Лунный цветок

      Айла приняла сущность девчонки, но поглощать бедную душу она не хотела. Они даже наметили общие цели. Для начала демон обошла своего господина и направилась прямо к телу Роуга Чени. Хранитель так и остался лежать с вырванным медальоном в луже собственной крови, его черный доспех слегка поблескивал на солнце в тем местах, где кровь не падала на сталь. Его меч лежал неподалеку, и от него веяло силой… темной силой. Айла склонилась над телом юноши, разглядывая его. Он был красив, и это завораживало. — Это был сильный воин? — спросила она повелителя, от холодного порыва ветра ее длинные волосы разметались в разные стороны, от чего даже у самого Зерефа пробежали мурашки по спине. — Да. Он был хранителем, посланником моей сестры, но теперь он мертв. — Это ненадолго, — проговорила Айла, подхватывая тело юноши с влажной от крови земли. — Зачем он тебе? — Зереф не мог понять, что задумала королева Банши. — Хотя теперь ты вольна делать все, что хочешь, лишь помни о клятве, которую ты дала мне. — Как же тут забудешь, — тихо прошипела Айла и, отвернувшись, стала совершать призыв своих слуг. Вскоре из-под земли начали появляться кости, они быстро стали обретать форму живой нечисти, а в их глазах стал загораться огонек. Он был не голубым пламенем мертвых, нет, это было белое пламя. Оно сияло, словно бриллиант на снегу. Их было много. Быстро подняв тело юного Чени, они понесли его, молча следуя за своей повелительницей.

