***
Хикару наматывал круги по комнате, гипнотизируя телефон, что держал в руках: Яширо, которому удалось вырваться на второй матч Акиры против Огаты-сэнсэя, проводящийся почему-то в Кансай Киин, время от времени присылал сообщения о ходе игры. Первый титульный матч он выиграл с перевесом в пять с половиной очков, чем несказанно разозлил Огату-сэнсэя, учитывая, как тот перед партией планомерно пытался вывести Акиру из равновесия. Хикару узнал об этом постфактум, и то только потому, что от вернувшегося из Осаки Акиры, несмотря на одержанную победу, разве что током не шибало. Академия го в этом году решила побить рекорд по количеству проводимых любительских фестивалей, и Хикару, к которому после выигрыша титула оказалось привлечено все возможное внимание, просто не смог отвертеться от участия хотя бы в нескольких подобных мероприятиях. Но здесь… Хикару отдернул занавеску и вдохнул соленый морской воздух. Об участии в фестивале памяти Хонъимбо Сюсаку в Инношиме он попросил сам. Дорогу к могиле Торадзиро он, наверное, нашел бы и вслепую; старый камень был шершавым на ощупь. — Здравствуй, Сай, — Хикару присел на корточки и поместил у надгробия большой розоватый персик, от чьего сладкого аромата кружилась голова. — Здравствуй… Торадзиро. Он помолчал, разглядывая выбитые в камне кандзи, и достал из рюкзака небольшую длинную коробочку. — Сколько прошло времени, год? — усмехнулся Хикару себе под нос. — А кажется, что мы с Акирой были здесь только вчера. Знаешь, я столько всего должен тебе рассказать… но ты ведь и так все видишь, правда? Скажи мне, Сай, тебе понравилась моя последняя игра за титул? Все ее хвалили — Акира, Вая, Исуми-сан, Моришита-сэнсэй, даже Кувабара-сэнсэй во время разбора сказал, что гордится поражением в таком матче. Но я много бы отдал, чтобы услышать твое мнение. Твой голос за моей спиной. Как раньше. Хикару повертел в руках деревянный футляр и бережно положил его у надгробия рядом с вазочкой светло-сиреневых цветков. — Я не знаю, где ты сейчас, но я верю, что ты играешь в го и счастлив. И когда-нибудь, — он погладил нагретый камень, — когда-нибудь мы встретимся снова. Я приду к тебе собственной дорогой. Хочу, чтобы ты знал об этом. Ветер с моря, чистый и свежий, разгонял густую июльскую жару; старый веер остался лежать на могиле. Телефон негромко пиликнул, оповещая о входящем сообщении. «Тойя выиграл по сдаче», — написал Яширо, и Хикару облегченно выдохнул. Не то чтобы он сомневался, но во время игр за титул может произойти абсолютно все что угодно. Еще один сигнал. «Я победил», — смс от Акиры, несмотря на свою краткость, заставило его расплыться в улыбке. «Поздравляю!» — тут же отправил ответ Хикару, жалея, что до окончания фестиваля еще три дня и что он не увидит Акиру раньше вечера субботы. Запись последнего матча Акира, поддавшись уговорам, прислал Хикару по электронной почте; после того, как он распечатал кифу на ресепшен в отеле, они проговорили несколько часов, яростно споря по поводу эффективности восемьдесят девятого хода и целесообразности ответа Огаты-сэнсэя на него. В результате Хикару забыл завести будильник и чудом не проспал начало фестиваля: если бы через открытое окно поутру не было слышно мерзко орущих чаек, играть обучающие партии было бы некому. Друзья предлагали отметить его титул, но Хикару решил отложить это на потом; после решающего матча пришло опустошение, и ему хотелось как-то мысленно обозначить эту странную пустоту. Поездка в Инношиму пришлась как нельзя кстати: царящая здесь атмосфера благоприятствовала различного рода размышлениям, да и Хикару мог честно признаться хотя бы самому себе в том, что свихнулся бы, ожидая в Токио результатов матчей, которые за сотни километров от него играл Акира. А теперь… Только одна победа, и титул Госэй перейдет к любимому сопернику. Всего одна. Домой Хикару катастрофически опаздывал. В этот раз, как и в многие предыдущие, его вины в том не было: из-за аварии на путях шинкансен простоял на одном месте два с половиной часа, и вместо того, чтобы приехать в семь вечера, на вокзале Токио он оказался только около десяти. Учитывая тот факт, что из-за проводящихся в Кансае титульных матчей за Госэй и фестиваля в Инношиме они с Акирой не виделись почти неделю, каждая минута бессмысленного ожидания в поезде тянулась, как старая жвачка, а телефон беспрестанно сигналил о входящих сообщениях. Открывая входную дверь, Хикару громко крикнул: — Я дома! Но ответа не получил. Сняв кроссовки, он поставил их на полку, кинул в угол сумку с вещами и прошел в гостиную. Акира лежал на диване, читая книгу. Даже дома он частенько забывал переодеться, оставаясь в костюме — вот и сейчас он остался верен серо-голубой рубашке и черным брюкам, резко контрастирующим с босыми ногами. При звуке шагов Акира повернул голову. — Опаздываешь, — произнес он низким вибрирующим голосом, и Хикару вздрогнул, наблюдая, как Акира нарочито медленно закрывает книгу, кладет ее на тумбочку и, грациозно потянувшись, встает с дивана. Хикару слишком хорошо знал взгляд, которым наградил его Акира, подойдя ближе. — Привет, — только и смог выдавить он, скользя глазами по лицу Акиры, мечтая о