"Here There Be Tygers"* Ray Bradbury, 1951; Stephen King, 1968 "Beware of the Leopard"** Douglas Adams The Hitchhiker's Guide to the Galaxy, 1979
5
Жарко. Это обыденное слово не может описать того, что чувствует Чарльз. Он жарится. Он плавится. Он вытекает потом из всех пор своего тела. И с каждой каплей выплескивается из отмирающей оболочки, похожей на символ мученичества святого Варфоломея***. Чарльз подыхает. Его нёбо и десны воспалены от сухости, язык распух и отказывается поворачиваться в растрескавшейся пасти рта. Губы ссохлись в тонкую нитку, и не размыкаются уже несколько дней. Раньше он обкусывал с них болячки, пытаясь надоить хоть каплю крови. Теперь нет даже этого. Он все время молчит. Вместо крика - скулеж умирающего зверя, не способного к членораздельной речи. Ничего человеческого в нем уже не осталось. Зола и пыль моментально впитывают влагу с кожи, покрывая тело колючей серой коркой. Он весь целиком - ходячая горстка пепла. Еще два-три дня, и он сам также осядет пепельной маской на чьем-то иссушенном лице… - Ну как ты тут, малыш? – приторно-медовый голос замазывает уши, не давая разобрать слова. Чарльз слышит лишь шум. Омерзительный рокот грубой немецкой речи, пересыпанный рррраскатистыми согласными. Рррраз! Рррраз! Ррррраз! На каждую команду – новый хлесткий рывок. Словно самого себя вытаскиваешь из кожаного мешка, набитого бесполезной плотью. Бросаешь вперед. Наваливаешься всем телом. Потом тянешь обратно… Поднимаешь… И так по бесконечному кругу. Чарльз орудует лопатой. И, если не смотреть на то, что он выгружает из печей, это почти не страшно. Пусть даже вокруг духота, жар и черные облака сажи, вырывающиеся из несмолкающе-ревущих топок. Ррррраз! Холодная властная ладонь, ложащаяся на его плечо, пугает в разы сильнее, чем весь ад, который его окружает. Чарльз скулит от страха. Чарльз хочет рыдать. Чарльз хочет не быть здесь. Не быть больше нигде… Он роняет лопату, единственное свое оружие, и видит, как по полу разлетаются в разные стороны осколки выбеленных пламенем костей. - Хороший бросок, мальчик мой! – слышит он одобрительное за спиной, рука легонько хлопает его по плечу. Это становится последней каплей. Чарльз разрывает губы, спекшиеся в рдяный струп на лице и кричит, срывая голос до хрипа.***
- Тихо, тихо! – ледяное полотенце касается его разгоряченного лба и моментально высыхает. Так по крайней мере, кажется Чарльзу. Он тянется за новой порцией прохлады и утыкается лицом в сильную шершавую ладонь. Воспоминание о паническом страхе от чужого прикосновения накрывает так резко, что Ксавье не успевает его подавить. Желудок моментально скручивает тугим узлом, и рвотные спазмы выворачивают все тело наизнанку. Он корчится, выблевывая сгустки желчи пополам с кровью на пол рядом с кроватью. И едва не падает следом, но его ловко подхватывают и укладывают обратно на подушки. - Не трогай меня! Не трогай! – визжит Чарльз, вжимаясь в постель и зажмуривая глаза до боли в висках. – Не прикасайся! Он испуганно скулит и тянет одеяло на голову, когда тяжелая оплеуха заставляет его слабо охнуть и распахнуть глаза. Эрик стоит над ним бледный и злой. Рука занесена для второго удара, но он медлит. Ждет реакции. И, когда видит проблеск разумного сознания в глазах Чарльза, снова берется за полотенце. Садится рядом на край кровати, прикасается мокрой тканью к воспаленной коже. - Я же говорю – помогает. В неловкой попытке пошутить столько откровенной уязвимости, что Ксавье становится неловко. Леншерр из-за него психует. Леншерр ради него сидит ночью у постели Чарльза и изображает сиделку. А он что? Все повторилось: попытка проникнуть в сознание Эрика, жуткие видения, отключка и несколько часов, выпавших из памяти. Чарльз не помнит, как оказался в спальне, сколько тут пролежал и как долго Леншерр пытается вытащить его из убийственного морока