***
Акира с сомнением покосился на лежавшую на откидном столике упаковку сэндвичей, но есть их все же не стал: слишком свежо было воспоминание о вчерашнем ужине, после которого он мог бы неделю сидеть на голодном пайке. А мама Шиндо даже порывалась дать им еды с собой, несмотря на то, что они улетали рано утром и вряд ли успели бы съесть хотя бы десятую часть того, что она планировала положить в сумку. При мысли об этом он усмехнулся себе под нос. Дом Шиндо был уютным и теплым. Акира, признаться, был немало удивлен, получив приглашение на семейный ужин, но родители Шиндо в один голос сказали, что он видит их сына гораздо чаще, чем они сами, а значит, Акира тоже часть семьи — в какой-то мере. Эти слова привели его в полнейший ступор и заставили покраснеть до корней волос, но Шиндо панибратски хлопнул его по плечу и сказал, что считает так же. А Акира невольно задумался, какой была бы его жизнь, если бы в ней не было Шиндо — и ужаснулся от открывшейся перспективы. Шиндо спал, откинув голову на спинку кресла и чуть приоткрыв рот. Акира редко видел подобное умиротворенное выражение на его лице и только через несколько минут понял, что в открытую разглядывает его, после чего смущенно отвернулся к иллюминатору — Шиндо всегда уступал ему место у окна. Он ждал этой поездки даже не потому, что в перспективе было много игр с интересными противниками или встреча с семьей. Хотя бы себе он мог не врать: в первую очередь Акира радовался возможности провести эти три недели вместе с Шиндо. Самый ценный ресурс жизни — время. И не стоит терять его попусту. Пекин встретил холодом и пронизывающим ветром. Акира надвинул капюшон куртки на глаза и сунул руки в перчатках в карманы, пока Шиндо, чертыхаясь, выкапывал из чемодана шапку. Ладно хоть вообще взял… — Н-нужно поймать такси, — стуча зубами, сказал Шиндо, нахлобучив шапку себе на голову. — Ну и холодрынь… — К-к-кажется, вон там есть стоянка. Вчера мама спохватилась и предложила их встретить, но Акира к тому моменту твердо решил, что они доберутся самостоятельно, а потому отказался. Тем более, что разницы не было никакой: его мать не умела водить машину, так что в итоге до их дома они ехали бы тем же способом. Они успели занять одно из последних свободных такси на стоянке, и, пока Шиндо помогал водителю загрузить чемоданы в багажник, Акира пытался собрать в кучу все свои знания китайского. Зря он, наверное, за последний месяц половину занятий на курсах прогулял. — Куда вам нужно ехать? — поинтересовался водитель, повернувшись к ним с Шиндо, устроившимся на заднем сиденье. Акира зачитал адрес, и таксист, кивнув, завел мотор. Из международного аэропорта Шоуду до пекинского района Фэнтай, где почти год назад купили дом родители, они добрались всего за час, удачно миновав пробки. Шиндо, быстро согревшийся в теплом салоне, с любопытством разглядывал проносящиеся мимо здания, изредка издавая странные, очевидно, восторженные звуки, отдаленно напоминающие писк, а Акира отчаянно боролся с подступающей головной болью, пытаясь вспомнить, в каком кармане сумки лежат его таблетки. Такси остановилось; Акира вынул из кошелька нужную сумму денег, расплатился и вылез на улицу, зябко поежившись от налетевшего ветра. Минута — и они, сжимая ручки чемоданов, стоят у ворот; Акира нажал на кнопку звонка под табличкой «Тойя» и стал ждать, пока им откроют. Наконец, створка отъехала в сторону, и на пороге показалась его мать: элегантное черное пальто, шарф и перчатки в тон обуви — будто бы она собралась по делам в город, а не шла открыть дверь гостям. Впрочем, мама всегда выглядела так, словно сошла со страниц журнала, даже если отправлялась выбросить мусор. — Акира-сан, Шиндо-кун, добро пожаловать, — она мягко улыбнулась и склонила голову. — Надеюсь, вы хорошо долетели. Акира поклонился матери в ответ под удивленным взглядом Шиндо, который, все же, последовал его примеру и умудрился обойтись без вопросов. — Да, спасибо, мама. — Спасибо, Тойя-сан, что разрешили у вас остановиться. — Проходите скорее в дом, на улице холодно. Акира, подхватив свой чемодан, последовал за матерью через окружавший дом сад; воздух был морозным и сухим. До сегодняшнего дня он ни разу здесь не был, а потому, зайдя в прихожую и сменив теплые ботинки на мягкие домашние тапочки, Акира с интересом осмотрелся, отмечая сильное сходство этого дома с их домом в Токио, разве что этот был раза в два меньше. Что, впрочем, логично — зачем покупать огромный особняк, если в нем некому жить? — Мы как раз собирались обедать, как помоете руки, проходите в гостиную. Шиндо зашел в ванную следом за Акирой, уже успевшим включить горячую воду и сунуть под нее озябшие руки, и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Акира твердо произнес: — Без комментариев. Шиндо, вопреки обыкновению, не стал спорить — будто ожидал чего-то подобного, однако, Акира чувствовал, что это лишь затишье перед бурей. И одному ками-сама известно, в какой момент она нагрянет. Когда они вошли в гостиную, отец уже сидел за столом в своем излюбленном вафуку коричневого цвета и пил чай, пока мама расставляла тарелки. — Доброе утро, отец, — Акира сделал поклон и уселся напротив. — Здравствуйте, Тойя-сэнсэй, — Шиндо примостился рядом. Кажется, он нервничал. — Добро пожаловать, — голосом, похожим на тихий рокот, произнес отец. — Акира, Шиндо-кун, я надеюсь, что скоро мы сможем сыграть. — Дорогой, мы же договаривались не обсуждать го за едой, да и мальчики, наверное, устали. — Все в порядке, Тойя-сан, — Шиндо расплылся в солнечной улыбке. — Я буду счастлив сыграть с Тойей-сэнсэем в любое время, когда ему будет удобно. — И я, разумеется, тоже, отец, — добавил от себя Акира. — После обеда, — строго сказала мама. — Приятного аппетита! Они пожелали друг другу того же и потянулись к палочкам. Начало обеда прошло в тишине. Не привыкший к подобному Шиндо ерзал на месте, борясь с желанием начать разговор, и Акира мог поклясться, что слышал его шумный облегченный вздох, когда его мать спросила: — Какая сейчас в Токио погода? — Теплая, — тут же откликнулся Шиндо, толком не успевший прожевать овощи. — Здесь по сравнению с Токио морозильная камера. — Да, в Пекин зима приходит раньше. Акира не отрывал взгляда от отца, который, в свою очередь, украдкой посматривал на Шиндо. «Только бы отец не начал расспрашивать его про Сая», — подумал он, с долей обреченности наблюдая за тем, как Шиндо, оживленно размахивая руками, чуть не опрокинул на себя плошку с рисом. — Если вы хотите распаковать вещи и немного отдохнуть, то я покажу вам гостевую комнату, — сообщила мама. Гостевую комнату? При этих словах матери Акира постарался не измениться в лице. — Это…будет замечательно, — выдавил он, через силу улыбнувшись. Он уткнулся в свою тарелку, но аппетит уже пропал окончательно. — Спасибо за еду, — поблагодарил Акира и отложил палочки. — Если никто не возражает, я хотел бы отнести вещи. — Акира-сан, по коридору вторая комната налево. — Извините меня. Голос слегка дрогнул. Акира вернулся в прихожую за чемоданом и быстро прошел мимо гостиной, стараясь не