моменте, когда наконец сможет к нему прикоснуться. Это была своеобразная игра, в которую играли двое. Акира расстегнул его пиджак и провел пальцем по темно-зеленому галстуку: — Тебе идет. И потянул его к себе, крепко сжав в кулаке зеленый кусок ткани. Когда их губы встретились, Хикару что-то сдавленно простонал, но Акира не собирался отдавать ему инициативу. Не сегодня. — Сдавайся, — тихо прошептал Акира, медленно расстегивая пуговицы его рубашки. — Не так быстро. Акира щекотно рассмеялся ему в ухо: — Поспорим? Его рука нырнула под тонкую ткань, и Хикару стиснул зубы, когда к коже прикоснулись прохладные пальцы. — Как ты умудряешься мерзнуть в такую погоду? — поинтересовался он, медленно потянув вверх его рубашку из брюк. Акира провел ногтями по его спине, слегка царапая кожу, и положил руку ему на поясницу; в глазах мерцали зловещие огоньки. — Так согрей меня, — выдохнул он Хикару в полураскрытые губы и поцеловал его — порывисто и страстно. Хикару надавил ему на затылок, притягивая его ближе; пальцы перебирали густые мягкие волосы. Моменты, когда Акира становился таким, он ценил больше других, ибо со стопроцентной уверенностью мог сказать, что является единственным человеком, знающим Акиру с этой стороны. И этот взгляд — властный и полный желания — только для него. Такому Акире приятно было подчиняться. Пусть и не сразу. Хикару потянулся к собственному галстуку, чтобы снять его, но Акира поймал его запястье и отвел в сторону: — Оставь. Мне нравится. — Как скажешь, босс. — Сдаешься? — глаза прищурены, воздух со свистом вырывается из груди. — Никогда, — Хикару завороженно наблюдает за тем, как Акира, стоящий практически вплотную, аккуратно проталкивает пуговицы в петли и стягивает рубашку с его плеч; холодный шелк галстука касается груди. Ничто так не заводило их обоих, как чувство контроля над другим. Даже одна мысль о такой возможности… — Уж не знаю, о чем ты думаешь, но мне нравится выражение твоего лица, — шепнул Акира, толкая его к ближайшей стене и прижимаясь к нему всем телом. — Думаю, что в следующий раз надо приковать тебя к кровати, — честно ответил Хикару, касаясь губами его шеи. В том, чтобы не торопиться, несмотря на безумное желание немедленно повалить Акиру на пол и позволить ему делать с ним все, что угодно, была своя мучительная притягательность. Брови Акиры поползли вверх: — Меня? Смотри, как бы я не привязал тебя к кровати прямо сейчас. — Идти далеко. Он, наконец, сдернул с Акиры рубашку, и она упала на пол бесформенным комом. — Пожалуй, — он подошел еще ближе и впился в его губы требовательным поцелуем, пока руки расстегивали ремень. Когда тонкая рука Акиры скользнула ему в брюки, сила воли Хикару все же дала сбой. — Сдаюсь, — хрипло выдохнул он и закрыл глаза. Дважды повторять не требовалось. Хикару и сам не понял, как очутился на диване с запястьями, прижатыми к подушке, и застонал в голос, когда Акира, сжав его посильнее, укусил его чуть пониже шеи — прямо под многострадальным галстуком. Хикару заерзал под ним, пытаясь высвободить руки, чтобы прикоснуться к нему, но Акира покачал головой. — Но… — Лежи тихо, — рыкнул тот, нависая над ним и жадно целуя; его прекрасные, дивные волосы упали ему на лицо, скрывая их обоих от окружающего мира, и так хотелось запустить в них пальцы, перебирая шелковистые пряди. — Если продолжишь в том же духе, тихо не получится, — справедливо отметил Хикару, чувствуя, как у него начинают гореть щеки. — Ты хоть когда-нибудь заткнешься? — Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы я заткнулся, — Хикару поиграл бровями и вскрикнул, когда Акира легонько укусил его в плечо. — Я имел в виду не это! Он потянул за галстук, заставляя Хикару изогнуться дугой, и вновь поцеловал его. Хикару, конечно, легко мог выдернуть запястья из его хватки, опрокинуть его на спину и сделать с ним все, что ему в данный момент хотелось, но не в его привычках было нарушать негласно установленные правила игры. А потому он молча — почти молча — ждал, пока Акира избавится от лишней одежды и продолжит то, что начал. Он провел рукой по его боку и по внешней стороне бедра, подхватив его под колено и заставляя раздвинуть ноги, и потянулся к небольшому флакончику на столе. Он резко выдохнул, почувствовав прикосновение его прохладных пальцев, и закрыл глаза, отдаваясь его рукам. Наконец, Акира отпустил его запястья и, впившись липкими пальцами ему в бок, заполнил его до конца; Хикару прошептал что-то бессвязное и притянул Акиру к себе для очередного поцелуя. Лоб покрылся испариной; вид тяжело дышащего Акиры над ним, раскрасневшегося, с практически расфокусированным взглядом, был самым прекрасным зрелищем на свете. Он облизал губы, раз за разом толкаясь сильнее и глубже, и Хикару сжал ногами его талию, притягивая его к себе как можно ближе; его руки гладили спину Акиры, влажную от выступившего пота, оставляя красные полосы от ногтей. Дыхание превратилось в короткие хрипы. Еще один толчок — и Акира, дрожа всем телом, практически упал на него, впившись губами ему в шею. Хикару слышал стук его сердца, постепенно замедляющего темп, и гладил его мягкие волосы, рассыпавшиеся по плечам. Отдышавшись, Акира