собственных кошмаров. Говорил ли он что-нибудь? Или стонал также болезненно-сладко, как Эрик, запертый в нескончаемом цикле видений-воспоминаний? - Пришел в себя? Чарльз трогает наливающуюся горячим свинцом скулу и отрицательно качает головой. К его удивлению Леншерр изображает на лице подобие улыбки и снова его бьет. Правда, на этот раз полотенцем. - Истерик хренов, – должно стать обидно, но Ксавье переводит эти слова с языка Эрика как «Я чертовски за тебя волновался, друг мой», расплываясь в глупой улыбке. Зевает. И отключается, забываясь ровным сном без чужих сновидений.6
Им необходимо поговорить о произошедшем, но оба оттягивают этот момент. Чарльз снова отлеживается в постели, и Рэйвен, обеспокоенная состоянием брата, опекает его круглые сутки. Она подключает к шефству над больным даже Хэнка, и теперь Ксавье засыпает особенно хорошо под нудноватые научные разговоры. О ночных вылазках в библиотеку приходится забыть. Тем более что Эрик все чаще уезжает из поместья, не предупреждая, когда вернется. И вернется ли. Иногда он пропадает на несколько дней. Ученики спокойно занимаются с другими преподавателями, и профессора, не сговариваясь, оставляют в лечебном покое ничегонеделанья. Холодное лето незаметно переваливает календарную границу и становится холодной осенью. Затяжные дожди и туманные долгие рассветы делают тусклыми и без того ускользающие световые дни. В те редкие часы, что Леншерр остается в академии, он обходит библиотеку стороной. И Чарльз его не винит. В отсутствии друга Ксавье быстрее приходит в себя. Его самочувствие нормализуется, болезненная нервозность притупляется. Кошмары понемногу ослабевают, сменяясь привычным гнетущим и тягостным ощущением пустоты. Чарльз мучительно тоскует и хандрит от собственной ненужности, но больше не обнимается с паркетом, не застав Леншерра на привычном месте. Из его крови словно выкачали все железо. Просеяли по крупице, как делали золотоискатели, и унесли с собой драгоценный металл. Тотальная чистка. Полная детоксикация. Период апатии после особенно жесткой ломки…***
- Ты ведь сам понимаешь, что это не могло продолжаться долго? Чарльз валяется на кушетке в библиотеке. Рассеянно наблюдает за каплями, скользящими по стеклу, делает ставки на лидера. Проигрывает. Начинает снова. Опять ошибается. И еще раз… «Долго»? Рэйвен, замершая в дверном проеме, вряд ли осознает значение этого слова. Иначе не стала бы употреблять его всуе. «Долго» Чарльза длится одиннадцать дней. Эрик где-то пропадает уже вторую неделю. И если сосчитать, сколько раз в сутки Ксавье думает, вспоминает или мысленно разговаривает с Леншерром – число получится поистине астрономическим. А она тут с видом Матери Терезы пришла объяснять ему прописные истины. - Давно речь готовила? – Чарльз не настроен на диалог. Он настроен ерничать, огрызаться и искать виноватых в том, что оказался недостаточно подготовленным к жизни без железа в крови. Он настроен пить свой отвратительно-дорогой бренди («излишество, Чарльз» - усмехается в его голове голос, от интонаций которого моментально холодеют пальцы), курить, стряхивая пепел в полупустой бокал, и закатывать single-вечеринки по поводу бесконечной жалости к себе. Плюс делать ставки в гонках дождевых капель по стеклу. Конечно же… - Чарльз! – Рэйвен волнуется за него. Она не находит себе места от беспокойства и уже несколько дней мысленно репетирует этот разговор. Телепат устал слушать то, как она изображает его реплики в своем сознании. Собственный голос в ее интерпретации кажется ему визгливым и истеричным. А Ксавье кто угодно, только не истерик. Он просто зол. Зол на себя, зол на Эрика. Зол нее за те очевидные выводы, которые вертятся у нее на языке. - Рэйвен?! – он передразнивает ее, скорчив гримасу, и снова затягивается сигаретой. Прячет глаза в клубах едкого дыма. Чарльз не умеет быть ублюдком. Очень