Without

Сынхун отпустил запястья Ёнгука, поднимаясь на ноги. Руки омеги безвольно сползли по бокам на пол. Он не шевелился, а только тяжело дышал, уткнувшись лбом в пол. Громкие вздохи прерывались сдавленными всхлипами. В совершенной тишине квартиры звук застегиваемой ширинки альфы прозвучал вопиющей насмешкой. Наркотик после всплеска адреналина в крови быстро отпускал разум на свободу, и Сынхун, не растрачивая времени на дальнейшее словесное унижения лежавшего на полу Ёнгука, лишь молчаливо поспешил убраться из квартиры. Входная дверь квартиры омеги встретила взмыленного Химчана незапертым замком, усмехаясь щелью-оскалом и саркастично проскрипев, когда тот распахнул её шире, чтобы попасть внутрь. Он влетел в квартиру, не обращая внимание на то, что позади доносились крики Бада и охраны о том, что они должны проверить всё на скрытую угрозу. Альфе было откровенно плевать! С момента, как из динамика телефона стали доносится низкие стоны Ёнгука, его мозг полностью отключил здравый смысл, натянув до предела все животные инстинкты альфийской натуры. Он не думал, а действовал. Омега лежал на полу, опершись на локти и силясь свести ноги вместе, чтобы попытаться встать. Ёнгук с ужасом в глазах заметил альфу и инстинктивно попытался натянуть толстовку ниже, но от взгляда Химчана не ускользнуло, что его штаны расстегнуты. Кровь прилила к вискам, учащая сердцебиение и выжигая глаза. Альфа в бешенстве бросился к перепуганному до чертиков парню, нанося ему удар ногой с размаху. Ёнгук отлетел на пол метра и сжался в комок, но Химчана уже понесло. Он ничего не видел и не слышал, продолжая вдалбливать подошвой ботинка омегу в пол. Сначала Ёнгук о чем-то кричал, но через несколько минут всё, что вырывалось из его рта, были лишь беспорядочные хрипы и отхаркиваемые сгустки крови, которые он сплевывал наружу. – Убью! – рычал Химчан. – Шлюха! В проёме двери столпились охранники, но ни они, ни Бад не рисковали пытаться вмешаться, когда их Дон в таком состоянии. Химчан развернул Ёнгука на спину, сев тому прямо на грудь, и, запустив пальцы в промокшие от пота волосы, начал с остервенением бить его затылком о пол. Ёнгук впился ногтями в запястья Химчана, расцарапывая их до крови, но альфа лишь с ещё большей яростью вдалбливал голову омеги в пол: - Убью! – орал он. – Убью тебя и всю твою семью, дрянь! Химчана колотило, он раздувал с шумом ноздри, продолжая орать так, что слюна стекала по подбородку, но Ёнгук уже не шевелился под ним. Не хрипел, не кашлял, не двигался. Омега полностью обмяк и налился тяжестью, как мешок с песком. Химчана закололо в грудь, холод пополз по венам, проваливаясь по телу к пяткам. Он отпустил голову омеги, слепо уставившись на свои мокрые руки. Мокрые от красной теплой крови. Только в этот момент Бад решился подбежать к нему, подхватывая под мышки и стаскивая с Ёнгука. Химчан безумно вращал глазами по сторонам и полностью оглох. В ушах звучали только бешеные удары его собственного сердца. – Вызывайте скорую, олухи! – заорал Бад и этим криком вырвал из оцепенения своего босса. Химчан громко и часто задышал, наливаясь новой яростью. Он до боли в дёснах сжал зубы, высвистывая воздух через них. Его колотило всё сильнее и сильнее, накатывая волной бесконтрольного безумия. Когда-то уже очень давно он так же сидел над телом отца с окровавленными руками, ощущая затылком приставленное к голове дуло пистолета, отсчитывая секунды до своей смерти. Этот первичный животный страх снова раззявил свою пасть где-то в животе, обмазывая стенки желудка языком. Химчан в панике закричал, закрывая уши ладонями и цепляясь пальцами за свои светлые волосы. Бад подскочил к нему, отнял руки от лица и со всей силы залепил пощечину. Перешедший