Fathers

      Курт наконец-то закончил свой мюзикл про Пиппу Миддлтон.       И после того, как он получил одобрение Шустера и Фиггинса, хоровой кружок был готов выступать с ним.       Курт не ожидал особого успеха, но мы с Кэрол с нетерпением ждали премьеры. Это будет первый раз, когда мы увидим всех троих мальчишек, выступающих вместе на одной сцене… к тому же, в мюзикле, который написал Курт.       Сам Курт с каждым днём становился всё более нервным.       Нужно было проверить кучу костюмов, отрепетировать кучу песен, довести до совершенства кучу танцевальных движений.       И плюсом к этому, хор готовился к региональным.       И плюсом к этому, начинали приходить письма из колледжей.       Я никогда не забуду тот день, когда Блейн влетел в дом с улыбкой до ушей и победными воплями, как будто только что выиграл в лотерею. Он размахивал пачкой писем и от счастья даже забыл закрыть за собой входную дверь. Перескакивая через две ступеньки сразу, он понёсся наверх за Куртом.       — Эй, притормози-ка, ковбой. Сейчас разнесёшь снег по всему дому.       — Прости!       Я посмеялся, услышав, как Блейн тарабанит в дверь Курта и без остановки выкрикивает его имя.       — Курт! Курт, Курт, Курт, открывай! Они пришли!       Дверь мгновенно распахнулась, и оба мальчика побежали вниз, чтобы открыть письма вместе.       Они сели на диван и попытались дышать настолько глубоко и спокойно, насколько могут.       — Хорошо, — начал Блейн. — Ты готов?       Они оба волновались, нервничали и невероятно боялись того, что увидят в этих конвертах.       — Вместе?       — Вместе.       Они разложили конверты, каждый взял свои, а тот, что принадлежал Финну, ребята отложили в сторону, чтобы он прочитал сам, как только придёт домой.       — Итак, какой первый?       — Колумбийский, — предложил Курт. — Сначала самый тяжёлый отказ.       Блейн засмеялся.       — Хорошая идея.       Они одновременно открыли свои конверты, и моё сердце застучало в безумном ритме.       Это была такая важная часть их жизни, и если я уже сходил с ума, то даже не представляю, что чувствовали они.       Блейн первый прочитал своё письмо, быстро бегая глазами по листу.       — Уважаемый мистер Андерсон… Приёмная комиссия… С сожалением сообщаем…       Его лицо помрачнело, он сложил письмо и засунул его обратно в конверт.       — Могли просто написать: «Уважаемый Лузер… ты отстой».       Брови Курта взлетели, когда он прочитал собственное письмо.       — Ах, уважаемый Лузер… ты отстой.       Он засмеялся и отбросил листок.       — Всё равно неприятно, да?       — Это уже неважно, мы движемся дальше. Им же хуже.       Блейн усмехнулся.       В конце концов, это правда.       — Нью-Йоркский следующий?       Курт сделал глубокий вдох, и они быстро раскрыли конверты. Но прежде чем кто-либо из них успел прочитать содержимое, Курт бросил листы на диван.       — Нет, нет, я не могу этого сделать.       Блейн взял его за руку.       — Курт, взгляни на меня.       Курт посмотрел ему в глаза.       — Ты сможешь. И не имеет значения, что там написано, мы есть друг у друга, и это главное. И ни одно письмо это не изменит.       Его глаза сияли.       Курт ещё раз глубоко вздохнул и взял свой конверт.       На лице Блейна сразу же расцвела улыбка, и он не смог скрыть волнения в голосе:       — Курт?       Курт закричал так громко, что я испугался за свои барабанные перепонки.       Они целовались, плакали и радовались одновременно, как два человека, чьи мечты наконец начали сбываться.       Я был невероятно счастлив. Это был один из тех самых идеальных моментов в их жизни, и никто из нас не мог перестать улыбаться.       Я наконец покинул свой наблюдательный пункт у лестницы и подошёл к дивану.       — Парни, это замечательно, правда!       