Санитар

      Сидели на своих местах. Точнее, Игнатьев сидел на стуле, а Сергей так и застыл в нерешительности около кровати, настороженно вглядываясь в лицо мрачного незнакомого человека. Казалось бы, незнакомого. Но стоило приглядеться, и в чужих чертах на мгновение мелькало что-то близкое, кажется, виденное много- много раз. А понять, где именно виденное, возможности не было. Только неприятным холодом иногда окатывало спину, а может, это просто сквозняк иногда прорывался сквозь неплотно прикрытую дверь.       Кстати о двери. Костенко нерешительно пошевелил пальцами на руках, оценивая ситуацию. Вот он – путь к освобождению. Дверь не захлопнута на замок, не слышно знакомого покашливания охранника, приходящего всегда вместе с доктором. Гулкие стены коридора отражали лишь пустоту и неуклонно манили к себе. Шанс был, и этот шанс упускать точно не стоило. Капитан мгновенно перевел взгляд на Игнатьева. Глаза устремлены в пол, выражение лица отрешенное, мысли где-то далеко. Руки покоятся на коленях, пальцы напряженно сжаты, нога нервно подрагивает. На поясе кобура, в кобуре оружие. Заряженное – никак иначе. Костенко нахмурился. Использовать эффект неожиданности, подскочить резко, завалить на пол, выбить пистолет из рук, приложить по голове. Нет. Невозможно. Чертовы сломанные ребра и незажившие еще швы на руке. Множественные синяки, общая слабость. Жалкий слизняк, а не офицер КГБ. Тело предательски долго восстанавливается после нанесенных побоев. Плохо. Если шансы сбежать перевести в проценты – выйдет ничтожно малая доля от ста. - Ну что, Сергей Александрович, что кружить вокруг да около, пора к делу ближе подходить. – Наконец прекратив изучать мельчайшие выбоины в полу, начал Игнатьев. – Давай с начала самого разбираться начнем, чтобы ничего не перепутать. Распутаем, так сказать, клубок всей этой брехни, которой ты моих ребят на допросе накормил, и докопаемся до самого его шерстяного нутра. До правды, то есть.       Игнатьев встал, неприятно улыбнулся, взял стул за оббитую кожей темную спинку и вытащил в центр комнаты. Приглашающим жестом указал на него капитану. Костенко прищурился, внимательно всматриваясь в лицо Сергея Александровича, но умело спрятанные за маской холодного равнодушия, чужие эмоции были не читаемы.       Дважды просить не пришлось. Капитан напрягся, но все же сел на предложенное ему место. Игнатьев тут же сделал несколько шагов в его сторону, и Сергей нервно сглотнул. Смотреть на похитителя снизу вверх было неприятно. Терялось ощущение собственной значимости, холодными липкими пальцами пробегало по спине ощущение уязвимости. Позиция жертвы. - Вот и славно. Сядь спокойно, расслабься. Да и прекрати ты дергаться, в конце концов, никто к тебе силу применять не собирается. Голос Игнатьева, сначала сухой и без эмоциональный, резко приобрел приторно-сладкое выражение. Елейные интонации заставили Костенко удивленно нахмурится. Он и сам умел говорить вот так, тихо и вкрадчиво, незаметно проникая в разум собеседника, потихоньку помогая тому разгрести завалы собственной лжи и докопаться до сути. Знакомая школа, привычная. - Вот ты на пацаненка напал. Нехорошо, конечно, но были у тебя на это, значит, особо веские причины. И у меня вот причины были, по которым мне это твое нападение поперек горла встало. Нехорошо, Сергей Александрович, нехорошо, - Игнатьев прокашлялся, внимательно и спокойно наблюдая за капитаном. - В милиции парень сказал, когда нападавшего описывал, что ты ему офицером КГБ представился. Вроде как, представителем органов другой страны. Союза, то есть, двадцать лет назад в безвременье канувшего. Интересная версия получается, очень интересная.       