перейти на бег. Раздвинув сёдзи, он вошел внутрь и, прислонив чемодан к ближайшей стене, уселся на пол, уронив голову на руки. Он не был удивлен. Ни капли. В конце концов, он никогда не собирался переезжать в Китай в общем и в этот дом в частности. Но убедиться, что родители даже не подумали о том, что он может приезжать к ним пожить время от времени, было…больно. Акира потер глаза, заслезившиеся из-за долго не снимаемых линз, и уставился в пространство, подмечая неясные очертания двух скатанных футонов в противоположном углу. Раздался звук открывающихся сёдзи, и в проеме материализовался Шиндо, потянувшийся к выключателю, но Акира шикнул: — Не включай! Шиндо посмотрел на него, сидящего в углу пустой темной комнаты, и, завезя свой чемодан, уселся рядом, практически прислонившись плечом к его плечу. — Знаешь, Ли-сэнсэй предложил нам жить в академии, пока мы будем там тренироваться. Комната на двоих там, конечно, наверняка маленькая, но на неделю сойдет. Авось не убьем друг друга, — он хихикнул, почесав кончик носа. Акира вдруг понял, что улыбается. — Ну, не знаю, не знаю, — протянул он в ответ. — Если ты будешь тупить так же, как в нашей последней партии… — Засранец. Просидев в ставшей уютной тишине еще несколько минут, Акира с сожалением встал на ноги: — Пойдем, Шиндо, игра ждет. — Ага! Обогнав его, пока они шли по коридору, Акира одними губами шепнул ему «спасибо» и направился вперед, каким-то шестым чувством зная, что Шиндо его услышал. Отец ждал их обоих в небольшой комнате рядом с гостиной; его любимый антикварный гобан занимал почетное место в самом центре. — Итак, кто из вас будет играть со мной первым? Акира переглянулся с Шиндо, и тот сделал приглашающий жест рукой. — Я, — ответил Акира, усаживаясь напротив. — Однако, у меня есть к тебе просьба, отец. — Я слушаю. — Пожалуйста, играй в полную силу. Я не хочу, чтобы эта партия была хоть сколько-нибудь похожа на учебную игру. Я хочу, чтобы это было похоже на матч за титул. — Хорошо. Удачной игры. — Удачной игры. Шиндо тихонько уселся сбоку, приготовившись наблюдать за игрой; его привычное присутствие успокаивало, и Акира положил на доску горсть белых камней. Бой на гобане, хоть и был напряженным, шел ровно, словно по нотам. Отец учел его просьбу, однако, Акира ясно ощущал, что чего-то не хватает. Его игре недостает чего-то очень важного. Не потому ли Шиндо неоднократно говорил, что порой он играет будто по учебнику, опасаясь экспериментировать? Акира окинул взглядом доску и подумал о том, куда бы сыграл в данной позиции Шиндо. Он сам защитил бы слабости в центре, но Шиндо…он наверняка придумал бы собственный план. И тут он увидел его — этот ход, который откроет ему путь к победе. Сохраняя непроницаемое выражение лица, он опустил черный камень на доску и буквально кожей почувствовал на себе взгляд сидящего рядом соперника. Отец ответил туда же, куда и предполагалось; еще один ход, еще и еще — и его глаза вдруг расширились от удивления. Акира не смог сдержать улыбки. — Я сдаюсь, — произнес отец. — Это был отличный прием. — Спасибо за игру. На лице Шиндо было написано возмущение, смешанное с восторгом. — Ты использовал одну из моих стратегий, — буркнул он. — Одна из тех, что мы разбирали с Яширо в тех партиях на троих. — Партия на троих? Голос отца вернул их обоих в реальность, и Шиндо, слегка покраснев, взлохматил свои волосы, будто не знал, куда деть руки. — Да, я придумал, как можно играть в го втроем, — он стушевался под строгим взглядом отца Акиры и уставился в доску. — Интересно. Покажите. Шиндо улыбнулся: — Придется много перемещаться. Отец внимательно слушал объяснения Шиндо, а Акира молча наблюдал, чувствуя себя полностью удовлетворенным. Он смог победить отца на равных в партии, которую никто не смог бы назвать даже отдаленно похожей на учебную. Он понял, чего не хватает его собственной игре, и нашел способ это исправить. — Очень необычно, — отец спрятал руки в рукавах вафуку и внимательно оглядел доску, на которой Шиндо воспроизвел одну из их партий, сыгранных в Осаке с Яширо. — Идеально подходит для самостоятельного обучения. — Мы сыграли таким образом пятнадцать партий, и я сделал анализ большей части ходов на предмет их эффективности. Например, вот этот ход повторялся дважды, — Акира указал на доску, — потому что он является лучшим ответом на образование такой формы здесь, — палец переместился на правый нижний угол. — А композицию в левом нижнем углу можно разрушить ходом сюда. Соответственно, зная слабые места каждой стратегии, мы занимаем ключевые пункты заранее. — Это как получается, — добавил Шиндо. — Ты именно поэтому проиграл мне последние две партии. — Но доля твоих выигрышей все равно не выше пятидесяти процентов. — Но и не ниже. Диалог грозил перетечь в оживленный спор, однако, они вовремя вспомнили о том, что в комнате они не одни. — Прости, отец, — склонил голову Акира. — Сейчас я хотел бы сыграть с Шиндо-куном. А после этого сыграем партию втроем. Шиндо радостно закивал и пожелал его отцу удачной игры. Он выиграл. Три с половиной очка, но это была чистая, красивая победа. Наблюдая за игрой, Акира едва мог усидеть на месте, думая только о том, как ему хочется занять место отца в партии против Шиндо. Во всех партиях. Шиндо, кажется, испытывал ту же самую странную ревность, ибо после разбора каждого матча, сыгранного Акирой с кем бы то ни было другим, он требовал, чтобы они сыграли как минимум три игры друг с другом. Изучая опубликованные кифу его игр, Акира всегда думал, как он бы ответил на тот или иной ход Шиндо, будучи его оппонентом. Казалось, что они оттачивают свое мастерство в играх с другими только для того, чтобы проверять его друг на друге. Каждый день. Каждый час. Каждую секунду. Отец выглядел немного раздосадованным от двух проигрышей подряд; раздосадованным, но не удивленным – казалось, он предвидел подобный исход. Оглядев позицию на гобане, он задумчиво произнес: — Что ж, давайте сыграем партию на троих. — Шиндо, возможно, проще будет не перемещаться самим, а просто передвигать чаши с камнями? — предложил Акира. — Конечно, менять угол зрения лучше, но, учитывая, что мы играем на татами, это не слишком удобно и довольно медленно. — Я думал об этом, — тот ухватил себя пальцами за подбородок, копируя любимый жест Акиры, — но я боялся, что мы можем запутаться. Давайте попробуем передвигать чаши по часовой стрелке. А если понадобится, можно и гобан время от времени поворачивать, скажем, через каждые двадцать ходов на девяносто градусов. Воистину, все гениальное — просто. К тому моменту, как мать позвала их ужинать, они вымотались так, что Шиндо врезался в полузакрытые сёдзи, а сам Акира чуть не перелетел через ступеньку, ведущую в гостиную — относительно коридора пол в этой комнате располагался несколько ниже. Сказывалась накопившаяся за год усталость. — После ужина никакого го, — ультимативно сообщила мама, видя, как они оба, сдерживая зевоту, ковыряются палочками каждый в своей тарелке. — Дорогой, это относится и к тебе. Береги здоровье. — Акира, оставь мне кифу последней