'Till I change my luck

После пытки я открываю глаза на полу в одиночестве. Стив отцепил мои руки от стола, когда я потерял сознание, и ушел. Он оставил пару бутылок воды и упаковку каких-то черствых хлебцев. Иглы всё еще торчат из моих истерзанных пальцев и я стараюсь лишний раз не шевелить ими. Для начала нужно перебраться на матрас, так как зубы выстукивают мелодию холода от долгого лежания на полу. Подумать легче, чем совершить. Ноги не слушаются, а от рук помощи нет, на них я даже смотреть боюсь. Я медленно ползу на коленях к спасительному лежаку, бренча цепью. На половине пути, накопленные за короткий отдых силы покидают меня. Я заваливаюсь вперед, успевая подставить локти. Тело ломит тупой болью. Её лучи простреливают, кажется, каждый нерв, особенно сильно впиваясь в израненные пальцы. Я закрываю глаза, стараясь удержаться в сознании, но мир кружится: быстро, хаотично, до тошноты. Ком подкатывает к горлу. Я чувствую неприятный кислый привкус во рту и из последних сил стараюсь взять себя в руки. Вдохнуть через нос, выдохнуть через рот. Я сосредотачиваюсь на дыхании и постепенно головокружение и тошнота отступают. Но теперь мне нужно попробовать вытащить иглы. Я усаживаюсь на пол и берусь двумя пальцами левой руки за иглу, торчащую из указательного пальца правой. Медленно, дюйм за дюймом, мне удаётся вытащить её. Кровь, словно нехотя, сочится из-под ногтя, а боль из легкого жжения вновь превращается в острую резь. Я чертыхаюсь, и берусь за следующую. Руки дрожат и не слушаются. Мне стоит огромных усилий продолжать, но если я не сделаю этого до того, как вернётся Стив, будет только хуже. Избавившись от игл я всё-таки уговариваю своё тело доползти до матраса. На еду совершенно нет сил и я лишь жадно пью воду, опустошая почти целую бутылку. Вытягивая перед собой дрожащие руки я внимательно рассматриваю свои поврежденные пальцы. Это ерунда, стараюсь я убедить себя. Меня гораздо больше волнует безопасность Зейна. Если бы у меня только была возможность его предупредить. Мысли о друге отвлекают от боли. Я испытываю дикое разочарование в себе, жалея обо всех тех грубых словах, что вылетели из моего рта при нашем последнем разговоре. Если бы я только знал, я никогда бы не обидел так Зи. А теперь у меня даже нет возможности извиниться, и объяснить, что я вовсе не думал так никогда. Я остаюсь наедине с собой на достаточно долгое время. Часов в моей тюрьме нет, как и окон, так что я даже приблизительно не могу понять, сколько уже провел в заточении. И вновь мои мысли прерываются этим адским скрипом. Стив появляется в дверях, сияющий и отдохнувший. На нем вечерний костюм, а туфли начищены до такого блеска, что я мог бы разглядеть своё отражение, если бы захотел. Следом за ним появляется один из его преданных верзил с пистолетом направленным на меня. Я усмехаюсь потрескавшимися губами - я такой опасный тип. Стив приказывает этому парню собрать иглы, что я раскидал по полу, и внимательно пересчитывает. До меня, наконец, доходит, как именно я мог использовать их, но уже слишком поздно. Бугай забирает орудия пытки и удаляется, оставив нас с блондином наедине. Стив берет пластиковый стул и ставит его вплотную к матрасу, на котором я сижу. Я не вижу в его руках ничего, кроме планшета, но это вовсе не значит, что мне не будет больно. Я напрягаюсь в ожидании новой муки, и он не разочаровывает меня. - Ты вчера так быстро устал, я не успел наиграться, - шепчет этот сумасшедший. – Но я позволил тебе отдохнуть, потому что ты подкинул мне интересную мысль, отключаясь. Я всматривался в его самодовольное лицо, стараясь понять, что он задумал. Я не помнил, как потерял сознание. Что я взболтнул? - Кто такой Луи? И меня прошибает горячий пот, не смотря на низкую температуру в помещении. Я же не мог… нет… я не мог так подставить его. Мой затравленный взгляд бегает по лицу мучителя, и он улыбается всё шире. - Я навел кое-какие справки. Знаешь, я был уверен тогда в клубе, что он просто очередной парень, которого ты решил опрокинуть. Но неееет… - блондин тянет гласные, а меня выворачивает от беспокойства. – Ты познакомил его со своим дружком, пригласил в квартиру. Ты ходил с ним на регулярные свидания? Стив наклоняется и даёт мне звонкую пощечину. Удар приходится частью