Слишком человеческое

      Эмма кажется тусклой. К лицу её словно примёрзло выражение независимости и упрямства, волосы подёрнуты не то инеем, не то сединой. Но всё это внешнее, ненастоящее. Даже злость, которую «Тёмная» демонстрировала с такой готовностью и охотой, — фальшива. Хотя… ей вовсе не обязательно злиться, чтобы навредить им или кому угодно. Румпельштильцхен чувствует это — не новой, открывшейся в нём способностью распознавать магию, а простой человеческой «чуйкой», той самой, что называют ещё жизненным опытом. Но, сейчас, когда на ладони Эммы больше не полыхает пламя, её даже жаль. Впрочем, жалость не отменяет осторожности. Пусть Рул и сказала, что Тёмная не в состоянии ей серьёзно навредить, Румпель не очень-то доверяет её словам. Хотя бы потому, что ему прекрасно известно: в этом мире феи не так неуязвимы, как в Зачарованном Лесу. Остаётся только надеяться, что и магии Тёмных пребывание здесь нанесло значительный ущерб.       Рул Горм, прикрыв глаза, водит кончиками пальцев по широким корешкам книг в поисках… Ну, насколько Румпельштильцхен смог понять, она и сама толком не знает, что ищет. Лучше всего было бы обнаружить палочку Ученика, исчезнувшую вскоре после его смерти, но, как объяснила ему Рул, в доме Чародея может быть спрятана какая-то подсказка, и кто знает какая именно, — поэтому фея просила его говорить ей обо всём, что покажется необычным. Необычным Румпельштильцхену здесь кажется всё: у него уже голова кружится от магии, которая исходит ото всюду, почти как тогда, в пещере. Поэтому он предпочитает не отвлекать Рул Горм от её занятия пересказом ощущений, а внимательно следить за «Тёмной». Та сидит на обтянутой чёрной кожей софе с причудливо выгнутой спинкой и чуть не сливается с ней из-за собственного чёрного одеяния. Эмма смотрит на фею ничего не выражающим взглядом, машинально барабанит бледными пальцами по подлокотнику, а Румпельштильцхена и вовсе игнорирует. Весь ее вид говорит, что она и не рассчитывает на успех поисков. Впрочем, если бы Эмма и впрямь оставила всякую надежду, она бы не пустила их к себе или, по крайней мере, оставила бы фею и новоявленного феона одних в библиотеке. Румпельштильцхен подавляет понимающий вздох и оставляет при себе непрошеные советы. Он думает о том, что сможет в случае чего защитить Рул магией, хотя не желает её применять: ему важно мнение Генри.       — Думаешь, я её прячу? — внезапно нарушает молчание Тёмная, и Румпельштильцхен невольно смотрит на Рул: что та ответит.       Фея качает головой, складывает замком пальцы:       — Если бы «чёрная» палочка была бы у тебя, ты бы уже попыталась ей воспользоваться. Я знаю, Эмма Свон, это тяжёлый выбор: оставить семью, что ты обрела совсем недавно, ради того, чтобы отправится на поиски возлюбленного. И — возможно, никогда больше не увидеть ни родителей, ни сына. Или отказаться от любви, что ещё…       — Я пустила вас сюда не затем, чтобы выслушивать поучения.       Свон остаётся неподвижна, но в голосе её звучит угроза.       Рул Горм с нехарактерной для неё резкостью склоняет голову и умолкает. Возвращается к полкам.       