Становление Незрячего

Размышления прерывает стук в дверь. Не дожидаясь ответа, в кабинет входит Кушина, держа за руку семилетнюю Хану. — Надеюсь, не помешали, — без капли раскаянья. Хоть постучалась в кой-то веки. Обычно моя любимая влетает фурией едва не срывая дверь с петель. — Да, нет, — двухзначно отзываюсь, неопределенно взмахивая рукой. Все равно даже будь тут супер-секретное заседание, она бы не покинула кабинет. Если уж её разозлить, она может выписать мне парочку лещей посреди пламенной речи, когда на меня смотрят тысячи коноховцев. Что уж говорить о такой обыденности. — Решили тебя проведать, а то ребенок вскоре в лицо помнить тебя не будет. Совсем совесть потерял, сидит в кабинете сутками, даже поспать домой не возвращаешься, — на одном дыхании выпалила Узумаки, складывая руки на груди. Давлю желание грустно вздохнуть. — Да, милая, — соглашаюсь, зная, что с ней лучше не спорить. Не скрою, что мне нравятся вся эти перепалки, они здорово отвлекают от государственных проблем. Но сегодня у меня не то состояние духа, чтобы бороться с ней. — Да, милая, — язвительно перекривляет меня жена, — это все что ты скажешь? Устало массажирую руками виски. Выказывая свою слабость. И Кушина понимает. — Что совсем уж плохо? — тихо произносит она, будто и не было секунду назад недовольства. — Ты даже не представляешь на сколько, — отзываюсь, открыто смотря в её глаза. — Не расскажешь? — Не могу, ты же знаешь. Знает. Молчит. — Обними папу, — обращается к дочурке Узумаки. Её взгляд теплеет, когда малышка подбегает ко мне. Специально отдвигаясь от стола, давая Хане забраться на меня. Обнимаю ребенка, вдыхаю запах волос. Она ведь ничего еще не понимает. Не знает, насколько грань нашего благополучия тонка. Ведь, если еще кто-то узнает, что она джинчурики, нам всем грозит опасность. Никто не станет разбираться, я знаю, что они скажут «сделал себе второго джинчурки». Прижимаю крепче ребенка. Обещая. Давая клятву защитить. — Я тебя люблю, — тонкий голосок девочки. Улыбка сама собой появляется на лице. — Я тебя сильнее, — отзываюсь. — Нет, я… — Хана, нам пора домой, — прерывает начинающуюся перепалку Кушина, — не будем мешать, папе нужно работать. Они уходят, оставив на моей душе осадок тепла и нежности. Как же вовремя они заглянули, добавив мне сил. Как хорошо знать, что у тебя есть семья. И жена права, стоит сегодня вернуться домой пораньше. Отдохнуть.

***

Наугад брожу по площади, пытаясь найти резиденцию. Обхожу людей, пытаясь скрываться. Не знаю, к чему приведет мое раскрытие, но явно ни к чему-то хорошему. Успел наслышаться слухов, самых тайных желаний этих людей. Они ненавидели демона за причиненные им боль и страдания. И эта ненависть касалась меня, ведь я был непосредственно сосудом Кьюби. Ловлю ухом предложение. — .. к Хокаге сдать отчет… Мне улыбается удача. Быстро соображаю строя в уме за секунды логическую цепочку. Человек направляется к Минато-сану, а значит в резиденцию. Если я последую за ним, достигну своей цели. Прислушиваюсь, ища говорившего. Это оказывается не легкой задачей, он затерялся среди всех этих людей. Несколько минут тщательного поиска ни к чему не привели, и я уже был готов сдаться. А затем, он вновь появился. — Двойную порцию рамена! — воскликнул голос с другой стороны улицы. Я ухватился за эту ниточку. Навострил уши и нацелил свое чутье. Анализируя человека. Запоминая его энергию. Теперь я его не потеряю, даже если он вновь замолчит, растворившись в толпе. Каждый человек уникален, — зная его особенный оттенок-звук-вибрацию, не знаю, как еще объяснить то, что чувствую, — ни с кем не перепутаешь. Человек, невольно