партии, которую ты сделал, я хочу еще раз взглянуть на нее перед сном. — Хорошо, отец, — он сразу пододвинул к нему свои записи, чтобы не забыть. Его мать только вздохнула и покачала головой, как будто за столько лет не привыкла к тому, что в данном случае с отцом бесполезно спорить. Акира понял, что в него больше не влезет ни кусочка. — Спасибо за еду. — Спасибо за еду! Шиндо последовал его примеру, и они оба вышли в коридор, сонно потирая глаза. Акире захотелось снять линзы и не использовать их несколько дней, но он оставил очки дома, поэтому выбора у него не было. Увлажняющих капель он, к счастью, купил аж пять флаконов — на всякий случай. После недолгих раскопок в чемодане и кратковременной перепалки с Шиндо на тему, кто первым пойдет в ванную, Акира, нагруженный флаконами с раствором для хранения линз и каплями для глаз, прихватил пижаму и вышел из комнаты, оставив Шиндо возиться с футонами. Без линз мир вокруг мгновенно стал расплывчатым, но Акира был рад дать глазам отдых: все-таки, они сильно уставали от линз долгого ношения. От горячей воды его начало клонить в сон, и он, быстро вымыв голову и одевшись, вышел из ванной, вытирая на ходу волосы. Шиндо уже успел разложить оба футона и что-то искал в своем чемодане. — Ванная свободна, — устало сказал Акира, опустившись на колени у дальнего от двери матраца и положив аккуратно сложенную одежду на татами рядом. — Супер. Кстати, на, — Шиндо протянул ему что-то, и он, прищурившись, узнал в этом предмете свои очки. — Ты оставил их около телефона дома вместе с футляром. — О…спасибо. Шиндо ушел, оставив свет включенным; Акира, тщательно высушив волосы полотенцем, повесил его на спинку стула и забрался под одеяло, блаженно закрыв глаза. Он уже практически заснул, когда вернулся Шиндо, выдернувший его из полудремы своей шумной возней. — Тойя, ты спишь? — раздался прямо над ухом его свистящий шепот. — Уже нет, — ворчливо отозвался Акира и повернулся к нему лицом. — Что ты хотел? — У меня появилась идея, как нам готовиться к матчам за титул, раз мы преуспели в лигах, — Шиндо поудобнее устроился на подушке. — И в чем она заключается? — Мы будем тренироваться. — Гениальная мысль, — Акира вложил в свой голос максимум сарказма. — Ты не понял, — Шиндо приподнялся на локте и начал активно жестикулировать, — мы будем тренироваться играть друг с другом за титул! — Я все еще не понимаю твоей идеи, которая, видимо, слишком крута для моих мозгов. — Я имел в виду регламент проведения матчей, тупица, — он перекатился на живот. — Мы же никогда не играли с контролем времени по восемь-девять часов для каждого игрока. И не запечатывали ход. Акира сел на футоне: — Ты прав. Это действительно стоит попробовать. Например, мы могли бы играть так, когда выпадают два выходных подряд. И после этого играть обычные партии, не думая о запечатанном ходе. — Именно. Многие претенденты на титул сливают матчи как раз по той причине, что слишком нервничают при выборе хода, который будет опечатан, и делают ошибки, которые стоят им игры. Тем более, каждый матч идет так долго, что мозг успевает вскипеть и в собственном соку свариться. Акира молчал, бездумно перебирая складки на пододеяльнике, а Шиндо продолжал свою мысль: — Я не хочу быть игроком, который бросает вызов без должной подготовки. Я не хочу быть игроком, который не в состоянии завоевать титул, зайдя так далеко. Я не хочу терять ни единого дня. И я знаю, что ты тоже не хочешь. Он согласно кивнул. — Раз мы на равных обыграли твоего отца, значит, мы достаточно сильны для того, чтобы получить титул. Осталось только показать это всем остальным. — Шиндо. — Да? — Оба выиграем. — Обязательно. А теперь давай спать. — Между прочим, это ты меня разбудил, — буркнул Акира, заползая обратно под подушку. — Но ведь хорошая идея? — Хорошая. Только заткнись уже наконец. Акира повернулся к нему спиной и мгновенно провалился в сон. Утро подкралось незаметно; серый свет просачивался сквозь щель между незакрытыми створками окна, создавая приятный полумрак. Акира медленно открыл глаза, и первое, что он увидел — лицо спящего Шиндо в нескольких сантиметрах от своего, в то время как его рука покоилась у Акиры на боку. Вопреки обыкновению, ему не хотелось вырваться из этих объятий: прикосновения Шиндо, в отличие от прикосновений любого другого человека, не были ему неприятны. Скорее, даже наоборот — и он чуть не задохнулся от этой мысли, моментально залившись краской. Акира, от волнения задержав дыхание, коснулся жестких высветленных волос — и тут же отдернул руку, кляня себя за странный порыв. Шиндо что-то пробормотал во сне и притянул его ближе, так что Акира чуть было не врезался ему лбом в подбородок, но вовремя опустил голову, невольно прижимаясь щекой к его плечу. Он был так близко, что Акира слышал спокойный размеренный стук его сердца — и захотелось ощутить его под своей рукой. Подобное желание возникло у него впервые в жизни, и он просто не смог удержаться, прижав ладонь к ткани одной из тех ужасных футболок, в которых Шиндо любил спать. Он прикрыл глаза, наслаждаясь моментом, чувствуя, как теплое дыхание Шиндо щекочет его макушку. — Ммм, — вдруг промычал тот, и Акира инстинктивно шарахнулся назад. Шиндо, убрав руку, перекатился на другой бок, повернувшись к нему спиной, и Акира смог, наконец, выдохнуть. Забравшись под свое одеяло, он, все еще чувствуя, как горят щеки, смотрел ему в затылок, понимая, что снова заснуть ему уже не удастся.***
Акико привыкла вставать с рассветом — как и ее муж, она была ранней пташкой. Однако, за сыном подобной склонности она не замечала, а потому донельзя удивилась, обнаружив его в гостиной за компьютером в семь утра. — Акира-сан, ты рано проснулся, — улыбнулась она сыну. — Доброе утро, мама, — он на мгновение оторвался от ноутбука, и только тогда Акико заметила еще одну странность. — У тебя испортилось зрение? — с беспокойством поинтересовалась она, увидев на его лице очки. Акира приподнял их, потерев переносицу, после чего водрузил на место, не говоря ни слова. — Пожалуйста, следи за своим здоровьем, — вздохнула Акико, понимая, что сын не станет обсуждать с ней свои проблемы, и направилась на кухню готовить завтрак. Она включила воду, чтобы помыть овощи, пока в мультиварке готовился рис, но мысли ее были далеки от домашних дел. Акико всегда знала, что сын вырос слишком быстро, будто проскочив детство, не удостоив его и взглядом. Казалось, совсем недавно маленький Акира вертелся у нее на коленях, тараща глазенки, и пытался сунуть в рот отцовские камни для го. Через год он уже ставил камни на доску своими маленькими ручками и улыбался только тогда, когда речь шла о чем-то, связанном с игрой. Акико радовалась его желанию проводить время с отцом, но с возрастом Акира все больше старался ему подражать. Порой она водила его в парк или на детскую площадку поиграть, однако, каждая прогулка заканчивалась одинаково: Акира расчерчивал на земле или на снегу доску для го и кружочками рисовал камни на пересечении линий, будучи абсолютно равнодушным ко всему происходящему вокруг. Он рос тихим, беспроблемным