В изумлении он останавливается: где же он был доселе? Ф. Ницше «Человеческое, слишком человеческое» Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дожди дождями, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны. Да, да, утешительные сны. Спите, отите, друзья мои. Спите. Пусть все кругом спят, а влюбленные прощаются друг с другом. Е. Шварц «Обыкновенное чудо»
Глава 1
Он держит её за руку. Этот жест может показаться детским, но только ощущение сжимающих её ладонь пальцев помогает Рул выстоять. Окружающая действительность видится мутно, точно сквозь грязное стекло, голоса звучат издалека. «Пыльцы было слишком много», — в очередной раз думает она. Но дело не только в этом: сказывается прошлая бессонная ночь, время проведённое в пещере. Рул Горм больше не волнуется, всё глубже скатываясь в апатию. Она рассказывает о произошедшем собрано и сухо и сама слушает себя — словно со стороны. Сознание раскололось надвое. Сестра Оливия что-то говорит. Рул Горм видит, как шевелятся губы на полном добродушном лице. Оливия выглядит — расстроенной и сердитой. Что, в её случае, почти одно и то же. Оливковая всегда прятала за ворчанием и недовольством своё беспокойство и доброту. Все они что-то прячут, носят маски. Рул чувствует, что пальцы, удерживающие её ладонь сжимаются чуть сильнее, и переводит взгляд на Румпельштильцхена. Вид у него квёлый, но он держит спину прямо, и выглядит сосредоточенным. Рул Горм видит движение губ, и в ту же секунду перестаёт ощущать его руку в своей, и проваливается куда-то в темноту, точно с прикосновением рвётся последняя связь с телом. Но почти сразу Румп подхватывает её под локти, прижимает к себе. Мир обретает звуки и краски: — Что ты творишь? — возмущённо вскидывается Оливия. — Нашёл место. Не подождать? Румпельштильцхен стоит за спиной Рул, поэтому она не может видеть его лица, но объятие становится только крепче, рядом звучит голос, уже успевший стать родным и важным: — Разве вы не видите, ей плохо? Рул хочет возразить: всё нормально, но не успевает. Её укладывают на скамью, и её голова покоится на коленях Румпа, а перед глазами встревоженные и озабоченные лица сестёр. Вайолет достаёт из кармана передника светящуюся фиолетовым палочку и начинает вычерчивать в воздухе затейливую руну — Рул благодарна ей за попытку помочь, пусть и бесполезную. Рул Горм слишком долго поддерживала себя с помощью пыльцы, и теперь та на время перестала действовать: смысл этой магии в том, что пыльца высвобождает те силы, что таятся в самой фее, но сейчас для Рул Горм этот ресурс почти полностью исчерпан. Вайолет следовало бы отчитать за трату волшебства — но Рул утратила это право. Да и недостатка пыльцы в обители больше нет. И не будет — найденного месторождения хватит самое меньшее на десяток лет. Кто-то подносит к её губам стакан с тёплым компотом, и Рул Горм, чуть не захлёбываясь, делает глоток-другой. — Так что? — спрашивает Оливия, и Рул Горм понимает, что этот вопрос продолжение разговора, нить которого она потеряла. И хотя Оливия выжидающе смотрит на настоятельницу, молчание первым нарушает Румпельштильцхен: — Мы успели перекусить, но если Рул не против… — Она еще не определилась сердиться ей на него за это «мы» или радоваться, а Румпельштильцхен уже продолжает в том же духе: — Мы благодарны вам за заботу. Рул Гром сейчас больше всего нуждается в отдыхе. — Хочешь сказать, что и ты тоже?.. — насмешливо произносит Оливия, и Рул почти любопытно, как та поступит: признает Румпельштильцхена своим, предоставит ему кров, или укажет наглецу его место. Но Румпельштильцхен опережает Оливию, говорит примирительно: — Я могу отдохнуть и за стенами обители. — Ты хочешь сказать: сбежать, — ядовито поправляет его сестра Оливия. — И не рассчитывай. Матушке ты голову заморочил, мне не получится. За стенами ты окажешься не раньше, чем у тебя не останется крыльев. Лежать вот так и слушать, как её судьбу решают почти без её участия непривычно, но что-то приятное в этом есть. Напряжение, державшее её столетиями, отступает: она не перестала любить своих фей, но внезапно мысль о том, что она больше не ответственна за них, помогает ей осознать, что она их действительно любит. Румп и Оливия перебрасываются репликами. — Ну, как