***
Акире не спалось. Вот уже которую ночь он, забираясь под одеяло, лежал и смотрел в пустоту, силясь разглядеть в темноте веревочный выключатель и очертания лампы на потолке, безуспешно пытаясь заснуть. Однако, стоило ему закрыть глаза, как перед ними моментально вставал один и тот же образ, который Акира никакими силами не мог выбросить из головы. Шиндо…и та сцена в аэропорту… Пока они добирались из Нариты до Токио, он сдерживался изо всех сил, чтобы кого-нибудь не убить: одного взгляда на Шиндо и словно приклеившуюся к нему Фуджисаки-сан хватило, чтобы разум затуманила пелена ярости. Ярости, причины которой он не мог понять, и от этого он распалялся только сильнее. Акира пулей вылетел из поезда, стоило дверям открыться на нужной станции, и быстрым шагом отправился к дому, не дожидаясь этих двоих — он и так серьезно опасался за свое психическое здоровье. Правда, покоя ему не было и там: стоило ему довезти чемодан до своей комнаты и открыть его, чтобы разобрать вещи, не откладывая в долгий ящик, как его телефон зазвонил. — Ты что, забыл, что у меня ключей нет? — поинтересовалась трубка недовольным голосом Шиндо. — Дверь открой, я домой хочу. Акира мысленно застонал и, подавив желание с чувством приложиться головой о татами, вышел на улицу, обнаружив у ворот Шиндо, что-то ворчащего себе под нос, и Фуджисаки-сан, дующую на руки в попытке их согреть. — Минуту подожди, я только вещи закину, и можем пойти погулять, — тяжело вздохнув, сообщил Шиндо своей девушке, нерешительно замершей у входа. Приличия требовали пригласить ее зайти, но затопившее его раздражение было слишком сильным, и Акира понадеялся, что Шиндо не будет тормозить и действительно выйдет из дома в ближайшие шестьдесят секунд. — Тойя, где мои ключи-то? — возмущенно запыхтел он, высунувшись на веранду. Акира швырнул связку, целясь ему в лоб, но у натренированного Шиндо была слишком хорошая реакция. — Ладно, пошли быстрее, а то холодно, — буркнул тот Фуджисаки-сан. Акира не слышал ее ответа. Он предпочел вернуться в дом, с треском задвинув сёдзи; злость понемногу отступала, оставляя после себя сосущую пустоту. Акира с силой провел руками по лицу, пытаясь отогнать все те дикие мысли, что то и дело возникали в голове. То, что поначалу он расценил как минутное помешательство, таковым не являлось: достаточно было посмотреть на Шиндо, как сначала мозг услужливо подбрасывал образ целующей его Фуджисаки-сан, а потом Акира начинал задумываться, каково это — ощутить его губы на своих. Он прижал пальцы ко рту и прикрыл глаза, стараясь представить, что бы он почувствовал, если бы он, а не Акари Фуджисаки, целовал Шиндо в полупустом зале прилета. Старался — и не мог. Цифры на светящемся экране телефона показывали половину четвертого утра, и Акира мысленно чертыхнулся, вспомнив, что завтра, а точнее, уже сегодня ему предстоит дать несколько уроков подряд в го-салоне, где он не показывался уже неделю. Шиндо собирался присоединиться, но, учитывая его обычную пунктуальность, Акира не думал, что он заявится раньше, чем к третьему по счету уроку. Тщетно борясь с бессонницей, он начал бездумно просматривать фотографии на телефоне: сеульская телебашня, деревня ханоков, Шиндо, на спор лопающий купленное на улице адски острое буррито… Крышка телефона с треском захлопнулась. Акира сунул голову под подушку, мечтая отмотать время назад до первых дней в Пекине, когда он не мог заснуть от того, что Шиндо слишком долго возился перед сном или излишне громко сопел на ухо с соседнего футона, а не от того, что его нет рядом. Утро, как и ожидалось, было ужасным: хронический недосып, особенно учитывая его причину, улучшению настроения не способствовал, и Акира, кое-как заставив себя встать, в отвратительном расположении духа поплелся на кухню. Каково же было его удивление, когда он обнаружил там полусонного Шиндо, который, зевая, помешивал что-то в кастрюле. Содержимое кастрюли, чем бы оно ни было, пахло на редкость аппетитно. — О, доброе утро, — Шиндо, словно спиной ощутив его присутствие, повернулся к нему и помахал поварешкой. — Правда, судя по твоему виду, у тебя оно не очень-то доброе. — Чем тебя мой вид не устраивает? — по привычке огрызнулся Акира, собирая мешающиеся волосы в лохматый хвост. — Да ничем, мне даже нравятся эти черные синяки у тебя под глазами, — состроив серьезную мину, ответил Шиндо. — Пару дней назад ты был похож на обычного зомби, а сейчас — на несвежего. И рассмеялся, очевидно, ожидая, что он рассмеется в ответ. А Акира смотрел на его улыбающееся лицо и не знал, чего ему хочется