Эйфория

Песня без слов, ночь без сна, Все в свое время — зима и весна, Каждой звезде — свой неба кусок, Каждому морю — дождя глоток. Каждому яблоку — место упасть, Каждому вору — возможность украсть, Каждой собаке — палку и кость, И каждому волку — зубы и злость. Снова за окнами белый день, День вызывает меня на бой. Я чувствую, закрывая глаза, - Весь мир идет на меня войной. Если есть стадо — есть пастух, Если есть тело — должен быть дух, Если есть шаг — должен быть след, Если есть тьма — должен быть свет. Хочешь ли ты изменить этот мир, Сможешь ли ты принять как есть, Встать и выйти из ряда вон, Сесть на электрический стул или трон? © Кино — Песня без слов

Я вот уже два с половиной часа пытался заставить себя думать о написании книги, но всё тщетно. Рука сама собой тянулась к телефону, мигавшему сообщением от «америкоса», а я еле сдерживался, чтобы не прочитать его. Что хорошего там может быть, в этой смс-ке? Только время тратить. А ведь надо сосредоточиться на работе, книга сама не напишется... Не выдержав, беру телефон. «Привет, Арти!! Ты живой?? Надеюсь, ты не умер от переутомления или перевозмущения??? Я потерял ключи, представляешь!! Так что ночую у тебя!! Скоро буду!!! Не забудь спрятать под кровать бутылки из-под спиртного!! И не смейся надо мной, ключи такие маленькие, их легко потерять!!! D: Альфред Ф. Джонс, герой мира сего!!» Некоторое время после прочтения сообщения я просто смотрю в одну точку. А потом до меня доходит. Он не ночевал у меня два месяца. И, конечно же, мы не спали в одной кровати никак не меньше пятнадцати лет. Очередная возможность. Похоже, последняя. Но как..? Просто сказать ему, что, мол, давай поспим сегодня вместе, я не могу... Впрочем, есть одна идея. * * * В четвёртый раз вздрагиваю от звука шагов на лестничной площадке. Он же сказал, что скоро будет, неужели что-то случилось?! Почему он до сих пор не пришёл?! Сегодня я просто не имею права упустить его. Я в первый раз сделал что-то, чтобы этого не случилось. Судьба не может поступить со мной настолько несправедливо. Я смеюсь — немного нервно. Мне сложно поверить в то, что сегодня случится то, о чём я мечтал столько лет. Что сегодня будет мой счастливый конец. * * * И вот, момент истины. Звонок в дверь. Он на пороге, улыбающийся и бодрый, как всегда. Волосы почему-то мокрые. — Ты разве не на машине? — как можно более равнодушно бросаю я. — Просто я сначала припарковался, а потом вспомнил, что хотел зайти в магазин, — как само собой разумеющееся, пояснил он. — Это неудивительно! Ты предпочитаешь сначала делать, а потом думать! Или не думать вообще! Кстати... — дожидаюсь, пока он пройдёт в комнату, которая раньше была его собственной. -...твоя кровать сломалась. — Как — сломалась? — не понял он. — Тебе придётся спать на полу. — Но на полу холодно!! — Тогда извини, потому что я на полу спать не собираюсь! Это моя квартира, как-никак! — Нет, это ты извини, — улыбается он. — Потому тебе придётся немного потесниться. И всё-таки я не понимаю, как она могла сломаться?.. Конечно, она не могла сломаться сама. Это я час назад мучился, развинчивая её, а потом по частям таская на свалку. Но оно того стоит, верно? — Ладно уж. Но в последний раз! И если будешь пинаться ночью, я столкну тебя на пол!! * * * Сижу на своей кровати, неспешно глотая ароматный тёплый чай. Шум воды, доносящийся из кухни, успокаивает и позволяет ощущению тихого счастья медленно разливаться по телу. Мне всё ещё слабо верится в то, что должно случиться... Должно. Потому что по-другому не бывает. Потому что сказки — особенная вещь, в них всё зависит от случая. А я сам создал этот случай. Мои усилия не пропадут даром. И ты переберёшься обратно ко мне. Бросишь курить — это вредно, я не хочу, чтобы ты болел. Бросишь свою дурацкую работу, она отнимает у тебя слишком много времени. Ты такой уставший всё время. Даже улыбаться начал немного натянуто, чего раньше я никогда за тобой не замечал. Тебе что-то беспокоит?.. Но почему ты не рассказываешь мне об этом? — Я помыл посуду, как ты и сказал! — Осторожно перешагивает через груды книг, которые я так и не удосужился убрать, на ходу вытирая руки полотенцем. Я с трудом сдерживаю улыбку. — Ложись первый. Мне нужно дописать главу. — Окей! Только ты, это... не сердись... там одна чашка была!.. синенькая.. — Была? — Да ладно, она была не такая уж и красивая!... — !!!!!! — Ахаха, как спать хочется!! Я так устал за день! Ты не мог бы слезть со своей кровати, Арти? — Он спешно стягивает рубашку через голову и ныряет под одеяло, накрываясь им с головой: — Ты довольно жуткий, когда сердишься!.. — А вот нечего мою посуду бить!!! Аагрх, чёртов америкос... — Я с деланным раздражением удаляюсь из комнаты. Сердце сладковато ноет в груди, заставляя уголки рта разъезжаться к ушам. Боже, какой же он милый. Как хочется прижаться к нему всем телом, забыв про рамки и приличия, чувствовать его каждой клеткой, слушать гулкое биение в груди... Счастливо улыбаясь, прохожу мимо письменного стола. Какая к чёрту писанина, когда в соседней