провел рукой по его животу и ниже; судорога удовольствия прошлась по телу, и он, не сдержав громкого стона, откинул голову на подушку. — Мне нравится идея с привязыванием к кровати, — пробормотал Хикару, даже понимая, что только что подписал себе смертный приговор. — Хмм, — Акира ухватил его за подбородок, проведя пальцем по его нижней губе до того, как поцеловать. — Я тоже думаю, что это отличная идея. Они перекатились на бок, лежа лицом к лицу на узком диване; Хикару отбросил со лба Акиры мешающуюся челку, расчесав ее пальцами. Рука Акиры вольготно лежала у него на талии, после чего сместилась чуть ниже, по-хозяйски сжав ягодицу. — Оставь в покое мою задницу хоть ненадолго, — Хикару очертил пальцами линию от подбородка Акиры до ямочки между ключицами, заставляя его запрокинуть голову. — Она моя. Как и ты сам, — ультимативно заметил Акира; рука не сдвинулась с места. — Может, мне еще и татуировку на ней сделать? «Собственность Тойи Акиры, руками не трогать»? Губы Акиры растянулись в дьявольской ухмылке: — Прекрасная мысль. «Язык мой — враг мой», — подумал Хикару, когда Акира придавил его своим весом к диванным подушкам, оставляя ему на ключице красочный засос. Ночь только начиналась. Хикару протянул девушке на ресепшен банковскую карту и приветливо улыбнулся, стараясь не думать о том, что только что отдал чертову прорву денег за снятый на одну ночь номер. Но он не мог, просто не мог не прийти на матч Акиры. Не мог оставить его одного ни сегодня, ни завтра. — Распишитесь здесь, пожалуйста. Хикару поставил подпись и вернул администратору ручку. Две победы, одно поражение. Наплевать, что Огата-сэнсэй наверняка постарается упомянуть его присутствие в отеле в разговоре с Акирой перед матчем, наплевать, если кто-то заметит, как они уйдут ночевать в один номер. Он должен быть здесь — так говорила ему интуиция, а шестое чувство Хикару не подводило никогда. Акира, приехавший часом раньше, ждал его в отведенном для игры конференц-зале; Хикару, войдя внутрь, с удивлением обнаружил, что даже распорядители еще не появились, не говоря уже об Огате-сэнсэе — странно, вроде до начала осталось всего двадцать пять минут… — Волнуешься? — спросил он, видя, как Акира нервно теребит манжету тонкой рубашки. — Не знаю. Наверное, да. — А вот и не стоит. Помни: обычная партия. Он кивнул, но по спине Хикару вдруг пробежалась волна мурашек, и он лишний раз порадовался, что все-таки остановился в этом отеле вопреки здравому смыслу и возражениям Акиры. — Покажи красивую игру, — Хикару положил руку ему на плечо, — и этого будет достаточно. Он знал, каково это: ощущать последний шаг, отделяющий от желанной цели. Последний, и потому самый трудный. Хикару вспомнил, как проиграл пятый титульный матч за Хонъимбо — третья по счету победа вскружила голову, и он был уверен, что выиграет… но сдался в середине партии, неожиданно обнаружив, что хрупкая нить равновесия выскользнула из пальцев. И теперь, глядя на Акиру, чувствовал себя виноватым, что не поговорил об этом с ним перед третьей игрой за Госэй, в которой он проиграл Огате-сану два с половиной моку… Акира сидел на татами, напряженно всматриваясь в пересечения тонких линий на пустой доске, и Хикару мог поклясться, что в его голове сейчас осталась лишь одна мысль: победить любой ценой. И эта единственная мысль была худшей из возможных. — Акира, — он помахал у него перед носом, чтобы тот оторвался от созерцания гобана, — послушай меня, пожалуйста. Это важно. На его лице явственно читалось удивление; Хикару, вздохнув, взял его за руку: — Не думай о выигрыше. Просто играй. Как будто играешь со мной дома или с кем-то другим в первом туре отборочных. — Я не… — Не дай концентрации на победе привести тебя к проигрышу. Думай только о самой игре. Он хотел продолжить свою мысль, но не успел; дверь открылась, впустив внутрь Огату-сэнсэя в сопровождении двух репортеров из «Мира го», чьи физиономии, в отличие от их имен, были ему более-менее знакомы. — Доброе утро, — поздоровался Хикару, всеми силами стараясь не перекоситься при виде Огаты-сэнсэя, а Акира ограничился лишь вежливым кивком — бывший учитель одним своим видом выводил его из себя. — Давно не виделись, Шиндо-кун, — холодно ответил Огата-сэнсэй. — Точнее… Хонъимбо Шиндо-сэнсэй. Мои поздравления. — Благодарю. Взаимный обмен любезностями был прерван появлением Какимото-сэнсэя, практически бессменного представителя Нихон Киин на матчах за титул, и Хикару, шепотом пожелав Акире удачи, занял место за низким столиком рядом с каким-то молодым профессионалом, которого отрядили записывать партию. Голос Какимото-сэнсэя, нигири, стук камней о гобан — начало игры прошло для Хикару словно в тумане. Он смотрел не на доску: не мог оторвать глаз от Акиры, в ожидании хода Огаты-сэнсэя застывшего в одной позе, как каменное изваяние. Акира отвечал быстро, резко и агрессивно, будто не было отведенных по регламенту восьми часов времени. Будто он заранее хотел ускорить момент, когда эта партия подойдет к завершению. Хикару не сдержал обеспокоенного вздоха; подобная тактика практически всегда могла сработать против него лично и против других противников во время отборочных