сильнее: обнять его так крепко, чтобы затрещали ребра, или окунуть головой в готовящийся суп. Но он не сделал ни того, ни другого. Не удостоив Шиндо взглядом, Акира включил чайник и прошествовал в гостиную, усевшись перед низким столиком в ожидании, пока вода закипит. Шиндо материализовался в комнате буквально через несколько секунд. — Тойя, что происходит? — с порога спросил он, вертя в руках поварешку, которую, видимо, не успел никуда пристроить. — С чего ты взял, что что-то происходит? — Ты в курсе, что ты только что включил пустой чайник? Искреннее беспокойство в глазах Шиндо почему-то не вызывало ничего, кроме злости. Хотя с тех пор, как они вернулись в Токио, злость его и не отпускала — лишь затихала на время, чтобы вскоре вспыхнуть с новой силой, будто кто-то подлил бензина в костер. — Не выспался, — буркнул он, смотря куда-то в сторону. — Это я заметил, меня волнует, почему! Акира зло усмехнулся. Интересно, какое лицо было бы у Шиндо, скажи он правду? «Я две недели почти не сплю, потому что не могу выкинуть тебя из головы». Мысли, что лучше не озвучивать. Слова, которые не будут произнесены. И неважно, что попытка перечеркнуть все мысли о Шиндо и в двенадцать, и в пятнадцать, и в восемнадцать лет едва ли сработала. Из дома Акира вышел на десять минут позже, чем планировал: старания Шиндо докопаться до правды закончились очередной ссорой, и он просидел в своей комнате полчаса, уставившись в одну точку и тщетно уговаривая себя успокоиться. Когда нужная электричка подъехала к платформе, он занял свободное место у двери, прислонившись к поручню. Шиндо, разумеется, передумал идти в го-салон и остался дома, демонстративно усевшись перед телевизором в гостиной с джойстиком в руках. Акира, сняв очки, потер покрасневшие глаза: в последние несколько дней они горели, будто в них насыпали горячего песка, и он уже понял, что придется разориться на очередные увлажняющие капли и на время сделать перерыв в ношении линз. Он вспомнил, как Шиндо тогда осенью предлагал показать ему, как правильно их надевать, и логическая цепочка мыслей моментально привела к Акари Фуджисаки. Акира невольно заскрежетал зубами. «А она красивая», — внезапно подумал он, когда они ехали из аэропорта: вполуха слушая ее болтовню, он украдкой поглядывал на нее и Шиндо, радуясь, что отросшие волосы закрывают лицо. До го-салона от станции Накано он дошел практически на автомате, благо что дорогу знал наизусть. — Акира-кун, добро пожаловать! — Ичикава-сан, как и всегда, приветливо улыбалась. — Добрый день, — Акира через силу улыбнулся. — Хиросэ-сан скоро подойдет, присаживайся, а я чаю принесу. — Спасибо. Он открыл чашу и вынул несколько белых камней, приятно холодящих пальцы. Акари Фуджисаки тоже играет в го — ее уровень, конечно, не дотягивает даже до инсея — но что-то понимает. Наверное, этого более чем достаточно. Ведь его мать вообще не умеет играть, но они с отцом вроде бы счастливы вместе. — Здравствуйте, Акира-сэнсэй! — голос Хиросэ-сана вернул его в реальность. — Здравствуйте. Давайте начнем. Шиндо никогда не говорит о Фуджисаки-сан. Он говорит о том, что Вая проиграл какому-то бывшему инсею и с горя чуть до смерти не обожрался суши, что Хонда-сан съехал от родителей, а Саэки-сан, кажется, собирается жениться. Он говорит, что хочет вести курсы для начинающих и что ему нравится идея Ашивары-сана насчет учебника. Он говорит о ком угодно, только не о ней. Неужели эти отношения могут быть столь важными? — Акира-сэнсэй, что-то не так? Хиросэ-сан участливо смотрит на него; в глазах — легкое непонимание. — Вы уже минут десять молча смотрите на доску. — Все в порядке. Думаю, на этом можно закончить и обсудить партию. Акира разбирал сделанные Хиросэ-саном ошибки, но мысли его были далеки от гобана, а черно-белый узор камней расплывался перед глазами. Пожалуй, к лучшему, что Шиндо предпочел го-салону свои растворяющие мозг видеоигры — если бы он сидел в этом зале, Акира не смог бы уделить игре даже ту малую толику своего внимания, что уделял сейчас. Когда Хиросэ-сан, выпив чай с Ичикавой-сан, ушел, Акира, у которого был перерыв длиной минут двадцать перед приходом следующего ученика, направился в сторону уборной. Положив очки на раковину, он плеснул в лицо холодной водой и, сощурившись, уставился на свое отражение в зеркале. Прав был Шиндо, выглядит он действительно ужасно — это он видел и без очков. А Фуджисаки-сан ему в таком виде уж точно не показывается… Акира вытер лицо бумажным полотенцем и надел очки, бросив прощальный мрачный взгляд на зеркало. Если Ичиро-сан не