Они вздрогнули, как будто забыли, что я тоже был в комнате и видел и слышал всё, что происходило.       Но потом оба рассмеялись, и я позволил им активно обсуждать всё, что им нужно успеть сделать до начала осени, какие шоу они хотят посетить и на какие занятия записаться…       Для меня это было чересчур, и с каждым новым упоминанием чего-то, что им понадобится, у меня в голове проносился щелчок кассового аппарата. Я уже отключился от разговора, но мальчишки были слишком увлечены, поэтому я просто позволил им болтать дальше.       Мы что-нибудь придумаем.       Несмотря на всю их взволнованность, я всё же заметил, что с Куртом было что-то не так. Он был очень счастлив, но, казалось, что-то скрывал. Было что-то, что он не рассказывал Блейну, что только сильнее затянуло узел беспокойства внутри меня.       Я выяснил, в чём было дело, только когда мальчишки поднялись наверх, чтобы поискать ещё какую-нибудь информацию про Нью-Йорк.       Они оставили свои письма в гостиной, и именно письмо Курта из Колумбии раскрыло мне секрет.       Его приняли, но он солгал об этом Блейну.       И я понимал, что есть какая-то серьёзная причина для этого. После всего того, что случилось на Хэллоуин, Курт больше не лгал Блейну, никогда.       Я не мог оторвать взгляда от слов в письме.       «Уважаемый мистер Хаммел… Поздравляем! Мы рады сообщить, что Вы…»       Его приняли в школу Лиги Плюща. Мой сын, сын механика из Огайо, получил золотой билет, попав в один из лучших университетов в стране.       И он не собирался воспользоваться им.       Конечно я понимал, что это было только его решение, несмотря ни на что. Он сам должен решать, и он имеет право учиться там, где захочет.       Но мне нужно было удостовериться, что он выбрал другой университет по разумным причинам.       Поэтому тем вечером я не ушёл из комнаты Курта сразу же после того, как отправил Блейна спать. Вместо этого я сел рядом с сыном, и по выражению его лица сразу понял, что он знает, о чём будет разговор.       Я достал письмо, и он громко вздохнул.       — Точно. Ну говори, не стесняйся.       Я засмеялся.       — И что, по твоему мнению, я собираюсь сказать, Курт?       Он скрестил руки.       — Ты собираешься сказать, что я совершаю ошибку. И что я должен был сказать ему.       Он был прав. Этот ребёнок так хорошо меня понимал, и он прекрасно знал, что меня не обрадует его решение скрыть от нас поступление в Колумбийский… отчего показалось ещё более странным то, что он вообще решил это сделать.       Он знал, что я не буду доволен, но всё равно сделал это.       — И что, ты сказал?       Он злобно прищурился.       — Нет, не сказал. И не собираюсь.       Неверный ответ.       — Курт…       — Папа… Я не хочу поступать в университет, если Блейна не будет там вместе со мной.       Тоже неверный ответ.       Он не может принимать такие решения, основываясь на том, куда поступит кто-то другой. Именно по этой причине Рейчел бросила Финна.       Именно по этой причине пары постоянно расстаются или в итоге ненавидят друг друга.       Я не мог позволить ему совершить ту же ошибку.       — Я знаю, что Нью-Йоркский и Колумбийский находятся в одном городе, но это две абсолютно противоположные стороны города, а последнее, что нам с Блейном нужно, это какой-то барьер между нами. Я честно не думаю, что мы сможем находиться в разных частях города после того, как жили вместе весь этот год.       Он улыбнулся.       — Я знаю, что Колумбийский — замечательный университет, но ведь и Нью-Йоркский тоже. И я знаю, что буду намного счастливее там, если Блейн будет рядом со мной.       Я понимал, почему он так говорит, конечно же.       Но отступать не собирался.       Я понимал, насколько важным для него был Блейн. Чёрт возьми, если и был кто-то, кто понимал, насколько важен Блейн Андерсон, так это я.       