***
— Не безнадёжно, — заключила я, глядя на творение рук своих минут через сорок. — Но плохо. Во всяком случае, Моблиту я это показывать не буду… Лист был подписан пожеланием удачи, которое я подглядела на чьём-то личном письме в исследовательском отделе, и сложен в самолётик. — Лети-лети! — объявила я, запуская его из окна. Самолётик пролетел полметра… и клюнул носом вниз. — Эй! — разочарованно бросила вдогонку я, высовываясь следом. — Ой! — отозвались снизу. В ночном сумраке я разглядела светлую макушку, которую прицельно «тюкнул» мой самолётик. Пострадавший тут же посмотрел наверх, но я быстро спряталась в окне. Так сказать, «это не я и самолётик не мой». Больше я рисовать не стала. Скептично побренчала на рояле, смирилась с тем, что высокое искусство музицирования — не моё, и забралась с ногами на подоконник, решив построить из себя ценителя природы и полюбоваться на ночной пейзаж. Луна, облачка подсвеченные, кузнечики стрекочут — романтика-а, вон под окном кто-то уже обжимается… — Ясно-понятно, — поспешила я сменить дислокацию. Видимо, народ перед экспедицией прощается, так что нечего мне там делать, вон в коридоре окна хорошие, замечательные окна!.. Любования мои природой закончились подъёмом из-за засветившего в глаза утреннего солнца. Я заворочалась, стукнулась коленом о стекло и в итоге чуть не распласталась на полу. А потом подорвалась, вспомнив, что должна была помогать Генри с выпечкой хлеба. И до этого ещё хотела заглянуть к Мине — с приближением экспедиции у меня всё-таки образовалась парочка животрепещущих вопросов. — Мина, Мина… где бы мне найти Мину… — деловито патрулируя коридоры, размышляла я. — Ладно, можно вломиться с этим вопросом к мальчикам в спальни, раз их расположение я знаю… Из-за угла на меня кто-то налетел. Притом я поначалу перепугалась до вибрирующего вопля, потому что на лицо мне выплеснулось что-то тёмное и стрёмно пахнущее. От неожиданности я разморгалась, накренилась назад и криво вошла в стену. — Маша! — подхватывая меня под локоть, воскликнул знакомый голос под ухом. — Прости, я совсем уже забегалась… Я кое-как вытерла глаза и идентифицировала Петру, держащую в руке какую-то склянку. — Чернила? — глядя на свои пальцы, сообразила я, опустила глаза на рубашку и в стиле Леди Гаги затянула: — О-о-о-о… Петра сокрушённо поджала губы и состроила брови домиком. Я чуть не шарахнулась обратно лицом в стену — один в один моя мелкая сестра! — Так, иди в душ, — оперативно скомандовала Петра. — Если сейчас замочить, то ещё отойдёт. Я одолжу тебе рубашку. Я невнятно засопротивлялась, но Петра, в отличие от моей сестры, возражений не принимала. — Давай-давай! Помощь Генри отложилась почти на полчаса. Когда я влетела на кухню — синемордая, синеволосая и синерукая — тот уже запекал первую партию. — Красотка, что, — фыркнул он. — На утопленный трупак смахиваешь, — со знанием дела добавил Стеф. — Это не заразное? — уточнил Дитер. — Ну, синяк могу поставить, так что как знать, как знать, — повздыхала я, пристраиваясь к тесту рядом с ними.***
В общем-то, как выяснилось, хлеб я пекла не лучше, чем заправляла пододеяльники. — Это безнадёжно. — Даже не буду спорить, — покивал Генри. Поддержал так поддержал. — Только зря муку потратила, — продолжила самобичевания я. — Ну, не так уж много, — заметил Генри. — Да мы найдём, кому это скормить, не переживай ты так… Я покосилась в сторону молотка, оставленного валяться у плиты (Стеф и Дитер приходили, оказывается, чинить шкафчик, а не печь хлеб), нахмурилась, взвесила на ладони и со всего маху опустила на буханку хлеба, одиноко лежащую перед нами на столе. Три её сестры покоились в корзинке неподалёку. — Искренне сочувствую тому, кому ты это скормишь! — заявила