ребенком: утром играл с отцом, после чего отправлялся в школу, оттуда — в го-салон, а вечером возвращался домой и делал уроки в своей комнате или присоединялся к учебной группе отца. Она спохватилась, когда Акире стукнуло десять. Как-то раз ее вызвали в школу — обсудить дальнейшее обучение сына, и классный руководитель отметил необычную для его возраста серьезность. Подойдя к его классу на перемене, Акико увидела, что одноклассники обходят Акиру стороной, а его это совершенно не волнует — тогда перед ним на парте лежал один из последних учебников Койо, и он с воодушевлением переворачивал страницы, углубившись в чтение. Дождавшись окончания занятий, Акико хотела проводить сына до го-салона или хотя бы до автобусной остановки, но Акира, поправив воротничок рубашки, поднял на нее глаза и ответил: — Не нужно, мама, спасибо. Я сам доеду. В его взгляде не было ничего детского; наоборот, это была спокойная уверенность взрослого, и взрослой же была адресованная ей вежливая улыбка. Акико не осмелилась даже погладить его по волосам на прощание. Акира продолжал следовать выработанному за годы маршруту дом-школа-салон-дом, все чаще задерживаясь допоздна: в салоне у него появились свои ученики, и он с радостью учил любого, кто просил его об этом. Глядя, как ее одиннадцатилетний сын что-то объясняет ученику Койо Ашиваре-куну, не так давно сдавшему профессиональный экзамен, Акико чувствовала одновременно гордость и страх. Как обычные дети воспринимают мир через слова родного языка, так Акира воспринимал его через призму го, будто отказываясь признавать существование жизни за пределами игровой доски. А она сама не умела играть. Все считали его идеальным ребенком, но Акико порой хотелось купить ему новый рюкзачок не потому, что ему в этом учебном году предстоит носить больше учебников, а потому что он порвал свой старый во время беготни с друзьями в парке. Хотелось отвести Акиру на фестиваль фейерверков вместо го-салона, получить от его учителя записку, что он не сделал домашнее задание или прогулял урок, потому что полез на перемене на дерево посмотреть птичьи гнезда. Что угодно, лишь бы не видеть этих пронизывающих глаз, которых у ребенка его возраста быть не может. Он целиком и полностью пошел по стопам отца, и единственное, на что надеялась Акико, так это на то, что рано или поздно найдется кто-то, кто сможет показать Акире, что мир в триста шестьдесят одну точку не вместить. Рис наконец-то сварился; она аккуратно поставила тарелки на поднос, который понесла в гостиную. — Почему ты меня не разбудил? — донесся оттуда громкий голос Шиндо-куна. — Мы же всегда с утра играем! — Я хотел переписать все вчерашние заметки, пока новых не накопилось, — более спокойный голос Акиры. — Признайся честно, Тойя, ты просто боишься, что я надеру тебе задницу! — Что?! Да ты мне на этой неделе три партии подряд слил с разгромным счетом! Акико замерла в дверях. Она никогда раньше не слышала, чтобы сын так на кого-то орал. — Зато потом две подряд выиграл! — Даже не надейся на третий выигрыш! — Если я выиграю, придется дать тебе фору! — Рискни! Акико вдруг поняла, что ни разу не видела на лице Акиры столько эмоций сразу. Ни разу — до этого момента. Он злился, кричал, размахивал руками, и это выглядело абсолютно…нормально. — Доброе утро, Шиндо-кун, — Акико решила заявить о своем присутствии, пока их спор не перетек во вселенский скандал. — Доброе утро, Тойя-сан, — тот поклонился и плюхнулся на татами рядом с Акирой. — После завтрака сыграем и посмотрим, кто будет смеяться последним. — У меня аж поджилки затряслись, — ядовито процедил Акира, даже не попытавшись отодвинуться от своего друга. Акико переставила тарелки на стол, и сын убрал свой ноутбук и тетради, сложив их на татами. — Приятного аппетита! — Шиндо-кун моментально запустил палочки в рис с овощами и начал уплетать еду за обе щеки. — Я принесу вам чай. — Спасибо. Она даже не успела выйти за порог, как они продолжили спорить — на сей раз из-за одной из партий, сыгранных вчера. Была какая-то деталь, которая не давала ей покоя, и лишь вернувшись в гостиную с чашками и небольшим заварочным чайником на подносе, Акико поняла, какая именно. У Акиры с раннего детства было то, что она про себя называла комфортным расстоянием разговора: если человек подходил ближе, то он инстинктивно отклонялся или отходил на шаг назад, дабы между ним и собеседником оставалось как минимум метра полтора. По этой причине и она сама порой боялась прикоснуться к сыну — не хотела видеть, как он попытается отойти и от нее. Дистанция сохранялась всегда и со всеми, и Акико никогда не принимала эту особенность сына на свой счет: нечто подобное наблюдалось и у ее мужа, на которого Акира был похож как две капли воды. Странность же заключалась в том, что Шиндо-кун сидел к нему настолько близко, что во время еды эти двое постоянно пихались локтями, но ни один из них не сделал попытки отодвинуться в сторону. Конечно, они с Акирой друзья, но Акико не могла себе представить, чтобы Акира позволил подобное Ашиваре-куну или Огате-сану, который знал его с пеленок. — Тойя, у тебя рис к щеке прилип, — вдруг отметил Шиндо-кун и без тени сомнения пальцем смахнул с его лица рисовое зернышко. — Спасибо, — буркнул Акира, потерев слегка покрасневшую щеку, и вернулся к еде. Акико решила им не мешать; на кухне ждала полная раковина грязной посуды. Когда она пришла забрать тарелки, Шиндо-кун как раз направлялся к выходу. Поблагодарив ее за завтрак, он быстрым шагом направился в сторону спальни, а она увидела, что сын опять достал компьютер и что-то сосредоточенно печатает, время от времени отбрасывая за спину мешающиеся волосы. — Акира-сан, если хочешь подстричься, думаю, в нашей старой телефонной книге сохранился телефон парикмахера, — невзначай отметила Акико. Акира посмотрел на нее сквозь стекла очков — непривычное зрелище. — Не нужно, — наконец, ответил он. — Мне и так нравится. Тихонько вздохнув, она вышла из гостиной, чтобы через несколько минут вернуться с резинкой для волос. — Забери волосы, если они тебе мешают, — с улыбкой сказала она, протягивая ему резинку. — Спасибо. — Тойя, я принес доску! — в комнату влетел Шиндо-кун. — Готовься проиграть! — Размечтался! Крышка ноутбука с треском захлопнулась. Акико забрала поднос и тщательно задвинула за собой сёдзи, чувствуя горечь от мысли, что друг сына понимал его намного лучше, чем когда-либо понимала его она сама. Ошибки прошлого исправлять уже поздно, а оправдывать себя тем, что родителями не рождаются — глупо. Акико грустно улыбнулась: препираясь с Шиндо-куном, Акира выглядел более счастливым, чем услышав редкую похвалу отца.***