ставший моей точкой ориентации, не спешил уходить. Засел в раменной и поглощал пищу. Мне пришлось ждать. Ребенок, неподвижно стоящий среди толпы привлекает внимание. Пришлось все время перемещаться. Делая очередной поход от одной стороны улицы к другой, натыкаюсь лбом на человека. Это была женщина. Женщины пахнут иначе, чем мужчины. Она была довольно молода. Опять же старики имеют свой особый запах, а дети практически не имеют его. И за руку её держала девочка, судя по росту, моя ровесница. Чтобы оценить рост мне не нужно поднимать глаз, ведь энергию, которой пропитан каждый миллиметр кожи, я чувствую, а не вижу. — П-простите, — выдыхаю. — И ты прости, не заметила, — нежный голос. Не контролируемая дрожь пробегает телом. Моя потребность в матери прорывается глубоко изнутри, и я не могу ничего с этим поделать. Этот голос так похож на голос моей мамы. И мне приходится отдернуть себя от порыва прижаться телом к этой женщине. — Ты здесь один? — спрашивает незнакомка, и в её тоне я чувствую … Ками-сама… заботу. В горле застревает ком. Похожие нотки я слышал в тоне Шу. А теперь он исчез. С трудом сглатываю, осознавая, что остался один. И в тоже время понимая, что ребенок, гуляющий в одиночестве, может привлечь лишнее внимание. Она поймет, кто я. Это предположение испугало меня. Я не хотел, чтобы эта милая добрая тетенька знал о демоне во мне. Потому что это поменяет все. Поднимаю руку, указывая пальцем на ближайшего человека, будто говоря «я не один». Этим человеком оказывается энергично спорящая с продавцом старушка. Женщина кивает, теряя ко мне интерес. За миг, она возвращается к своим мыслям и продолжает путь. Я слежу за тем, как она отдаляется, чувствуя неопределимое желание, отправится следом, чтобы хотя бы из далека коснуться, той любви, которую испытывает женщина к своей дочке. Сделав несколько шагов, она оборачивается, будто почувствовав мое внимание. И я поднимаю голову. Я чувствую, как наши взгляды пересекаются. Мой – не видящий. И её. Интересно, какого цвета её глаза? Что в них интерес, забота или страх? Ныряю в толпу, замечая, что мой ориентир покидает раменную. Женщина с минуту стояла на месте. Девочка нетерпеливо подергала её за руку, обращая внимание на себя. И она отзывается, я могу только догадываться о том, что она сказала дочке. А затем они продолжили путь. Следуя за человеком, прокручиваю вновь и вновь мысли о маме. О семье. Я ведь даже не интересовался кто они. Просто не было случая. Статус сироты говорил о том, что они погибли. Я боялся подпустить даже мысль о том, что они отказались от меня. Ведь так не правильно. Родители не отказываются от своих детей. Это противоестественно. Мое появление в резиденции осталось не замечено. Взрослые игнорировали меня, будучи слишком занятыми своим не отложными делами. Все, как и рассказывал Шу. Воспоминание о пропавшем семпае, вносит еще большую смуту в мои и без того тревожные мысли. У меня должны были быть родители, любящие мама и папа. Вместо этого я получил демона. Шу говорил, что нужно воспринимать все оптимистично, ведь лис дает шанс быть непобедимым воином. Сильнейшим из сильнейших. Он считал это ценностью, а не потерей. Но я отдал бы все, лишь бы иметь шанс прожить обычную жизнь, чтобы были родители, и может быть сестричка или братик. В голове истерикой бился единственный вопрос: за что? За что. Замираю у дверей в кабинет Хокаге. Туда только что зашел тот человек, который и привел меня сюда. Нужно еще немного подождать, ведь прерывать разговор взрослых – невоспитанно. Вместе с подвалом, полным крыс, в моей голове намертво впечатаны слова воспитателей с детского