***
— Где ты спрятал мальчишку, Минато? Внезапное появление Данзо заставило меня вздрогнуть. Этот противный старикашка всегда появляется, когда ты его наименьше всего ожидаешь. Бесшумно подкрадывается, когда остаешься в одиночестве, и всегда остается в тени, подобно крысе. Наглой старой крысе. — Я его не прятал, — опровергаю не озвученный упрек в нарушении договора. — Он в детском приюте, как и остальные сироты. Шимура из тех людей, которые не внушают доверия. В нем есть что-то такое, отталкивающее. Разговоры с ним никогда не были приятными, ведь за каждым словом его речи скрываются тысячи не озвученных. Намеки, упреки, поучения. Его присутствие давит на меня. — Мои люди не смогли его найти. Он не значится ни на одних бумагах. — Разве? — притворно удивляюсь. Дети в сиротинцах считаются поштучно, списков имен попросту нет. Родители многих не установлены из-за бедлама в документах после нападения лиса, у них есть имена, но эти имена не занесены в список. Я знал, что джинчурики будут искать в документах, и позаботился о том, что бы он нигде не засветился. — Ты скрываешь его от меня, — холодная констатация факта. — Джинчурики тайна для всех. Пока… Он уходит, не дослушав меня и не задавая вопросов. Не прощаясь.***
Когда мне было пять, к нам пожаловал сам Хокаге. Одно из моих хороших воспоминаний. Нам выдали конфеты, которые у меня потом все равно отняли, в прочем далеко не этим запомнился его приход. Воспитатель, наконец, дал мне имя. Меня нарекли Наруто. Это сильно повлияло на меня. Я больше не был безымянным. По-настоящему меня сможет понять только тот, что, как и я испытал, что такое быть безымянным. Для большинства имя нечто само собой разумеющееся, ведь всё в мире имеет свое имя. А у меня не было имени. И вот оно у меня появилось. Трудно передать, что я в этот миг испытал. В шесть лет я был зачислен в Академию Шиноби и с радостью (не осознавал, наивный, что меня ждет впереди) покинул приют. За мной пришел шиноби, один из тех, кто лично подчиняется Хокаге. От него пахло железом и взрывными печатями. Он не назвал своего имени. Не назвал пункта назначения, я доверился ему, желая поскорее смыться с этого детского Ада. Тогда, мне даже не пришло в голову, что он мог придти чтобы убить меня. — Глаза. Ну и жуть, — все, что он произнес. Шиноби желал вести меня слепого за руку, но я отказался от помощи. — Я умею ходить. Умея чувствовать живых существ, я вас не потеряю. Он лишь хмыкнул, но вновь взять меня за руку не пробовал. Мы отправились в путь. Я с трудом поспевал за его быстрым шагом, со всех сил пытался не отстать. На моем пути возникали препятствия в виде корней и веток, что так и норовили сбить меня с ног. Ориентируясь на проводника, мне посчастливилось не влететь в древо, я пытался ступать шаг в шаг, пусть и два моих шага были одним его. Путь был долгим, мой мир увеличивался с каждым шагом. Я никогда не уходил так далеко раньше, нам вообще запрещалось покидать территорию приюта. Хотя, я много раз нарушал это указание во время «великого игнора», всем было плевать на меня и я этим пользовался, но все же я не решался заходить дальше, чем на триста шагов. (Тот случай с больницей не в счет, я не помню, как оказался там и как вернулся, туда из-за обморока, а назад — меня усыпили, чтобы не убежал.) В деревню мы вошли глубокой ночью, с одного из скрытых проходов. Окраины уже спали и мы прошли незамеченными. Меня провели к месту, что стало мне домом. Не большая квартирка в одной из стареньких многоэтажек на самой окраине. Небольшая экскурсия: кухня-санузел-комната-кровать и я остался в одиночестве. Уходя, он пообещал вернутся утром, чтобы отвести меня в академию. Я был слишком уставшим, чтобы исследовать помещение. Все что смог доползти до кровати и уснуть крепким сном. Впервые мне ничего не снилось. Никаких блужданий по подсознанию и изматывающих картинок внутреннего монстра. Ничего.***
— Завтра во вступительной речи, ты должен рассказать людям, что рядом с их детьми будет учиться джинчурики. Не предложение. Не просьба. Приказ. Данзо умеет говорить так, что каждое слово звучит как приказ. Наверно даже что-то милое в его словах превращается в приказ. На миг отвлекаюсь, представляя как грозно в его речи прозвучит, к примеру, слово «Котята». Теряю контроль над мимикой, губы сами расплываются в улыбке. Сомневаюсь что в лексиконе Шимуры есть «милые» вещи. Его глаз злобно сверкает, отзываясь на мою улыбку. Давлюсь вдохом. В присутствии этого человека нельзя позволять себе лишних проявлений эмоций. Но иногда так хочется подразнить этого безэмоционального пня. Может, я веду себя немного по-детски, но сами попробуйте все время оставаться серьёзным. Это утомляет. — Люди недолюбливают джинчурики… — слабая попытка защитить. — Если этого не скажешь ты, это скажу я. Родители должны знать о риске, отправляя детей в Академию. О, с каким выражением это было сказано. Просто не передать словами, насколько великолепно этот старый интриган умеет менять маски. Это просто гигант актерского мастерства, мне еще расти и расти до столь непробиваемой рациональности. Чем-чем, а вот безопасностью детей он заботился в последнюю очередь, если вообще заботился, я достаточно хорошо его знаю, чтобы сказать наверняка что заботой о детях здесь и не пахнет. Он, как всегда, преследует лишь свои, одному ему известные мотивы. И что-то мне говорит, что эти мотивы я не разделю. Самое ужасное в этой ситуации то, что я не могу противиться. Я и так слишком долго скрывал сына от него, он этого не забыл и никогда не забудет.***