Но Курт не может строить всю свою жизнь вокруг него, даже если и хочет этого больше всего на свете.       И даже если я хотел, чтобы они всегда были вместе, они всё ещё двое детей из старшей школы. И я не могу позволить своему сыну упустить шанс, а потом жалеть об этом до конца жизни.       — Ты же знаешь, Курт, что я хочу для тебя только лучшего.       Он скривил губы.       Он уже знал, что я скажу.       — Но я не хочу, чтобы ты отказывался только из-за Блейна. Послушай, Нью-Йоркский прекрасен, и я ни на каплю не сомневаюсь, что ты будешь невероятно счастлив там, но о Лиге Плюща ты не затыкался с тех самых пор, как заставил меня вытерпеть все семь сезонов «Девочек Гилмор».       Он улыбнулся.       — Я только хочу сказать, что это твой выбор, не Блейна. Ты знаешь, что он в любом случае поддержит. Тебе просто... нужно быть с ним честным, понимаешь?       Он вздохнул.       — Всё намного сложнее, чем ты думаешь, пап.       Я подождал, пока он решит, стоит ли продолжать.       — Колумбийский всегда был… это всегда была мечта его отца. Ты знал это?       Я не знал.       — И для него это было решено, потому что его отец был выпускником и пожертвовал туда денег больше, чем стоимость всего нашего дома, но, очевидно, сейчас это уже не так, и я просто… мне кажется неправильным идти туда без него.       И от этого всё действительно стало намного сложнее.       Всё, куда был вовлечён Ричард Андерсон, становилось сложнее.       И теперь Курт чувствовал, что в каком-то смысле предаст Блейна, если пойдёт в университет, в который, как бы ни было токсично мнение его отца, Блейн, я уверен, тайно надеялся поступить.       Просто показать ему, просто заставить отца, который никогда не был доволен им, гордиться.       Блейн был единственным, кто так и не понял, что попытка вызвать гордость у его отца не должна быть основой ни одного его решения.       Но он всё равно в каком-то смысле всё ещё цеплялся за эту надежду.       Колумбия могла что-то значить для его отца, или по крайней мере Блейн мог бы убеждать себя в этом снова и снова.       Но это было несправедливо. Это было несправедливо по отношению к Блейну, и это не было справедливо по отношению к Курту.       Они оба немного застряли в своём фантазийном мире, и было чистой удачей, что Курт сам по себе пришёл к правильному заключению.       Он вздохнул.       — Но… ты прав. Это прекрасный университет, и для меня всегда было чем-то вроде… мечты, быть как можно более похожим на Рори Гилмора.       Он снова тяжело вздохнул, как будто прямо здесь и сейчас собирался принять самое важное решение в своей жизни.       — Можно мне переспать с этой мыслью?       Я улыбнулся.       — Это всё, чего я прошу.       Больше всего на свете я хочу, чтобы Курт был счастлив. И мне только тяжелее от того, что оба варианта могут сделать его счастливым… только в двух совершенно разных направлениях.       Но всё равно… Курт должен делать то, что лучше для него, а не для Блейна.       Всё стало только хуже в день, когда должен был состояться мюзикл про Пиппу Миддлтон.       Мы с Блейном сидели на кухне, пока Курт в школе проводил последние проверки, чтобы быть уверенным, что каждая деталь будет идеальной, а Кэрол и Финн закупали последние штрихи для его костюма принца Уильяма.       Я сидел за столом и читал газету, а Блейн, устроившись на кухонной стойке с журналом, болтал о предстоящем вечернем выступлении.       — Знаешь, думаю, что Курт до сих пор немного расстроен, что не он будет играть Пиппу. В смысле, Рейчел прекрасно справится, но это его шоу, и он над ним много работал. Можно было бы подумать, что по крайней мере ему могли бы разрешить сыграть Пиппу, так?       Я, на самом деле, не особо обращал внимания на то, что он говорил.       — Так.       На самом деле я думал о том, как замечательно, что мы с Блейном можем вот так вот спокойно сидеть вдвоём на кухне, и он часами может рассказывать мне обо всём, что приходит ему в голову.       Всё казалось таким комфортным, приятным и правильным.       — Ну хотя бы Рейчел не играет Кейт, а то это было бы совсем неловко. Они себя теперь так странно ведут, она и Финн, в смысле, но мы с Куртом просто стараемся не вмешиваться. Хотя, думаю, то, что Кейт играет Сантана, тоже странно.       Я засмеялся.       — Да, в каком-то смысле.       — Я всё же думаю, что всё пройдёт прекрасно. И я взволнован, честно сказать. Я уже сто лет в мюзиклах не участвовал. В Далтоне без девчонок это было проблематично. Нам в основном оставалось только ставить Шекспира.       — О, правда?       — Но конечно же, в Нью-Йоркском будет куча мюзиклов. Уверен, что Курт сможет играть любую роль, какую только захочет, потому что у него идеальный голос.       Я засмеялся.       Скорее всего так и будет. Если конечно они вдвоём поступят в Нью-Йоркский.       Я был в каком-то смысле разочарован, что Курт до сих пор не сказал Блейну правду. Пусть и прошло всего пару дней после нашего разговора, но Блейн до сих пор пребывал в полной уверенности, что осенью они с Куртом оба идут в Нью-Йоркский университет.       Он не имел малейшего понятия, что всё может пойти не так, и мне это не нравилось.       Я встал, чтобы взять чего-нибудь попить, и сразу же почувствовал это.       Всё это, абсолютно.       Это было резко и горячо, и всё моё тело в один момент покрылось потом.       Эта острая боль в левой руке, боль, которую я уже чувствовал годом ранее и которую уже так хорошо знал.       В этот раз я постарался думать. Сделать что-нибудь, сказать что-нибудь, прежде чем случится то, что, я знал, уже было близко.       Я посмотрел на Блейна, который был увлечён своим журналом и не видел меня.       — Ты можешь поверить, что самый дорогой в мире гель для волос стоит больше четырёх тысяч долларов? Вау, что они вообще туда добавляют?       Он поднёс журнал ещё ближе к лицу, чтобы рассмотреть получше.       У меня не оставалось времени.       — Блейн…       Журнал упал, и выражение ужаса расползлось по лицу Блейна.       — Звони в скорую.       Я был ещё в сознании, но ноги уже не держали меня, а боль была такой сильной, что я не мог ясно думать.       И когда спустя уже пару мгновений приехала скорая, Блейн был абсолютно не в себе. Фельдшеры пытались задавать ему вопросы в то время, как грузили меня в машину, а он никак не мог понять, почему нельзя двигаться быстрее.       — Как вас зовут, сэр?       Казалось, что это глупейший вопрос в данной ситуации.       — Как меня зовут? Какая, к чёрту, разница? Нам нужно…       — Дышите, пожалуйста. Мы делаем для него всё, что в наших силах. Мне нужно, чтобы вы сказали нам ваше имя, пожалуйста.       Он потёр лицо рукой, но всё же ответил.       — Блейн… Блейн Андерсон.       — Ладно, мистер Андерсон, вы можете ехать в больницу прямо за нами, хорошо?       Ехать прямо за нами?       Блейн уже был абсолютно не в состоянии вести машину и ни в коем случае не собирался оставлять меня.       — Что? Нет, вы должны позволить мне ехать с вами. Я не могу его оставить!       Блейн двинулся к машине скорой, но фельдшер преградил ему путь.       — Мне жаль, но только члены семьи могут ехать в скорой.       Мужчина уже отвернулся, и Блейн громко крикнул:       — Нет!       И я никогда не забуду то, что он сказал.       — Я его… я его сын. Я член семьи. Пожалуйста.       Я так сильно пытался абстрагироваться от всего происходящего со мной, что прекрасно расслышал, как Блейн умоляет фельдшера разрешить ему поехать. Я не хотел думать о том, что прямо сейчас делают со мной эти приборы и врачи, поэтому решил фокусироваться на другом.       