приюта. Их поучения и правила. Они все еще имеют надо мной силу, пусть я знаю, что меня больше никогда не отправят в подвал, не могу перешагнуть через эти нормы. Дверь открывается спустя долгих полчаса. Из них выходит человек. Успеваю попасть в кабинет до того, как дверь закрывается за посетителем. Чувствую, как он замирает за закрытыми дверями, почувствовав меня, но не заметив. — Наруто, как ты здесь оказался? — удивленный голос Хокаге. Вопрос повисает в воздухе без ответа. Краткий миг собираюсь с мыслями, которых слишком много для моей головы, и вы хлюпываю свое волнение. — Кто мои родители? Минато-сан вздрагивает, я ощущаю это на грани подсознания. Я хотел спросить о Шу. Но с уст вырвался этот вопрос. Сказанного не вернуть. Повисает тишина, напряженная осколками-мыслями. Спустя целую вечность, слова повисают в воздухе пустотой неопределенности. — Они мертвы, — Хокаге тяжело опирается на стол, переплетая руки в замок на уровне рта, — имена тебе ничего не дадут. Это не то, что я хотел узнать. — Я хочу знать кто я, — странный вопрос для семилетнего парня, но откуда же мне знать, что они слишком взрослые? Выдох, неестественно громкий, практически стон. Намикадзе опускает руки, бродит ими по бумагам, лежащим на столе, но за миг снова переплетает замком, скрывая волнение. — Они были героями, твои родители… Одни из тех, кто сложил голову в борьбе с Кьюби… Они похоронены в общей могиле… Слишком большие расстояния между отдельными фразами. Будто эти слова давались ему тяжело. А в голове все появлялись вопросы. Они роились в мозгу. — Почему именно я? И снова молчание. — Я не дам тебе ответа на этот вопрос. — Где Шу? — Его убили, — так просто, до дрожи просто и от этого еще ужасней, — отныне тебе придется самому жить. Судя по тому, что ты смог ко мне добраться, ты справишься с этим. — Не уверен. — Справишься, — с нажимом, убеждая самого себя. Хокаге внезапно поднимается со своего места. За каких-то три шага оказывается у меня, опускается на корточки, чтобы быть со мной одного роста. — Послушай меня очень внимательно. Люди, которые убили Шу, охотятся за тобой. Будь очень осторожен. Я не могу все время приглядывать за тобой. Прошу, если заметишь что-то подозрительное или понадобится помощь, беги ко мне. Я сделаю все возможное и даже больше, чтобы защитить тебя. Минато-сан был таким простым и… заботливым. Я просто не могу описать всю ту гамму ощущений от нежности-заботы до волнения-страха, что он излучал. А затем он порывисто обнял меня, прижимая к себе. Утыкаюсь лицом ему в грудь, вдыхая запах. — Возможно, ты простишь меня когда-нибудь… — шепот на грани восприятия, мысли вслух. Из всех эмоций во мне побеждает удивление. Объятия исчезаю так же быстро, как и возникли. Всего на миг я почувствовал себя действительно нужным, любимым. — Я прикажу провести тебя домой, — передо мной вновь строгий и холодный Каге. — Бык, сопроводи джинчурики к месту жительства. Из не откуда появляется человек. Я не чувствовал его присутствия, хотя он находился в комнате все это время. Но объявился он лишь после приказа. Бык, как и Шу, как и Ирука-сенсей, хотел взять меня за руку, чтобы провести. — Я не настолько немощен, чтобы меня водить за ручку, — привычно отказываюсь от помощи. Бык хмыкает и это все, что я слышу от него. Путь домой происходит в полной тишине. АНБУ немногословны. Шу был исключением. Вспоминая своего опекуна, достаю его подарок – повязку, вновь завязываю глаза. Поскольку меня сопровождают, мне нечего боятся людей и их ко мне отношения. Этот человек сможет меня защитить. Смутно помню, чем занимался дома перед сном. Мои мысли витали далеко от