старается, но здесь ему до уровня Леншерра еще расти и расти. Пытаясь заставить себя разозлиться на Мистик, выводящую его на неприятный разговор, профессор попутно все больше злится на себя – за то, что втянул ее в свою рефлексию. - Ты очень изменился, Чарльз! – он говорит это грубее, чем планирует. Копирует интонацию напрямую с подкорки мозга сестры, и она резко вздрагивает, понимая, что личные мысли в какой-то момент перестали быть неприкосновенными. - Ты обещал мне!!! – кричат они одновременно, и Рэйвен закрывает ладонями рот, чтобы задержать болезненный всхлип, рвущийся следом. Чарльз отворачивается лицом к спинке кушетки и снова погружается в пучину презрения к себе. Может быть, когда он нырнет достаточно глубоко, то сможет понять Эрика - виртуоза в непростом искусстве ментального самоуничтожения… Мистик подходит так тихо и незаметно, что Чарльз вздрагивает от неожиданности, когда она касается его плеча. Ксавье был уверен, что сестра убежала рыдать в обнимку с любимым плюшевым медведем, рвать в клочки их общие фотографии или паковать чемоданы – в худшем случае. Вместо этого она присаживается на край кушетки и мягко перебирает его волосы. - Он не один из нас, – Чарльзу не нужно объяснять, кого она имеет в виду. За последнюю пару месяцев только один персонаж фигурирует в каждом их разговоре. Эрик, мать его, Леншерр! И профессор снова злится. Ксавье не нравится, когда кто-то при нем упоминает Эрика. Когда ученики обсуждают его между собой. Когда Рэйвен поднимает неприятную тему его отъезда. Все это звучит для Чарльза так, словно люди вокруг имеют какое-то право на его Леншерра. Знают о нем что-то такое, чего не знает он сам. Будто они понимают его друга лучше, чем Ксавье… - Знаю, – он вяло огрызается, надеясь избежать болезненного выяснения отношений. Но Рэйвен настроена решительно. Она действительно готовилась несколько дней. - Ему не место в академии, Чарльз. Ты сам это признаешь. Он… другой. - Чужак даже среди мутантов? Изгой среди изгоев? Это что-то новенькое... – Чарльз начинает закипать. Он сам считал также, когда только познакомился с Эриком. И теперь поздно брать свои слова обратно. Но это не дает права кому-то еще рассуждать подобным образом. - Я не о том. – Рэйвен цепляется пальцами за сильно спутанную прядь волос брата, заставляя его шипеть и морщиться от неприятного ощущения. – Прости. Я имела в виду твою телепатию. Почему она не действует на него? Что с ним не так? «С ним все в порядке», хочет ответить Чарльз, но сам знает, что это ложь. Ксавье теперь твердо и четко осознает, до какой степени с Леншерром не «все в порядке». - Он опасен, – сестра не сдается. Она надеется, что Чарльз ее услышит, не смотря на сонм других голосов в его гениальной голове. Огромное множество, но без одного конкретного голоса… - Для тебя – в первую очередь. - О чем ты? – Ксавье озадачен. Разговор свернул с заготовленных рельсов, и профессору даже становится чуточку любопытно. - А ты сам не видишь? Ты помешался на нем! – в голосе Рэйвен кроме холодного осуждения слышится нечто такое, что заставляет Чарльза обернуться и взглянуть ей в глаза. – Вы все время вместе. Никого к себе не подпускаете. Ото всех отдалились… «Рэйвен ревнует. Это что-то новенькое». - Ты стал сам не свой. Неужели не замечаешь? С тобой творится неладное. То обмороки, то приступы беспамятства… И это все его вина! Я знаю! Знаю! – она почти кричит под конец, и Чарльз чувствует, как сестра неосознанно-крепко сжимает пальцы вместе с его волосами.***