говорится, утро вечера мудренее, — заключает наконец Оливия, и Рул Горм понимает, что пора вмешаться: как бы то ни было, настоятельница здесь пока она, ей и нужно принять решение. Пусть оно будет последним. Рул садится. Резко — стены снова пошатываются, и всё плывёт перед глазами. — Сестра Оливия, я прошу вас… приказываю, — поправляется Рул Горм, — провести ритуал сейчас. — И здесь, что ли, — ворчливо возражает Оливия. — И здесь. — Рул Горм вздыхает. — Уже скоро, сестра, вы станете законной повелительницей фей, и тогда вы сможете обставлять лишение крыльев так, как вам заблагорассудится. Хоть в бывшей церкви, если вам хочется торжественности. Но я не вижу в этом нужды. — В словах Рул Горм нет ехидства. Она действительно никогда не устраивала события из этого наказания, да и происходило это обычно наедине. Рул Горм оглядывает столпившихся фей: кто-то смотрит на неё с любопытством, кто-то с недоумением, но больше всего расстроенных, вытянутых лиц. Динь угрюмо прячет взгляд, Вайолет плачет, даже не пытаясь сдерживаться. Отправить их по комнатам? — Посторонитесь-ка, — командует сестра Оливия, и Рул Горм не возражает. В конце концов, Оливии предстоит заведовать обителью в одиночку, и сейчас совсем не время для того, чтобы подрывать её авторитет. Феи отступают к дверям, жмутся к стенам, но ни одна из них не уходит. Рул Горм говорит: — Я готова. — Поворачивается к Румпельштильцхену. — Ты?.. — Готов, — кивает он сразу, и сердце Рул Горм болезненно сжимается. Тогда, в пещере, перед тем, как Румп вдруг обрёл волшебную сущность, стал феоном, он умирал. Она помнит, как чувствовала вытекающую из него жизнь и не могла ничего с этим поделать. Даже с пыльцой не смогла бы. А что, если став человеком вновь… — Румпельштильцхен, — просит она, — возьми меня за руку. Становится душно. Рул Горм слышит шумное дыхание и всхлипы набившихся в маленькую приёмную фей. Оливия поднимает палочку. Голубую. Впрочем, оставаться голубой ей не долго, стоит прежней владелице потерять силу, жезл поменяет цвет. — Почему?! — восклицает кто-то, и Оливия замирает, вздрогнув. Рул Горм прикрывает глаза. Ей не нужно видеть, она и по голосу может узнать любую из своих подопечных. Нова, ну конечно же. Рул отчего-то думала, что Нова забыла. А оказывается, всё-таки нет. — Почему? — повторяет Нова настойчиво. — Если можно так, вам, почему вы меня лишили… не дали мне ни единого шанса. Рул Горм встречается с ней глазами и говорит сухо, скованно, без надежды, что Нова поймёт: — Я хотела защитить тебя. — Это правда, да только кто поверит. — И защитила. — От любви! — смеётся Нова истерически. — Что же вы не защитили себя! — Не твоё дело, — жёстко обрывает её Рул. Нова взмахивает руками: — Тогда было ваше, да? — Может быть, и моё, — слова идут тяжело, но, наверное, их надо сказать. — Нова, — Рул Горм пытается говорить мягче, получается плохо. — Ты не первая фея, которой довелось влюбиться. Я видела и знала, чем это обычно заканчивается для нас, и хотела избавить тебя от неприятностей. А насчёт шансов — ты не права. Они были. И в Зачарованном Лесу. И здесь, в Сторибруке. Тем более здесь, где моя власть не была столь полной. Ты могла бы бороться и пойти до конца. А если не смогла или не захотела… Значит, я тогда поступила правильно. — У Рул пересохло в горле. Сейчас бы ещё глоточек компота. Она улыбается неуместности этой мысли, и вдруг, без связи со всем уже сказанным выдыхает: — Прости меня. Нова, или Астрид, как чаще зовут её здесь, отвечает тихо: — Я не знаю, смогу ли… Рул Горм благодарна ей за честность: — Я понимаю, а сейчас отойди. Они с Румпом держаться за руки, и Оливия молчит — для этого волшебства не нужно никаких слов — выводит в воздухе дугу, касается концом палочки их соединённых рук. Этот ритуал, древний, как само племя фей, сделает их людьми. И соединит их судьбы в одну прочнее, чем они себе представляют. Голубая палочка искриться и разгорается, становясь всё более насыщенно синей, нагреваясь и нагревая воздух вокруг. — Я люблю тебя, — шепчет Румпельштильцхен, словно кроме них в комнате никого нет. — Я люблю тебя, — шелестит Рул Горм в ответ, и зажмуривается, когда палочка в руках Оливии начинает менять цвет, и волна волшебства проходит сквозь её тело. — Люблю.