на визг Дон тут же замолчал. – Спасибо, – тихо выдохнул он через несколько томительных секунд. – Он живой? – Пока что да, – неопределенно ответил Бад. Химчан с совершенно каменным и невозмутимым лицом поднялся на ноги и скрылся в ванной, смывая с себя кровь омеги. В коридоре громко затопали прибывшие на место медики, заскрипели носилки, зазвучали маты и поторапливающие приказы, а потом всё стихло. Двое личных охранников вытянувшись по струнке немыми скалами подпирали стену в коридоре. Бад, скорее всего, поехал в больницу. Химчан прошёл в комнату, делая глубокий вдох. Этот запах не мог быть не узнан. Вонь, перемешавшаяся с запахом течки, принадлежала только одному человеку. – Чхвэ Сынхун, мразь! Я найду способ прикончить тебя. И твой папочка тебя не спасет! – в подступающей новой волне бешенства прорычал Химчан. Аромат другого альфы вколачивался в подкорку черепа и пилил скрипичным смычком нервы. Запах разлился по всей комнате – горький, жгучий, разъедающий словно горсть перца, кинутая прямиком в глаза. А от вони спермы хотелось заткнуть нос и спалить к чертям весь дом, только бы вытравить Сынхуна до последней его частички из воздуха. И всё это было вмешано, влито, вплавлено в одуряющий запах Ёнгука, которым пропах каждый предмет квартиры, – теперь уже осквернённый, измазанный гнилью и источающий зловоние. Химчан до хруста в суставах сжал кулаки, но уже не был в состоянии остановить новый припадок. Он бросился к небольшому столу, заваленному всяким учебным хламом, и одним движением сбросил тетради и канцелярию на пол. Стол подпрыгнул наверх и отлетел к стене. Следом на пол с грохотом упал шкаф. Химчан сбрасывал вниз всё, что попадалось на пути, методично разрушая квартиру и успокоившись лишь тогда, когда не осталось ни одной целой вещи. Подняв с пола выпавшую из корзины для грязной одежды футболку Ёнгука, он уткнулся в неё носом, вбирая весь запах без остатка в себя, словно надеясь таким способом перебить въевшийся в память запах Сынхуна. Под ногой жалобно всхлипнула порванными струнами разбитая гитара и смолкла уже навсегда. *** Сквозь закрытые веки стал жечь приближающийся яркий свет. Ёнгук никак не мог понять, почему так ярко, ведь его глаза закрыты. Потом он подумал, что уснул с включенным светом, а это лишние денежные траты на жилищные счета. Хотел встать и выключить лампу, но что-то не давало. Его тело было не сдвигаемым и всё как будто бы стало одним оголённым нервом. Он с трудом смог открыть глаза, болезненно выдыхая застоявшийся в лёгких воздух. Вокруг были какие-то приборы, и находился Ёнгук уж точно не дома. Этот интерьер ему был до бешенства знаком. До нервной зубной боли. Больницы омега ненавидел и вынужденно просиживал в них часами, чтобы побыть с дядей и племянником. Медбрат-омега рядом охнул и по рации вызывал врача. Подтянутый плотный бета прибежал в палату в тот же миг, внимательно вклиниваясь взглядом в измождённое бледное лицо пациента. Сразу же полились потоком однобокие вопросы, на которые Ёнгук односложно отвечал. Ничего у него конкретно не болело, потому что болело всё и одновременно. Да, ему бы не помешало обезболивающее, так что, господин доктор, колите нужную дозу поскорее. И так далее в том же духе. Через какое-то время после ухода медперсонала, Ёнгук снова провалился в сон. Его разбудил запах апельсинов. Кто-то совсем рядом аппетитно чавкал, громко причмокивая. Ёнгук разлепил глаза, поворачивая голову на звук. Бад трескал оранжевые дольки, закидывая их одну за другой, не сильно переживая из-за того, что часть кожуры валялась поверх одеяла, которым был укрыт омега. – О, пацан! Оклемался? – хохотнул он, смачно засасывая палец, по которому потекла струйка апельсинового сока. Он поднёс