турниров, но не во время матча за титул, где предпочтение отдается совсем другой игре — вдумчивой и неторопливой. Он не заметил, когда Какимото-сэнсэй пододвинул к нему чашку с теплым чаем; на автомате обхватил ее руками, не отводя взгляда от происходящего на гобане. Ввязаться в затяжную битву еще на стадии фусэки, не сбавлять скорость на поворотах, давить до самого конца — в этом весь Акира. Только вот Огата-сэнсэй сегодня играет слишком осторожно, чтобы его можно было поймать на ошибке, и Акире… Хикару вздрогнул, когда он поставил черный камень в опасной близости от строящейся группы противника. Акире это может выйти боком. Через двадцать семь ходов Огате-сэнсэю все же удалось нарушить навязанный Акирой ритм игры, и тот поневоле начал тратить больше времени на обдумывание; Хикару же как никто знал, насколько сильно подобное сбивает его соперника с привычного темпа. Пока нельзя было предугадать, кто выиграет: напряженное равновесие в партии, подобно маятнику, раскачивалось из стороны в сторону, постепенно наращивая амплитуду колебаний. Защита здесь даст десять очков черным, атака тут — двенадцать очков белым, а исход битвы, перетекшей из верхнего левого угла в центр, все еще не предопределен… Сам Хикару на месте черных закрыл бы брешь на нижней стороне и, сделав пару вбросов справа в районе более слабой группы белых, продолжил бы битву за центр. Тогда итог партии решится в ёсэ, а Акира в ёсэ играет сильнее многих. Огаты-сэнсэя в том числе. Черный камень нашел свое место на доске, и Хикару закрыл глаза, стараясь представить возможные варианты развития после этого хода. Цукэ вниз, ход на вторую линию в тюбане? Интересно, и Акира наверняка придумал, как заставить этот ход работать, но это не похоже на его обычную игру, напористую, но при этом надежную. Воздух вокруг гобана, казалось, наэлектризовался, и Хикару только сейчас почувствовал боль в ладони — ногти впились в кожу. Он хотел быть на месте Огаты-сэнсэя. Как всегда. Играть за титул, но с Акирой. И неважно, выиграет он или проиграет, ему безумно, до умопомрачения хотелось сыграть с ним такой матч. «Выиграй, Акира, — мысленно просил Хикару, сжимая кулаки, хотя на ладони уже виднелись красные полумесяцы-следы, — выиграй, и через год мы будем играть здесь вдвоем, обещаю тебе!» — Время вышло, следующий ход опечатывается! Хикару посмотрел на размышляющего над ходом Огату-сэнсэя: тот, за прошедшие годы привыкший к этой процедуре, на первый взгляд казался спокойным, но Хикару заметил, как он стиснул зубы при словах Какимото-сэнсэя, а на его лбу выступила испарина, что трудно было списать на жару — в комнате на полную мощность работали кондиционеры. — Кифу, пожалуйста, — наконец, произнес Огата-сэнсэй, и, получив запись, отошел к окну, вооружившись красной ручкой. — Что ж, на сегодня все свободны, — Какимото-сэнсэй аккуратно убрал кифу в конверт и подписал на нем свое имя. — Увидимся завтра. Хикару встал с татами, разминая затекшие ноги, и подошел к Акире, потянувшегося к висящему на ручке кресла пиджаку. — Шиндо-кун, разумеется, не пропустит окончания этой партии, — ехидно добавил Огата-сан, нехорошо поглядывая на них обоих. — Не пропущу. Он вышел из комнаты вторым, пропустив вперед хранящего молчание Акиру и чувствуя буравящий спину тяжелый взгляд Огаты-сэнсэя. Лифт отвез их на десятый этаж, и Хикару, покопавшись в карманах, достал ключ от своего номера. — Тебе необязательно было здесь останавливаться, — устало вздохнул Акира, заходя внутрь вслед за ним. — Я в порядке. — Не думаю, — честно ответил Хикару. — Я не собираюсь комментировать твою игру до тех пор, пока партия не будет доиграна, но тебе не кажется, что это было слишком рискованно? Он приподнял бровь: — Это ты мне говоришь? — Да. И ты сам знаешь, что я прав. Говоря об отборочных, я имел в виду другое. — Я играл так не поэтому, — тихо сказал он, повесив пиджак на стул и сев на кровать. — Мне захотелось использовать наиболее действенную тактику из тех, что мы разрабатывали для титульных матчей. — Только мы не учли, что при этом слишком концентрируемся на особенностях друг друга. Он снял рубашку, оставшись в одной футболке, и забрался с ногами на кровать рядом с Акирой; ласково пощекотал его за ухом: — Не думай сейчас о партии. Ни о том, какой ход запечатал Огата, ни о том, как тебе на него ответить. Акира улыбнулся: — Пойдем ужинать? Хикару согласно кивнул. Утром он проснулся поздно; когда удалось разлепить никак не желающие открываться глаза, Акиры рядом не было, а из ванной доносился шум воды. На автомате проведя ладонью по еще теплым простыням, Хикару вылез из-под одеяла и, зевая во весь рот, нашарил на полу свою одежду. — Если не застрянешь в душе, мы даже успеем на завтрак, — сообщил вышедший из ванной Акира. Хикару, положив руку ему на талию, чмокнул его в нос: — Доброе утро. Постараюсь. Его почему-то не отпускало ощущение смутной тревоги, и он впервые со вчерашнего дня задумался о том, что за ход мог выбрать Огата в ответ на последнюю атаку черных. За те несколько минут, что он в спешке приводил себя в порядок, он успел найти три практически равнозначных варианта, но Акира крикнул, что уйдет завтракать