Звуки и запахи, люди и завтраки, Утренний чай – всё как всегда, Как жаль, что рядом нет тебя… По-моему, это любовь. (с) Чичерина – Звуки и запахи
«…ближайшие два дня ожидается сильный снегопад… шшш… за изменениями погоды следите на нашем сайте… шшш….» Я вдумчиво созерцал хаос, устроенный мною в комнате. Книжный шкаф был перевёрнут, все книги валялись, в порыве злости распинанные мною в разные стороны. Радиоприёмник лежал динамиком вниз, шипя и прерывая передачу – единственный источник звука в квартире. Чудом уцелевшие часы на стене показывали четыре часа ночи. Или утра? А, плевать. Единственное, что меня сейчас интересовало – где, чёрт возьми, шляется эта скотина?! Бесчувственная сволочь, идиот… ну как же я сразу не догадался! Он с самого начала это планировал! Затащить меня в постель и бросить! Нет, что-то тут не клеится. Насколько я вообще помню – зачинщиком постельной сцены был я. Да и вряд ли русский стал бы всё это планировать… Однако каков гад! Разумеется, он не стал бросать из-за меня своего америкоса!.. И на что я надеялся?! Я яростно лягнул дверь, захлопнувшуюся с жалобным скрипом. «Уж полночь за окном, а Германа всё нет»… Откуда я помню эти строки? А, неважно. Главное – что этот пень до сих пор не пришёл! Вернётся – костей не соберёт, уж я постараюсь… Приёмник наконец смолк, смущённо сообщив, что в Городе на какой-то там улице появилась пробка. Из прихожей послышался шорох. Я вскочил, предчувствуя, что настал час возмездия… Ваня стоял с закрытыми глазами, привалившись в стенке. Из рассечённой губы его текла кровь. На волосах таяли снежинки, от сапог уже натекла на пол изрядная лужица. — Неужели я дома… Ну и денёк… — Ты где был?! И где америкос? — Я завтра тебе всё расскажу. – Он тяжёлой поступью прошёл в комнату, даже не обратив внимания на столь старательно сотворённый мною беспорядок и упал на нерасстеленную раскладушку, заснув, кажется, ещё в воздухе. — Dummkopf... – пробормотал я, садясь на корточки рядом с ним. Желание ругаться отпало. Интересно, где он подраться успел? Воображение моё уже рисовало чудную картину: Ваня говорит Джонсу, что больше его не любит, и тот в порыве ревности его избивает… Или даже так: Джонс говорит Ване, что любит меня, и они дерутся до изнеможения за право быть со мной, Великим… А что, неплохо! Может, и вправду всё так было? Тогда я даже прощу ему эти последние пару часов. Нет, я не то чтобы волновался… да кого я обманываю!!! Конечно, я волновался!! А что я должен был подумать – четыре часа ночи, он что, до сих пор чай пил?! Он, этот чурбан русский, мне всё-таки дорог! И я не то чтобы его люблю (хотя, помнится, вырвалось у меня что-то такое пару раз, во время оргазма что только не кричат люди…) , но я успел к нему привязаться, чёрт возьми! Ваня беспокойно засопел во сне и перевернулся на спину. Я неуверенно потянулся к его лбу – откинуть упавшие на глаза пряди, но в последний момент убрал руку – вдруг проснётся? Через пару минут желание прикоснуться всё-таки пересилило здравый смысл. Я провёл ладонью по его лбу, убирая послушные русые волосы, кончиками пальцев прочертил линию от переносицы до подбородка. Имею я, в конце концов, право лапать человека с которым спал или нет? Кстати, ему, наверно, неудобно в одежде дрыхнуть… Я, чертыхаясь вполголоса, стянул с него сапоги и куртку. Ване было хоть бы хны – спал как убитый. Мне бы такой сон. С рубашкой он, правда, расставаться не пожелал… но кто ж его спрашивал? Наконец ощущая себя хозяином положения, я снял с него и джинсы тоже. По счастью, в квартире было достаточно тепло, и мне не было нужды сразу же накрывать его одеялом. Можно было немного полюбоваться. Ваня с удовольствием вытянулся, улыбаясь во сне, и мне вдруг страшно захотелось…. его… мммм….. впрочем, не будем об этом. — Брагинский… — ни к кому особо не обращаясь, вдохновенно начал я. – Я, может, чего-то не понимаю… И, должно быть, странно говорить