испугается при виде него, это можно будет назвать чудом. Ичикава-сан то и дело поглядывала на него из-за кассы, но Акира упорно ее игнорировал: если она начнет задавать вопросы, он не выдержит и сбежит отсюда, а взрослый человек так поступать не должен. Он словно наблюдал со стороны, как хвалит Ичиро-сана за неожиданный хороший ход, как объясняет ему различия в старом и новом варианте джосеки и как говорит, что фору скоро можно будет уменьшить с девяти камней до восьми, а внутри у него все переворачивалось. Почему, стоило им вернуться в Токио, как все пошло наперекосяк? Или же все поменялось гораздо раньше, а он этого не заметил? Акира уже отчаялся навести порядок в собственной голове и от усталости махнул на все рукой. Урок даже со словоохотливым Китаджимой-саном он как-нибудь переживет, а дома ждет Шиндо, который, без сомнения, тут же потащит его к гобану, и ему придется сосредоточиться на игре, чтобы не дать сопернику понять очевидное: в его голове вместо мозгов сейчас полная каша. Уходя из го-салона после окончания урока, он поймал очередной взволнованный взгляд Ичикавы-сан. Совесть не позволила Акире уйти просто так, и он сказал: — Не волнуйтесь, Ичикава-сан. У меня скоро игра в лиге Мэйдзин, а времени на подготовку почти нет. — Акира-кун, пообещай, что будешь следить за своим здоровьем, — вздохнула та, качая головой, но было видно, что ей стало легче. Воистину, с кем поведешься… Акира сбивчиво попрощался и практически выбежал в коридор. Кажется, до общения с Шиндо он не отличался способностью настолько хорошо врать. Зайдя в дом, в прихожей он столкнулся с Шиндо, который, прыгая на одной ноге, пытался натянуть ботинок на вторую. — Куда-то собрался? — как можно более небрежным тоном поинтересовался Акира, наблюдая за тем, как тот чуть было не снес полку для обуви. — Да, я обещал с Акари встретиться. Она неплохо сдала предварительные экзамены в свой университет, хотела отметить. — Мне вообще-то все равно. — Ты сам спросил, — Шиндо наконец справился со шнурками и набросил на плечи ярко-желтую куртку. — Подробности меня не волнуют. Шиндо, уже было приготовившийся уходить, замер на пороге: — Да что за черт в тебя вселился, Тойя? Нет, ты всегда заноза в заднице, но чтоб до такой степени… Он сделал неопределенный жест рукой. — А впрочем, не отвечай. Не думаю, что хочу знать ответ на этот вопрос. И ушел, оставив Акиру стоять в прихожей с открытым ртом. Автоматически завернув на кухню, он заглянул в холодильник и обнаружил там тот самый суп, который Шиндо варил утром. Вытащив кастрюлю, Акира от души хлопнул дверцей, представив, что врезал ею Шиндо по лбу, и от возникшей в воображении картинки ему стало немного легче. И он специально три раза подряд проверил, налил ли воды в чайник, прежде чем его включить. Разложив на татами последний выпуск «Мира го», в котором опубликовали кифу с серии новых первых данов, Акира уселся перед гобаном и начал повторять партии одну за другой. Примерно через час он признал тщетность своих усилий, когда понял, что повторил одну и ту же игру четыре раза подряд и не запомнил ничего, кроме первых семнадцати ходов. Раздраженно бурча себе под нос, он кое-как сложил газету и оставил на столе. Рядом с компьютером лежал блокнот для рисования, и Акира, достав из ящика карандаши, уселся на пол, прислонившись спиной к боковой стенке письменного стола, и открыл его на первой странице. Пролистав его до конца, он понял, что на двадцати семи рисунках из тридцати двух был Шиндо, а когда на чистом листе рука сама вывела знакомый профиль, Акира чуть не переломил злосчастный карандаш пополам.***
Хикару чувствовал, что устал. Нет, более того, он смертельно устал и мечтал только о паре дней отдыха между своими отборочными матчами и турниром лиги. Он выиграл четыре игры из необходимых семи, в том числе обыграв Сиридзаву-сэнсэя, но еще оставались Курата-сан, Ичириу-сэнсэй и, что самое тяжкое, Огата-сэнсэй, который пока что тоже шел без поражений. Матч против Ичириу-сэнсэя был назначен на конец февраля, с Куратой-саном предстояло играть в середине марта, а в первой половине апреля его ожидала последняя игра лиги против Огаты-сэнсэя. У Тойи расписание тоже выглядело довольно устрашающе, но к подобной нагрузке они оба привыкли, и это никак не объясняло того, что с ним происходит. Что-то явно было не так, и Хикару не мог игнорировать тот факт, что все медленно, но верно катится по наклонной. Почему-то за пределами Японии было легче. Мир вокруг был сам по себе, а они вдвоем сами по себе. Даже в го они играли друг против друга, но всегда