ближе к себе смартфон и быстро закликал по экрану. – Ну, и что будем делать дальше? – В смысле? – прохрипел Ёнгук. – Ты хоть помнишь, что случилось? – Ёнгук осторожно кивнул. Он помнил, но не до конца. В какой-то момент его воспоминания обрывались, после одного из многочисленных ударов, которые наносил по его телу Ким Химчан. – Это хорошо, делай выводы. – Я был не виноват! – с вызовом прошипел Ёнгук. – Это уже твои проблемы, – безразлично проговорил верзила. Он хотел ещё что-то добавить, но устало махнул рукой. – Ты мне вот что скажи, как такого недотепу вообще занесло в криминал? Уж как ни крути, но ты не нашего поля ягода. – Деньги нужны были, – тихо ответил Ёнгук, пряча глаза. – Ну да, ну да. Родители погибли, а на руках повис малолетний племянник и дядя-инвалид – это я знаю. Но всё-таки? Есть же другие способы заработка. – Быстрые деньги привлекательней, – всё также тихо прозвучало в ответ. – Хотел дядю быстрее на ноги поставить. Точнее вживить протезы. – Окей, благое дело, – зачавкал новым апельсином Бад. – Ну нахера ты полез в банк босса? – Да если бы я знал! – закричал Ёнгук и сразу зашёлся кашлем. – Если бы я знал, чей это банк, никогда бы не влез в это дело! – он сжал кулаки, и было заметно, как заострились его скулы от сцепленных вместе челюстей. – Они сказали мне, что это не банк мафии, а какой-то мелкий государственный. – Балбес, – выдохнул верзила. – Все государственные банки принадлежат мафии, – омега вскинул голову и с каким-то совершенно детским непониманием посмотрел на бандита. – Да, пацан, абсолютно все банки. Вот теперь и расхлёбывай. – Моя семья… – вдруг произнес Ёнгук ещё тише, чем предыдущие предложения, заметно побледнев. – Он ведь не убил их? – Расслабься, с ними всё оки-доки! – хохотнул верзила и замолчал. Ёнгук тоже молчал. Дверь в палату распахнулась так неожиданно, что Бад выронил пакет с апельсинами, пытаясь выхватить пистолет, а Ёнгук подпрыгнул от неожиданности, тут же морщась от боли по всему телу. Однако пистолет не понадобился, напротив кровати остановился нахмурившийся Химчан, кивком головы приказав помощнику выметаться в коридор. Верзила резво шмыгнул прочь, а Ёнгук лопатками вжался в кровать, мечтая рассыпаться в пыль и никогда больше не собираться во что-то целое и столь уязвимое. Страх пополз от кончиков пальцев на ногах, холодным покровом ложась на всё тело Ёнгука. Сердце ухнуло вниз, уволакивая за собой последние силы. Он вплавился в матрац больничной койки, не в силах в случае чего пошевелиться и дать дёру. Да и куда бежать? Где прятаться? У кого искать защиты? Бессмысленность даже простых мыслей об этом лишала Ёнгука остатков храбрости. Только врожденное упрямство и гордость продолжали непоколебимой стеной подпирать всю его сущность, намереваясь сражаться с альфой до последнего вздоха. Химчан совершенно спокойно прошел к стулу, на котором совсем недавно сидел его помощник, и, смахнув несколько кусочков кожуры, сел на него. Он ничего не говорил, и Ёнгук старался не поворачивать в его сторону голову, цепляясь глазами за белые стены. Молчание затянулось, опасно заполняя воздух в палате своим зловонием. Инстинктивно Ёнгук отшатнулся в сторону, когда Химчан внезапно ухватил пальцами его подбородок. Рядом раздалось озлобленное шипение, и в следующий миг сильные пальцы сжали его волосы на макушке, единственные, не попавшие под слой из бинтов, больно дергая вверх голову парня. Ёнгуку пришлось сесть и задрать голову к нависшему над ним альфе. Его так и перекосило от резкой боли, выстреливающей по нервам в каждой части тела. Свободной рукой Химчан всё же ухватил омегу за подбородок, фиксируя положение головы и заглядывая в испуганные глаза своими тёмными и холодными. – Чхвэ Сынхун