я, глядя на результат: буханка даже не треснула. Как там было в сказке? «Этим хлебом только сарай подпирать!». Во, это про мой кулинарный шедевр. Хорошо ещё, что Генри уже успел налепить столько, что хватит ещё пару экспедиций сухим пайком проспонсировать. — Я пойду на склад, надо пересмотреть списки провизии с Вайлером. Прибери тут и проследи за тем, что печётся, — наказал мне Генри, оставив в одиночестве на кухне. Я вздохнула, сложила руки на груди и, повернувшись к своим хлебам, с коварством, полным предвкушения, протянула: — Ну вот мы и остались одни!.. …Я била молотком по хлебу, а хлеб — по моей самооценке. Наконец, размолотив чёртову буханку во что-то подобное крошеву, я попёрлась на склад — из-за нанесённой мне душевной травмы захотелось поесть муки. Всё то, что было перетащено в кухню, мы израсходовали на выпечку, так что пришлось ползать по закромам кладовок. По возвращению я заметила, что с другой двери кое-кто вломился на кухню одновременно со мной. — Хлебуше-е-ек! — восторженно взвыла Саша, подлетая к корзинке. — Браус, не-еее-ет! — спикировало на неё нечто белое с тёмным ореолом вокруг головы. Это, понятное дело, была я. Хрусть! — отозвались… нет, не Сашины зубы. Корочка, которую молотком было не разбить. Я со страдальческим видом притормозила и почесала затылок. — Что б я ещё раз попыталась что-то испечь… — М-маша, что с тобой? — заикаясь, поинтересовалась вошедшая следом за Сашей Мина. — Ты выглядишь, как призрак пекаря, задохнувшегося мукой… или даже не призрак, а уже посиневший труп скорее… — Так это… — я со страдальческим видом провела ладонью по ушибленному лбу, — на меня пакет с мукой свалился. Так я и не затащила Бертольда стянуть его с полки. — Шикарные сухарики! — восторженно прошамкала Саша. — А можно… — Забирай-забирай! — тут же впихнула я ей в руки корзинку. — Посудину только верни потом. Браус покинула кухню с крайне счастливым видом. А я порадовалась тому, что Мину искать не нужно, сама вон пришла. Так что, сделав как можно более располагающий к беседе вид, я осторожно уточнила: — Ты ведь знаешь, что будет дальше? — Ага. Я кивнула и сплела пальцы. — И кто умрёт… — Тоже. А вот теперь самое главное. — Так почему бы не оттащить в сторонку Йегера и не заявить этак проникновенно: «Если сделаешь или не сделаешь то-то и то-то, будет меньше трупов». Всякие там правильные-неправильные выборы… — Выбор не может быть правильным или неправильным в момент решения. О том, как стоит его оценивать, скажет результат. Единственное, что я думаю, верно в данном вопросе — выбор должен быть осознанным и осмысленным. — Окей, прекрасно. — Я немного подрастерялась от такого подробного ответа, который ни согласием, ни отказом вроде не был. — «Эрен, твой выбор должен быть осмысленным и каким-то там ещё…» — Нет. Я не буду этого делать. И ты тоже, — отрезала Мина. Притом вид у неё был такой внушительный, будто она реплики к разговору месяц перед зеркалом репетировала. Я отвела взгляд и довольно громко вздохнула, подавляя приступ некоторого раздражения. — Почему? — Сказанное мной про выбор и нас касается. Говорить что-то Эрену не имеет смысла. Решение неосмысленное. — Почему? — недовольно повторила я. Не то, чтобы я считала, что Мина должна по первому моему слову пойти трындеть с Эреном, но мне собственная идея казалась осмысленной вполне. Ну люди же наверняка погибнут, ну. Даже если это второстепенные, которые Каролайн не беспокоят — всё равно живые люди. Не картинки из мультика, у них вон семьи, друзья. — Потому что если мы что-то и изменим, то едва ли в лучшую сторону. — Почему? — упёрто продолжала я косплеить заевшую пластинку. Мина прищурилась, уловив мой настрой заправского барана. — Все события тянутся друг