на одной стороне — на своей. Казалось, что они могут говорить о чем угодно или, наоборот, молчать, но непонимания между ними уже не будет никогда. Теперь же они словно вернулись обратно к тому, с чего все начиналось; причины Хикару не видел, а от его расспросов Тойя все сильнее замыкался в себе и щетинился иголками, как разозленный дикобраз. Он скучал. Скучал по свободе пролетевших в Китае и Корее трех недель, скучал по Тойе, который был рядом и одновременно все дальше и дальше, скучал по атмосфере беззаботной легкости — как тогда, когда они неслись вниз с Великой Китайской стены на дребезжащих тележках или поднимались на гору Намсан на болтающемся из стороны в сторону фуникулере. Хотелось схватить Тойю в охапку и вытрясти из него всю правду, даже зная, что это закончится очередным соревнованием, кто кого переорет, но Хикару почему-то медлил, отступая каждый раз, когда Тойя вновь увиливал от ответов, и злясь на себя, на Тойю и на окружающий мир. Вторая неделя февраля выдалась дождливой и ветреной. Хикару, возвращаясь из академии го, многократно обругал сам себя за то, что выложил из рюкзака зонтик, хотя тот вряд ли бы сильно помог: холодный ветер дул со всех сторон, так что от него спас бы только скафандр. Домой он явился промокший, замерзший и злой, и даже тот факт, что он сегодня выиграл, как-то не радовал. Мрачное настроение, царящее в доме уже не одну неделю, постепенно передавалось и ему. — Жутко выглядишь, — оптимистично встретил его Тойя и практически швырнул ему полотенце. — Спасибо. Кстати, я выиграл. — Я знаю, ты же написал мне сообщение, — Тойя посмотрел на него как на полного идиота. — Ты вечно мобильник куда-то деваешь, и я не знаю, то ли мои звонки и сообщения проваливаются в черную дыру, то ли ты их просто игнорируешь. Тойя молча ушел на кухню и вскоре вернулся с большой кружкой чая — судя по запаху, это был один из тех сортов, что он привез из Китая. — Будем разбирать партию или лучше сыграем? — Хикару поставил кроссовки на полку и протер полотенцем мокрые волосы. — Без разницы, — пожал плечами Тойя и прошествовал в свою комнату, оставив дверь открытой. Без разницы — стандартный ответ Тойи на любой его вопрос. О его игре Тойя не сказал практически ничего, хотя Хикару был уверен, что он не преминет воспользоваться возможностью обругать несколько действительно не очень хороших ходов, сделанных в ёсэ. Однако, Тойя лишь сухо поздравил его с победой и, пододвинув к себе одну из чаш, начал убирать камни с гобана. Да и сам он играл в последнее время… Хикару задумался над тем, что лучше всего описало бы изменения в стиле его игры, но на ум так ничего и не пришло. Тойя всегда играл уверенно и жестко, а сейчас его будто шатало из стороны в сторону. Он играл все так же сильно, как и раньше, но что-то, казалось, подтачивало его изнутри, что отражалось и на его го. И в этот раз… — Сдаюсь, — обреченно произнес Тойя и начал сгребать черные камни в чашу. — Сегодня ты это заслужил, — фыркнул Хикару. — Если ты так в лиге Мэйдзин послезавтра играть будешь, тебе точно победа не светит. — Без тебя знаю. Хикару вздохнул. Почему их общение в последние несколько недель до боли напоминает ему его ссоры с Саем незадолго до того, как он исчез? При мысли об этом Хикару прошиб холодный пот, и он понял, что тянуть дальше нельзя: в противном случае станет слишком поздно. — Тойя, — твердо сказал он, — надо поговорить. Тот посмотрел на него странным безжизненным взглядом — или же ему показалось из-за очков? — О чем? От этого простого вопроса Хикару неожиданно растерялся. — Не знаю…просто так. Как мы в Китае и в Корее разговаривали, помнишь? Тойя несколько раз удивленно моргнул; снял очки, потер переносицу, на которой виднелись едва заметные следы от носовых упоров. — Давай завтра отдохнем вместо того, чтобы тренироваться? От тебя в таком состоянии все равно толку ноль. — Ну спасибо за честность. — Ты не ответил на вопрос. И только попробуй сказать, что тебе без разницы, гобаном по лбу получишь, — пригрозил Хикару, уже зная, какие слова произнесет Тойя. — Помнится, это ты мне разрешил тебя поколотить, а не наоборот. — При условии, что я продую Ир-Фану, а я не продул! — Повод и без того найдется. — Я все думаю насчет того, чтобы действительно написать учебник, — Хикару решил сменить тему. — Твой отец ведь писал их, может, и ты что-то знаешь об этом? — Не так много. Вообще можно было бы описать твой метод игры втроем и привести примеры наших партий с Яширо и с моим отцом. С детальным разбором. Нужно поговорить с людьми из Нихон Киин. — Думаю, можно будет