- Что ты можешь знать? – внутри Чарльза холодеет бритвенно-острый срез паники. Только тронь – и страхи прольются наружу клубком парных внутренностей. Чарльз боится пошевелиться. Боится даже дышать. - Он мучает тебя. Его сознание тебя отравляет. Чарльз хочет спросить «с чего ты взяла?», спросить «он сам тебе сказал?», «зачем ты вообще полезла не в свое дело?!», Чарльз хочет вывернуть сознание Рэйвен наизнанку и вытряхнуть из него мельчайшие крупицы воспоминаний об Эрике. Те фрагменты, которых нет в его собственной памяти, те крохи разговоров и взглядов, что были у этих двоих без него… - Чарльз? Ксавье не реагирует. Он полностью погружен во внезапное осознание того, что у Леншерра есть другая жизнь. Не с Чарльзом. Что, выходя из дверей библиотеки, его друг не исчезает бесследно. Что люди вокруг разговаривают с ним. Возможно, даже касаются его. - Чарльз, мне больно! Рэйвен почти плачет. В попытке отыскать все воспоминания об Эрике, Ксавье с силой сдавил виски сестры своими ладонями. И даже не заметил этого… Вот они оба в воде – мокрые и ошарашенные. Мистик следит за ними сверху, с палубы корабля. Чарльзу не нравится воспринимать себя чужими глазами. Но, видя, как близко он был в тот момент к Леншерру, телепат невольно улыбается. Они еще не знакомы толком, однако, он уже успел спасти Эрику жизнь. Будущий друг не выглядит особенно счастливым по этому поводу, слишком взбешенный тем, что противник ушел у него из-под носа. Позднее Ксавье понимает, что это был единственный раз, когда он смог пробиться в разум Эрика. Леншерр бросил все резервы, пытаясь остановить субмарину, истончив свои ментальные щиты. Потом, сколько бы Чарльз не пытался повторить контакт, он всегда терпел поражения. Видимо, не хватало подлодки со злейшим врагом на борту, в качестве приманки. Вот Леншерр срывает свидание Рэйвен с Хэнком. Сестричка невольно проводит параллели, и сравнение оказывается не в пользу Маккоя. «Какой же он все-таки красивый» - мелькает у нее в мыслях, и Чарльзу приходится согласиться с этим внезапным выводом. Воспринимать Эрика глазами Мистик оказывается довольно интересно. Они отмечают те детали, которые сам Ксавье пропустил, не удостоив вниманием. И оценивают друга с неожиданной стороны. Поджарая фигура, широкие плечи, надменный поворот головы… Рэйвен видит внешнюю оболочку Леншерра сексуально-привлекательной. Но там, где она оперирует обычным зрением, Ксавье доступно гораздо большее. Эрик прям и статен. И Чарльз почти ощущает своими плечами тяжесть креста, прибитого к его спине под одеждой. Знак принадлежности к иудейскому народу, который тот всю жизнь носит с собой. Рэйвен смотрит на его руки, любуется их силой и ловкостью. Чарльз вспоминает хват этих ладоней, еще мальчишеских, вокруг черенка лопаты, измазанного кровавыми письменами содранной кожи. Рэйвен думает: «Интересно, каково это – прикоснуться к его губам?». Чарльз вспоминает разверстую криком живую рану, бывшую когда-то ртом. И только потом Ксавье накрывает… Интересно, каково это – прикоснуться к его губам?7
Они не разговаривают уже несколько дней. Рэйвен злится. Она смертельно обижена и не хочет видеть Чарльза с его жалкими извинениями. Впрочем, для жертвы ментального изнасилования это естественно. Не то, чтобы у Чарльза был особенно богатый опыт по этой части… Раньше, касаясь разума другого человека, он всегда старался быть тактичным и деликатным. И только в последний раз у него полностью и бесконтрольно сорвало крышу. Эрик не шутил, когда говорил о сексе с его сестрой. Может, конечно, в тот вечер он его просто подначивал, но, в каждой шутке, как говорится… Они были вместе – Леншерр и Рэйвен. Чертов Леншерр и его синекожая сестра! Они трахались прямо здесь! В его, Чарльза, доме! Куда он пригласил их обоих, и где позволил остаться… Неблагодарные ублюдки! Чарльза пугают собственные вспышки гнева, прежде ему несвойственные. Но гораздо больше его пугает то, что он сделал с Рэйвен. И то, что до сих пор не почувствовал раскаяния.***
