Лунный цветок

      С тех пор, как Зереф коснулся фолианта и использовал его против Алессии, обезумевшей богини, собственной матери, все резко изменилось. Тьма, что таилась в книге, смогла проникнуть в тело мальчишки и даже в каком-то смысле управляла им и его поступками. Мебиус замечала это и сильно переживала за младшего брата. Несмотря на разницу их силы и тот источник, откуда они черпали ее, Багряная и Драгнил оставались близки. Это сильно настораживало Амилу, но все же она позволяла дочери поводить время с братом. Это продлилось недолго. Сила фолианта стала вытягивать все добро из темного божества, ожесточив его сердце даже против родных. Мебиус это видела и пыталась помочь брату, что все глубже уходил в себя и все чаще стал искать уединения в зале героев, наблюдая за величием реликвий его отца и других божеств. Самому Зерефу еще не было дано право создать артефакт, наделенный его силой. «Он еще не достиг совершеннолетия», — так твердил Верховный, и многие поддерживали его в этом. Когда Зереф стал замыкаться в себе и ночи напролет проводить в библиотеке, словно одержимый идеей освободить Алессию из заточения, и даже утверждал, что сможет вернуть ей рассудок. Мевис всеми силами пыталась вернуть брата на путь света, и ей было плевать, что род, который шел от Алессии, обязан был служить и служил тьме, а ее род, род Амилы, — свету. Так поддерживался баланс, но это хрупкое равновесие продлилось недолго.       Вскоре в Вейлеоне случилось нечто пошатнувшее равновесие и заставившее темное божество восстать против отца и братьев. Первый шаг к предательству случился в эту ночь. На небе сияла тысяча звезд, небосвод был чист, и смертные устроили танцы под открытым небом, а боги любопытством наблюдали за этим, слегка завидуя беззаботности и маленьким радостям, что окружали смертных. Мевис и Зереф тоже наблюдали за пиршеством, и им жутко хотелось оказаться хоть на пару часов смертными и повеселиться на Земле. — Давай спустимся и повеселимся вместе с ними, — предложил Зереф, поймавший взгляд Мебиус. Богиня света была поражена праздником и музыкой, ей нравились наряды крестьянок: эти широкие юбки алого цвета и льняные легкие блузы с вышитыми красивыми узорами. Услышав слова друга, она вздрогнула и тут же отошла от края чана, через который они подсматривали за смертными. — Ты что, хочешь нарушить правила? Нам нельзя спускаться в мир смертных, если в этом нет необходимости. — Ну, в этот раз я думаю сделать исключение, — он посмотрел на сестру с улыбкой и, взяв за руку, потянул за собой. Мевис еще сопротивлялась какое-то время, но потом поняла, что переубедить Драгнила будет сложно, а потому, позволив Зерефу увлечь за собой, спустилась с ним на землю.       Праздник был в самом разгаре, когда боги, переодевшись в обычных смертных и наколдовав иллюзию вокруг себя, чтобы их не узнали, прибыли на пиршество. Юноши прыгали через костер, девушки плели венки и танцевали народные танцы, Мевис очень быстро научилась плести венок, вот только, когда работа над ним была окончена, она еще не знала, что именно с этим делать. Она поинтересовалась у девушки, что сидела рядом с ней, для чего они это делают, а та, пожав плечами и слегка засмеявшись, объяснила, что венки дарят своим нареченным. Багряная смутилась и подарила венок Зерефу. В свете костра его лицо и тот образ, наколдованный иллюзией, был еще более прекрасным, отчего у Мевис забилось сердце чаще. — Тебе очень идет это платье, — прошептал на ухо Зереф, когда им удалось сбежать от шумной гуляющей толпы. Он сам развел костер, и они оба сидели рядом, радуясь свободе, пусть она и была мимолетной. Они нашли маленькое уединённое место на обнесённой лесом поляне. Где-то неподалеку журчала река, и это место казалось обоим заколдованным, созданным именно для них. — Спасибо, — Мевис опустила взгляд, стараясь не смотреть сводному брату в глаза. — Что такое? Ты смущена, но я не вру: этот наряд действительно тебе идет, — он пододвинулся к ней настолько близко, что они оба могли слышать биение сердец друг друга. — Тебе тоже очень идет венок, — тихо почти шепотом произнесла богиня света и смутилась еще больше. Иллюзия спала, и Зереф предстал перед ней в своем истинном божественном облике. Искры от костра разлетались во все стороны, а игра огня и тени на лице юноши делала его более таинственным и очаровательным. Мевис перепугано стала оглядываться по сторонам, нет ли поблизости смертных, боясь, что их могут увидеть. — О нет, Зереф, твоя иллюзия! — она быстро вскочила на ноги и бросилась к маленькой речушке. Когда она взглянула на свое отражение, то поняла, что и она уже не под действием иллюзии. Ее облик источает свет и тепло, в то время, как образ Зерефа олицетворяет тьму и холод. — Не волнуйся, Мевис, я окружил это место иллюзией. Нас никто не увидит, и мы можем побыть здесь сами собой, не притворяясь и не надевая маски и личины других. Будь собой, Мевис, я хочу видеть тебя такой, какая ты есть, — он улыбнулся, и Мевис впервые не увидела в его улыбке ни коварства, ни лукавства. Он был искренен, и именно в тот момент девушка заметила в нем искру добра. Слова, сказанные тогда в шутку темным божеством, вскоре привели к тяжелым последствиям. После возвращения в Вейлеон, их обоих ждал не очень приятный разговор с отцом.