этим заняться, как только закончится турнир лиги. Я хотел бы преподавать, — Хикару растянулся на татами, подложив руки под голову. — Только не взрослых учить, а детей. — Что ж ты тогда на учителя младших классов в университет не пошел? — голос Тойи был полон сарказма. — Для этого надо самому знать как минимум школьную программу, а над моими итоговыми оценками мама не один день рыдала. А общеобразовательным предметам пусть младшеклассников Акари учит. Тойя промолчал, и не выносящий тишины Хикару продолжил: — Она как раз собирается поступать на учителя начальных классов. Ее старшая сестра тоже сейчас на преподавателя учится, кажется, через год должна закончить. Тойя со стуком поставил чаши на гобан и направился к выходу из комнаты. — Ты куда? — За чаем. — Мне тоже принеси. — Сам сходишь. Хикару непонимающе уставился ему вслед. Да что он опять, черт возьми, такого сказал?***
Третья игра лиги Мэйдзин между Тойей Акирой, шестым даном, и Куратой Ацуси, восьмым даном, проходила в понедельник четырнадцатого февраля. Акира, обычно радовавшийся матчам в Токио, сейчас отдал бы все на свете, чтобы уехать в Нагою, улететь на Хоккайдо или, еще лучше, на Луну — дома дистанцироваться от Шиндо не представлялось возможным. Он сделал несколько глубоких вдохов и постарался сосредоточиться на игре. Курата-сан проиграл ему два последних квалификационных матча, но это совершенно не значило, что он проиграет и сегодня. Он мысленно поблагодарил всех корейских профессионалов, с которыми они сыграли за все проведенное в Сеуле время, за тренировку ответа в оригинальных вариантах фусэки: один из друзей Ко Юнг-Ха, к примеру, начинал игру с точки двенадцать на десять, что уже само по себе вводило противника в состояние полнейшего ступора минимум минут на пятнадцать, и умудрялся заставить этот камень работать наподобие тэнгена. Стиль игры Кураты-сана все больше напоминал стиль Яширо, и Акире было бы очень любопытно увидеть их первую официальную партию. А от того безумного фусэки Шиндо пришел в полнейший восторг и решил опробовать это на нем, и не ожидавший подобной подлости Акира позорно проиграл семь с половиной очков. Посмотрев на доску, он чуть было не взвыл в голос от досады: что это за проклятие такое, что даже во время важного матча он думает только о Шиндо? Успешно отразив атаку черных в центре, Акира задумался. У белых было преимущество по территории, однако, группа из четырех черных камней на нижней стороне выглядела подозрительно, пусть и не казалась способной к жизни. Шиндо наверняка бы придумал какую-нибудь заковыристую комбинацию ходов, в результате которой выиграл бы один ход и потратил бы его на то, чтобы добить эти камни. Акира невольно улыбнулся. Когда он порой заходил в тупик в поиске лучшего хода, он часто представлял, как в той или иной ситуации сыграл бы Шиндо, и у него появлялись интересные идеи. Подобное случилось и сейчас. Внимательно изучив позицию на правой стороне и в центре, он сделал первый заброс; белый камень со стуком встал на свое место. До подсчета не дошло. Курата-сан, сжимая в пальцах камень, сдался после сто семьдесят второго хода, поняв, что попался в расставленную ловушку. — Спасибо за игру, — поклонился Акира. — Я не ожидал такой игры, — Курата-сан побарабанил пальцами по колену. — У меня весь матч было ощущение, что я играл с Шиндо. Акира так и не понял, стоит ли ему расценивать это как комплимент. Дома его ждала кастрюля мисо-супа, свежеприготовленные суши в холодильнике и полная раковина грязной посуды в дополнение к общему хаосу на кухне. Сам бессменный создатель беспорядков куда-то делся, чему Акира даже обрадовался, а монотонное занятие вроде отмывания тарелок обычно его успокаивало. Сегодня против Кураты-сана он и впрямь играл как Шиндо, позаимствовав несколько его любимых стратегий. И сделал это потому, что как Тойя Акира он сыграть не мог: мысли словно магнитом тянуло к одному и тому же полюсу, что сильно повлияло и на игру. Остальные члены лиги, что пришли понаблюдать за партией, тоже отметили необычный для Акиры стиль, а ему оставалось лишь кивать в знак согласия. Не говорить же вслух, что в переплетении групп камней на гобане ему мерещилось лицо Шиндо. Закончив с уборкой, Акира сделал запись своего сегодняшнего матча и добавил к электронной кифу несколько замечаний, услышанных в ходе обсуждения игры. Шиндо так и не вернулся, а так как делать в его отсутствие было решительно нечего — домашние задания по корейскому и китайскому Акира сделал на неделю вперед — то он, в процессе уборки найдя валяющийся на полу