за другом плотной цепочкой. Нарушим последовательность — пиздец нам. И не только нам. — Поче… — У тебя хлеб подгорает. Я спохватилась и кинулась к печи. Слава богу, Мина уловила запах гари вовремя. — И много людей умрёт? — разобравшись с противнями, сочла нужным осведомиться я. Каролайн изобразила некий замысловатый жест, отдающий не слишком позитивной неопределённостью, развернулась и ушла. Нет, реально. Просто развернулась и ушла. Челюсть у меня отвисала так долго, что в рот успел залететь сквозняк. — Ты чего? — застав меня в позе растерянного столба, удивился Генри. — Да так. Что-то потерялась, — пробормотала я. Мысли действительно расплылись — с одной стороны, Мина в чём-то была права. Наверно. Не знаю уж, насколько там всё сложно дальше, но, видимо, последовательность действительно не стоит сбивать. Но с другой стороны — если спасти парочку второстепенных — так ли всё плохо будет? И нормально ли вообще игнорировать чужие жизни, если есть шанс их спасти? Если я сейчас загляну к командору, он мне поверит? Хотя во что верить-то? «Там будет такая а-а-агромная титаническая баба, да-да. Я хз, кто это и чем всё может кончиться, но вы придумайте что-нибудь». А ведь внезапно вернувшейся памятью это не обосновать. А заливать про другой мир — за больную же посчитают. Не то, чтобы меня сильно смущало показаться больной на всю голову, но вряд ли тогда будет какая-то польза от моих слов. Даже если мне поверят уже по ходу экспедиции, чёрт его знает, будет ли смысл. А потом я сказать больше ничего уже не смогу, зато вопросов появится — о-хо-хо. Я молчала почти весь остаток дня. Будто стоит открыть рот — и сразу всё пойдёт-поедет. Поэтому я отвлекалась активным времяпрепровождением: помогала с хлебом, потом со сборами продовольственных повозок, потом материлась на Шарли, подкараулившую меня у забора, на котором я отдыхала. До ужина Генри заплетал длинноволосую женскую половину Развед-отряда, повесив на меня контроль над дежурством, но с дисциплиной проблем сегодня не было — наверно, у солдат не было настроения маяться дурью. Да и у меня не было, но лучше уж кромсать картошку под тихие ровные разговоры, чем накручивать себя в тишине. После ужина экспедиционный отряд общей численностью в сто тридцать четыре человека покинул Штаб Легиона Разведки и двинулся на Каранес. Я стояла на крыльце, глупо ощущая, что мне только белого платочка для полноты картины не хватает, и молча наблюдала за их отъездом.***
Чувство потерянности так и не прошло. Генри на вопрос о том, как он будет за мной присматривать, махнул рукой и сказал, что я большая девочка и в леса драпану едва ли, так что могу гулять, куда мне вздумается. Я походила по штабу, посидела на закатном солнышке у колодца. Откопав в конюшне какую-то верёвку, попыталась замутить тарзанку, но не преуспела и вернулась в замок. Спокойненько намывшись в пустом душе, легла спать… Через час выработки бесполезной энергии верчением встала и пошла обратно на кухню. Генри всё ещё был там. Полночи мы разбирали склады: ссыпали остатки круп, складывали вместе пустые мешки и ящики, потом Генри составлял список Вайлеру, который отвечал за поставку всех ресурсов в штаб. Захрапел он в своей любимой каморке ближе к рассвету, я же ходила неприкаянным приведением до самого утра. Спать пару раз прикладывалась в рандомных местах, но только больше утомлялась — толком заснуть не могла. Один мой одноклассник из далёкой начальной школы напугал меня, что если будешь грешить, то в аду тебя будет глодать какой-то червь неусыпающий или что-то подобное. Я вроде как в ад пока не попала, но червь глодал, зараза. С особым смаком пожёвывал солнечное сплетение, не давая никак расслабить натянутые нервы. Генри встал в