Костенко не отвечал, продолжая молчаливый анализ бандита. Окинул взглядом всю фигуру, пытаясь вычленить входящие в число привычных движения. Чуть сгорбленная спина, как у пришибленного, но не сломленного жизнью человека. Пальцы чаще всего сжаты в кулаки – постоянное внутреннее напряжение. Сейчас сжимает и разжимает пальцы – нервничает, не уверен, под растерянностью проглядывает агрессия. Морщины на лице – постоянная усмешка, усталость, разочарование. Шрам на безымянном пальце левой руки. Неосознанно часто прикасается к нему, потирает. Он явно служит своеобразным напоминанием, вот только чего? Трогает машинально, словно проверяя, на месте ли. Этот жест явно появился недавно.       Под одеждой угадываются крепкие для человека пятидесяти лет мускулы. Движения, как капитан отметил с самого начала, наблюдая за пожилым мужчиной, резкие, отточенные. Иногда под грузом прошедших лет, мишурой неизвестных давно произошедших событий проглядывает прошлое нутро. Военная выправка. «Служил где-то, - безошибочно определил Сергей, - а ведь черт его знает, может и в тех же органах. Держится уверенно, хотя и чувствуется, что он сейчас в некотором замешательстве. И голос его этот, с этими вот интонациями… Знакомыми. Как у ребят наших, как у Андрюхи того же, Прокопенко, как у меня. Вот точно так я допрос веду. Обучен, Академией московской вышколен. Черт этого старикана подери, хрен поймешь, что. Вот только сейчас он явно не несет службу.» - И знаешь, - немного подождав, но так и не услышав ответа, терпеливо продолжил Игнатьев. – Паренек-то в рапорте упомянул вещь одну, которую ты очень искал, и именно у Паши Вершинина хотел найти. Прибор перемещения, как он выразился. И что вот за этот-то прибор ты парню чуть руку и не выломал. Не хочешь рассказать мне об этом приборе, м? – Сергей Александрович сложил губы в привычной усмешке и, наклонившись чуть вперед, сократив расстояние от пленника почти до полуметра, уперся ладонями в собственные колени.       Капитан несколько раз моргнул, стараясь смотреть в упор на похитителя. Радужка глаз пожилого мужчины, в слабом свете, падающем из крошечного зарешеченного окошка, была серой с зеленоватым отливом. «Знакомые глаза». – Мелькнула рассеянная мысль, и Костенко громко сглотнул. Наконец, сдавшись под напором пронзительного нетерпеливого взгляда, капитан отвернулся.       Рассказать бандюгану о том, как все произошло на самом деле? Поведать сказочку о Припяти и подростках в странной одежде со странной техникой? О приборе непонятном, о моргающей лампочке? О кнопке и временной воронке, утащившей капитана КГБ из Советского Союза в капиталистическую Россию. О чем еще рассказать? Ах да, о том, что он застрял теперь в чужом времени и понятия не имеет, как из него выбраться. А еще добавить, что он должен непременно найти способ, как ему все же вернуться назад, потому что от этого теперь зависят сотни жизней, которые он может спасти.       Костенко подумал обо всем этом, представил ясно и четко, как спокойным голосом рассказывает всю эту невероятную околесицу серьезному пожилому мужчине со стволом в кобуре. Как тот смотрит на него, как на сумасшедшего, переваривает услышанное, затем эта его спокойная и уверенная усмешка плавно перетекает в премерзкую ухмылочку. А заканчивается все тем, что похититель отвешивает капитану один удар, еще, а затем еще, не останавливаясь, пока не выбьет из него ту правду, которую хочет услышать. И когда Костенко уже усмехнулся, отметая в сторону до боли безнадежную версию, собираясь высказать вымышленную, Игнатьев заговорил. - Как там четвертый энергоблок станции? Первомай? Припять?