Хикару застегнул рюкзак и покосился на Тойю, складывающего вещи в чемодан аккуратными стопочками. — Я, конечно, сам предложил поселиться в китайской академии, раз нам так любезно предложили комнату, но ты точно уверен, что не хочешь оставаться здесь? Тойя смерил его своим фирменным холодным взглядом: — Похоже, чтобы я сомневался? — Уточняю на всякий случай. Хорошо, что мы можем переехать сегодня утром, а завтра сразу придем на занятия. — Получается, сейчас там никого нет? — Многие уезжали домой на Рождество, но после этого практически все молодые профи остаются здесь для подготовки к турнирам, которые начинаются в середине января. Ли-сэнсэй потому так и обрадовался нашему приезду — считает, его ребятам такая тренировка на пользу пойдет. Так что предлагаю забросить вещи в академию и пойти город осматривать, черт знает, когда еще сюда выберемся. Тойя едва заметно приподнял уголки губ, и Хикару вернул ему улыбку в ответ. Он уже порядком опасался, что после длительного общения с родителями тот окончательно потеряет интерес к чему-либо, кроме го. Попрощавшись с матерью Тойи — его отец накануне вечером улетел на Тайвань — они вышли на улицу и практически моментально замерзли, несмотря на теплую одежду. До китайской академии они добирались почти два часа с несколькими пересадками с автобуса на метро и обратно, так что Хикару многократно поблагодарил про себя Ли-сэнсэя за его доброту и несколько раз мысленно и один раз вслух Тойю за то, что он говорит по-китайски — сам Хикару потерялся бы еще по пути от дома к остановке и вряд ли сел бы на нужный автобус или вообще уехал бы к черту на кулички. И вообще, почему они не вызвали такси? Четырехэтажное здание китайской академии го выглядело не очень внушительно, но Хикару знал, что это впечатление обманчиво. В Китае профессиональные игроки в го есть в каждой префектуре, а здесь, в Пекине, учатся только избранные — те, кому недостаточно просто хорошо играть. Хотелось бы ему, чтобы и в Токио было что-то подобное. — Шиндо, наверное, нам стоит позвонить Ли-сэнсэю и сообщить о нашем прибытии. — Да. Ты прав. Хикару достал телефон и, найдя номер в списке контактов, протянул мобильный Тойе: по-японски Ли-сэнсэй, конечно, говорил, но китайский Тойи был явно лучше. — Он спустится за нами через несколько минут. За то время, пока они ждали учителя в холле, они оба успели немного согреться. Когда Ли-сэнсэй вышел к ним, Хикару и Тойя синхронно поклонились: — Я Шиндо Хикару, приятно познакомиться. — Я Тойя Акира. Рад встрече с вами. — Взаимно. Добро пожаловать, — Ли-сэнсэй добродушно улыбнулся. — Как вам здесь, замерзли небось после Токио? — Немного, — честно признался Хикару, стягивая с головы шапку. — Ничего, сейчас отогреетесь. Пойдемте со мной, я вам все покажу. Следуя за ним, Хикару то и дело вертел головой в разные стороны, стараясь рассмотреть все и сразу. Второй этаж был больше похож на коридор студенческого общежития — общежитием он и был, хотя здесь располагались и игровые залы. — В соседних комнатах живут дети, уж простите, если вечером будет немного шумно, — Ли-сэнсэй открыл дверь и пропустил их с Тойей вперед. — Все остальные комнаты, к сожалению, заняты. — Спасибо вам большое. — Столовая сегодня не работает, но неподалеку есть ресторанчики и супермаркет, если захотите перекусить. Занятия начинаются завтра в восемь утра, если у вас будут какие-то вопросы, не стесняйтесь. Он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь, оставив их одних. Хикару уселся на кровать у окна и положил рюкзак рядом, осматривая комнату. Две кровати, два письменных стола, шкаф, пара тумбочек; мебель была не новой, но добротной, и это даже придавало комнате дополнительный уют. Вполне неплохо. — Наверное, лучше поехать в центр прямо сейчас, чтобы не терять времени, — сказал Хикару, доставая из чемодана более теплую ярко-фиолетовую толстовку. — Поесть можно по дороге. — Ты хочешь пойти в какое-то определенное место? — Я об этом не думал. — Тогда для начала нужно посетить Цзыцзиньчэн. — Чего? — Цзыцзиньчэн, — терпеливо повторил Тойя. — Запретный город. Я дома смотрел по карте, мы за час доедем отсюда на автобусе до площади Тяньаньмэнь, а оттуда сможем пройти в Запретный город. А на обратном пути зайдем в храм Неба, он недалеко. — Отлично. Хикару закрыл чемодан и затолкал его под кровать. До автобусной остановки они дошли довольно быстро. Тойя внимательно изучал расписание, а Хикару молча радовался тому, что за ориентирование на местности отвечает не он. Мимо пролетали машины, сновали люди, а на улицах начали зажигаться огни, несмотря на ранний час — зимние вечера подступают незаметно. Нужный автобус подъехал минут через десять. Людей внутри было немного, так что они быстро нашли себе места, и Хикару вынул из рюкзака магнитную доску. — Только нашу остановку не пропусти, — напомнил он Тойе и поставил на гобан первую магнитную фишку. Площадь Тяньаньмэнь можно было по праву назвать площадью ужасного ветра или пекинским полюсом холода. Огромное пространство продувалось со всех сторон, а скрыться от порывов шквалистого ветра не было никакой возможности. — Где этот твой Цзэцзучень? — Хикару практически простучал эту фразу зубами. — Цзыцзиньчэн, — автоматически поправил Тойя. — Вход должен быть на противоположном конце площади. — Супер. Он проклял все на свете, пока они топали по площади, изредка натыкаясь на таких же психов, которым в такую погоду пришло в голову здесь погулять. Купив в кассе входные билеты, Хикару направился было вперед, но Тойя сосредоточенно разглядывал иероглифы на воротах. — И что там написано? — Врата небесного спокойствия, — ответил Тойя и обогнал его. — Пойдем, внутри так дуть не должно. Бывший императорский дворец, казалось, состоял из одних ворот: они только и делали, что поднимались и спускались по лестницам, а небольшим павильонам и коричнево-красным крышам вокруг не было конца. Ветер каким-то образом пробирался и сюда, просачиваясь холодом сквозь каждую щель, но по сравнению с площадью здесь было все же теплее. — Ну что, чувствуешь небесное спокойствие? — ехидно поддел Тойю Хикару, пока тот пытался прочитать очередное название. — Не особо, — протянул он, зябко поежившись и натянув шапку пониже. Хикару достал фотоаппарат и сделал несколько снимков; Тойя замотался шарфом чуть ли не до бровей, но пару кадров он украдкой все же отщелкал — уж больно забавный у того был вид. — Знаешь, а мне там понравилось, — сказал Хикару, когда они уселись на обратный автобус. — Интересное место. — Да, — Тойя листал сделанные фото, — мне тоже. Пойти погулять определенно было хорошей идеей. Даже если они оба промерзнут до костей. Храм Неба возвышался над городом как большая сторожевая башня. Тойя не был бы Тойей, если бы не уточнил, что на самом деле этот храм называется храмом Урожая, а храм Неба — название всего комплекса, но Хикару не очень-то волновали подобные детали. На фоне начавшего темнеть небосвода храм выглядел очень колоритно, и вскоре он уже вытаскивал фотоаппарат из рюкзака. Несмотря на сопротивление, Хикару даже удалось сделать одно совместное фото, на которое можно было смотреть, только чтобы посмеяться: оба замерзшие, раскрасневшиеся от мороза, в дурацких шапках на фоне круглого здания храма над их головами. — По-моему, я уже достаточно приобщился к культуре, — констатировал Хикару, который к тому моменту порядком проголодался. — Недалеко от академии есть рестораны, — вздохнул Тойя, правильно истолковав его слова. — А вернемся в