без него, если он не поторопится, и Хикару решил отложить эти размышления на потом. Заняв место в игровом зале, Хикару почувствовал, как от царящего в комнате напряжения встают дыбом волосы. Насколько было бы проще, сиди он сам на татами напротив держателя титула. Насколько проще волноваться за себя, а не пытаться не сгрызть ногти, наблюдая за игрой Акиры и понимая, что ничего не можешь сделать. Совсем ничего. — 6-8, — объявил Какимото-сэнсэй, и Огата-сэнсэй поставил белый камень в нужную точку. Распространение, значит. Пожалуй, лучший вариант за белых из возможных в данной ситуации. Хикару сжал кулаки. Позиция на доске развивалась стремительно, но равномерно; конечная разница в территории вряд ли превысит полтора очка. Акира сделал ход, и Хикару вздрогнул. Не может быть, это же… Если Огата-сэнсэй отпрыгнет на левую сторону, а потом нападет сверху, то это будет игра в одни ворота. Стук камня о доску. Хикару видел мерзкую ухмылку Огаты-сэнсэя, с ужасом осознавая, что он тоже заметил эту комбинацию. Он заметил. А Акира — нет. Катацуки черных, прыжок белых наверх — и глаза Акиры расширились от понимания. Черные проигрывали около восьми очков, и даже если правильно разыграть ёсэ… — Я сдаюсь. Тихий голос Акиры лезвием резанул по ушам. Хикару не слышал слов Какимото-сэнсэя и Огаты-сэнсэя, который, кажется, что-то говорил: он видел лишь вмиг побелевшего Акиру и его закушенную губу; подбородок едва заметно дрожал. Нужно увести его отсюда. Как можно скорее. Он толком не помнил, как, извинившись перед всеми присутствующими, схватил Акиру за запястье и практически вытолкал из игрового зала, как за первым же поворотом крепко обнял его, прижавшись к нему всем телом и шепча на ухо какие-то глупости, как Акиру трясло в его объятиях. — Еще один матч, — уверенно сказал Хикару, гладя его волосы и пропуская их между пальцев. — Огата еще не выиграл. — Если бы я не ошибся… как я мог ошибиться? Я же хотел сыграть в другом месте, а камень поставил… Акира уткнулся лбом ему в плечо. Это не отборочный турнир. И даже не матч в лиге. Это игра за титул, где от сводящего с ума давления так легко сделать глупейшую ошибку, где выносливость стоит выше силы духа, где важнее всего не слететь с гоночной трассы вплоть до самого финала. — Ты еще не проиграл. Будет следующая партия. И сотни других после нее, в кресле защитника и на месте нападающего. Мы сыграем их все. Мягкие губы Акиры прижались к его, и Хикару прикрыл глаза. Акира сам говорил, что их путь бесконечен. И они не остановятся, когда только-только начали забег.***
— Двадцать… тридцать… сорок… сорок семь… пятьдесят три с половиной…! Акира закричал и проснулся; резко сел на кровати, хватая ртом воздух, и прижал руку к груди, ощущая бешеный стук собственного сердца. Перед глазами стояла сегодняшняя партия, вот только в реальности очков у белых без учета коми было сорок шесть. Половины моку… не хватило. — Акира, ты в порядке? На плечо легла теплая ладонь, и он повернулся к Хикару, сонно щурившемуся в свете включенного ночника. В порядке ли он? Серьезно?! — Да, — буркнул он, нащупывая валяющиеся на полу штаны от пижамы. — Ты куда? — Мне нужно в ванную, — как можно более спокойно ответил Акира, хотя его все еще трясло. В конце концов, в своем проигрыше виноват только он сам. Зеркало отразило бледное уставшее лицо; под глазами залегли тени. Акира тщательно умылся, вздрогнув от прикосновения ледяной воды к разгоряченной коже, и потянулся к полотенцу, когда вдруг увидел в отражении стоящего за его спиной Хикару, прислонившегося плечом к дверному косяку. Первую партию он выиграл, применив одну из излюбленных стратегий Хикару на стадии перехода тюбана в ёсэ, и Огата-сан так и не смог отыграть этот пятиочковый перевес. Вторая партия также осталась за ним по причине использования их с Хикару последней разработки, которую они многократно отрабатывали на своих тренировочных матчах по регламенту титульных игр. В третьей партии Акира так отчаянно мечтал победить, что упустил мгновение, в которое течение камней, что он показывал до этого, вдруг стало неуправляемым, и мощный поток будто разбился о волнорез. Огата-сан слишком хорошо знал его обычный стиль, и четвертую партию он должен был выиграть, играя не так, как всегда. И он действовал согласно плану, но в какой-то момент понял, что просто устал. И поставил камень в точку «б», когда решил поставить «а». А сегодня… Акира стиснул край раковины, мрачно надеясь, что она покроется змеящимися трещинами и сломается, рассыпавшись звонкими кусками отбитой эмали. Сегодня он выложился по полной. Но этого оказалось мало. — Акира, пойдем, — Хикару мягко ухватил его под локоть. — Тебе надо выспаться. Акира дал ему увести себя обратно в спальню и забрался под одеяло, завернувшись в него, как в кокон; Хикару выключил свет и, перекинув через него руку, уткнулся носом ему в волосы, тепло дыша в затылок. Через четыре дня решающий матч лиги Мэйдзин против Кувабары-сэнсэя, а на сетчатке глаз словно отпечаталась проигранная Огате-сану последняя партия, и кроме нее он не видел ничего. Несмотря на то, что глаза ему удалось сомкнуть лишь под утро, проснулся Акира довольно