комнате Альфред? * * * Впрочем, через некоторое время я пододвинул стул к столу и принялся за книгу. Против ожидания, написание шло намного лучше. Нужные фразы, мысли, словосочетания буквально сами лезли в голову — оставалось только записывать. Вот и чудесно... По прошествии двух часов, книга была почти закончена. Оставалась всего лишь одна глава, но я решил дописать её потом, и отправился в свою комнату. Альфред не спал. Он лежал на спине, заложив руки за голову и задумчиво глядя в потолок. На тихий скрип двери он даже не повернулся, только чуть улыбнулся и шёпотом спросил: — Как книга? — Нормально... Совсем немного осталось, — так же шёпотом ответил я. — Ты чего не спишь? — Не спится... — Он наконец повернулся ко мне. Голубые глаза за стёклами очков влажно блеснули — а может, мне просто показалось. Игра света и тени порой бывает очень обманчива. — Ложишься? — Угу. — Я разделся и залез к нему в кровать. Тьфу, то есть... к себе в кровать... ааагрх. К нему, в общем. — Ты слишком мало ешь, — негромко сказал он, внимательно разглядывая моё лицо. — Страшно осунулся за последнее время. — Тебе-то какое дело, — огрызнулся я. Наверное, он был прав. Я действительно почти не ел — в основном только пил чай и виски иногда. Когда совсем уж припрёт. — Как раз мне и должно быть до этого дело, Арти. Я твой брат как-никак. Младший. А выгляжу старше тебя. — Что-то не верится, что тебя это так уж беспокоит. — О Мерлин, я же сейчас всё испорчу! Хватит препираться, Кёркленд, мать твою!!! — Но если уж на то пошло, то ты тоже выглядишь на троечку. — Его величество Стресс понемногу вступает в свои права, — Альфред улыбнулся. — Ну чего ты там жмёшься на краю кровати? Обещал спихнуть меня на пол, а сейчас сам туда свалишься. Я, ворча для виду, подвинулся поближе к нему. Он широко зевнул и обнял меня, как в детстве — разве что с той разницей, что в детстве первым обнимал его я. А сейчас я просто замер, не в силах пошевелиться. Мерное горячее дыхание обдавало моё ухо и шею, биение его сердца глухо отдавалось в барабанных перепонках. Я сглотнул. Наверное, это тот самый момент... — Альфред, я... я давно хотел сказать... точнее, я всю жизнь... нет... почти всегда... — Моё сердце застучало быстро-быстро, видимо, надеясь выпрыгнуть из грудной клетки. На миг стало очень страшно. Я, решившись, посмотрел ему в глаза и... обнаружил, что они закрыты. Брат мирно спал, он не слышал моего сбивчивого признания. Хотя, признания как такого ещё не было... Понаблюдав минуту-другую за тем, как он спит, я понемногу успокоился. Я ещё успею сказать ему это. Завтра с утра и скажу. Я прижался к Альфреду, уткнувшись в него носом и заснул. ***** Тот же поздний вечер. Немногим раньше. ***** Между его средним и указательным пальцами неторопливо тлеет сигарета. Он выпускает дым в чёрное небо, запрокинув голову, и смеётся. Мне очень не по себе от его смеха. — А ведь если подумать!.. Вся жизнь — чертовски затянутая и неприятная штука, Гилберт! Она, сука, вечно ставит меня перед выбором! А знаешь, что самое хреновое? Все те варианты ответа, которые эта стерва мне предлагает, неверны!! Какой бы путь я ни выбрал — он приведёт меня в трясину!! — И он вновь зашёлся жутким хохотом, от которого у меня мурашки шли по коже. Я никогда не слышал, чтобы Иван так смеялся. Видать, совсем дела плохи... Я ненавязчиво попытался забрать у него из рук полупустую бутылку с прозрачной жидкостью, но тщетно — холодные пальцы как клещи сомкнулись на стеклянном горлышке. Он даже не обратил внимания на мои жалкие потуги. Огонёк добрался до светло-коричневого фильтра, собираясь поглотить и его тоже. Иван обрушил все его планы, безжалостно втоптав окурок в грязный слежавшийся снег. Достал пачку из кармана, вытянул очередную сигарету и со второй попытки, чертыхаясь, затянулся. — Уже поздно!.. Может, лучше пойдём спать?.. Он обернулся, непонятливо нахмурившись, как будто вообще успел забыть о моём существовании. Затем его губы страдальчески искривились, глаза потемнели и из фиолетовых превратились в почти чёрные. — Вали спать. — А ты... — Прочь от меня, придурок!! Вали в дом, пока не поздно!!! И что-то было такое в его голосе, что я, Великий и бесстрашный, не сказал больше ни слова, а лишь по возможности беззвучно удалился в комнату на втором этаже. Но так не смог заснуть до утра, слушая, как скрипит снег под окном и как хрипло кричит, срывая голос, сам на себя Брагинский. Кошмарная ночь оборвалась до тошноты серым рассветом. Когда снаружи стало совсем тихо, я осторожно выбрался из своей комнаты и прошёл в спальню Ивана. Тот лежал на животе поверх одеяла — прямо в куртке и сапогах. — Вань, неужели всё настолько плохо? Молчание. — Ну скажи хоть что-нибудь!! Снова молчание. Русский шумно вздохнул, поворочался и сел на кровати, скрестив ноги. Я уж думал, он не ответит, когда в тишине раннего утра раздался его мягкий и грустный голос: — Знаешь, Гилберт... У меня нехорошее предчувствие. Что-то случится. Кто ж мог знать, что в скором времени выяснится, что он был, как и всегда, прав...