то же время, что и обычно. Я мысленно пострадала из-за бессонницы и принялась сползать со своего последнего лежбища. — Не уснуть? — Мне бы твоё спокойствие, — потирая бессонные глаза, пробубнила я. — Это не спокойствие, — с едва слышимой тоской вздохнул Генри. — Это смирение. Меня слегка передёрнуло прохладцей. — Иногда у меня возникает ощущение, что живу я только здесь. На разведческой кухне. Когда прихожу домой — тишина, пахнет пылью. Сажусь на стул и могу по несколько часов смотреть в стену. Словно засыпаю. Такое же ощущение возникает, когда пустеет кухня. Я помялась. Вроде бы стоит сделать вид, что я про его сестёр не знаю? — У тебя была большая семья? — Только пока я был ребёнком. Мы тогда жили недалеко от Троста в пределах Марии. Ну, а после её пролома моего деда, дядю и отца отправили на «Освобождение Марии». Старшая дочь дяди вместе с матерью погибла в эпидемии зимой после эвакуации. Младшая ещё раньше — просто пропала, когда ушла за хлебом. Обе мои сестры — на экспедициях в разное время, тел нет. У матери не выдержало сердце после гибели младшей. Ровный, как линия остановки сердца, монолог. Я невольно приопустилась туда же, где лежала, будто меня придавило. — Да ладно, сразу как-то приуныла. Давно было. Да и не твоя это история, — потрепав меня по волосам, Генри вышел в столовую. Утро мы посвятили уже не разбору нагромождений инвентаря, а чисто уборке. Подмели и вымыли столовую, разгребли угол с растопкой на кухне, вычистили кладовые, Генри всё строго проинспектировал на какие-либо следы вредителей. Солнце мучительно медленно доползло до середины неба. Генри сел читать — на этот раз прямо на кухне, а не в подсобке. Я некоторое время созерцала короткие тени деревьев, пытаясь так следить за временем, и вздохнула: — Кейджи говорил, что операция дневная, возможно, даже только на первую половину дня. Они не слишком задерживаются? — Они же из Каранеса выезжали. Оттуда до штаба несколько часов. Тем более, тяжелораненых ещё будут располагать в госпитале. Часть рядовых вообще, вероятно, направят в Трост. Да ещё и с погибшими могут задержки возникнуть. — С погибшими, — накручивая на пальцы тряпку, которой при готовке заматывала волосы, нервно повторила я. — Типа слишком много? — Это от операции зависит. Проблема в том, что тела по-хорошему довезти сюда нужно. Составить чёткий список. Составить список тех, кого не смогли достать. С этим иногда возникают проблемы — чьи-то родственники могут оказаться жителями Каранеса или приехать туда для проводов на экспедицию и затребуют тело прямо там. — Отдать им и дело с концом… — Был у нас случай. Парню голову откусили. Мать уговорила рядового отдать тело — мол, ну какая теперь-то разница. Потом остальные тела разбирали, чтобы направить по месту жительства родни. Того парня в неучтёнку. От командора письмо с соболезнованием, что тела нет. В штаб прилетает отец погибшего парня и устраивает истерику, что им отдали чужое тело. — Чего? — опешила я. — Ну и логика. — Нужно избегать таких ситуаций. Кому этот шум нужен — и так вечно обвиняют в бессмысленных жертвах. Поэтому тела везут в штаб, составляют список и только потом развозят по месту жительства. Стараясь и капитанов с каждой повозкой направить, чтобы соболезнования выразили. — И много погибших… обычно? — От единиц до десятков. Мы с моей сестрой в общей сложности с разведкой пятнадцать лет. За это время ни разу жертвы не переваливали за полсотни, за исключением эвакуаций после падения Шиганшины. И всего пару раз были такие вылазки, на которых погибало меньше десятка. И то, это было при сестре — до падения Марии. Там ход экспедиции отличался от того, что сейчас. Ну и статистика, однако ж. Хотя Эрвин в обращении к новобранцам