рано; недовольно поморщился, глядя на кажущееся слишком ярким небо за стеклянной дверью балкона, и почти подпрыгнул на месте, не увидев Хикару рядом. Быстро одевшись, он вышел из спальни и обнаружил его у плиты в излюбленном нелепом фартуке с рисунком из пятнистых котят, повязанном поверх костюма. — Ты рано, — Хикару улыбнулся, продолжая помешивать лопаткой содержимое сковородки — на ней что-то аппетитно скворчало. — Ты тоже. — Да, мне нужно съездить в академию, — он убавил огонь. — Амано-сан попросил об очередном интервью, чтобы вставить в ближайший выпуск. Еще и Косемура со своей камерой, как будто у них наших фото мало… Говоря об этом, Хикару казался странно далеким: протяни к нему руку — и пальцы схватят пустоту. Акира перевел взгляд на перекочевавшее из родительского дома расписание матчей на холодильнике, облепленное яркими стикерами. У него и Кувабары-сэнсэя — по привычке он чуть было не добавил мысленно «Хонъимбо» к его имени — пока не было ни одного поражения во внутреннем турнире лиги, и грядущий матч однозначно определит претендента на титул. И даже если он им станет… толку от этого, если он может сломаться в решающий момент? Акира невольно сжал кулаки. В играх за Госэй он сломался. А Хикару в матчах за Хонъимбо — нет. — Я постараюсь вернуться пораньше, а потом можем куда-нибудь сходить, — его веселый голос сейчас неимоверно раздражал. — Или съездить, хочешь? Акира покачал головой, заметив, как погрустнел при этом Хикару, но у него и впрямь не было ни малейшего желания вылезать из дома. Единственное, чего ему хотелось — остаться наедине с самим собой. — Ешь, пока не остыло, — Хикару переложил тэмпуру на тарелку и протянул ее Акире. Он смотрел, как тот снимает фартук и вешает его на крючок, забирает валяющийся в углу рюкзак и уходит, больше не сказав ни слова, и от этого стало нестерпимо тоскливо. Уставший слоняться по квартире Акира от нечего делать открыл свой архив партий и начал методично вбивать в программу записи их последних игр. Последний матч Хикару за титул Хонъимбо, его игры за Госэй, пара десятков их партий, что они сыграли дома. Пальцы зависли в воздухе над клавиатурой, и Акира в ужасе уставился в экран. Из двадцати трех игр, что они с Хикару сыграли за прошедшие недели полторы, он выиграл только девять. Он сделал себе чай, чуть не уронив при этом заварочный чайник, и обхватил чашку дрожащими руками. Как он мог не заметить, что Хикару начал выигрывать чаще? Почему не обратил на это внимание в первую очередь? Почему упустил момент, когда Хикару обогнал его и ушел вперед, оставив его смотреть в его удаляющуюся спину? Он прокрутил в памяти все проигранные партии: тут не хватило двух очков, здесь одного, там неудавшееся тэсудзи, здесь нужно было играть по-другому… Почему, как только его жизнь пришла в равновесие, его го начало разваливаться, как дом на гнилых сваях? И если так, то может ли Хикару все еще звать его соперником? Может ли он сам считать себя таковым? Акира вытащил привезенный из дома родителей отцовский гобан и выложил на нем последнюю игру, которую выиграл у Хикару. Он выиграл благодаря одному сделанному в тюбане ходу. Просто почувствовал, что должен сыграть именно сюда, и игра сама несла его вперед. И Хикару сдался через восемнадцать ходов, ворча, что проглядел столь хитроумную ловушку. Но что если теперь ему не под силу одолеть его? Акира стиснул кулаки, напряженно всматриваясь в переплетенные группы камней. Что если Хикару не станет ждать, пока он его догонит, да и в состоянии ли он догнать?! Его мозг привык начинать искать решение проблемы сразу после того, как проблема оказывалась озвученной, но сейчас в голове царила пустота. Бездонная, холодная пустота. На высоте восемнадцатого этажа липкая августовская жара не казалась такой удушающей, как внизу, где от нагретого асфальта будто поднимался пар. Акира облокотился на перила и посмотрел на раскинувшийся внизу парк — зеленое пятно посреди серого офисного квартала. «Что ты чувствуешь, когда смотришь на город с высоты?» — спросил его как-то Хикару, и он ответил: «Свободу». В кармане тренькнул мобильный. «Я задержусь немного, встретился с Ваей в академии», — писал Хикару. Оно и к лучшему. «Можешь не торопиться, пообщайтесь спокойно. Вае привет», — отправил ответ Акира. Глядя вниз с балкона, он думал о том, как вчера после разбора партии мечтал выброситься из окна чертова отеля, лишь бы не слышать комментариев Огаты-сана касаемо их обоих: в этот раз он явно решил не отдавать репортерам столь лакомый кусочек. «Каково это — знать, что твой соперник тебя обошел?» — ехидно поинтересовался тогда Огата-сан, выдохнув облако вонючего сигаретного дыма. Акира, стараясь не сорваться, из последних сил рассмеялся ему в лицо, сказав, что не слышал большего бреда, и уже был готов уйти с гордо поднятой головой, когда Огата-сэнсэй вдруг ответил: «Я готов признать силу Шиндо Хикару, но после сегодняшнего проигрыша отказываюсь признавать твою». Слова, что выбили у него почву из-под ног. И мир вдруг зашатался и рухнул. Хикару, ждущий его дома, при встрече не вымолвил ни звука — лишь протянул руки, и Акира спрятал лицо у него на груди, пытаясь не разрыдаться