комнату, надо будет принести гобан из игровой комнаты и сыграть несколько партий. Три хотя бы. — Четыре. — Как пойдет. Продолжая спорить, они не заметили, как дошли от храмового комплекса до академии, значительно согревшись от быстрой ходьбы. Играть они начали еще в ресторане, пока ждали свой заказ. Через двадцать минут они закономерно поругались, поспорили — при этом столики вокруг них магическим образом опустели — и непонятно, чем бы все это закончилось, если бы им не принесли еду. Партия завершилась победой Хикару в половину очка, и Тойя, разумеется, захотел отыграться немедленно, но вторую игру пришлось отложить до момента возвращения в академию, что уничтожило их первоначальный план лечь спать пораньше. Поэтому, проснувшись в половину восьмого утра от противного звонка будильника, Хикару подумал, что после этого отпуска им явно понадобится еще один — чтобы проспаться. Ли-сэнсэй зашел за ними без пяти восемь — пожелать доброго утра и проводить в игровой зал, чтобы познакомить со всеми. — Это Тойя Акира-кун и Шиндо Хикару-кун. Они приехали из Японии, чтобы сыграть со всеми вами. — Рады с вами познакомиться, — они поклонились китайцам. — Я уже внес ваши имена в список, так что вы можете играть в нашей лиге, — Ли-сэнсэй указал на висящее на стене расписание. — На игру дается полтора часа каждому игроку, результаты вносятся в эту таблицу. Обычно мы играем четыре партии в день, если остается время, разбираем их вечером. Я не очень хорошо знаю, как вы тренируетесь в Токио, но…. — Наверное, не стоит грузить их так сильно с самого начала, учитель, — раздался за их спинами знакомый голос. — Привет, парни! — Ян Хай-сан! — обрадованно воскликнул Хикару. — Рад тебя видеть. — Взаимно. Молодцы, что приехали. Тойя-кун, похоже, первый матч в лиге ты играешь со мной, а ты, Шиндо — с Чао. Он сейчас подойдет, я видел его в коридоре, и он наверняка захочет взять реванш. Хикару почувствовал, что у него аж глаза загорелись. — Жду с нетерпением. — Всем удачной игры, — пожелал Ли-сэнсэй и собрался было уходить, когда мимо него вихрем пронесся…Вая. — Всем привет! — кажется, этот парнишка сказал именно это. — Ли Пин! — взревел Ли-сэнсэй. Хикару узнал его и без упоминания имени: об уменьшенной копии Ваи он был наслышан от Исуми-сана. Ли Пин уже ускакал в другой конец зала, и Ли-сэнсэй горестно вздохнул: — Ему уже пятнадцать, а мозгов как не было, так и нет. Он вообще когда-нибудь повзрослеет? Качая головой, учитель покинул комнату. Пора было начинать игру. Хикару и не заметил, как наступило время обеда. Он выиграл обе свои партии, но это было далеко не так легко, как могло бы показаться. Местные профессионалы четвертого-пятого дана размажут многих японских девятых данов по гобану на счет раз, что же говорить о профи уровня Ян Хай-сана? Исуми-сан три года назад проигрывал ему на двух камнях форы, но это было три года назад, и Хикару был более чем уверен, что Ян Хай-сан не терял время зря. Тойя смог выиграть у него первый матч, однако, это было не легче, чем играть с Моришитой-сэнсэем. С сильными противниками играть интересно, и такие же горящие глаза Тойи, сидящего за соседним столом, заставляли не обращать внимания на усталость, отпечатавшуюся на его лице. — Либо мы все сегодня не в форме, либо вы крутые, — Ян Хай-сан потянулся, разминая затекшие мышцы. — Пойдемте обедать, что ли. — Сомнительный комплимент, — фыркнул Хикару. — Я пошутил. Отлично играете, ребята. Не сравнить с кубком, хотя вы были хороши и там. У Чао не было шансов. — Он стал играть сильнее. Было весело, — Хикару вспомнил несколько блестящих ходов молодого профи, которые заставили его ладони вспотеть. — А мы наконец-то запускаем нашу компьютерную программу для игры в го. — Это та самая, которую ты разрабатывал? Покажешь потом? — Конечно. Может быть, у вас найдется парочка кифу, которые вы хотели бы туда загрузить? Буду благодарен. — Я взял с собой ноутбук, там много записей наших с Шиндо партий, — сказал Тойя. — Можем выбрать штук десять самых интересных. — У нас все партии такие, — Хикару улыбнулся. Тойя после этих слов выглядел на редкость довольным. К вечеру Хикару чувствовал себя здорово вымотавшимся: ни один матч не давался ему легко, что было абсолютно прекрасно, но усталость сказывалась на умственных способностях. В последней партии он порой задумывался над очевидными ходами и израсходовал практически все игровое время, что было для него совершенно не характерно. Тойя был готов отключиться прямо сидя за доской, и потому разбор партий отложили на неопределенный срок. — Хочешь, отдохни в комнате, я сам сбегаю в супермаркет или в пиццерию, и тогда поедим здесь, — предложил Хикару. — Нет уж, я пойду с тобой. А не то купишь какую-нибудь гадость, за тобой глаз да глаз нужен, — проворчал Тойя, наматывая на шею шарф. Выбор был сделан в пользу пиццерии; ожидая, пока будет выполнен заказ, они сбегали в ближайший супермаркет за водой, печеньем и листовым чаем: чайник с чашками им выделили, а вот чай они купить вчера забыли. Телефон Тойи вдруг зазвонил, и тот с долей непонимания уставился на дисплей, прежде чем поднять трубку. — Да, мама, я слушаю, — ответил он. — Планы на тридцать первое? Пока не думал об этом. Хорошо. Я спрошу. Перезвоню, когда все узнаю. Хикару молчал, ожидая, пока Тойя заговорит сам. — Моя мать зовет нас отметить японский Новый год у нее дома. «Додумалась, надо же», — мысленно произнес Хикару, но вслух промычал в ответ что-то невразумительное. — Шиндо, если ты хочешь, то… — Тойя, это твоя семья и решать тебе. Подумай, хочешь ли ты сам встретить этот праздник именно так? Он притих, продолжая сверлить Хикару глазами. Тот, не выдержав гипнотической атаки, все же задал вопрос, уже несколько дней вертящийся на языке: — Скажи, Тойя, твои родители всегда относятся к тебе, как к мебели, или это по случаю моего приезда особое отношение? Сказал — и был готов провалиться сквозь землю, понимая, что это явно не те слова, которые Тойя хотел бы сейчас услышать. — Прости, — буркнул он, виновато отвернувшись в сторону. Работник пиццерии, затараторив на китайском, протянул им две больших коробки, и Тойя, поклонившись в знак благодарности, молча подхватил их и направился к выходу. Он молчал всю обратную дорогу до академии и все время, пока Хикару грел воду, заваривал чай и накрывал на стол. Наконец, терпение Хикару лопнуло. — Прости меня, Тойя. Я не должен был этого говорить, — произнес он, смотря на друга, сидящего на своей кровати и практически забившегося в угол. Тойя поднял на него взгляд и тихо ответил: — Тебе не за что передо мной извиняться, Шиндо. Все именно так, как ты и сказал. — Но я не должен был… — Как я говорил раньше, моя семья сильно отличается от твоей. И повторюсь, что я ничуть не удивлен. Моя мать обладает удивительной способностью пытаться исправить собственные ошибки ровно в тот момент, когда ушла последняя возможность это сделать. Может, старайся она понять меня раньше, сейчас все было бы иначе, но история и сослагательное наклонение — вещи несовместимые. — Расскажи мне, — потребовал Хикару, подтащив поближе