Я проснулся вполне отдохнувшим и полным сил. По привычке внутренний будильник разбудил меня в полшестого утра. Колкое ожидание и собственное любопытство толкало действовать. Я отправился исследовать квартиру. Дощатый пол был полон стыков, босые ступни легко читали его карту. Возле кровати я нашел комод, на ощущение старый и шершавый. Изучение его заняло много времени, около часа я копался в его полочках, разбирался с их наполнением. Нашлись вещи — несколько маек, шорты, жилетка, кофты и прочие мелочи. Я сменил одежду, помня о правилах: швы должны быть внутри, маленький клочок ткани (от автора: судя по всему это этикетка) сзади. Едва я закрыл комод за мной пришли. — В академию нужно прибыть в полдевятого, — шиноби не обратил внимания на смену мною одежды, во всяком случае, никак это не прокомментировал. — Тебе стоит обуться, еще поранишь ноги. Я послушно подставил ноги для обуви, что нашлась тут же у выхода. — А еще… нужно сделать что-то с твоими глазами, — мужчина завязал мои глаза первой в моей жизни повязкой. Несколько секунд я привыкал к непривычному ощущению. За тем мы немедля отправились в академию. — Попытайся запомнить путь, никто не будет тебя водить. Сегодня это в первый и последний раз. Мне пришлось напрячься с поиском и запоминанием ориентиров. Мы шли проулками окраин, избегая людей. Тысячи новых звуков и запахов на каждом шагу. Считать шаги я перестал после тысячного шага. Этот мир оказался слишком большим, чтобы его можно было измерить шагами. Проводник оставил меня во дворе академии. Мне было совершенно ясно, что я не смог запомнить путь. Я бы не смог его повторить. Но в этот миг это волновало меня меньше всего. Вокруг были люди, они интересовали меня куда больше. Дети и взрослые, все они были разными. Отпечаток энергии не повторялся и их было довольно легко различить. Я заметил закономерность, что энергия людей, что окружали детей и самих детей были немного схожими, первое с увиденных мною схожестей родства. Раньше мне не доводилось видеть родственников, и этот факт меня взволновал. Мне было интересно узнавать что-то новое, я люблю получать новую информацию. В этот миг я чувствовал себя счастливым, от осознания того, что впереди меня ждало много открытий. Насколько вообще может чувствовать себя счастливой сирота. Никто не обращал на меня внимания. Меня еще не знали. Окруженный толпой счастливых детей и гордых родителей, я попал внутрь помещения. Поток людей затащил меня в актовый зал. Кто-то взрослый, с той половины зала, оглашал списки имен. Дети один за одним покидали родителей и подходили к центру. Наруто. Просто имя, без фамилии. Я знал что это меня назвали, но тем ни менее не спешил покидать спасительный ориентир стены, но вскоре был вытолкнут к другим чьей-то не видимой рукой. Меня увидели. Подметили. Я приковывал к себе десятки взоров. Кожей ощущал каждый взгляд. Не самое приятное ощущение. — Его глаза завязаны.. — Незрячий мальчишка. — Что здесь делает слепой? Удивление. Я чувствовал эмоции других на подсознательном уровне, сколько себя помнил. — Как незрячий был допущен? — Это не правильно. — Возмутительно. Отрицание. Мое появление взволновало толпу. Я желал уменьшиться и исчезнуть. Чужое внимание никогда не было мне приятным. А сейчас это чувство усилилось. Порывался бежать. — Не рыпайся, — кто-то холодно посоветовал. Думаю, это был тот, кто вытолкнул меня с укрытия. Меня окружала стайка взволнованных детей. Рядом не было никого, кто мог произнести эти слова. Я не испугался, я давно не боялся, внутренний демон научил меня не бояться. Но все же холодок пробежался по позвоночнику. — Добро пожаловать, — прозвучал знакомый голос Хокаге, он мастерски овладел вниманием толпы. — сегодня мы здесь собрались по случаю начала нового учебного года. Это праздник, ведь дети — наше будущее…. Речь лилась рекой. Хокаге говорил легко и не принужденно именно те слова, которые от него хотела услышать толпа. О светлом будущем, о талантливых детях, которые покажут себя с лучшей стороны. — Этот класс очень важен. Ведь впервые столько представителей великих кланов, что поддерживают могущество нашей великой деревни, собраны в одном классе. Учихи, Хьюго, Инузука, Акимичи, Абураме, Нара, Яманако. А еще в этом году в Академию шиноби поступил Джинчурики Девятихвостого Кьюби но Йоко — Наруто. Воцарилась тишина. Звонкая, как пощечина, тишина. Не сулящая мне ничего хорошего. Все взоры повернулись ко мне. Я ощущал их ненависть. — Да, мальчик слеп. Прошу проявить снисхождение к его особенности. Он пострадал от лиса так же, как и мы все. Прошу преподавателей и детей быть с ним помягче. Ведь этот ребенок охраняет нас всех от монстра, а после обучения будет стоять на страже деревни, как и другие шиноби. Наруто наше оружие. Прошу помнить об этом. Сухо, как о какой-то вещи поведал Каге. Особенно поставив ударение на последних словах. Забота главы деревни об оружии. Как бы меня не задело такое отношение, я все же почувствовал себя увереннее. Обо мне будут заботиться. Но слова не слишком повлияли на толпу. После слова «джинчурики» они будто отключили уши. Меня все также накрывало волнами их ненавистью.