джойстик, запустил первую попавшуюся видеоигру. Через час от бесцельного разглядывания экрана разболелись глаза, и Акира с долей сожаления выключил телевизор, позволявший хоть ненадолго отвлечься. Читать в таком состоянии было нельзя, писать или рисовать — тем более, так что Акира просто разложил в спальне свой футон и улегся поверх одеяла, закапав в глаза увлажняющие капли. Он почувствовал, что засыпает, и провалился в глубокий сон без сновидений. Акира проснулся от того, что кто-то со всей силы тряс его за плечи. Все еще сонный и сбитый с толку, он едва смог открыть глаза и увидел склонившегося над ним Шиндо, который почему-то был все еще в шапке и шарфе, но уже без куртки, а на его лице застыло испуганное выражение. — Где пожар? — пробормотал спросонья Акира. — Я пытался тебя добудиться минут десять, а ты не просыпался. Он уже месяц нормально не спал — естественно, что измотанный организм просто-напросто выключился. Шиндо же вдруг крепко обнял его, а Акира, наслаждаясь хрупким моментом близости, уткнулся носом в его колючий теплый шарф, купленный на рынке в Пекине. — Ты меня до смерти напугал, — голос Шиндо слегка дрожал. Акира стянул с его головы шапку и, отбросив ее куда-то в сторону, наклонился вперед, упираясь лбом ему в плечо: — Я просто…очень устал и заснул почти сразу, как вернулся. — Когда ты болел в прошлый раз, я точно так же не мог тебя разбудить. Я думал, что и сейчас… Злость, душившая его все это время, вдруг лопнула, как мыльный пузырь. — Останешься здесь? — автоматически вырвалось у него. — Конечно, только футон свой принесу. Тебе что-нибудь нужно? Акира покачал головой, с сожалением отстранившись от него. Шиндо поднялся на ноги и вышел в коридор, ведущий к его комнате — даже отсюда Акира мог слышать его обычную шумную возню, разбавляемую шуршанием каких-то пакетов. Он быстро переоделся в пижаму и, отодвинув футон подальше от двери, юркнул под одеяло. Шиндо материализовался на пороге двумя минутами позже, раскладывая свой матрас рядом с его, и, закрыв сёдзи и выключив свет, последовал его примеру. — Спокойной ночи, — пожелал он. — Спокойной ночи. Акира по привычке сунул голову под подушку и завернулся в одеяло, как в кокон — дома было довольно прохладно. Шиндо все еще вертелся с боку на бок, как делал это всегда перед тем, как заснуть, но уютная тишина уже окутала их обоих. Утро наступило слишком быстро. Казалось, он закрыл глаза на несколько секунд, а тусклый свет уже пробивается через окно. Проснулся же он от того, что ему было жарко: Шиндо ночью опять перекатился на его футон и теперь спал, обнимая его во сне. Акира чувствовал его теплое дыхание на своей коже, отчего по телу прошлась волна мурашек. Он накрыл обнимающую его руку Шиндо своей, мягко очертив длинные пальцы и выступающие костяшки, борясь с желанием прижать ее к себе еще сильнее. Почему так не может быть всегда? Шиндо же говорил, что они друзья, так почему? Ответов не было. Через какое-то время Акира попытался повернуться на другой бок, стараясь не разбудить Шиндо, что удалось ему с большим трудом. Аккуратно высвободив правую руку, он невесомо провел подушечками пальцев по его щеке, заправил за ухо прядку непослушных, вечно лохматых волос. Хотелось прикоснуться иначе, по-другому, но… Акира с сожалением убрал руку и пододвинулся чуть ближе, вслушиваясь в спокойный ритм его дыхания. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем Шиндо пошевелился и, зевнув во весь рот, проснулся. — Уже утро? — сонно поинтересовался тот, продолжая зевать. — Да, — едва слышно выдохнул Акира, в последний момент отодвинувшийся на расстояние большее, чем разделяющая их до этого пара сантиметров. Шиндо убрал руку и потер глаза: — Прости, я опять… — Не страшно. Он посмотрел на Акиру с удивлением — обычно тот в таких случаях ругался на чем свет стоит — но ничего не ответил. — Пойду поставлю чайник, — сказал Акира, вылезая из-под одеяла. Шиндо материализовался на кухне через несколько минут, такой же полусонный и растрепанный. — У меня шоколад есть, — он показал пакет, что держал в руках. — Можем съесть на завтрак. — Ты что, кондитерскую ограбил, откуда столько? — Акира воззрился на объемистый бумажный пакет, из которого доносился густой аромат какао-бобов. — От Акари, — тяжело вздохнул Шиндо. — Вчера же день всех влюбленных был, вот и… Я потому и пришел так поздно — обещал с ней погулять. Из легких будто резко выбили весь воздух, а дышать стало неимоверно трудно. — Ясно, — помертвевшими губами произнес Акира. На место злости пришла тоска, выворачивающая его наизнанку. У Шиндо