стул и усевшись лицом к его спинке напротив Тойи. — Если уж сделать ничего нельзя, то надо хотя бы выговориться. — Что ты хочешь знать? — Все, — просто ответил Хикару, положив подбородок на спинку стула. Лицо Тойи вытянулось от удивления. — Тогда…будет проще, если ты станешь задавать вопросы. И Хикару начал спрашивать. Тойя сперва отвечал не сразу, тщательно обдумывая, что сказать, но потом плотину прорвало. Он говорил и говорил, а Хикару слушал, не отводя от него глаз, и думал, как тяжело было Тойе с малых лет стараться во всем подражать занимающемуся его воспитанием отцу, на которого он был похож гораздо меньше, чем считал сам, пытаться оправдать его ожидания, что раз за разом воспринималось как должное, радоваться его отставке из профессионалов и одновременно корить себя за эту эгоистичную радость. Он думал, каково это — жить в атмосфере без тепла и уюта только потому, что мать в свое время не поняла, что ему это может быть нужно. Хикару думал и о многом другом, что рассказал ему Тойя, и хранил молчание еще минут десять после того, как тот закончил свой рассказ. — Позвони своей маме, — наконец, нарушил тишину Хикару. — И скажи, что у нас свои планы. — Какие? — Я пока не придумал, — Хикару рассмеялся, — но у меня еще есть время. А теперь пойдем на общую кухню. — Зачем? — обескураженно поинтересовался Тойя, явно уставший от долгого разговора. — Ужин разогревать, а то пицца уже льдом покрылась. Я видел на кухне микроволновку. — Поедим, сыграем в быстрое го. — Ага. Сколько захочешь. Тойя расплылся в улыбке. А время не шло, а бежало. Победы, проигрыши, разборы партий, бесконечные заметки, программа Ян Хай-сана, уже играющая на уровне сильного любителя, пальцы, покрытые мозолями от камней — они не заметили, как пролетели эти шесть дней, и очнулись только тридцать первого декабря в опустевшем игровом зале, осознав, что сегодня канун европейского Нового года, и многие игроки, у которых были родственники в Пекине, отправились к своим семьям. — Что собираетесь делать сегодня вечером? — поинтересовался Ян Хай-сан, зевая на ходу. — Мы планировали устроить небольшую вечеринку для тех, кто остался здесь, если хотите, присоединяйтесь. — Почему бы и нет, — ответил Хикару, предварительно переглянувшись с Тойей. — Нужно чем-то помочь? — Я спрошу всех, чтобы знать, на сколько человек рассчитывать, и тогда решим, кто чем займется. Обычно мы просто скидываемся деньгами и покупаем еду на всех. Правда, Ли-сэнсэя нет, так что дети будут дебоширить, но, думаю, как-нибудь управимся. Вопрос с отмечанием был, таким образом, решен ко всеобщему удовольствию, и Хикару с Тойей вернулись к себе в комнату, чтобы разобрать свои записи и внести необходимые исправления, если потребуется. Тойя сидел за своим столом, с космической скоростью набирая текст на ноутбуке; Хикару растянулся на кровати и теперь наблюдал за ним, лежа на животе и подсунув подушку под подбородок. — Как думаешь… — протянул он, устраиваясь поудобнее, — в Пекине есть синтоистские храмы? Пальцы Тойи замерли над клавишами. — Нет, — после небольшой паузы ответил тот. — Только буддистские и даосские. Но мы можем спросить Ян Хай-сана, возможно, он что-то подскажет. А что? Хикару перекатился на спину и уставился в потолок. — Ты хотел сходить в храм на рассвете? — уточнил проницательный Тойя. — Если так, то мы можем прийти в любой местный храм. В конечном счете, святое место всегда святое. Это вопрос веры, а не религии. — Да. Наверное, ты прав. Спрошу Ян Хай-сана, куда лучше всего будет сходить. И еще я хочу съездить на Великую Китайскую стену. Она открывается довольно рано, так что завтра утром будет время. — В таком случае, хорошо, что ты купил себе нормальную шапку. Насколько мне известно, там ужасно холодно. Около семи вечера за ними зашел Ян Хай-сан, и они дружной компанией в одиннадцать человек отправились за покупками. Из старых знакомых, помимо Ян Хая, в академии остались Чао Ши, Ван Си и Ли Пин; Ли Ченг и Лу Ли разъехались по домам и собирались вернуться второго января. Чен И и Рю Саочун, единственные оставшиеся девушки, о чем-то негромко переговаривались за их спиной, и Хикару вспомнил Насэ, с которой так и не удалось встретиться перед поездкой. «Хорошо бы ей тут поучиться», — подумал он, пиная носком ботинка небольшой камушек, и решил, что непременно поговорит с ней об этом по приезде. Да и Фуку стал играть намного серьезнее… Тяжело было признавать, насколько сильно родная страна отстала в плане обучения молодых способных игроков, но факт оставался фактом: у Японии были только они с Тойей, Яширо, Исуми-сан, Очи, Вая, возможно, еще два новых профессионала этого года — Ока и Сёдзи, и на этом список заканчивался. Им с Тойей повезло больше многих, ибо им достались грамотные учителя, а вот остальным было гораздо сложнее. Никакой талант не компенсирует пробелы в образовании, а школа инсеев что в Нихон Киин, что в Кансай Киин оставляла желать лучшего. В академии они оккупировали один из залов, служивший комнатой отдыха; кто-то включил телевизор, и Хикару постепенно привык к голосу ведущего местных новостей, пусть и не понимал ни слова из того, что тот говорил. Тойя поначалу прислушивался, но потом махнул на все рукой и уселся на диван со своим стаканом минералки, так что Хикару поспешил присоединиться и устроился рядом. — Я рад, что мы решили остаться здесь, — вдруг сказал Тойя. — Это определенно один из самых веселых праздников в моей жизни. — В моей тоже, — хихикнул Хикару, — в кои-то веки удалось от семьи смыться безнаказанно. — Вот вы где, — подошел Ян Хай-сан и подсел к ним. — Все в порядке? — Да, мы просто немного устали, — сказал за них двоих Тойя. — И у меня был вопрос, точнее, два вопроса, — Хикару почесал кончик носа. — Мы хотели сходить в храм и встретить там рассвет. Может, посоветуешь какое-нибудь место, не такое пафосное, как храм Неба? Ян Хай ненадолго задумался, после чего ответил: — Байюньгуань. Это очень красивое место и довольно спокойное, думаю, вам подойдет. На Новый год в феврале там не протолкнуться, а вот сейчас там почти никого быть не должно. Европейский-то праздник здесь только молодежь отмечает. — Храм белых облаков, — перевел Тойя название. Хикару вздрогнул, почувствовав, как в груди почему-то потеплело. — То, что нужно. А как туда добраться? Ян Хай вернулся с ручкой и бумагой и набросал им схему проезда. — Правда, это даосский храм. Это важно? — Нет, — покачал головой Хикару. Он посмотрел на часы, подумывая, не пора ли начать отправлять сообщения с поздравлениями — до японского Нового года оставался час. Скоро начнут звонить в колокола, и народ потянется к ближайшему святилищу, но сегодня ему, как ни странно, не хотелось находиться в Токио. Жизнь менялась, хотелось изменить и собственные, пусть и уже сложившиеся традиции. Хотя в храм-то как раз они все равно пойдут… — Кажется, ты что-то говорил про два вопроса, — напомнил Ян Хай-сан. — Точно, совсем забыл. Мы утром собирались к Великой Китайской стене, подскажи, пожалуйста, как лучше всего туда ехать? — Ну, однозначно отвечу, что не стоит соваться на