Я закрыл глаза, и я ждал.       — Хорошо, ладно. Залезай.       После этого я помню только несколько коротких моментов.       Я помню, как Блейн стоял весь в слезах, вцепившись в волосы и пытаясь дозвониться до Кэрол, как только мы прибыли в больницу. Помню, как Курт яростно спорил с врачами. Я помню Финна с отсутствующим выражением лица, и я помню, как пыталась успокоить сама себя Кэрол, чтобы быть в состоянии успокоить всех остальных.       Так продолжалось до тех пор, пока я не начал осознавать, где я находился и что происходило.       Как только я едва смог шевелиться, Курт уже стоял около меня, а Кэрол звала врачей.       Я смог приподняться и увидел знакомый ужас в глазах сына.       Я не хотел даже думать о том, через что он сейчас проходит, что ему приходится переживать снова.       Я сжал его ладонь, и в тот момент существовали только мы двое. Отец и сын, побывавшие в аду и вернувшиеся обратно, которые не собираются сдаваться просто так.       Он должен был знать, что я рядом, немного слаб, но в остальном абсолютно в порядке, и я не собирался оставлять его.       Когда в палату вошёл доктор, все встали и собрались у моей кровати.       Финн и Кэрол стояли слева, а Блейн как бы сам по себе у изножья.       В его причёске уже не осталось геля, и он нервно ковырял ногти, до сих пор слишком напуганный, чтобы посмотреть на меня.       И я не виню его, правда.       Он был со мной всё это время, и ему пришлось невероятно быстро действовать в ситуации, к которой он абсолютно не был готов.       Мы все были напуганы.       Но доктор сообщил, что приступ был очень лёгким и не таким уж необычным после того, что был в прошлый раз.       Мы все выдохнули в облегчении, а я даже почувствовал себя намного лучше, чем когда-либо.       Я выжил, и со мной всё будет хорошо.       Доктор сказал, что на следующий день я могу уже поехать домой, если ничего не изменится.       Нам повезло на этот раз… но Курту казалось по-другому.       — Я не могу понять, почему это опять случилось. Он правильно питался и принимал все лекарства. Он всё делал правильно. Разве смысл всего этого был не в том, чтобы ему стало лучше, а не хуже?       Доктора немного застала врасплох реакция Курта.       Но в этом был смысл. Больше года я питался кроличьей едой и тофу, чтобы снова угодить в больницу.       И что, если я продолжу делать всё то, что вроде как должно мне помогать, то в следующем году снова окажусь здесь?       Это не правильно.       — Что ж, на самом деле существует несколько разных вариантов, почему это произошло. Генетика, возраст, повышенный уровень стресса… я вижу, что в семье пополнение, так?       Все взгляды устремились на Блейна, и он медленно поднял голову, чтобы посмотреть на доктора.       Он кивнул.       И всей нашей семье сразу стало кристально ясно, о чём именно сейчас думал Блейн.       Врач практически прямым текстом сказал ему, что это он причина моего приступа, даже если имелось в виду совсем не это.       Блейн до побелевших костяшек вцепился в край кровати, пытаясь удержаться на ногах.       Конечно, в словах доктора был смысл. Если и было то, в чём я уверен на сто процентов, так это то, что за последний год мой уровень стресса подскочил до потолка.       Я подумал обо всех моментах, когда определённо испытывал стресс с тех пор, как Блейн живёт с нами.       Наш первый поход к врачу, наш второй поход к врачу, как я врезал по лицу отцу Блейна, как я врезал по лицу Джимми О’Коннора, тот случай, когда Блейн скинул с лестницы Пака, ссора в хоровом кружке, разрыв с Куртом, случай, когда они чуть не сожгли дом, инцидент с концертом Леди Гаги…       Да, предостаточно.       Но это не было виной Блейна.       