такое про человека, с которым у тебя был секс, хоть и дружеский… Но… Когда я на тебя смотрю – или хотя бы думаю о тебе… знаешь, — я усмехнулся, — как будто вот здесь электрический импульс сквозь сердце проходит. Такое странное ощущение. Вот и сейчас… — склонившись над его безмятежным лицом, я еле-еле коснулся губами его щеки. – Мне хочется чувствовать тебя всей кожей. Как… тогда. Воспоминание о «тогда» заставило меня сладко дрогнуть. Всё-таки, это было… прекрасно. Я даже слова подходящего не подберу. (п/а: и автор тоже)) Verdammte scheisse, не было ещё в этом мире такого, о чём готов бы был умолять Великий Гилберт Байльшмидт! И появилось, будь оно неладно… Теперь я даже не смогу нормально говорить «arschfiken»! — А всё из-за тебя, дурак. Видишь, как ты виноват? Осознаёшь? Угрызаешься совестью? Ууу, русская морда… Не удивлюсь, если ты сейчас не спишь и записываешь мой сентиментальный монолог на диктофон. С тебя станется. Хитрюга, а потом сделаешь невинные глаза и я всё прощу, как последний… хм… ладно, опустим это. Но Ваня, похоже, действительно спал. И я, повинуясь мимолётному желанию, в последний раз прикоснулся губами к его губам, накрыл его одеялом и тоже лёг спать. Завтра у него трудный день. Пока всё мне не расскажет – с места не сойдёт. Даже в туалет не пущу. * * * ( Внезапно: смена лица) С Ваней мы расстались возле участка: он пошёл домой, к метро, а я – к автобусной остановке. Точнее, перед тем как туда направиться, я ещё долго смотрел ему вслед: высокий, ссутуленный, руки в карманах… Шагает быстро и в то же время как-то неуверенно, — как будто хочет вернуться, но не может. В одном подростковом фильме парень говорил девушке: «Ты – мой личный сорт героина». Он имел в виду не любовь, кажется, а что-то другое… Фраза довольно пафосная, и в моём случае не очень подходит. Но что-то похожее есть. Потому что Ваня для меня… Без малого весь мир. Раньше в моём мире были ещё люди: Артур, знакомые с работы, пара милых девушек… Родная Америка, куда я так мечтаю однажды вернуться… и дорогие сердцу вещи – фотоальбомы, разные безделушки, любимые фильмы и старые видеоигры… Первая книга брата… Но появился Ваня – и вытеснил собой всё. И теперь за то, чтобы обнять вот ту согбенную фигуру вдали ещё раз, я готов полжизни отдать. Или всю. К чему она мне? Вы смогли бы жить – без мира ? Подошёл автобус. Я поднялся по его ступенькам, держась за поручень и сел на одно из свободных мест – в автобусе было пусто. И неудивительно, кто ещё будет разъезжать по городу на автобусе в три часа ночи? Вообще непонятно, откуда он здесь взялся. Автобусы вроде до одиннадцати ходят. Пожилой кондуктор скользнул по мне равнодушным взглядом и махнул рукой – езжай, мол, так. Я удивлённо кивнул. С чего бы это он такой добрый? А впрочем – что мне до него. У меня своих забот вполне хватает… И я, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу, стал смотреть на ночной город, неторопливо проплывающий мимо. Везде висели яркие гирлянды; скоро Новый год, а я так замотался, что совсем забыл. Что бы такое Ване подарить? Новый год всегда был для меня особенным праздником. Как, чёрт побери, всё-таки жаль, что я не всегда отмечал его с Артуром! А в детстве, помнится, мы с ним вдвоём наряжали ёлку на Рождество двадцать пятого декабря – Арти ведь католик… …был. Я глубоко вздохнул и обхватил себя руками. Если бы Ваня сейчас находился рядом… Я бы плюнул на приличия и сел бы к нему на колени. И зарылся бы носом в светло-русые волосы, и вдыхал бы Ванин запах, и прижимался к тёплому телу, и искал бы холодные губы своими… Но его нет. Неожиданно зазвонил в кармане телефон. Я, не глядя, сбросил звонок, уверенный, что это не Брагинский. Звонила секретарша. Тут же пришла смс-ка: что-то нужно подписать, куда-то съездить… Чем она думает?! Три часа ночи!.. Вырубив телефон и вглядевшись в зеркальный экран, я заметил, что пара прядей у меня на висках