Но то, что они ищут — не обязательно там. На самом-то деле отгадка может оказаться где угодно. То, что в Сторибруке внезапно появился, словно из-под земли вырос, дом Мерлина, не могло оказаться ни простым совпадением, ни случайностью. Это обозначало либо то, что вслед за домом вскоре объявится и его хозяин, либо что Великий Волшебник хотел этим что-то сказать, передать какое-то послание. Но — кому? Вот это «кому?» мучает Румпельштильцхена больше всего, но делиться своими сомнениями он не спешит. С Рул — стоило бы, а вот можно ли доверять Эмме, пока не ясно. Рул двигает стремянку. Румпельштильцхену не нужно оборачиваться, чтобы услышать, как царапает доски паркета громоздкая «лесенка», лёгкие шаги, скрип прогибающихся под ними ступенек, полувздох феи, подавленный, сокрытый. Он невольно гордится Рул, её терпением и самообладанием, решимостью довести начатое до конца, тем спокойствием, с каким она переносит буравящий ей спину взгляд Тёмной. Рул не просто красивая, она — удивительная, и Румпельштильцхен не перестаёт поражаться тому, что такая женщина могла полюбить его, его одного — из всего того множества мужчин, что встречались ей за её нечеловечески долгую жизнь. Наверняка, Рул Горм встречались, куда более достойные — ведь она имела дело с чистыми сердцем, — но в своё сердце она впустила только его. От осознания этого Румпельштильцхену хочется сгрести Рул в охапку и утащить куда-нибудь подальше от чужих глаз, от опасностей и обязанностей. Но он удерживает себя. Возможно, лишь потому, что знает: из этого ничего не выйдет.       Эмма складывает руки на груди и забрасывает обтянутые рейтузами ноги на столик из матового стекла.       — Не нашла?       Рул оборачивается, поджимает губы, цедит с явной неохотой:       — Пока магический фон ровный. Но я ещё не проверила все книги. Если ничего не найду, мы с Румпельштильцхеном осмотрим каждую вручную, чтобы убедиться, действительно ли они пусты, и проверить не вложено ли что-нибудь. Если и это…       — Отлично, — с деланным одобрением произносит Эмма. — Только вот, я здесь все эти недели, только тем и занималась, что… — Эмма заминается, — искала. Так что можете не тратить усилия.       Эмма не встаёт с дивана, лишь вскидывает ладони, но лицо её напрягается: на шее от натуги вздуваются вены. Румпельштильцхен чувствует исходящую от "Тёмной" волну магии и, подчинившись первому порыву, срывается с места, пытаясь заслонить собой Рул. Это всё равно невозможно: она стоит слишком высоко, и это делает её беззащитной. Впрочем, магия не атакует, а обтекает Румпельштильцхена точно вода, уходит дальше, и он вцепляется в эту дурацкую лесенку, то ли для того, чтобы предотвратить её падение, то ли чтобы не упасть самому. Вдруг что-то бьёт его в плечо, толкает в живот, чувствительно плюхает по затылку. Книги. Всего лишь книги. Румпельштильцхен чувствует, как в нём закипает притихшее было волшебство, и еле успевает удержаться от превращения. Прикрывая голову локтем, на миг утыкается Рул лицом под колени, а потом отстраняется, чтобы стащить её со стремянки. Сама Рул не предпринимает никаких попыток слезть или уклониться от лавины падающих на неё тяжёлых томов. Румпельщтильцхен прижимает Рул к себе и рывком:- то ли отпрыгивает, то ли откатывается дальше от полок.       — Что ты творишь? — раздражённо выплёвывает он в сторону Эммы, хотя, в общем-то, догадывается, что Тёмная всего лишь развлекается.       — Помогаю вам, — огрызается она упрямо. — Так гораздо быстрее.       Румпельштильцхену есть что ответить, но он оставляет препирательства на потом, быстро поднимается и помогает встать Рул. Мышцы при движении отдают ноющей болью, а на шее наливается синяк — обложки твёрдые, да и книжки тяжёлые, но он, кажется, ещё легко отделался. Рул досталось куда больше. По виску и щеке стекает кровь, да и на ногах она держится с трудом.       — Ну, что же ты? Неуязвимая? — шепчет он укоризненно, а пальцы тянутся к висящей на груди Рул Горм ладанке. Сёстры всё же не отпустили их к Тёмной совершенно безоружными, и отсыпали своей бывшей настоятельнице немного пыльцы. Румпельштильцхен берёт крошку, растирает между пальцами и проводит их кончиками по спине, плечам, шее феи, чуть поглаживает по затылку, задерживается на участке содранной кожи на виске.       