на губы, одна из которых лопается. Я слизываю соленую кровь и продолжаю упрямо молчать. Я не настолько глуп, что бы подставлять Лу ещё сильнее. - Чем же он оказался лучше меня? – сейчас блондин выглядит расстроенным, и я вдруг действительно различаю повадки психопата в нем. – В любом случае, тебе с ним ничего не светит, красавчик. Знаешь почему? Я зажмуриваюсь. Если сейчас он скажет, что как-то навредил Лу, я умру на месте. Но он лишь усмехается. - Потому что ты плохой мальчик, Гарри. Ты ограбил его невесту сегодня ночью. Я вскидываю голову и удивленно пялюсь на него несколько секунд. - Я не… делал этого… - мой голос совсем сорван. Он хрипит, не желая выдавать нужные слова. - Конечно, не делал, дорогой, - Стив успокаивающе гладит меня по голове. – Это сделал я. Ну точнее, мои люди. А ещё так получилось, что я неплохо знаю семью Берилл, так что я наябедничал Брианне про вас. Мне даже врать не пришлось. Просто рассказал, как именно вы достаёте деньги на собственные нужды. Парень хихикает, словно ребенок над безобидной шуткой. А я мучительно соображаю, значит ли это, что у Луи проблемы с невестой? Я бы совсем не хотел остаться в его памяти двуличным ублюдком, который использовал его, чтобы добраться до денег будущей жены. А еще меня сильно волнует вопрос безопасности Зейна. Заявит ли Брианна в полицию на меня и моего друга? Себя я уже давно похоронил где-то под этим полом, но мне отчаянно хотелось, что бы Зи смог выбраться из этой передряги живым и свободным. - Я установил камеру и микрофон в твоём доме, чтобы было легче контролировать действия твоего друга. – Стив включает планшет и протягивает его мне в руки. – Я бы с радостью остался и посмотрел представление вместе с тобой, но я приглашен сегодня на вечеринку. Наслаждайся, Гарри. Блондин легко поднимается со стула, и, сдувая несуществующие пылинки со своего дорогого фрака, удаляется, оставив меня наедине с этим импровизированным окном в реальный мир. Мои истерзанные пальцы легко сжимают гладкие края электронного устройства, а глаза с жадностью впиваются в широкую спину Зейна. Друг суетливо расхаживает по кухне, пытаясь дозвониться до кого-то. Я вглядываюсь в его взволнованное лицо, когда он поворачивается к спрятанной в нашей квартире камере. Стыд снова наполняет меня до краёв – я заставил друга страдать. Но всё моё раскаяние испаряется в мгновение, когда позади Малика появляется Луи. Он стоит за спиной Зейна, словно тень палача, явившегося вынести приговор и тут же привести его в исполнение. Зи оборачивается, и я будто в замедленной съемке вижу, как кулак Лу врезается в удивлённое лицо моего друга. Малика швыряет в столешницу силой удара. Его телефон падает на пол и остаётся там. Томлинсон резко подлетает к хозяину квартиры и бьёт того в лицо ещё один раз, и ещё. Мои пальцы сильнее стискивают планшет, когда я вижу кровь на лице лучшего друга. Кулаки Томмо тоже в крови, и не только его жертвы, но и собственной. Луи бьёт сильно, вкладывая в удары всю ненависть и разочарование, что испытывает. Я слышу хруст и влажные шлепки, тяжелое дыхание парней. Зейн валится беспомощным тюком на пол, всё еще пытаясь прикрыться. Он пытается говорить, но Луи колотит его, не останавливаясь. В моей груди всё горит. Тошнота подступает к горлу, и я хочу выключить этот чертов планшет, но словно зачарованный, не могу отвести глаз от небольшого экрана. Лицо Зейна превращается в кровавую маску. Он лежит на полу, и едва может шевелить губами. Из его рта вырываются лишь хрипы, и он не может ясно мыслить и уж тем более говорить. Тогда Луи останавливается. Он наклоняется очень низко, и произносит Малику в лицо: - Гарри здесь нет, но будь уверен – я его найду. И тогда он пожалеет, что родился. Луи достаёт из кармана своего серого пальто сигареты и закуривает. Кровь с его кулаков попадает на манжеты одежды и пачкает белую бумагу сигареты. Я больше не могу смотреть. Я прижимаюсь лбом к холодному экрану и сильно зажмуриваюсь. Внутренности сгорают, будто в меня залили кислоту. Я чувствую, как пузырятся обожженные ткани сердца. Я умираю прямо сейчас. И это гораздо страшнее смерти физической. Я разлагаюсь морально, и готов ещё тысячи раз испытать на себе иглы Стива, чем слушать резкие грубые слова Луи обо мне. - Я поверил в