хорошо тебя потрахал? – процедил альфа. Ёнгука в одночасье подбросило. Внутренности сделали сальто где-то там под кожей. Его губы задрожали, а глаза предательски заволокло солёной плёнкой. Он не хотел об этом думать, вспоминать, говорить. Последний месяц его всё время насиловали, били и унижали. Этого всего было слишком много для одного. Погибшие родители, разрушенная семья, и он – единственный оставшийся кормилец. Он втянул носом воздух, натягивая жилы внутри глотки и сбрасывая вниз чешущий стенки горла комок. – Я не виноват. Я не смог с ним справиться! – прошипел Бан. Химчан недобро осклабился и нагнулся ещё ниже. – Да неужели? Только не ври мне, сука! – зарычал альфа. – Кто он тебе? – Мы когда-то учились вместе. Это всё! – с не меньшей злостью прорычал Ёнгук. Губы Химчана тоже задрожали, но совсем по другой причине. В отличие от Ёнгука, альфа был в ярости, а не трясся от страха. – И как же он оказался рядом с тобой? – Он откуда-то узнал о нас. И я не знаю, чего он пытался добиться, – оскалился ещё больше Бан. – Это не моё дело, влезать между двумя мафиозными кланами. – Я проверю твои слова. И лучше бы это было правдой, – ужасающе тихо проговорил Химчан, доводя одним своим голосом Ёнгука до внутренней истерики от страха. – Мне нравится эта твоя черта характера. Когда ты борешься до конца, но лучше бы тебе со мной не играть. Следующего раза не будет, ты усёк? – он сильнее оттянул голову Ёнгука назад вниз, отчего тот всхлипнул. – Ты меня понял, дрянь? Ещё хоть раз, хоть с кем-то, и ты умрешь и утащишь за собой всю свою жалкую семейку! – Я понял, – простонал Ёнгук, тут же замычав в чужие губы, властно вжавшиеся в его рот. Поцелуй оказался мокрый, жестокий, полный боли и внутреннего отчаяния. Не сбежать. Не спрятаться. Не спастись. – Вот и умница, – выдохнул Химчан, отрываясь от сладких губ омеги. Он направился на выход, задержавшись у зеркала, чтобы поправить ворот рубашки. В этот момент в палату с шумом влетел маленький мальчик и испуганно застыл, разглядывая высокого незнакомого мужчину. За ним в помещение вкатилась инвалидная коляска с сидящим в ней мужчиной, которую толкал вперёд старый омега. – Ох, простите, – проскрежетал омега. – Мы не знали, что здесь ещё кто-то из посетителей. – Ничего, я уже ухожу, – Химчан поклонился вошедшим и выскользнул за дверь. – Братик Гук! – заверещал малыш, залезая на кровать. Ёнгук охнул от боли, потому что ребёнок полез его обнимать. – Быстро слезь с него, Хон! – сурово прикрикнул мужчина в коляске. Его сын уныло заворчал, но слез и сел на стул. – Зачем вы пришли? – Ёнгуку было неловко видеть своего дядю с племянником и старого деда, который присматривал за сыном-инвалидом, когда он не мог. – Ну а то как же, – запричитал дед. – Нам сказали, что тебя сильно избили. – Всё в порядке, – заверил их Ёнгук. – Я скоро поправлюсь. – Сейчас на улицах опасно так! – покачал головой старик. – Так опасно! Бандиты повсюду. Что же это творится-то?! Только посмотри на себя, – его голос дрогнул. – Всегда так было, – устало одернул того дядя. – Скажи спасибо, что парень живой остался и целый! И кто же это тебя навещал только что? – Да так, один знакомый, – промямлил Ёнгук, краснея. – Знакомый, говоришь. Уже неплохо, – почти серьезно произнес дядя, но не сдержал улыбки. Ёнгук бросил на него испепеляющий взгляд. Да как ему в голову вообще могло прийти подумать, что Химчан его парень?! Внутри у Ёнгука всё заклокотало. *** – Босс, ты уверен, что следует тащиться к этому чокнутому? – озабоченно протянул Бад. Отшельника он не любил. – Мне нужен его совет. Он мудрец нашего клана и единственный, кто может пролить свет на некоторые волнующие меня вопросы, – отрезал Химчан, подхватывая набитую вещами