от бессилия, рвущего его на части изнутри. В памяти всплыла его первая игра как профессионала — матч серии новых первых данов против Замы Оузы, в котором он так самонадеянно рассчитывал победить. Хотел — и не смог. В тот же момент Акира понял, что не расскажет Хикару об этом разговоре. Не потому, что Хикару расстроится или что захочет набить морду Огате-сану… а потому, что Огата-сэнсэй был прав. Почти весь следующий день он провел в го-салоне, стараясь реабилитироваться перед учениками за пропущенные из-за титульных матчей занятия, и около часа выслушивал причитания Ичикавы-сан, что он похудел и что ему нужен длительный отпуск. Акира кивал, толком не вникая в то, что она говорит, и к концу вечера чувствовал себя китайским болванчиком, а голова грозила отвалиться от непрерывных кивков. Хикару прислал сообщение, что выиграл свой сегодняшний матч, и Акира сжал телефон в ладони так сильно, что, казалось, кусок пластика сейчас треснет в его руках. Он злился лишь на себя, но не за то, что не заметил, как Хикару убежал вперед него. А за то, что не знал, как его догнать. Дорога от метро заняла почти полчаса вместо обычных десяти минут, но в итоге возвращаться домой все же пришлось. Если он не может на равных соперничать с Хикару… если не сможет дать ему достойного отпора на гобане… разве Хикару сможет продолжать любить его? Замок открылся с тихим щелчком. — Я дома, — устало сказал Акира, ставя обувь на полку. — Я тебе обзвонился! — Хикару материализовался в метре от него, выжидающе скрестив руки на груди. — Ичикава-сан сообщила, что ты ушел из салона чуть ли не два часа назад, телефон не отвечает, на дворе ночь и… Акира не дал ему договорить, вцепившись в ткань футболки и резко дернув его на себя, чтобы прижаться к его рту губами. Он не может потерять Хикару. Только не так! — Аки… мм… Он успел стянуть с него футболку до того, как толкнуть его к стене и держать, чтобы Хикару не смог уйти, даже если б захотел. За этот огонь в его глазах Акира продал бы душу, отдал бы все, что можно отдать — лишь бы видеть его таким. Каждый день. Каждый миг. — Сдаешься? — тихим надрывным голосом спросил Акира, когда они, чувствуя, что не держат ноги, сползли по стене на пол, не выпуская друг друга из объятий. — Сдаюсь. Он лишь охнул, когда Хикару, явно недолюбливающий его рубашки, с силой рванул ее вверх, не потрудившись расстегнуть хотя бы часть пуговиц. Акира наклонился над ним, прокладывая дорожку поцелуев от его уха до ключицы и прижимая к татами его руку — пальцы переплелись с такой силой, что было больно. Он его. Хикару его. Только его и ничей больше. — Акира… — почти бессвязно шептал Хикару, пока он снимал с него и с себя оставшуюся одежду и покрывал поцелуями его тело, — Акира, Акира… Хриплое дыхание, покрытый испариной лоб… — Ты принадлежишь мне, — Акира с силой сжал руками его талию, двигаясь все быстрее и быстрее. — Мне! Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. — А разве… я… давал… повод… убедиться… в… обратном? Целовать его губы, пока в груди не станет ныть от недостатка воздуха, слушать его дрожащий голос, которым он зовет его по имени, и держать в объятиях так крепко, чтобы затрещали ребра. Акира упал на него сверху, прижимаясь щекой к его груди и блаженно прикрыв глаза, когда его пальцы нырнули ему в волосы. В руках Хикару он чувствовал себя счастливым, и начинало казаться, что это счастье будет длиться вечно. — Ну и что это было? Акира уперся лбом ему в плечо, не зная, что ответить, пусть и ожидал подобного закономерного вопроса. — Скажи, если я так и буду продолжать проигрывать… — горло сжал спазм, — если не смогу выиграть у тебя, я все так же буду тебе соперником? Хикару, не ответив, пошевелился и встал, оставив Акиру сидеть на полу; внутри все вдруг похолодело от страха. — Хикару, куда ты… Гобан опустился на татами с тихим стуком. — Нигири, — скомандовал Хикару, высыпая на поверхность доски горсть белых камней. В его глазах — пламя вызова, и Акира ощутил, как его колотит от предвкушения. Правый верхний угол — хоси. Левый нижний — комоку. Правый нижний — хоси. Левый верхний — такамоку. Какари сверху. Хасами через два пункта. Не было таймера и не было часов, но была быстрота реакции и стук камней о гобан. Тяжелое сбивающееся дыхание и схватка на поверхности золотистой кайи. Игра шла ровно, то и дело набирая скорость, как поток воды, несущийся с обрыва в пропасть, и Акира вдруг увидел его — тот идеальный ход, что приведет его к победе. Черный островок посреди белого моря, который не затопят никакие волны. — Я сдаюсь. В голосе Хикару — восхищение, такое неподдельно-искреннее, что на губах Акиры сама собой расцвела улыбка. — Акира. — Да? — Это ответ. Он показывал на тот самый камень, поставленный Акирой на сто пятьдесят третьем ходу. — Игрок, не способный быть моим соперником, этого бы не увидел, — твердо сказал Хикару. — Неважно, сколько официальных матчей мы выиграем и сколько проиграем, сколько игр выиграем друг у друга и друг другу проиграем, это, — он положил руку поверх черно-белого узора, едва касаясь камней, — это — только наше. Таким было и таковым будет. Никогда не забывай об этом! Акира смотрел на