немного заиндевела. Странно, иней должен был давно растаять, я ведь уже минут пятнадцать-двадцать еду. Я провёл по волосам, желая убрать намёрзшее, но… волосы были сухими. Oh God. Значит, это правда. Что от сильного стресса седеют волосы. Но почему… Ваня ничего не заметил? А если заметил, почему не сказал? Или это произошло уже после? Ну и ладно. Подумаешь, велика беда. Можно закрасить… Это нечестно. За что? За что на мою долю выпало столько всего? Я же ни в чём не виноват… На секунду мне пришла в голову крамольная мысль: может, Бог просто не любит голубых?.. Я грустно улыбнулся. Да нет, вряд ли. — Yesterday... Love was such an easy game to play... – вздохнул я, отстраняясь от окна. Видимо, это просто я такой неудачник. — Конечная станция. Выходите. * * * — Yesterday, all my troubles seemed so far away... – тихо шетал я, не спеша поднимаясь по лестнице. — Now it look as though they're here to stay… Когда-то эту песню очень любил Артур. И поэтому я знал её наизусть – так часто она играла у нас в квартире. Я специально попросил Ваню ехать домой. Сюда — я чувствовал, — я должен был прийти один. Шестой этаж… Скоро. Скоро снова будет знакомый запах дома. Когда-то я боялся идти сюда – например, в детстве, получив двойку по поведению и замечание в дневник… Если честно, то я боюсь и сейчас. Боюсь найти что-нибудь. Что-нибудь вроде предсмертной записки, хотя какая там записка – и так понятно, что… что ничего не понятно. Поэтому я и иду сюда. Чтобы самому всё выяснить. Восьмой этаж… Я специально пошёл по лестнице, хотя лифт работает. Мне нужно время, чтобы подумать. Хватит внезапных событий, я сыт ими по горло! Теперь – только тщательно продуманные решения… Я запретил себе думать о Ване на то время, пока буду здесь. Это было просто нереально сложно – так прочно он вошёл в мои мысли. Но я постарался. Артур… Я так хорошо разговаривал с ним всего два дня назад! А кажется – так давно… Целая вечность прошла. А в официальной версии сказано – несчастный случай. Оступился человек на крыше, с кем не бывает… Следи за собой, будь осторожен.* Ну не мог он оступиться! Я сам, своими глазами видел, как он… вполне осознанно… Господи, так и с ума недолго сойти… Запах дома. Родная лестничная площадка. Я дёрнул дверь; оказалось открыто – видать, обыск уже провели. И когда только успели?.. — Oh, yesterday came suddenly... – произнёс в пустоту я, проходя в прихожую. Всё было перевёрнуто вверх дном; убрать за собой они не потрудились, конечно. Письменный стол был вывернут наизнанку, компьютер включён, платяной шкаф перерыт. Опустившись на четвереньки и заглянув под диван в поисках чего-нибудь, я обнаружил там залежи бесценной стеклотары из-под алкоголя – мечта коллекционера. Также прямо перед моим носом лежала какая-то тетрадка. Понадеявшись, что это один из моих конспектов из средней школы (мало ли, может Арти не все их выбросил), я открыл её, но… но это оказалось нечто совсем другое. На первой странице было аккуратным почерком брата выведено:«Книга воспоминаний Артура Кёркленда».
Поняв, на что наткнулся, я сначала не поверил своему счастью. Сейчас эта тетрадочка была для меня самой дорогостоящей вещью в квартире. Читать рукописи Арти было – всё равно что с ним самим разговаривать… а тут ещё и воспоминания. Значит, и я здесь буду. На следующей странице был приведён текст Yesterday. Я почувствовал, как защипало в носу. Я очень давно не плакал, Артур не любил этого – моя первая истерика в два года стала и последней. Но если дело было в чём-то серьёзном, он утешал меня и помогал. Он всегда знал, чем помочь. На линованную страницу упала солёная капля, расползлась круглым мокрым пятном. Читать оказалось невозможным: слёзы застилали глаза; тогда я снял очки и отложил тетрадь в сторону. Раз в в пару лет можно и поплакать. А уж повод достаточно серьёзен… ______________________________________ *Кино — Следи за собой, будь осторожен