***

      Сергей Александрович долго сидел неподвижно, словно со стороны наблюдая за тем, как мысли быстрым потоком сменяют одна другую в собственной голове. Внутри стремительно разрасталась всепоглощающая болезненная пустота, причиной появления которой было непонимание.       Костенко Сергей Александрович – так назвал себя двадцати девятилетний мужчина, укравший внешность молодого Игнатьева. Сергей Александрович не раз слышал из уст бульварной прессы заявления о двойниках различных знаменитостей, о реинкарнациях известных людей, но, разумеется, сам не верил в подобную чушь.       Молодой мужчина бросал на Игнатьева оценивающие взгляды, как больная и озлобленная собака, прицеливающаяся, куда бы укусить отвлекшегося на минуту хозяина. Сергей Александрович нервно сжимал и разжимал кулаки, с трудом сдерживая желание резко вскочить на ноги, схватить пленника за шиворот и хорошенько встряхнуть, чтобы тот больше не увиливал от правдивого ответа. Игнатьев вздохнул и, прекрасно понимая, что такой способ ни к чему, скорее всего, не приведет, решил прибегнуть к традиционному методу. Благо, сладкая патока слов удавалась ему хорошо.       Плавно и мягко продолжая задавать пленнику вопросы, Сергей Александрович жадно всматривался в его лицо, не упуская ни малейшего выражения, мелькающего на нем. Недоверие, напряженность, сомнение, удивление. Тщательно скрываемые эмоции все равно мельком проглядывали то в глазах, то в легкой усмешке разбитых губ, то в движении бровей. Тот, кто представился капитаном Костенко, мог бы с легкостью обмануть простого человека, но Игнатьева, прошедшего долгую и тяжелую школу жизни, было трудно обвести вокруг пальца. Он читал молодого мужчину, как книгу: открытую, но с мелким шрифтом, который с трудом, но все же можно было разобрать.       Игнатьев решил надавить на неизвестного. Ограничил личное пространство, задал провокационные вопросы в лоб. С удовольствием увидел изумление на лице пленника, когда упомянул о лежащем в милиции заявлении со странным содержанием. Молодой мужчина чертовски знакомо хмурился, чуть прикусывал нижнюю губу. Вблизи его глаза оказались абсолютной копией его собственных. Игнатьев ощутил, как неприятный холодок пробежал по спине, и, оценив варианты возможных исходов, решил рискнуть, задав вопрос, реакция пленника на который, он точно знал, будет ключом ко всему. - Ну как там город мой родной? Жив еще, здоров? – продолжил Сергей Александрович, когда молодой мужчина застыл с приоткрытым ртом, не отрывая от него ошеломленного взгляда. – Или все уже, конец всему пришел? Да е –мое, прямо как с немым разговариваю! – так и не услышав ответа, разозлился Игнатьев. Теперь, когда увиденная им реакция почти подтвердила его догадки, ему необходимо было услышать из уст пленника хоть что-то. - Ты кто такой? – наконец, спустя долгую напряженную паузу, сухо произнес молодой мужчина.

***

- Стоп, ты утверждаешь, что ты – это я в будущем? – капитан Костенко нервно вышагивал по комнате, не сводя с Игнатьева напряженного взгляда. Потревоженные, еще не сросшиеся ребра отдавали тупой предупреждающей болью, но он даже не замечал этого. - Именно. - Это попросту невозможно! Сергей Александрович закатил глаза и устало провел пальцами по прикрытым веками глазам. - Как бы глупо это не звучало, но я и сам с трудом в это верю. - Но погоди, это чушь, это какая-то полнейшая чушь, такого просто не может быть! – капитан вздернул руки вверх, и тут же зашипел сквозь зубы. - Ну почему же. – Игнатьев замялся, не сводя с молодой копии несколько растерянного взгляда. - Да хотя бы по тому, кем ты являешься. - И кем же? – ехидно поинтересовался Игнатьев, внимательно наблюдая за собственным молодым двойником. - Ты бандит.       Игнатьев прищурился, внимательно всматриваясь в лицо молодого Костенко. Поджатые губы, полный ярости взгляд, сжатые кулаки – как барьер, чтобы не сорваться. Нервы на пределе, как слишком натянутые струны. Дотронься – порвутся. Сломается высокоточный инструмент. - Ну, сам уже успел убедиться, как сильно может меняться все вокруг. – Не отрицая, развел руками Сергей Александрович. - Но не настолько же! – почти с отчаянием произнес Сергей, со злобой сжимая и разжимая кулаки.       