близился матч с Ичириу-сэнсэем, у Акиры — с учеником Моришиты-сэнсэя Цузуки-саном, и все свободное время они проводили за игрой. Охватившее Акиру глухое отчаяние было легче замаскировать, и он прятал его в ворохах кифу и ночах, проведенных за обработкой записей на компьютере. А во время игры Акира мог позволить себе смотреть на Шиндо — долго и пристально в попытке ухватить как можно больше деталей, словно через мгновение он исчезнет, и от него останутся лишь воспоминания, фотографии да изрисованный от корки до корки скетчбук. Но и этого ему было мало. В субботу у них обоих был выходной, так что они планировали весь день посвятить го, а Шиндо предложил попробовать сыграть матч с запечатыванием хода. Старые турнирные часы работали через пень-колоду, и они отдали предпочтение таймеру на мобильном телефоне. — Ну что, начинаем? — спросил Шиндо, выставляя контроль времени по восемь часов каждому из них. — Да. Удачной игры. Он любил долгие медитативные партии, в которых можно было наблюдать со стороны за течением камней, оторвав глаза от доски. Он любил партии быстрого го, основанного только на инстинктах и интуиции. Он любил играть с Шиндо вне зависимости от того, была это официальная игра на турнире или один из многих дружеских матчей, сколько времени отводилось на игру и какой стиль выбирал каждый из них. И, когда после окончания каждой партии они оба старались вернуть дыхание к нормальному ритму, это было чудесно. Это было красиво. Это было непередаваемо. Сегодня гобан не напоминал ему поле битвы. Обычно Акира играл агрессивно и первым шел в атаку, но сегодня игра была похожа не на бой, а скорее на танец. Такие партии были для него редкостью. Особенно против Шиндо, который, как и он, не любил бездействовать и начинал схватку при первой удобной возможности. Аккуратный розыгрыш фусэки, неторопливый тюбан — может, им и не придется запечатывать ход, ведь еще немного, и они перейдут в ёсэ. — Время, — сказал Шиндо, когда просигналил его телефон. — Опечатываем твой ход. Акира взял заполненный бланк кифу и пробежался по нему глазами, проверяя, все ли верно, после чего взял красную ручку и, отвернувшись, сделал пометку в нужной точке. Шиндо протянул ему плотный конверт, куда Акира сложил бланк, и убрал его в ящик стола. — Может, в быстрое го сыграем? — предложил тот и потянулся, разминая затекшие мышцы. — Давай, — тут же согласился Акира и начал настраивать часы. — Поехали! Камни ставились на гобан один за другим, словно они с Шиндо договорились тратить не десять, а три секунды на ход. Акира проигрывал, и, оценив позицию на доске, он с горечью подумал, что так же проигрывает и партию собственной жизни. Спешит там, где нужно подумать, и думает слишком много, когда важно успеть. — Тойя, ну и отвратный же ход! — воскликнул Шиндо и остановил противно пищащие часы. Акира молча смотрел на него, а от захлестнувшего его ощущения безысходности вдруг стало холодно и пусто. Шиндо продолжал говорить, но Акира не слышал ни единого слова, скользя взглядом по его лицу, мысленно выделяя каждую черточку. «Не могу, — билась в голове мысль загнанной птицей, — не могу больше просто смотреть!» Когда Шиндо практически вскочил на ноги, активно жестикулируя и тыча пальцем в доску, Акира схватил его за ворот расстегнутой рубашки и, рывком притянув его к себе, прижался к его рту губами. В широко распахнутых глазах Шиндо отражалось такое удивление, что Акира невольно разжал руки и отклонился назад, ожидая, что тот сейчас наорет на него или врежет от души… Но Шиндо не сделал ни того, ни другого. Акира лишь сдавленно застонал, когда он скользнул ему в рот языком, целуя его так, как ему подсознательно хотелось — с той же силой и страстью, с которой Шиндо отдавал себя в каждой схватке на гобане. Зарывшись пальцами в его волосы, Шиндо слегка потянул за них, заставляя Акиру откинуть голову назад, и он упал бы на татами, если бы другой рукой Шиндо не держал его, будто боясь, что он убежит. Волосы Шиндо жесткие на ощупь, а кожа — горячая, словно у него жар, и к ней хочется прикоснуться саднящими губами, но тот не дает Акире даже вздохнуть, продолжая исступленно его целовать. И вдруг отстраняется, прижав пальцы ко рту, а в его глазах — страх. — Прости, я…не знаю, что на меня нашло, — голос Шиндо дрожит, и он не видит, как затряслись у Акиры руки. — Шиндо… Он срывается с места и вихрем вылетает из комнаты, и прежде, чем Акира успевает что-то сделать, слышится резкий стук входной двери.***