упоминал что-то такое, но за сочинением по литературе я всё прослушала. Ну кто ж знал, что мне в жизни пригодятся знания плодов японской анимации. — А обычно многие тела удаётся забрать из-за стены? Генри пожал плечами. — Две трети. Или три четверти. При удачном раскладе — вполне. Особенно если по тому же маршруту возвращаться — они сами попадутся по ходу дела. Но кого-то всё-таки съедят, кого-то не достать… — М-м-м, — глубокомысленно отозвалась я. — У тебя такой вид разочарованный. — Генри хмыкнул. — Просто подумалось, что если доставать тела, то может только больше солдат погибнуть. Как-то оно… не очень. — Для многих семей погребение имеет большое значение. И просто бросать тела тоже не слишком хорошо. — Просто если бы я была солдатом и если бы погибла на экспедиции, и если бы существовал загробный мир, и если бы я оттуда видела живых… — понимая, что вышло слишком много «если бы», я оперативно закруглилась: — В общем, я бы думала что-то вроде «Да куда ж вы лезете, я издохла уже десять раз, ко мне захотелось?! А ну валите, идиоты-ы-ы!». Просто как бы гибнуть за человечество, то есть с довольно возвышенной целью, но утаскивая за собой кого-то, кто цели ещё может послужить… — Я понял, — кивнул Генри. — Что ж, неплохая позиция. Ты думаешь по-своему, кто-то думает по-своему. Когда погибла моя старшая сестра, я, наверно, всю руку дал бы на отсечение, лишь бы похоронить её нормально. Хотя сейчас понимаю, что встреться мы на том свете, она меня за такую расстановку приоритетов убила бы второй раз. Ну и правильно. В конце концов тело — это всего лишь тело. Возможно, оно остаётся какой-то нитью памяти, но человек — это куда больше, чем физическая оболочка. Мне бы эти спокойные и рассудительные мысли, когда погибших разведчиков разгружали с телег. Я стояла на том же месте, откуда вечером их провожала, смотрела на изуродованные тела, пропитанные кровью простыни, вьющихся следом за переносками мух — и мне становилось дурно не просто от мысли, что трупов десятки, а из-за того, что с ними сотворили. Боже милостивый. Я попыталась отодраться от крыльца, но туловище сковало спазмом и я осела на корточки, сжав ладонью горло. Совет Генри не выходить пока из кухни теперь мне не казался глупым. — Да их же с полсотни… — сипло вырвалось у меня. — По первому пересчёту — из-за стен не вернулось семьдесят два. Но есть тяжелораненые, так что о полных цифрах рано говорить, — ответил Генри, до этого говоривший с кем-то из отряда Майка. — Почти весь состав правого фланга. Отряд Леви. Несс и Цисом. Стеф. Я слушала и не слышала. Это просто сумасшествие какое-то. Это даже больше половины. Да что там произошло?! — Не можешь смотреть — иди, — как мне показалось, с раздражением добавил Генри. — Куда? — совсем жалким тоном спросила я, поднимая на него взгляд. Куда от этого вообще можно уйти, если вот оно, на внутренней стороне век отпечаталось, каждую секунду впивается в глаза! От такого вообще уйти можно?! Генри промолчал в ответ, поджав губы. — Маша! — рядом с крыльцом остановилась запыхавшаяся Мина. — Иди оттащи её куда-нибудь, — буквально приказал Генри. — Её полумёртвое лицо никому тут настроения не прибавит. Мне стало обидно — сам бледный, как я вчера после того, как на меня мешок с мукой свалился, но что-то подальше не оттаскивается! — Пошли! — мягко позвала Мина, ухватывая меня за плечо. Я кое-как распрямилась и поволоклась за ней, пытаясь нормально вдохнуть. Выходила какая-то лажа с попытками во всхлипы. — Чего я?! Я чего? Там три повозки трупов привезли! — Спокойно. Не ори. Я сжала зубы. — Так, послушай, мы с тобой это уже обсуждали… — примирительно начала Мина — Обсуждали?! Ты развернулась и ушла! — сдавленно вскинулась я и тут же бессильно