его искренность, - я открываю глаза и вижу, как пальцы Луи вплетаются в его челку медового цвета, тянут её, будто собираются вырвать волосы с корнем. – Знал же, знал, что что-то с вами двумя не так! Малик на полу стонет, переворачиваясь на спину. И Луи молчит несколько минут, разглядывая его. - Знаешь, я думал, ты действительно заботишься о нем. Но ты так легко разрешил ему подставить под меня задницу, - Лу с отвращением передергивает плечами. А я чувствую предательскую слезу, что катится у меня по щеке. – Я найду эту маленькую шлюху, Зейн. Найду и заставлю страдать. - Ты так слеп, Томлинсон, - удаётся выдавить из себя Малику. - А мне кажется, я прозрел впервые, с тех пор как встретил тебя и твою подстилку, - выплёвывает Луи. Он бросает окурок на пол у лица Зейна, и омерзение на его лице въедается в мою память намертво. Я содрогаюсь от ужаса, понимая, что такое выражение на любимом лице вызвано мыслями обо мне. Луи уходит. Он покидает нашу квартиру, оставляя избитого Зейна на полу, а моё кровоточащее сердце - окончательно разбитым. Я не смог остаться в его воспоминаниях чем-то прекрасным. Мне так хотелось, что бы однажды, когда у них с Брианной будет несколько детей, и они всей семьёй отправятся за город, Луи взглянет на темные верхушки елей, и вспомнит нашу ночь в особняке. Он забудет моё имя, не вспомнит моей внешности, но в его мыслях обязательно останется тепло, что я дарил ему. Он будет знать, что кто-то любил его настолько сильно. Телефон Зейна всё звонит, но у брюнета совсем нет сил поднять трубку. Он лежит на нашем белом полу, в кухне, где мы провели одни из самых счастливых дней. Я наблюдаю за ним, первый раз в жизни, шепча молитву. Я боюсь за друга. Чёртов пульт от душевой кабины попадается мне на глаза, и память возвращает меня всего лишь на несколько дней назад. Прошло так мало времени, а мне кажется – вечность. В голове всплывает белозубая улыбка Малика, когда он танцевал в холле, и его грозный рык, когда я убегал с пультом, горланя Disturbed. Отчаяние захлестывает огромной волной. Я почти теряюсь в ощущении собственной бесполезности и бессилия, пока мой слух не улавливает щелчок входной двери. Красивая блондинка с большими глазами оказывается в нашей прихожей. Она сразу замечает ноги Зейна и бросается к нему, совершенно не боясь испачкаться. Девушка осторожно поднимает голову Малика, прижимая к себе одной рукой. Второй она достаёт телефон и звонит в службу спасения. Когда люди в специальных комбинезонах появляются в квартире, я выдыхаю с облегчением. Врачи перекладывают Зейна на носилки, и надевают на него кислородную маску. Блондинка следует за ними, не отпуская руку Зи ни на секунду. И я, наконец, могу вздохнуть с облегчением – друг в хороших руках. Я откидываю планшет в сторону и обессиленный опускаю голову на прогнивший матрас. Я мысленно умоляю друга забыть обо мне и уезжать из страны, как только он сможет встать на ноги. Но я знаю Зейна – он не бросит меня. И от этого только больнее. Полиция больше не угрожает Малику, поскольку Луи четко дал понять – он будет мстить мне самостоятельно. Сердце ноет в груди от этой мысли, и я стараюсь обхватить себя поврежденными руками как можно сильнее. Я бы хотел иметь возможность заглянуть в любимые голубые глаза последний раз. А от мысли, что я мог бы умереть не в этом подвале, замученный Стивом, а от руки любимого мужчины – в груди растекается странное извращенное удовольствие. Я представляю руки Луи на своей шее, и чувствую легкое возбуждение. Я думаю о том, как мое тело могло бы выгибаться под ним, инстинктивно вырываясь, стараясь получить немного кислорода. Его пальцы сжимались бы всё сильнее, а влажный язык облизывал тонкие губы. Его холодные глаза следили бы неотрывно за моим скорчившимся лицом, ловя каждую мельчайшую деталь, стараясь запомнить выражение предсмертной агонии. Я бы умер счастливым от его руки. Поглощенный своими странными неправильными мыслями я не заметил, как заснул, содрогаясь всем телом то ли от холода, то ли от душевной боли и переживаний. А может это была дрожь удовольствия, вызванная дикими фантазиями о смерти? В заточении я сходил с ума, переставая быть человеком. Границы размывались, исчезая, так же, как исчезало время, приходя из ниоткуда и уходя в никуда.