Сергей Александрович тяжело выдохнул. Положил ладони на пояс, постоял четверть минуты задумчиво, усмехнулся и с неудовольствием встретился с капитаном взглядом. Костенко смотрел испытующе, выжидающе. В каждой черте лица сквозило нетерпение, внутренний подавляемый страх. - Что, с трудом верится в то, что тебя перебросит в противоположный лагерь? Надеялся, что к пятидесяти годам дослужишься до полковника? Кресло в кабинете просиживать будешь? Пользоваться уважением всех окружающих? - Игнатьев хмыкнул. - Дурак. - Да ни черта! - капитан едва сдержался, чтобы не ударить кулаком по стене, вспомнив, что если он это сделает, лечение затянется еще надолго. – Я четко знаю, к какой цели иду и каких убеждений придерживаюсь! Столько сил потратил, чтобы дослужиться до капитана, а потом… Чтобы вот так?! Не верю! – Костенко резко развернулся и обхватил голову руками, тщетно пытаясь унять пульсирующую боль в висках. Сердце бешено билось в груди, стремясь вырваться наружу.       Капитан несколько раз прошелся из угла в угол, стремясь подавить вихрем закручивающееся внутри сильнейшее беспокойство, временами переходящее в болезненную нервную дрожь. Крах всех надежд, всех стремлений. Видеть самого себя таким, каким и в ночных кошмарах представить не мог. Лицо предательски дрогнуло. - Все, поистерил? – учтиво поинтересовался Игнатьев спустя пару минут, с усмешкой на лице рассматривая капитана. И все же никак не верилось, что это именно он сам, еще молодой, стоит теперь к нему спиной, легко выставляя напоказ свои эмоции, совсем еще не научившись умело скрывать их, - а теперь давай уже, наконец, поговорим нормально, а то устроил тут балаган. Костенко медленно повернулся.       «Молодой еще, неопытный. Ни черта еще не понимает, надеется на лучшее будущее. Свято верит в долг службы. Глупый. Жизнь его еще не сломала, не показала правды» - подумал Игнатьев, рассматривая собственное еще не испещренное морщинами лицо. Несколько растерянный и огорченный взгляд, полный глухой злости. Отчаянные и упрямые глаза человека, в котором еще не угасла непоколебимая уверенность в собственные силы. И, все больше и больше всматриваясь в собственную молодую копию, в лицо человека, которым он гордился, которого уважал, которого всегда мечтал вернуть, как-то жаль внезапно стало самого себя. Того, кем он стал, каким его сделали. И жалко стало его, молодого, у которого еще все только впереди. Не перемолола еще юношеских идеалов непреклонная мясорубка складывающихся обстоятельств. Сергей Александрович по-отечески положил руку офицеру КГБ на плечо и едва заметно улыбнулся. - Ты не можешь быть мной. - Упрямо произнес Костенко через пару мгновений и раздраженно скинул чужую руку. Игнатьев поджал губы. Отошел на пару шагов назад, медленно выдохнул. - Тебе еще раз пересказать все заново, а может, немного порезать тебя ножом, в знак подтверждения, чтобы до тебя наконец-то дошло, болван? - тщетно подавляемое раздражение все же вырвалось наружу. Запас прочности и у Сергея Александровича был не резиновым. - Только знаешь, новые шрамы ни тебе, ни мне точно не нужны. – Игнатьев начал терять терпение, не понимая, как в молодости мог быть настолько упертым. – Ты мне все рассказал, я тебе все рассказал. Сравнили, сопоставили, к одному решению пришли. Точка. Чего тебе еще надо? Думаешь, мне нравится тебя лицезреть? Ничего приятного, знаешь ли. Прошлое оно на то и прошлое, чтобы в будущее не лезть, а ты вот ко мне тут приперся! - Но это же против всех убеждений, всех поставленных целей! – никак не унимался капитан. Костенко чувствовал отчаянное озлобление, почти с отвращением рассматривая Игнатьева, - как ты мог так опуститься? - Да что ты заладил-то все? Не об этом сейчас думать надо. А вообще, это не я опустился, меня опустили. Нелепая случайность. Не более. - Сергей Александрович досадливо сплюнул на пол и отвернулся, лишь бы не видеть направленный на себя полный разочарования взгляд. - Как? – уже тише спросил капитан, сделав несколько шагов в сторону Игнатьева. - Тебе не кажется, что это я тут веду допрос, а не ты. – Сергей Александрович нахмурился. – И вообще, я без понятия, как происходящие сейчас события отразятся на моем будущем. Тебя здесь быть не должно. Чем меньше ты знаешь о том, что с тобой произойдет, тем лучше. - Я уже узнал достаточно для того, чтобы изменить все в своем времени. – Зло ответил Костенко. - Только вот сначала туда нужно попасть. А ты, как я понимаю, не знаешь, как это сделать. – Игнатьев сложил руки на груди и нервно пробарабанил пальцами по сгибу локтя. - Узнаю. Найду способ. Уж поверь. – Капитан упрямо поджал губы и подошел совсем близко к пожилому двойнику, внимательно вглядываясь в его глаза. Прежняя нерешительность почти исчезла с лица молодого офицера КГБ. - А сейчас какие-то мысли по этому поводу есть? – Игнатьев сделал небольшой шаг назад, увеличил личное пространство.       