***

      Медленно открыв глаза, молодой человек заметил, что лежит на сухой соломе, а сверху на него накинут собственный плащ. Стинг не сразу понял, что именно произошло, пока не начал вспоминать. Смерть, он почувствовал ее, как и прежде, она была уже совсем близко, но в то же время очень далеко. Гибель… да-да-да, он чувствовал именно ее. Но если он жив, тогда кто погиб? — Вы пришли в себя? — голос Миры вернул его с небес на землю, и раздумья о том, кто именно погиб, уже не мучили его, но все же… как странно, что он не помнит, кто именно из хранителей погиб, их было двое, смерть каждого из них шла друг за другом. Но тот, что умер первым, был как бы уже мертвым или же нет? От потока собственных мыслей у Эвклифа сильно закружилась голова, молодого хранителя тут же обожгла волна боли, ушах появился характерный звук, словно его оглушили. — Вот, выпейте, — девушка протянула ему кружку с каким-то отваром, но Стинг был настолько зол на себя, что отшвырнул от себя предложенное зелье. Мира вздрогнула. Она обожглась, и в ту же минуту почувствовала, что нечто плохое случилось с ее сестрой….       Сердце сильно сжалось, а в легкие перестал подступать кислород. Ей даже показалось на минуту, что она умирает, обернувшись, она заметила тень, точнее, это была Лисанна, она стояла вся во мраке. Ее лицо было перекошено от боли, а в ушах Миры зазвучал громкий крик. Почему она кричит, ведь это был ее собственный крик? Ее тело словно окутала тьма, она прошла сквозь тело целительницы, оставив напоследок пустоту… такую плотную и холодную, словно деготь. — Эй! — Стинг, подскочил к ней и обняв за плечи стал трясти пока она не пришла в себя. — У тебя было видение, что ты видела?       Она посмотрела на него совершено безумным взглядом. Словно заглянула в его душу и после произнесла. — Кажется, я видела свою смерть….       Юноша прижал девушку к себе и сам прикрыл глаза, он вспоминал брата и те холодные ночи в приюте, откуда их забрал Мастер, а после был монастырь, обряд посвящения, вот только Роугу пришлось проходить обряд одному, потому что в ту ночь Эвклиф сильно болел, он слег с ангиной, и подвергать шестилетнего ребенка риску Макаров не хотел. Как и не хотел, чтобы его внук, Лексус был одним из девяти, жаль, об этом знал лишь Стинг… при встрече с охотником он так и не решился раскрыть ему истинную причину, почему старик прогнал его, почему не хотел больше его видеть. А теперь Лексус перенаправил свою ненависть на них, тех несчастных двенадцать детей, или же их было тринадцать?       И все же разбираться, кто прав, а кто нет у юноши не было времени, он шел по следу Странника и хотел поскорее нагнать Жерара, чтобы успеть задать вопрос о том, кем именно был Жерар, тринадцатым хранителем или же предателем. Он должен обогнать Лексуса и не дать произойти чему-то ужасному. Стинг всегда считал, что заниматься самосудом — самое последнее дело, не достойное дворянина и чести хранителя. Если Жерар их предал, то он предстанет, как и положено, перед судом хранителей в башне правосудия, там, в монастыре…. «А ведь монастыря уже нет, как нет и старика. Как нет и… Роуг!» — к нему медленно стали возвращаться обрывки воспоминаний, видение смерти брата, отчего на душе становилось лишь тяжелее. Но кто был еще один тот? Ведь он почувствовал две смерти? «Может, это был Жерар? Неужели нашелся тот, кто смог одолеть Странника?» — он не думал, что Лексус смог так быстро нагнать Фернандеса и расправиться с ним в два счета, но если он был прав, и Зереф его пометил. Возможно ли то, что темное Божество добралось до него первее всех и, скорей всего, обратило его в очередного демона? — Прости, я не хотел тебя напугать, — почти шепотом произнес блондин, лишь сильнее прижимая к себе девушку, — наваждение само как-то прошло, и Мира медленно стала приходить в себя. — Это ты меня прости, со мной в первый раз такое. — А разве тебя никогда не посещали видения? — Эвклиф был сильно удивлен ее словам, ведь раньше она говорила совсем противоположное. — Нет, посещали. Просто это… было настолько ярким, настолько живым, словно это взаправду.       Юноша облегчено вздохнул, он верил ей, по крайней мере, сейчас, она говорила ему правду, не лгала и не лукавила, как это бывало со всеми другими, что раньше попадались ему. Несмотря на то, что всего несколько мгновений назад он осознал, что Роуга больше нет в живых, и чувствовал это даже сейчас всем своим нутром, на душе у него стало спокойнее, будто огромный груз вины спал. Стоя в обнимку с целительницей посреди леса, он словно слышал, как ветер донес до него обрывки слов и мимолетный образ брата. — Спасибо, — прошептал ветер, и это голос, несомненно, принадлежал Роугу Чени, его старшему брату. Прикрыв глаза, Стинг оказался посреди поляны, такой знакомой, что находилась в лесу, который расстилался сразу же за монастырём, он часто там играл с братом, в особенности на мечах, ему всегда доставалась роль хранителя света, несущего добро и свет в сердца людей, охраняющего мир и покой в землях Фиора. А Роуг играл часто роль Зерефа, потому что по преданиям и рисункам, что дошли до этих времен, все дети знали приблизительную внешность темного Божества. » — Я стану самым сильным хранителем и смогу защитить всех, братик, тебя тоже! — Конечно, Эвклиф, ты станешь и сможешь. Ты сможешь все, что только захочешь!» — только сейчас Стинг понимал, насколько глупым казалось обещание Чени, что было дано ему на поляне в тот день. Вот и сейчас, стоя на ней, окруженный туманом, он почему-то знал, что увидит брата. Уже взрослого, одетого в черные, как сама ночь, доспехи с очень острым, вдетым в ножны мечом и конем, таким же черным, как доспехи, и непокорным, гордым, как и его хозяин. «Роуг имел непростой сложный характер, у него не было друзей, лишь я, его брат, и еще один человек, понимали, что у него на душе. Это был Жерар», — мысль, что быстро промелькнула в его голове, вызвала у хранителя дрожь во всем теле. — Все хорошо, — послышалось совсем рядом, Чени спрыгнул со своего коня и подошел к Стингу, он протянул ему руку и произнес: — Я должен идти, я просто уйду, мне нужно, ведь кто-то должен уйти. Я рад, что ухожу раньше тебя… — он обнял брата крепко-крепко, как, бывало, он обнимал его перед разлукой, очень долгой разлукой… со стороны эти слова выглядели полнейшим бредом, но в душе Эвклиф понимал: он пришел проститься… пришел в последний раз увидеть, его больше нет, его надо отпустить… — Ты должен отпустить меня, мне будет тяжело, если ты этого не сделаешь. Прости, ты должен со мной расстаться, но знай: где ни была моя душа, я буду помнить и любить тебя, я буду верить… я буду с тобой. Ты должен…       Последние слова, эхом пронеслись в голове Эвклифа. Он и сам прекрасно понимал, что должен, и вот он уже сам обнял брата, провел черной перчаткой по влажной ткани его плаща. На поляне словно остановилось время. Было раннее утро, туман белой дымкой стелился под ногами, а замшевые легкие сапоги вымокли в районе носков от обильной росы, что выпала в тот день. Как и сейчас… все как и тогда… тишина. Он только сейчас заметил, что наступила зловещая тишина: ни шёпота листьев, убаюканных на ветру, ни пения птиц, лишь тишина. Время замерло, время пришло, пора отпустить его. Сказать это слово, что подобно острой рыбной косточке застряло в горле, подобно не родившемуся крику. —  Прощай, брат, я отпускаю тебя, — очень тихо, сквозь слезы, что уже давно стояли в его глазах. Он все же выдавил их из себя, и видение исчезло. Теперь он стоял один посреди опустевшей поляны, сквозь плотную занавесу из облаков стали проступать лучи солнца. Туман отступал, а на душе у хранителя становилось непомерно легко.       Открыв глаза, он понял, что все так же стоит на опушке леса и обнимает Мираджейн за талию. Целительница, уткнувшись носом в его сильное мужское плечо, тихонько всхлипывала и пыталась что-то сказать, вот только из-за ее всхлипов слов было практически не разобрать, да это было и не важно. Он просто понимал, что сейчас им двоим нужно именно это: просто стоять в обнимку, ждать, пока уляжется последние волнение в груди, когда боль утихнет и станет совсем спокойно. Жаль только, время играло не на их стороне. Враг уже был близко, и встречи с прошлым этим двоим было не избежать.