небольшую спортивную сумку. Сегодня он не был одет по последней моде, только удобные джинсы, спортивная толстовка, горные ботинки. Все-таки не на вечеринку едет. – Но он же сумасшедший! – не отставал верзила, как мать-наседка крутящийся вокруг нерадивого птенца, который собирался выпасть из гнезда. – Меня не будет пару дней, проследи тут за всем, – отчеканил Химчан, подходя к бронированному джипу, пыхтящему заведенным мотором около его лесного коттеджа. – Понял, босс, – уныло смирился Бад. Машина затормозила в лесной чаще. Отсюда до убежища старика-отшельника можно было добраться только пешком. Химчан перекинул длинный ремень сумки через плечо и начал подниматься по узкой тропинке в гору. У каждого из кланов был свой такой старик – немного чокнутый, немного безумный, и переполненный мудростью, которую, конечно, так просто не получить. Хранитель знаний был на редкость капризным сукиным сыном! Но самым почитаемым в своём клане. Он был по статусу выше даже Дона – правящего главы. Отшельник являлся не просто мудрецом и любителем потрепать нервы нерадивым членам клана, но также мастером татуировки. Только он решал, какого рисунка заслуживает тот или иной человек. Никто не мог высказывать своего несогласия или протеста. Этот странный старик был способен видеть какую-то иную сущность любого. Всю его подноготную и потенциал. Каждый член клана проходил через его руки во время посвящения, получая себе пожизненное клеймо. Поэтому его отчасти ненавидели и боялись, ведь он мог вытащить наружу все скрываемые внутри человеческие секреты. Дорога отняла у Химчана три часа. Когда он добрался до убежища, солнце уверенно уходило за горизонт. Три часа наедине со своими мыслями привели Дона в крайне раздражительное состояние. Брось в него щепку, и рискуешь упасть с переломанным позвоночником. В голове неустанно крутились события последних дней. С момента как он услышал первый стон Ёнгука в своем смартфоне и до эпизода в палате. Выместив свою ярость на омеге и собственными руками чуть не отправив того к праотцам, Химчан той ночью же чуть было не потерял рассудок, сходя с ума без возможности прижать к себе одурительно пахнущего омегу и трахать его вдоволь. Запах течки, пусть и сбитый, смешанный со спермой другого альфы и кровью, успел заползти по нервным окончаниям глубоко внутрь, присосавшись ко всей нервной системе. Химчана не отпускало до того самого момента, пока он не зашёл в палату к очнувшемуся после нескольких дней спячки под лекарствами Ёнгуку. Вновь почувствовав запах омеги, выровненный окончанием течки, наваждение спало, перестав ломать Химчана по всем направлениям. Отшельник уже выжидающе покуривал на крыльце, хитро щуря глаза. – Сам молодой Дон пожаловал ко мне, сколько чести! – прокрякал он, одетый в трико с лампасами и нелепую толстовку с мультяшкой. Седые длинные волосы были прижаты черной вытянутой ввех шапкой, а борода заплетена в косичку. Химчан сморгнул, мечтая это развидеть, но не получалось. Ладно, он потом напьется и попытается забыть. – Я по делу, – недружелюбно рявкнул Химчан, чувствуя, как внутри него просыпается желание убивать. Медленно и с применением орудий пыток. – Знаю, какое у тебя дело, – пропыхтел отшельник, отнимая докуренную до фильтра сигарету от губ и метко откидывая бычок в урну. – Ты этой проблемой пропах насквозь. – И какой именно? – опешил Химчан. – Я об этом запахе омеги, волочащимся за тобой обильным шлейфом. Заходи в дом, там и поговорим, – и старик скрылся внутри «храма». – Блять, как он мог унюхать? – и главное, что унюхать? Но Химчан мотнул головой и поспешил в дом. Думать, да гадать о том, как и откуда было совершенно бессмысленно, потому что отшельник всегда знал и всегда будет знать всё.