затянула: — Да какая разница, ушла не ушла, надо было мне идти прямиком к командору… Господи, да я их всех и убила. Осмысленно. И осознанно. — Эй, палку не перегибай, — встряхнула меня Каролайн, остановившись и положив руки мне на плечи. — Мы уже обсуждали, — твёрдо повторила она. — Нам нельзя серьёзно вмешиваться в ход событий. — Три повозки тел. — Они были обречены. Ты не сделала ни хуже, ни лучше. Хотя Дитер выжил из-за того, что ты съела на прошлой экспедиции его друга. Но с тем, что будет дальше, он всё равно долго не протянет… — Ты издеваешься сейчас? — чуть ли не завибрировала я, но Мина вжала меня пятками в пол. — Тебе совсем людей не жалко? Мина прикрыла глаза на несколько секунд, словно собираясь с мыслями. — Нам обязательно сейчас обсуждать границы моей человечности? — Ты говорила — я тебя понимаю, я нужна тебе. И сейчас я понять тебя не могу. Так что лучше отвечай. Потому что мне правда больно за них всех и я не могу понять… — Вот заладила. Раз тебе правда так больно, почему действительно не пошла, а? — Мина убрала от меня руки и сложила на груди. — Да я ж не думала, что столько народу погибнуть может! Ну там, как оно бывает, несколько второстепенных помрёт и всё… — осознав, что за хрень говорю, я тяжело выдохнула: — Это с точки зрения на аниме. Понятно, конечно, что по факту разницы в ценности человеческих жизней нет… Да и я не про это! Полсотни трупов, мать твою! — Больше, — флегматично поправила Мина. — Больше! — разбито повторила я. — И среди них отряд капрала, Несс… — Ну, «Атака титанов» разбивает любые шаблоны, если ты не заметила. — Во время просмотра единственным шаблоном в моей жизни был шаблон сочинения по литературе, — прорычала я. — И при чём тут шаблон? Мы могли порвать его к чёртовой матери… Мина дёрнулась всем корпусом и зло тряхнула волосами. — Типа заявиться так к Эрвину и заявить: «А-а вот троица БРА у нас — Колоссальный, Бронированный и Женская особь»? Я открыла рот. Закрыла. Открыла. — Какая троица? Мина застыла. — Какая троица? — с нажимом повторила я, чувствуя, что наши диалоги превращаются в общение между молчаливым забором и упёртым бараном. — Бертольд, Райнер, Энни. Я просто выпала. Твою-то мать. Это же … Они же… они же даже внешне похожи... — Это они устроили Шиганшину и Трост?! — чуть ли не завопила я. Мина удивлённо шикнула, ухватила меня за руку и снова потащила по коридору. Я попыталась взбрыкнуться, но в алкогольную кладовку меня втолкнули быстрее. — Они. — В общем-то ответа мне уже и не требовалось. Мина что-то говорила, как я поняла, в оправдания Бертольду и Райнеру, но тяжело что-то понять, когда мысли в голове заглушают, кажется, все звуки окружающего мира. Чёрт побери. Я за месяц столько наслушалась про все эти события, что действительно ощущала какую-то степень сопричастности — всё-таки и повториться может, и люди везде одни и те же, и какого вообще лешего, мать вашу?! Сотни тысяч погибших! Не Вторая Мировая, конечно, но ведь это даже и не война была, а банальное истребление! Без объявления, без шанса на защиту! Если это действительно они, то всё, можно их схватить, допросить, выяснить у них, зачем всё это было сделано. Все эти убийства, тысячи погибших людей… Кажется, что-то я высказала вслух. —…Но ведь не сами всех этих людей убивали, — с каким-то чуть ли не страданием зачастила Мина. — Только ворота пробили, а в операцию «по отвоевыванию Шиганшины» и вовсе король послал… — Знаешь что, — не глядя на неё, ровно и немного отстранёно ответила я. — Фашисты, убивая людей в газовых камерах, тоже только на кнопку жали. Но это их чище не делает. Мина промолчала. — Я уже не говорю о том, что они человечеству в стенах геноцид устроили, — продолжила я, раз она молчит. — Простой