Это комната Эрика. Он сам выбрал ее для друга и помог ему в ней обжиться. Сам все здесь спланировал. Все… кроме Мистик в постели Леншерра. Она прокралась незаметно и ловко – по праву хозяйки дома, знающей все тайные закоулки. Они с Чарльзом столько лет провели за играми в этих стенах, что найти лазейку в чужую спальню не составило ей никакого труда. Его сестра сегодня просто обворожительна. Когда она мимоходом ловит свое отражение в зеркале, Чарльз понимает, что Рэйвен серьезно поработала над внешним видом. Ксавье чувствует, как гулко стучит под ребрами ее сердце. Удар, еще удар. Даже в ушах и костяшках пальцев отдается невротический пульс. Она мелко и часто дышит, стараясь оставаться незаметной. Мистик смущена и взволнована до паники. Она боится быть отвергнутой или показаться смешной, поэтому накручивает себя, стараясь разозлиться. Ей кажется, что в нужный момент злость придаст ей силы. Кто только внушил ей подобную ересь? Опять влияние Эрика? Этот мудак повсюду в ее голове! Ксавье не желает признавать, что в его собственных мыслях концентрация Леншерра превышает все разумные пределы. Ему проще винить Рэйвен. Глупая-глупая-глупая девчонка! Повелась как первоклассница! Впрочем, когда Леншерр велит дурочке прийти через пару лет, Чарльзу почти жаль ее. И, да – он готов простить Эрику все на свете за одни только эти слова. «Прекрасно сказано, друг мой»! – радостно одобряет профессор, забывая, что все еще находится в сознании сестры. Что она его слышит и чувствует постороннее присутствие в самом, возможно, интимном своем воспоминании… Ксавье чертыхается. Он ощущает ее слабое сопротивление против грубого, насильственного вторжения в личную жизнь. Но сметает этот слабый барьер, чтобы успеть увидеть еще немного. То, что происходит дальше, заставляет Чарльза пожалеть, что он не ушел из воспоминания вовремя, аккуратно притворив за собой дверь с табличкой «не беспокоить». То, что происходит дальше, меняет все. Эрик целует его. Формально, конечно, он целует Рэйвен. Но сейчас Чарльза меньше всего занимают формальности. Он в эпицентре сознания сестры, купается в ее ощущениях. Ксавье неумолимо выдавливает ее из собственных мыслей. Он проталкивает руки в рукава ее тела и почти слышит, как трещат сухожилия и суставы. Моргает несколько раз, привыкая к фокусировке противоестественно-желтых глаз. Натягивает чужую кожу, радуясь латексной упругости синей оболочки. Телепату кажется, что, будь Рэйвен сейчас в человеческом обличье, ее порвало бы в клочья от переполненности Чарльзом. «Не тот размер. Принесите еще одну синюю кожу в примерочную, пожалуйста» … Ксавье понимает, что он чертов сукин сын, но, когда губы Леншерра накрывают его собственные, напрочь забывает о раскаянии. Личность Мистик заходится злым воем где-то на задворках своего сознания, но Чарльз не думает о ней. Чарльз вообще не думает. Он впитывает, вбирает в себя, вытягивает из сестры каждую каплю воспоминаний о прикосновениях Эрика. И вот уже он, а не сестра распластан по кровати. Его тело сминают и оглаживают сильные руки. Его губы откровенно отвечают на ласки. У Эрика сухие горячие пальцы. Он проводит ими по скуле Чарльза, и тот ловко выворачивает голову, чтобы поймать их в плен своего жадного рта. Кожа на подушечках чуть шершавая на ощупь, и скользящий по ней язык чувствует щекотку. В Рэйвен всегда было что-то кошачье, думает Ксавье. И в этот момент он чертовски благодарен ей за бесстыдство, с которым она вылизывает руки Эрика. Иначе он никогда бы не узнал их вкус… Горькие. От табака, оружия, проклятой монеты, что вечно перекатывают его длинные пальцы. Дымные. Словно в детстве, в лагере, его прокоптили на всю оставшуюся жизнь вперед. Горькие, дымные и соленые. Как морская вода, которая связала их вместе в ночь знакомства. Чарльз собирает губами всю палитру вкусов, вбирает в себя, завязывая ассоциации морскими узлами – намертво. Ему хочется продолжать свое исследование. Хочется изучить языком всего Эрика, каждый дюйм его тела… Но у Рэйвен другие планы. Она ловко выворачивается из-под Леншерра, чтобы сесть сверху. И Чарльз удивляется тому, насколько естественно у него получается оседлать Эрика. Обнять его бедра ногами, прижаться животом к животу, припасть ртом к голубой пульсирующей жилке у основания шеи… Чарльз пьянеет от этого ощущения. Он хмелеет с каждым вдохом, позволяя себе все больше и больше развернуться в чужих воспоминаниях, окончательно выталкивая сестру из ее прошлого. Это теперь его место. И его мужчина…***