Это не было ничьей виной. Они были невероятно хорошими детьми, и будь я проклят, если кто-то из них подумает по-другому.       В конце концов доктор ушёл, и все снова сели на свои места.       Я помню, что мы провели тот вечер, смеясь над шутками Финна о сердечных приступах и поедая паршивую больничную еду.       Шуток было удивительно большое количество, и пару раз даже Курт не сдержал смеха.       А вот Блейну тяжелее давалась радость.       Я знал, что он всё ещё обдумывал ту фразу врача, и Курт знал это тоже.       Я хотел сказать ему что-нибудь.       Я хотел сказать что угодно, что поможет ему понять, что ему абсолютно не из-за чего расстраиваться, что я не променяю его ни на что в мире.       Я пережил бы ещё тысячу сердечных приступов, только бы Блейн не думал, что он проблема или ошибка, но я не знал, как сказать это.       Не тогда, когда в палате были Финн, Кэрол и Курт. Но не было и шанса остаться с ним здесь наедине, когда мы в такой ситуации.       Так что я попытался вести себя так, как будто не произошло ничего особенного, как будто это было даже к лучшему.       Я предложил всем поехать домой, уверял, что вполне могу остаться один на ночь, но все были не согласны.       Думаю, я должен был понять сразу, что они не смогут расслабиться, пока я не буду вместе со всеми дома и в безопасности.       Мне стало немного легче из-за всего этого только ранним утром, когда я проснулся, а Блейн с Куртом сидели вдвоём и шептались.       — Знаешь, когда это случилось в прошлом году, я… я чувствовал то же самое, что и ты.       Я, не открывая глаза, продолжил слушать.       Тот факт, что Курт чувствовал себя виноватым настолько же, насколько и, я уверен, чувствовал себя виноватым Блейн, было чем-то, что он мне никогда не рассказывал.       Я этого не понимал и был рад, что Блейн задал следующий очевидный вопрос:       — Почему?       Курт вздохнул.       — Ну, это случилось до того, как у меня появилось всё это, знаешь? Кэрол и Финн не были частью семьи, а Финн на полном серьёзе молился сендвичу.       Блейн засмеялся.       — Что..?       — Как-нибудь потом.       Он снова засмеялся, и я понял, что Кэрол с Финном или спали в палате, или куда-то ушли.       Я ждал, пока Курт продолжит.       — Я тогда ещё не встретил тебя, и я постоянно чувствовал себя таким… таким одиноким. Постоянно.       Я так хорошо это помню.       Курт многие годы был одинок, пока не встретил своего идеального парня, в которого так быстро влюбился. Думаю, это и есть та часть, что делает его идеальным, на самом деле.       — Единственный человек, который у меня был — это отец. И я чуть не потерял и его.       Его голос звучал так твёрдо, как звучит всегда, когда он был близок к слезам.       — Последнее, что я сказал ему тогда, что я не собираюсь идти на пятничный ужин с Кэрол и Финном. А последнее, что он сказал мне, — что он во мне разочаровался.       Я уже практически забыл об этом.       О том, что я днями лежал без сознания, пока мой сын терзал себя мыслями о том, что моими последними словами были: "Я разочарован в тебе".       Это было ужасно слышать.       — Курт, иди сюда.       Курт засмеялся.       — Нет, я в порядке. Правда.       Но я услышал, как скрипнул стул, когда Блейн всё же придвинулся ближе и обнял Курта одной рукой.       Курт вздохнул.       — Смысл в том… что я чувствовал себя виноватым. Мне казалось, что я испортил единственное, что было дорого для меня. У нас с папой были неидеальные отношения, но… но это было всё, что я имел. Это было всё, чем я дорожил, и я променял это на «Звуки музыки».       Было что-то особенное между мной и Куртом.       Что-то, что нельзя было разрушить ничем: ни «Звуками музыки», ни пропуском пятничного ужина, ни даже сердечным приступом.       Потому что так много лет Курт был моим всем.       