Бадалин. Это основной туристический участок, а туристов сейчас в Пекине полно. Интереснее всего, пожалуй, Мутяньюй. Туда можно добраться от внутреннего автовокзала Дунджимен, он располагается под зданием торгового центра. Автобус едет до Хуайжоу, а оттуда уже либо на такси, либо на автобусе до стены. Лучше ехать именно так, потому что эти автобусы ходят раз в пятнадцать минут, так что в любое время сможете вернуться обратно в Пекин. — А теперь еще раз и помедленнее, — взмолился Хикару, вцепившись в ручку и листок бумаги. — Давай я сам вам все запишу. Потеряетесь — звоните, — хмыкнул он в ответ. Тойя внимательно разглядывал схему, и от вида его сосредоточенного лица Хикару стало намного спокойнее. Он достал телефон и начал набирать сообщения родителям, Акари и друзьям — матери он бы позвонил, но та сама попросила его не тратить деньги зря и просто присылать по одной смске в день, чтобы она знала, что с ним все в порядке. Когда начался обратный отсчет, Хикару долил себе газировки и повернулся к Тойе: — С праздником нас, что ли. Хороший был год. — Да, хороший. Пусть следующий будет еще лучше. — Хотелось бы, — улыбнулся Хикару, и они чокнулись стаканами. — Ура! — нестройный хор голосов их друзей вышел на редкость громким. — С праздником! Ли Пин подавился кока-колой, кто-то опрокинул на пол миску с чипсами, Ян Хай смеялся над чьей-то шуткой, а ему вторили остальные. Если новый, уже наступивший год будет таким, это определенно будет здорово. К храму Байюньгуань они приехали в половине седьмого утра; горизонт на востоке уже начал светлеть, когда они с Тойей подошли к расписанным яркими красками воротам. Вокруг не было ни души, но проход в храмовый комплекс, как и говорил Ян Хай-сан, был открыт. Оказавшись на небольшой площади, дальше они решили не ходить — лишь молча повернулись лицом к востоку, ожидая рассвета. Здесь царила атмосфера благодатного спокойствия, и Хикару лишний раз порадовался тому, что Ян Хай посоветовал им именно это место. Тойя стоял рядом в несуразной на вид теплой шапке с большим помпоном, странно гармонирующей с его обликом; волосы черными змейками рассыпались по плечам, выбившись из капюшона, ладони сложены вместе, глаза прикрыты, на щеках румянец от мороза, а на губах — легкая улыбка. Увидев первый луч солнца, показавшийся из-за закрывающих горизонт зданий, Хикару хлопнул в ладоши, и синхронный хлопок, сделанный Тойей, отдался в голове эхом. Сколько раз он загадывал одно и то же, смотря вперед с отчаянием и горькой надеждой? Еще один хлопок и поклон. «Я хочу, чтобы Тойя остался со мной навсегда», — мысленно попросил Хикару, глядя на него; солнце золотистыми брызгами отражалось в его волосах. — Шиндо, смотри, — Тойя показал куда-то за его спину, и Хикару обернулся. Облака, спускающиеся с гор, казалось, зависли над одним из павильонов храма; похожие на комья ваты, окрашенные рассветными солнечными лучами, они медленно плыли по небу, постепенно набирающему синеву. — Теперь понятно, почему это место так называется, — Хикару улыбнулся, приложив руку козырьком к глазам, чтобы лучше видеть. — Здесь очень красиво. Храм белых облаков…Саю бы, наверное, понравилось. — Пойдем к метро, — предложил он, — надо успеть съездить к стене, пока мы не начали засыпать на ходу. Город отходил ото сна медленно, словно нехотя. На улицах было не так уж много людей, но в метро уже начал появляться народ, спешащий на работу. Вокзал, о котором упомянул Ян Хай, нашелся без труда, и уже через двадцать минут они ехали в нужном автобусе, щурясь от бьющего в глаза солнца и стараясь не уснуть по дороге. От Хуайжоу пришлось добираться на такси; приветливый водитель подвез их прямо к кассам, где продавались билеты, и даже предложил их подождать, но они, не желая зависеть от времени, отказались — кто знает, на сколько им захочется здесь задержаться? Хикару купил билеты на фуникулер, который должен поднять их на стену и спустить обратно, и на саму стену, пока Тойя расплачивался за машину. Над ними возвышались горы, и Хикару чуть ли не подпрыгивал от нетерпения, ожидая посадки в кабину фуникулера. Когда же она, наконец, поехала наверх, он прилип к стеклу, наслаждаясь открывающимся видом. День был морозный, но солнечный, и стена с многочисленными башнями предстала во всей своей красе; в глазах притихшего Тойи светилось искреннее восхищение. Фуникулер привез их к башне номер четырнадцать согласно выданному кассиром плану участка стены, на котором они оказались. На горном хребте свистел ветер, и старый камень стены, казалось, вибрировал от его порывов. Наверх вела небольшая лестница, и Хикару побежал по ней, стараясь согреться, но вдруг обернулся. Тойя стоял у края, держась обеими руками за холодный камень, и смотрел куда-то вдаль с мечтательной улыбкой на лице. «Почти такая же, как в детстве», — с долей удовлетворения отметил Хикару и, достав припрятанный заранее фотоаппарат, украдкой сделал снимок. Через час они оба основательно замерзли и раскошелились на горячий чай, ворча, что ушлые китайцы слишком сильно задрали цены — виданное ли дело, платить за стаканчик отвратительного на вкус чая тридцать юаней — но это помогло им согреться. Когда они подошли к четырнадцатой башне, чтобы спуститься вниз, работник стены проверил их билеты и что-то быстро проговорил на китайском. — Он сказал, что нам нужно идти к шестой башне и спускаться оттуда, — Тойя недоуменно пожал плечами. — Далеко до нее? — Главное, что вниз, а не вверх, — оптимистично ответил Хикару, и они зашагали по лестнице. Каково же было их удивление, когда вместо фуникулеров они увидели у шестой башни непонятную стальную конструкцию и излишне приветливо улыбающихся местных работников. И тут до Хикару дошло. — Похоже, спускаться мы будем на этом, — он указал на тележку, на которой нужно было съезжать по желобу. — Ты шутишь, — выдавил Тойя, с ужасом косясь на крутые повороты стального желоба. — Да брось, будет весело! Хикару ухватил его за запястье и потащил вперед, сунув билеты одному из китайцев. — Клянусь, Шиндо, когда-нибудь я тебя убью! — пообещал Тойя перед тем, как его тележка полетела вниз, а ветер донес до него эхо его крика. Хикару последовал за ним и завопил сам в ужасе от быстрого спуска; Тойя ехал впереди, и они оба продолжали орать от страха и восторга одновременно. — Круто-о-о! — прокричал Хикару, задыхаясь от бьющего в лицо потока воздуха. — Круче, чем американские горки-и-и! Тележка резко затормозила, и Тойя едва успел выпрыгнуть из нее, прежде чем Хикару врезался в нее на своей, заливисто хохоча. — Давай еще разок повторим? — предложил он, спрыгивая на землю. Тойя ничего не ответил и, подойдя к нему поближе, молча натянул ему на лицо шапку. Сняв ее и тряхнув волосами, Хикару посмотрел вверх на убегающий ввысь горный хребет, увенчанный узкой стеной. — Эта стена, она как го, — вдруг произнес он, — вечная и неизменная с годами. Простояла полторы тысячи лет и еще столько же простоит. — Поторопись, а то мы на ближайший автобус опоздаем. — Побежали? Хикару рванул вперед, зная, что Тойя последует за ним. Солнце слепило глаза.