Впервые Чарльз кончает, не притрагиваясь к себе. По брюкам расплывается влажное пятно, и именно это приводит профессора в себя. Он все еще сжимает пальцами лицо Рэйвен, но сестра уже не плачет и не просит ее отпустить. Глаза Мистик злы и холодны. Янтарный лёд. Мокрые дорожки на синих щеках кажутся неестественными. Следы, больше подходящие другому, человеческому облику. Она хищно скалит белоснежные зубы и грязно ругается на брата, впервые не стесняясь в выборе слов. - Ты - гребаный ублюдок, Ксавье! Проклятый извращенец! – Рэйвен сплевывает ему на грудь и резко, брезгливо сбрасывает с себя его руки - Ебучий пидорас! Дверь за ее спиной хлопает с такой силой, что несколько томов падают с полок, добавляя еще немного хаоса в разрушенный мир Чарльза. Он только что узнал, что не абсолютно гетеросексуален. И что в библиотеке неплохо было бы хранить смену одежды.8
Чарльз все портит. Сначала отталкивает от себя Эрика, копаясь в его сознании, потом – Рэйвен. Что показательно, тем же способом. Ксавье готов возненавидеть свою телепатию. Вот теперь он в полной мере чувствует себя мутантом, и это оказывается далеко не так весело, как ему всегда казалось. Хандра Рэйвен, вечное нытье Хэнка, постоянные внутренние жалобы остальных – все это внезапно обретает смысл. Быть мутантом не так уж круто. Особенно, если твой дар отбирает у тебя любимых людей. Дар и собственное тщеславие. Чарльзу мелочно хочется свалить все на способности. Наврать, что не смог их контролировать. Временами у него даже мелькает шальная мыслишка стереть из памяти сестры тот случай в библиотеке. Но поздно проснувшаяся совесть его останавливает. Он таскает Рэйвен цветы и шоколадки в шуршащих обертках, готовит ей травяной чай и просиживает часами под дверью ее комнаты. Не стучит, не просит разрешения войти – просто садится на пол в коридоре и представляет, чем она занимается внутри. Расчесывает волосы, чистит зубы, читает перед сном… Чарльз отчаянно скучает по сестре, но не знает, как все исправить. Теперь они с Мистик поменялись местами. Ксавье не знает, как начать неприятный и тяжелый разговор, прокручивая в голове вариант за вариантом. Он доходит до сотого, когда дверь за его спиной внезапно открывается. - Лучше бы один раз извинился, – Рэйвен смотрит на него сверху вниз, но в ее взгляде больше нет презрения и ненависти. - Я – кретин. - Не так. - Мне очень жаль. - Перестань! Для телепата ты погано врешь, – она фыркает, но не захлопывает дверь. Продолжает нависать над Чарльзом, которому впервые так сложно подобрать слова. Его неудержимо тянет заглянуть в ее сознание, - аккуратно подсмотреть нужную формулировку. Но Рэйвен предупредительно вскидывает брови, и профессор моментально отгоняет прочь это желание. - Прости меня? - Уже лучше. Но до идеала еще далеко, – сестра отходит внутрь комнаты, оставляя дверь открытой. Если это не приглашение войти, то Чарльз и правда, ничего не стоит без своей телепатии, – Тебе нужно больше практики. - Мне извиняться каждый час? – ноги и спина затекли от долгого сидения в неудобной позе, поэтому встает Чарльз совершенно не грациозно. Отряхивает брюки и осторожно ступает на территорию, запретную в последнее время. - Достаточно будет каждый день. В течение ближайших пары лет. Они оба неловко смеются. И только когда Чарльз благодарит мироздание за то, что у него такая разумная и добрая сестра, она выдает то, что он не был готов услышать: - «Я – мутант, и горжусь этим», Чарльз, – Рэйвен улыбается, - Добро пожаловать, в клуб.9