Хикару уже битый час сидел в закусочной у станции, гипнотизируя чаинки, плавающие в остывающем чае. Он пытался привести мысли в порядок, но потерпел полное фиаско: губы горели, словно с них содрали кожу, пальцы помнили шелк черных волос, а стоило ему прикрыть глаза, как он вновь видел отчаянно-решительный взгляд Тойи и синие крапинки в бирюзовой радужке. Черт побери, как же так получилось? Он считал, что не отдавал отчета своим действиям, но это было неправдой. Хикару ответил на поцелуй, и на то была причина. Одно прикосновение губ Тойи к его собственным вызвало в нем в сотню раз больше эмоций, чем все поцелуи с Акари, вместе взятые, и это пугало Хикару до предательской дрожи в коленях. Он вернулся домой лишь тогда, когда снаружи стемнело, а по земле начал стелиться вечерний туман. Дуя на замерзшие руки в тщетной попытке согреть их своим дыханием, Хикару достал ключи и открыл ворота, тщательно заперев их за собой; медленно прошел через сад ко входу в дом, всячески оттягивая момент, когда нужно будет переступить порог. Когда он зашел внутрь, снимая ботинки и влезая в мягкие домашние тапочки, Тойя показался в коридоре, в нерешительности остановившись в нескольких шагах от входной двери. Глаза Хикару невольно задержались на его слегка припухших губах, и он покраснел до корней волос; Тойя смотрел на него со странной затравленностью и долей страха в обычно решительном взгляде. — Эм…Тойя, — начал он, запинаясь на каждом слоге, — мне жаль, я не хотел, чтобы так вышло. Может, сделаем вид, что ничего не было? В глазах Тойи при этих его словах мелькнуло что-то темное, и он, растянув губы в язвительной усмешке, до ужаса напомнившую Хикару ухмылку Огаты-сэнсэя, ответил: — Значит, придется придумать что-нибудь новенькое, чтобы заставить тебя наконец заткнуться. Хикару показалось, что он слышит звук, с которым его челюсть грохнулась на пол. Выдав эту убийственную тираду, Тойя развернулся и удалился в свою комнату с гордо поднятой головой. Заснуть Хикару так и не удалось: он проворочался под одеялом всю ночь, думая, думая, думая… Все произошедшее можно было охарактеризовать лишь словом «умопомрачение» и списать на помутнение рассудка, приняв на веру слова Тойи о том, что это был лишь способ заставить его замолчать. Однако, как только он закрывал глаза, воспоминания мелькали яркими картинками: ощущение губ Тойи на его губах, густые мягкие волосы и руки, судорожно сжимающие ткань его рубашки. Хикару помотал головой, отгоняя непрошеное видение, и задумался над тем, что впервые в жизни настолько близок к тому, чтобы окончательно и бесповоротно слететь с катушек. Когда он, сдавшись в неравной борьбе с бессонницей, отправился на кухню, чтобы хоть чем-то себя занять, часы показывали восемь утра. Сварив очередной суп, Хикару открыл холодильник и уставился на кастрюлю, что уже стояла на второй полке: он же готовил позавчера, как его угораздило об этом забыть? Пока Хикару думал, что делать с тремя лишними литрами супа, на кухню бесшумно проскользнул Тойя и включил чайник. — Доброе утро, — как ни в чем не бывало сказал тот, сохраняя невозмутимое выражение лица. — И тебе, — Хикару отсалютовал миской с супом. — За каким чертом ты столько наготовил? Девать же некуда. Решение пришло неожиданно. — Возьму к родителям, я все равно иду к ним обедать сегодня. — Передавай своей маме от меня привет. Если, конечно, от твоей стряпни никто не отравится, — оптимистично добавил Тойя и ушел, грея руки о большую кружку с чаем. О том, что это была плохая идея, Хикару подумал уже на подходе к станции. Пакет с кастрюлей был довольно тяжелым, да и ее содержимое все время грозило вылиться наружу, а потому он проклял все на свете, пока тащил это добро с собой. Открыв дверь и с мрачным удовольствием грохнув пакет на пол, Хикару увидел рядом с ботинками отца и сапогами матери коричневые полусапожки: Акари уже была здесь. — Я дома! — О, Хикару, ты рано, — мама тут же показалась из кухни, — мы тебя раньше полудня не ждали. А это что? — Суп, — честно ответил Хикару, подталкивая кастрюлю ногой. — Подумал, может, пригодится. — Ну что ты, не нужно было…проходи скорей, Акари-тян в гостиной. Хикару повесил куртку на крючок и, проигнорировав тапочки, направился по коридору. — Привет, — заглянув в комнату, сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно жизнерадостнее. — Хикару! Встав с дивана и подойдя ближе, Акари потянулась к нему, но он инстинктивно повернул голову так, что ее губы скользнули по его щеке. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросила она. — В полном. Пойдем обедать? Наверное, правильно было бы поцеловать ее, но он не смог. Не мог и не хотел.