закрыл книгу и, подчиняясь какому-то невнятному стремлению, спрятал её в карман штанов.
За все прошедшие дни он не вспоминал о согильдийцах, а сейчас хоть мимолётно, но задумался, что с ними. От Магнолии до Крокуса далеко, им, скорее всего, ничего не угрожает, хотя некоторые могли плохо перенести утрату магии… А те, кто был на заданиях? Сумеют ли вернуться? Отправились ли Орга и Руфус вслед за ним и Стингом, как тот сказал, или не успели?
Роуг ещё несколько минут бесцельно бродил по комнатам, пытаясь отделаться от мыслей о товарищах и том, кто жил здесь и где они сейчас; не решался подняться наверх, как будто то, чтобы войти в личные комнаты, было чем-то вроде подглядывания за чужой жизнью. Глупо. «Глупые человеческие мысли», — он почему-то снова вспомнил Марде Гира.
Пустая трата времени. Ему нужно только найти одежду и одеяла — не думать о живших здесь людях, не думать о согильдийцах, не думать об этериасе, которого он, можно надеяться, больше не увидит… Роуг тряхнул головой и решительно направился к лестнице на второй этаж.
Он должен сделать хотя бы то немногое, что от него ещё зависит.