Хэнк встречает его настороженно. Он старается держать себя в руках, но не готов простить профессора также легко, как это сделала Рэйвен. Синяя шерсть на загривке то и дело встает дыбом, желтые глаза недобро прищуриваются. Сестре приходится гладить Зверя по мохнатой руке, успокаивая и подтверждая – нет, она не сердится больше на брата. Да, он – мудак. Но не стоит пытаться его убить. По крайней мере, прямо сейчас. Ксавье поражается тому, насколько гармоничная из этих двоих получается пара. И дело здесь не только в общей палитре. Кроме окраса закомплексованный парнишка Маккой перенял от Мистик ее новую философию, лозунгом которой она недавно встретила брата на пороге. «Я – мутант, и горжусь этим». С тех пор как Хэнк «озверел» и перестал проецировать на Рейвен свои комплексы, они начали чаще бывать вместе. И пусть эти двое продолжали считать себя просто друзьями, за время бойкота телепата Мистик и Зверь стали практически неразлучны. Неудивительно, что Хэнк инстинктивно продолжает опекать ее от дурака-брата. В конце концов, у него на Чарльза имеется зуб. Много зубов. - Ну же, Хэнк, расскажи ему! – Рэйвен двумя руками с трудом обхватывает лапищу Зверя и тащит его вперед. Маккой не двигается с места, но она не сдается. Смеется, скалит белоснежные зубы, особенно яркие на фоне голубой кожи. Ксавье тяжело привыкнуть к тому, что теперь сестра все время разгуливает по академии синей и голой. Но, кажется, кроме него это никого не смущает. - Кхм… Ты говорил, что твоя телепатия не всегда срабатывает. Например, на Леншеррр-р-ре, - произнося последнее слово, Зверь неприязненно рычит, и это смотрится чертовски грозно. Чувствуется, что Эрик ему не многим симпатичнее Ксавье. Но Рэйвен награждает его одобрительной улыбкой, и Маккой продолжает. - Этот прибор… - сфера, в которую его привела «сладкая синяя парочка» может называться «прибором» только в воображении Хэнка. Для всех остальных это устрашающего вида круглый бункер, обмотанный проводами и увешанный датчиками. - Я назвал его «Церебро». Так вот, этот прибор сконструирован, чтобы усиливать телепатические способности. Чарльз недоверчиво хмурится, но Зверю нет дела до его скепсиса. Он в своей родной стихии, увлеченно сыпет научными терминами, которые Ксавье понимает через три на четвертый. Сквозь спутанную проволоку слов прорываются куски контекста, понятные простым смертным. Церебро увеличивает радиус действия телепатии. Дает возможность поиска конкретного объекта. Позволяет вступать во взаимодействие с разумом, находящемся даже на большом расстоянии… Дальше профессор уже не вникает в детали презентации. В его мозгу бьется одна-единственная идея: «эта штука сможет отыскать Эрика» … - Ты меня вообще слушаешь? – не смотря на отсутствие рычащих согласных, Маккою удается произнести фразу так, что у Чарльза нехорошо екает сердце. Определенно, после усиления мутации, Зверь начал производить куда большее впечатление на собеседника. И на его сестру. Особенно на нее. Чарльз замечает, как Рэйвен временами смотрит на Зверя и невольно проводит параллели. Интересно, он сам кажется таким же невменяемым рядом с Эриком? Воспоминания о Леншерре возвращают Чарльза к теме их разговора. - Да-да. Извини. Ты говорил об усилении импульсов мозга. И что неплохо было бы побрить волосы. И что-то о проводимости… Стоп! Как побрить волосы? На голове?! – синие зубоскалы покатываются со смеху, а Ксавье всерьез озадачивается тем, готов ли он облысеть ради встречи с Эриком. И когда чаша весов явно склоняется в сторону бритвы, Хэнк сквозь хохот его успокаивает. - Это не обязательно. Не паникуй. Попробуем так, для начала. Нужно убедиться, что вы с Церебро поладите… Чарльз готов поладить с кем угодно, и обмотаться проводами, как мумия, лишь бы отыскать Эрика. Да, тот