тела. Родители. Шу. Минато-сан. Женщина, с девочкой. Все это переплелось в такой запутанный клубок эмоций. Я вновь и вновь перекручивал в мозгу разговор с Хокаге. До меня дошло, что я таки действительно один. Совершенно один. Это осознание было подобно комку в горле. Комку из сенбонов и горькой правды. Всхлип вырвался с меня. Будь у меня глаза, я бы плакал. Но слезы не текли, только какие-то сухие всхлипы вырывались с горла и падали каменными плитами на пол. Три всхлипа. Все последующие застряли в груди, камнями сжимая сердце. Сжимаю одежду на груди левой рукой, пытаясь добраться до сердца, что деревяшкой билось в груди, принося дискомфорт. Полная тишина в доме, не считая копошения крыс в стенах, и я безмолвно корчащийся на кровати, не в силах вздохнуть. Образ возник в голове сам собою. Алые волосы и эти глаза, полные нежности. Мама. Она держалась на расстоянии, смотрела с полуулыбкой на губах, протягивая свои руки ко мне. Её губы шептали слова, но я не мог слышать их, все, что оставалось — следить за тем, как её губы дрожат в движении. И дышать вдруг стало так легко, будто и не было кома в легких. Осознание, что меня любили, пусть и всего кратких несколько часов, породило тепло, что расползалось по всему телу, расслабляя мышцы. Образ матери заменил огромный зверь. Осознал себя уже в этих бесконечных цикличных коридорах подсознания. Я уснул и вновь оказался один на один с демоном, в подвалах своего подсознания. А затем был страх. Утро принесло новые вопросы. После утренней зарядки, я застыл, не зная, что дальше делать. Обычно, в это время Шу отправлял меня есть на кухню. Но его ведь не было. С надеждой заглядываю в холодильник, вдруг возобновили старое обеспечение едой, и оказываюсь разочарован. На полках не нашлось ничего съестного. Возвращаюсь назад, к кровати, напившись воды, чтобы хоть как-то успокоить, начинающий ныть, желудок. Падаю на кровать, думая о том, что делать дальше. Семпай говорил, что посещение академии обязательно. Да и, самому интересно там находится. Но… все ведь изменилось. Без Шу мне некому защитить от простых людей с улицы, далеко не всегда я успею спрятаться за спиной Хокаге, прежде чем у меня прилетит камень. Может тогда и вовсе не выходить на улицу? Но это ведь не выход. Избегая проблемы, её не решаем. Рано или поздно мне придется выйти на улицу. Моя сила будет позерством слюнтяя, если я испугаюсь и отступлю сейчас. Мне как никогда нужно быть сильным и решительным, ведь все только начинается. Быстро собираюсь и, не дав себе время на сомнения, выбегаю из комнаты. Путь к академии пролетает быстро, нигде не останавливаясь, я за считанные минуты добираюсь к классу. Правда, все равно опаздываю на несколько минут. Но вместо замечания учителя, слышу лишь приглашение сесть на место, ведь первый урок у Хирузен-сенсея. — Хорошо, что ты пришел, Наруто, — кивает мне в спину старик. — После того, что случилось я не думал, что ты придёшь. Слова учителя отзываются редкими шепотками. Забияки класса управляются в остроумии, придумывая новые издевки. Я даже не обращаю на это внимания, ведь их издевки стали практически обыденностью. Уроки идут своим чередом, и я забываюсь в потоке новой информации. Уроки оканчиваются, все расходятся по домам. А я забыв о том, что Шу не придет, ожидаю его у входа. — О, Наруто, ты еще здесь? — привлекает к себе мое внимание старик Хирузен. И меня настигает осознание, насколько глупо мое ожидание. — Я уже ухожу, — отзываюсь, собираясь идти. — Позволь дать совет, — заставляет остановиться, — не приходи завтра. — Хорошо, — киваю, обернувшись. Да, я тоже об этом думал. Завтра ведь день Памяти.