такой геноцид. Как Гитлер евреям, например. «Низшая раса» — всё, что нужно для оправдания подобных действий. Или наши герои чем-то другим руководствуются? Мина провела ладонью по лицу. — Там было… «дети дьявола». — Ну да, все гражданские, все-все — некие дети дьявола. Аплодирую стоя. Попрыгать готова. — Да. Они просто устроили геноцид. Но у них нет выбора… Дальше я не слушала — теперь точно не хотела. Помнится, всё в той же начальной школе мы делали так называемые «секретики». Выкапывали палкой ямку, срывали с ближайшей клумбы цветок бархатца, складывали туда, плотно прижимали стеклом и закапывали. Цветок сохранялся и день, и два. Я сейчас чувствовала себя этим бархатцем — законсервированная под стеклом, да ещё и землёй сверху засыпанная. Глубоко вдохнув и выдохнув, я направилась к двери. — Маша, стой! — сбилась со слов Мина, пытаясь ухватить меня за руку. Не вышло — я потянула было ручку двери на себя, но Мина ухватила меня за плечи и буквально поволокла обратно вглубь кладовки. Я попыталась вырваться, но безуспешно — Каролайн была значительно сильнее. — Орать начну, — предупредила я. — Сразу что-нибудь вроде «А Бертольд — Колоссальный!». — Ты себя вообще слышишь?! — зашипела Мина, запечатывая мне ладонью рот и прижимая к краю стоящего у стены ящика. — Больная совсем? Не хочешь понимать мотивов — тогда про сюжет подумай. Тут неожиданный поворот на повороте скачет и поворотом погоняет. Мы как выживать будем, если ты нам всю последовательность к чёрту собьёшь? — А я не хочу выживать за счёт людей, которые нас окружают, — невнятно пробубнила я ей в руку и зло оттолкнула от лица. — Особенно, если есть шанс их спасти. Какой вообще сюжет к чёрту? Это тебе не картинки нарисованные — живые люди. Живые. Отряд капрала, например. У Эрда невеста есть, ты в курсе? Мина сжала губы, отвернувшись. — Тебе не нужно идти самой, если ты об этом беспокоишься. Расскажи мне всё, что знаешь, — тихо попросила я. — Я сама пойду к Ханжи. А уж оправдания, откуда информация, потом приложатся. Благо, они представления не имеют, кто я и что я. Свалю всё на внезапно снизошедшую до сознания память. — Ну дам я тебе информацию — что с того? Где ты возьмёшь опыт Эрвину и остальным? Где ты возьмёшь настрой Эрена, если он не переживёт всего того, что должен? Что-то вообще невозможно выдать на словах — как ты этого не понимаешь?! Стеклом придавили, землёй засыпали, ещё и забетонировали сверху. — Маша, пожалуйста. Не надо ничего делать. По крайней мере, так радикально. И я тебе ничего не скажу. Не ходи ни к кому. Я старалась дышать глубже. Спокойно. Как там мама учила? Ненавидеть, мечтать о чужой смерти — всё равно что принимать яд, ожидая, что умрёт другой. Лучше никому не станет, а тебе самому же станет хуже. — Мы ведь не знаем, чем может закончиться изменение сюжета, — совсем тихо произнесла Мина, уже почти умоляя. — А если станет хуже? Если спровоцируем очередной пролом стены? Если жертв станет больше, чем должно быть? Да их вообще не должно быть. Только вот такое бывает разве что в каком-нибудь волшебном и нереальном мире. Быстро же я сдаюсь. Теперь надо всё устроить так, чтобы мне на глаза не попалась Ханжи или того хуже — командор. Забьюсь в свой угол на кухне и буду сидеть, пока не успокоюсь. — Ладно, — кое-как отодвигая Мину, кивнула я. — Не пойду к Ханжи. — И к командору. — И к командору. — И к капралу Леви. — Ага. К нему точно не пойду. — И к своим исследователям. — Им не до меня. — И к ребятам из сто четвёртого… — Может, мне вообще остаток жизни здесь просидеть?! — взвилась я. — Буду я молчать! У тебя есть выбор — поверить мне на слово или убить здесь. А поскольку ты меня не убьёшь… Мина бессильно сжала и разжала кулаки. Отошла от двери.