Костенко внимательно посмотрел на пожилого мужчину. С трудом верилось в то, что это возможно, но, судя по всему, перед ним действительно стоял он сам спустя двадцать шесть лет. Капитан не хотел в это верить, но если это была правда, то Игнатьев – единственный человек, который может оказать ему помощь. Бандит сам догадался о том, что видит собственного молодого двойника, и, на удивление, не слишком сильно удивился этому. Как будто бы в перемещениях во времени нет ничего особенного. Игнатьев обладал знаниями, которые наверняка пригодились бы Костенко в поисках прибора или того, чем можно его заменить. В этом мире у капитана не было знакомых, людей, на которых он мог бы положиться. Но бандиту капитан тоже не спешил верить: ноющие ребра не лишний раз напоминали о том, на какие меры способен пойти Игнатьев ради собственных планов. Хотя именно в способах достижения поставленной цели он и был похож на самого Костенко. - Тот чертов аппарат. Прибор перемещения. Сломался в моем времени и перенес меня сюда вместе с подростками, - капитан утер рукавом лицо, все же решив попробовать доверить бандиту правду. - Пытался узнать у этих щенков, может, что-нибудь дельное скажут, а они упрямо продолжают делать вид, что потеряли память.       Игнатьев внимательно посмотрел на свою копию и задумчиво сжал пальцами подбородок. Немного расслабился, опустил напряженные руки вниз. - Думаешь, притворяются? Костенко внутренне выдохнул: Игнатьев спокойно слушал россказни о машине времени. - Ну а как иначе? Я переместился сюда вместе с ними. Оказался на какой-то детской площадке, что ли. Ублюдки все прекрасно помнили. - Капитан недовольно усмехнулся, вспомнив, что позорно позволил Горелову избить себя. - Какого числа ты переместился сюда? – Игнатьев сделал несколько неспешных шагов в сторону, вернулся назад, размышляя. - Двадцать шестого октября. А в моем времени из двадцать пятого апреля. Сергей Александрович остановился, слегка приподнял вверх одну бровь. - Знаешь, у нас тут недавно неразбериха творилась, из-за которой я приехал в Москву еще до того, как ты напал на Вершинина. Как раз в тот день, в который, ты говоришь, ты здесь появился. - Валяй. – Сергей прищурился, всматриваясь в лицо Игнатьева, вновь машинально примечая все изменения, что произойдут с его собственным спустя годы. - Недавно я установил за подростками слежку, приставил к каждому из них своих людей. Помнишь, ты на допросе забрал у них мобильники? – Костенко неуверенно кивнул, - там была дата. Двадцать шестого октября две тысячи тринадцатого года. В этот день они переместятся в прошлое и все испортят. Это должно будет случится на следующий год, но для этого все подростки должны быть в целости и сохранности. Поэтому мои люди следят, чтобы до этого момента с ними ничего не случилось. - И что же заставило тебя приехать тебя после двадцать шестого октября? Все подростки были целы. Капитан совершенно успокоился. Игнатьев был осведомлен о событиях, которые любому другому человеку показались бы бредом. Значит, вполне возможно, что он действительно сам сталкивался в молодости с чертовыми подростками. История повторяется, а может, идет по совершенно новому обороту. - В этот день они все пропали из вида. Просто испарились в воздухе, если дословно передавать отчет одного из подчиненных. Ребята весь город перерыли, пока один из них наконец не набрел на след, - Игнатьев бросил взгляд на застывшую фигуру капитана. Тот внимательно его слушал, - все подростки были обнаружены в одном районе, на близком расстоянии друг от друга. Самое странное, на них была другая одежда. - И что ты хочешь сказать? - Если верить твоим словам, то в настоящем времени должны были остаться те подростки, за которыми следил я, и те, что переместились вместе с тобой. Черт, я уже перестаю что-либо понимать. – Игнатьев устало провел пальцами по прикрытым векам. - Не хочу вдаваться во весь этот бред, - начиная раздражаться, произнес Костенко. – Но если так прикинуть, получается, что подростки, переместившееся вместе со мной из восемьдесят шестого года, заменили уже живущие здесь их копии. Тогда это объясняет, почему они потеряли свою память. - Ладно, все, давай перестанем обсуждать эту хрень и перейдем к более важным вещам. – Отмахнулся от него Игнатьев. Капитан пожал плечами. Предстояло уделить внимание еще очень много чему. Сергей Александрович посмотрел на него и рассеянно почесал затылок. - Ты где здесь остановился? В гостинице, квартире? Там есть ценные вещи, которые тебе необходимо забрать?