взрослый, самостоятельный мужик, у которого есть своя жизнь. Но все доводы рассудка терпят крах, сталкиваясь с маниакальной одержимостью Ксавье. Профессор давно начал подозревать - в их взаимоотношениях что-то пошло не так. Столкновение, узнавание, притяжение… Исподволь, так, что Чарльз не смог вовремя диагностировать у себя признаки зарождающейся болезни. Помешали обширнейший гетеросексуальный опыт и прежнее отсутствие тяги к мужчинам. А теперь уже поздно – его потребность в Эрике разрослась до полноценной опухоли размером с человеческое тело. Определенно, им стоило обсудить этот момент. «- Знаешь, друг мой, я осознал, что не смогу спокойно жить, пока не вскрою твое сознание отверткой своей телепатии… Особенно, после того, как переспал с тобой в воспоминаниях своей сестры… Это может считаться изнасилованием? А инцестом?» … Нет, пожалуй, над формулировками стоит еще поработать. - Чего ты там копаешься? – Зверю не терпится поджарить мозг профессора, и он не дает Ксавье продолжить мысленный диалог. С другой стороны, эксперимент может провалиться. И тогда с мечтами найти Леншерра придется расстаться, а глумливую речь удастся отполировать до блеска.***
Рэйвен подходит неслышно, как всегда. Кладет руки брату на плечи и мягко разминает мышцы, сведенные от внутреннего напряжения. - Расслабься, – она оборачивается к суровому Зверю и просит – Дашь нам минутку? В теплоте ее голоса отчетливо проскальзывают повелительные нотки. «Металлические» - автоматически фиксирует Чарльз. Зверь покидает собственное логово, недовольно бурча себе под нос. В его отсутствие Чарльзу существенно легче собраться. - Спасибо. Я уж думал, он мне голову откусит, если я не потороплюсь. Даже не посмотрит, что она еще небритая. - Перестань! Хэнк сконструировал Церебро специально для тебя. Имей хоть немного уважения! – Рэйвен отчитывает его, как школьника, и Чарльзу, действительно, становится неловко. Они со Зверем не самые большие друзья. Особенно после случившегося в библиотеке. Ксавье не хочет знать, до какой степени сестра посвятила Маккоя в подробности. И так понятно, что Зверю есть за что набить профессорскую морду. Но вместо этого он тратит свои время и силы на то, чтобы ему помочь… - Он знает, для чего все это? - Нет, – Мистик мрачнеет. Чарльз видит, что ей неприятно врать Зверю, держать его в неведении ради брата. И Эрика, – Я надеюсь, это останется между нами. По официальной версии, ты разыскиваешь детей-мутантов, чтобы пригласить их в академию. Позаботиться о них. Защитить… - ее голос на мгновение срывается, но продолжает она снова твердо: - И, когда ты решишь свои личные проблемы, Чарльз… Обещай мне, что так и будет. Все, как я сказала Хэнку. Чарльз придушенно кивает. Он первый должен был подумать о такой возможности… Не идти по следам сплетен об удивительных людях, то и дело натыкаясь на выдумки. А целенаправленно сконцентрировать свои способности на поиске особых детей. Отыскать их и постараться помочь до того, как они станут изгоями. До того, как они пойдут по пути Эрика… Но, конечно, Ксавье был слишком занят собой. И «своими личными проблемами». Рэйвен снова пришлось выгораживать своего непутевого братца. - Клянусь. Черт! Прости меня, Рэйв… - Смотри-ка… Научился извиняться. И двух лет не понадобилось, – говорит Мистик, и порывисто обнимает Чарльза. Крепко. Совсем как раньше. * "Здесь могут водиться тигры" (англ.) — название одноименных рассказов Рэя Брэдберри, 1951 года и Стивена Кинга, 1968 года. Отсылка к работам средневековых картографов, которые таким образом подписывали неведомые земли на краю ойкумены. ** "Осторожно леопард" (англ.) - цитата из романа "Автостопом по галактике" Дугласа Адамса. Для нашего постоянного читателя. *** Атрибутами мученичества Апостола Варфоломея в иконографии христианских святых считается его собственная содранная кожа в руках.