Глаза Рул Горм расширяются, а рот раскрывается как в безмолвном крике. Она отшатывается, пятится, спотыкаясь о наваленные на пол книги и переводит взгляд с Румпельштильцхена на Тёмную и обратно.       — Ты! — произносит Рул срывающимся голосом, в котором нет и следа её обычного самообладания. — Как ты это сделал?       Фея снова бросает на Тёмную совершенно дикий взгляд, и Румпельштильцхен пользуется этим моментом, чтобы поймать руки Рул в свои и успокаивающе сжать их:       — Тише-тише, — ему странно видеть Рул Горм настолько «потерявшей лицо».       — Ты исцелил меня, — говорит она уже чуть более спокойно. — Как?       — Может быть, вы потом выясните? — хмуро интересуется Эмма, и в глубине души Румпельштильцхен готов признать её правоту.       — Ты не понимаешь, — Рул выдыхает, и голос её звучит почти надменно, — это может оказаться важным. Румп… — запинается она, — …пельштильцхен, как это у тебя получилось?       Румпельштильцхен удивляется тому, что Рул так переполошилась по совершенно не значимому поводу, пожимает плечами, и тут же едва не охает от боли — себя-то он вылечить забыл, и говорит медленно, короткими фразами, точно маленькому ребёнку:       — Я взял щепотку пыльцы. Очень маленькую щепотку, как ты меня учила. Пожелал, чтобы всё у тебя зажило. — Эмма закатывает глаза. — Ощупал тебя, ничего ли не сломано. Всё. — Мужчина замолкает. Расспросы начинают его раздражать. Ответить ему не сложно, но Рул явно выбрала для них самое подходящее время. — Что не так? — не выдерживает он. — У меня не получилось?       — Получилось, — несколько ошарашено отзывается Рул. — Только магия фей так не может. Вот если бы я приняла свой подлинный облик — тогда бы мои раны исцелились сами, но не так…       Эмма заинтересовано хмыкает, легко встаёт с дивана. А дальше - Румпельштильцхен не может отследить её передвижения. Просто Эмма каким-то образом оказывается между ними. Слишком близко. Она со значением поглядывает на фею:       — Значит, я не зря ему не доверяла, — произносит она с нажимом и, обернувшись к мужчине, продолжает: — Ты что-то скрываешь, Голд. А я уже почти поверила, что ты теперь на стороне добра.       Румпельштильцхен морщится: какое добро? Она что, решила пошутить или держит его за малого ребёнка? Он здесь не из-за каких-то там сторон, а потому что… потому что для Рул важно выяснить природу случившегося с ними, а он не позволит ей рисковать в одиночку. Ну, может быть, у него ещё есть крохотная надежда на то, что они как-то смогут помочь этой самой Тёмной избавится от её тьмы — и это порадует Генри. Славный мальчишка, и, когда улыбается, делается чем-то похожим на Бэя. Разумеется, здорово было бы разгадать все эти загадки, но добро? О добре и справедливости разве что глашатаи любили рассуждать, перед тем, как объявить об очередном призыве или повышении податей.       — Вот что! — говорит он уставившимся на него женщинам. — Давайте лучше займёмся библиотекой Мерлина. — Румпельштильцхен наклоняется и подбирает с пола первый попавшийся под руку фолиант и наугад раскрывает его: — И что тут у вас написано?       — Ничего, — в очередной раз сообщает Эмма, — они все пустые.       Румпельштильцхен только качает головой. Пустые, как бы не так. Вот они, буквы. И опять придётся складывать их в слова. Пусть теперь это для него не так мучительно, как прежде, но шрифт незнакомый, что затрудняет чтение:       — Да все исписанные, — возражает он вслух. — Как там его… Рул, не поможешь?