доску, стараясь не расплакаться от облегчения; напряжение, свившееся внутри тугой спиралью, вдруг резко исчезло. — Ты сконцентрировался на том, чтобы выиграть Госэй, только чтобы нагнать меня как можно скорее, я прав? Акира недоуменно уставился на него, а Хикару потянулся к нему и ухватил его за руку, чуть не опрокинув гобан. — Чувствовал, что должен выиграть титул, потому что боялся, что в противном случае я тебя не дождусь? Ясные зеленые глазищи видели его насквозь. С самой первой встречи. Всегда. — И твое го стало таким… из-за давления и страха, который ты внушил себе сам, — продолжал Хикару, своими словами вытягивая его боль, как при укусе змеи из раны высасывают яд. — Дело ведь не в том, что сказал Огата-сэнсэй, чтоб он в мерзлый ад провалился. И не в проигрышах вообще. Но вот что я скажу тебе, Акира. Ты боишься того, что никогда не случится. Мы заблуждаемся, утверждая, что можем управлять нашими жизнями, но есть вещи, которые мы все же можем контролировать. Есть вещи, которые не меняются. Акира сжал его ладонь в своих руках и прижался к ней лбом, едва сдерживая рвущиеся наружу рыдания. — Я хочу стать Мэйдзином, — произнес он, подняв голову и встретившись с горящим взглядом Хикару. — Я им стану. — И только попробуй не стать претендентом на Хонъимбо в следующем году. Я имею в виду, раз ты вошел в лигу… — он почесал кончик носа и рассмеялся так заразительно, что Акира не смог устоять и засмеялся в ответ. Засмеялся нервным, истеричным смехом, но все-таки это был смех. И уже после, лежа рядом с ним в постели и грызя омерзительные крекеры, Хикару спросил: — Кстати говоря, что конкретно наговорил тебе позавчера Огата? — Что признает твою силу игры, но не признает мою, — ответил Акира, с удивлением отметив, что эти слова больше его не задевают. Хикару, нахмурившись, уставился куда-то в пространство. — Акира, ты знаешь, где он живет? — Да, но что ты… — Возьму биту и нахрен расколочу все окна в его машине! — Стой, Хикару! Восьмое августа выдалось неожиданно прохладным и дождливым. Внезапно дождливым. К тому моменту, как они с Хикару, не догадавшиеся взять из дома даже один зонтик, дошли до Нихон Киин, они выглядели так, словно угодили под поливалку: волосы прилипли к лицу, одежда промокла насквозь, и стоило им войти в лифт, как с них моментально натекла лужица дождевой воды. Увидевший их в холле Какимото-сэнсэй моментально испарился, чтобы через несколько минут вернуться — и где только умудрился его достать — с большим махровым полотенцем. — Ты в порядке? — обеспокоенно поинтересовался Хикару, то и дело встряхиваясь, как промокший уличный кот, пока Акира вытирал волосы. — Более чем. В игровой комнате помимо секретаря и Кувабары-сэнсэя, попивающего чай, их уже ждали Исуми-сан, Саэки-сан и Вая; Хикару, тихо поздоровавшись, проскользнул к ним, усаживаясь рядом, тогда как Акира, поклонившись противнику, занял свое место за гобаном. — Восьмой матч лиги Мэйдзин между Кувабарой Хитоши, девятым даном, и Тойей Акирой, седьмым даном, — объявил Какимото-сэнсэй. — Пожалуйста, начинайте игру. Ему достались белые камни. Белыми он всегда играл лучше, чувствуя ни с чем не сравнимую радость, перехватывая инициативу еще на стадии фусэки и удерживая ее в тюбане, атакуя одновременно по всем фронтам. Так и сейчас, стремительное течение игры несло его вперед, снося все на своем пути, и каждый поставленный на доску камень был дополнительным притоком силы. Но Кувабара-сэнсэй не зря столько лет находился на вершине мира профессионалов: использовал малейшие неточности, не давая ему спуску, но от этого предвкушение финальной схватки становилось лишь сильнее. Безобидный на первый взгляд камень, поставленный двадцать четыре хода назад, после следующего его хода превращался в грозное оружие, и Акира мог поклясться, что слышал Хикару, вмиг понявшего, какую именно стратегию он собрался использовать. Осаэ. И жизненно необходимое разрезание, не замеченное черными. Кувабара-сэнсэй надолго задумался, смотря на доску, а Акира чувствовал лишь бешеный шум крови в ушах в ожидании ответа. — Сдаюсь. Ступор. И невероятная, окрыляющая радость. — Спасибо за игру. — Благодарю за игру. — Претендентом на титул в тридцатых играх за Мэйдзин становится Тойя Акира, седьмой дан! Он мог лишь поклониться в ответ, не в состоянии даже открыть рот и вымолвить хоть слово. — С возвращением, малец, — Кувабара-сэнсэй украдкой подмигнул ему, подслеповато прищурившись. — Твой соперник тебя уже заждался. Акира кивнул и смущенно отвернулся в сторону; его взгляд встретился с сияющими глазами Хикару. — Я вернулся, — на автомате произнес он. — Добро пожаловать домой, — хмыкнул тот, помогая встать с татами. — Поздравляю, Тойя! — Вая хлопнул его по плечу, а Исуми-сан и Саэки-сан ограничились крепким рукопожатием. Смех друзей, поздравления, голоса репортеров, доносящиеся откуда-то издалека — все это вдруг стало таким незначительным по сравнению с ласково обнимающей его за плечи рукой Хикару и его словами: — Ты блестяще играл. Жду тебя. Прикосновение пальцев. — Догоню. Обещаю. В окно комнаты для обсуждений заглянуло солнце, чьи лучи разбились о капли дождя. Над городом повисла яркая арка радуги.