И даже теперь, когда мы не одни, он всё ещё мой маленький мальчик, которого я держал на руках совсем крошкой, и он всё ещё самое дорогое для меня в этом мире.       — Я чувствовал себя ужасно, как будто не осталось никакой надежды, и это было неправильно. Я не должен был так себя чувствовать, потому что он всегда был моим папой.       Я слышал, как он тихо плакал.       — Он всегда будет моим папой, и одно моё неправильное решение не значит, что он перестанет меня любить.       Он замолчал.       — У меня была причина чувствовать себя виноватым, Блейн, но у тебя? У тебя нет. Ты знаешь, что он любит тебя, и ты знаешь, что случившееся — не твоя вина.       Он был прав и действительно подобрал самые правильные слова, чтобы донести это до Блейна.       Я только хотел, чтобы Блейн в них поверил.       — Нет, ты прав. Прости.       — Тебе не за что извиняться, Блейн.       Блейн вздохнул.       — Я просто… не знаю, что бы я делал, если бы снова всё потерял.       И это было то, как выглядела ситуация со стороны Блейна.       И тут, на самом деле, было две стороны.       Он видел, как я практически умер. Он почти физически ощутил, как человек, которого он наконец смог принять как отца, исчезает у него на глазах, и только это уже способно разорвать его на кусочки.       Плюсом ко всему, он думал, что это всё его вина.       Что это он был причиной, по которой едва не потерял меня.       Скорее всего, всю ночь он придумывал, как уйти от нас. Ему казалось, что единственным способом понизить мой уровень стресса будет его уход.       И настолько, насколько это было неправильным, настолько это имело идеальный смысл в голове кого-то, кто всегда думает, что всё, что он получает, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что он не заслужил ничего из этого.       Что его отец был прав.       — Я отказался от всего, что у меня было, чтобы быть здесь… быть с тобой. И это лучшее решение в моей жизни, Курт. И всегда им будет.       Он опять вздохнул.       И я понял, что это было то, как выглядела ситуация со стороны Курта.       Это был его ответ для Колумбийского университета.       Блейн отказался от всего ради Курта, и ничего не помешает Курту сделать то же самое для него.       И я ни на каплю не возражал.       — Но сегодня… всё это? Я как будто видел, как у меня резко всё отбирают.       Ему было сложно говорить, сложно понять, какими чувствами делиться, а какими нет.       — И это… самое страшное и самое кошмарное, что я только мог представить.       Для ребёнка с таким прошлым, как у Блейна, это были не просто слова.       Но он ничего не терял, если вы спросите меня.       И я знал, что так будет всегда.       — Понятия не имею, как ты справлялся в одиночку, Курт. Ты один из самых сильных людей, которых я встречал, и я не знаю, как ты делаешь это. Я не знаю, как ты можешь сидеть здесь и выслушивать моё нытьё о твоём отце, когда он…       — Он уже не только мой отец, Блейн.       Это был первый раз, когда я слышал от Курта что-то подобное.       Я помню, как он расстроился, когда я начал проводить время с Финном. Он чувствовал, что весь мир вокруг него разрушится, если он будет делить меня с кем-то ещё.       Это было тяжело.       — И я знаю, что ты это знаешь.       Он замолчал, и я уже практически открыл глаза, чтобы посмотреть на выражение лица Блейна, но не хотел рисковать прервать их разговор.       — Нет ничего в мире, что могло бы встать между нами, Блейн. Или нашей семьёй. Тебе нечего бояться.       Он был таким мудрым ребёнком, и он был на сто процентов прав.       — И в то же время, да, я думаю, что мы должны отказаться от некоторых наших вредных привычек. Таких, например, как тайные поездки на концерт Леди Гаги.       В тот момент я задался вопросом, а был ли это единичный случай?       — С ним всё будет хорошо, и с нами тоже. В какой-то момент ты просто должен в это поверить. Ты должен верить, что всё получится, потому что не верить — слишком тяжело, и потому что ты любишь свою семью, и потому что ты уже прошёл через многое.       Это было то, в чём он убедился на собственном опыте.       После всего, через что прошёл в жизни Курт, я был так горд, что он способен логически мыслить в этом направлении.       Он правда был сильным ребёнком.       — Мы ведь уже проделали огромный путь, верно?       Блейн засмеялся.       — Верно.       — Мы не можем проиграть, Блейн. Все шансы в нашу пользу.       Я знал, что он крепко верит всему, что говорит.       — Мы вместе поедем в Нью-Йорк, и всё у нас будет хорошо.       Он помолчал.       — Хорошо?       Мальчишки рассмеялись, и я услышал скрип стульев, когда они придвинулись ближе друг к другу.       Блейн всегда был правильным выбором.       Вместо сердечных приступов и школы Лиги плюща мужчины семьи Хаммел всегда выбирают Блейна.       Потому что он был невероятно важен для нас обоих, и он всегда будет стоить повышенного стресса или отсутствия возможности быть похожим на Рори Гилмора.       — Я люблю тебя, Блейн.       — Я тоже тебя люблю.       И это и есть настоящая любовь.       Делать всё, что в твоих силах, для человека, которого любишь, даже если для других это не имеет смысла.       Отказываться от всего, чтобы быть с человеком, которого любишь больше всего на этом свете.       И это то, что Курт всегда будет делать для Блейна, а Блейн — для Курта.       Я услышал скрип двери и решил, что это подходящий момент притвориться, что я просыпаюсь.       Финн и Кэрол были вооружены тёплым кофе и завтраком, и от этих приятных запахов мой желудок громко заурчал.       Я начал подниматься, и Финн едва не уронил всё, что держал в руках.       — О господи, мы тебя разбудили?       Он был в ужасе.       — Что? Нет, Финн, ничего подобного. Утро на дворе. Пора бы уже проснуться.       На часах было только около шести утра, и все переглянулись друг с другом, чтобы убедиться, что всё действительно нормально.       Финн замер на месте.       — Приятель, садись и пей свой кофе.       Он улыбнулся, и все расслабились от того, что я снова был самим собой.       Когда Кэрол начала раздавать еду, я заметил, как плохо все выглядели.       — Скажите-ка, кто-нибудь в этой палате вообще спал этой ночью?       — Ни секунды, — с улыбкой ответил Блейн.       Никто не выглядел виноватым, и я понял, что такого ответа и стоило ожидать.       Я оглядел палату.       Кроме мешков под глазами всех членов семьи, я заметил ещё кое-что — несколько вещей из дома, разложенных тут и там.       Зубные щётки, крема Курта, на полу — колода карт, раскинутая на троих.       Они превратили больничную палату в дом.       И потом я заметил самую важную деталь.       Я совсем забыл о том, во что был одет Курт, когда только приехал в больницу.       Но вот оно, висит прямо передо мной.       — Мюзикл. Вы его пропустили, да? Вы пропустили всё выступление?       Курту уже было, что ответить.       — Мы ничего не пропустили, пап. Его просто… отложили.       — Господи, мне жаль, Курт. Я знаю, сколько это для тебя значит.       Курт встал, подошёл ко мне и взял меня за руку.       — Ты значишь для всех нас намного больше, чем Пиппа Миддлтон, папа. Даже если она симпатичнее, чем ты.       Я засмеялся.       — Ну что ж, я всё равно хочу увидеть мюзикл. На какую дату его перенесли?       Все начали переглядываться, а на лице Кэрол появилась грустная улыбка.       Отложен на самом деле означало отменён.       С приближающимися региональными не было возможности тратить время на мюзикл Курта.       Это было несправедливо, и я уже было начал чувствовать себя виноватым, но Курт быстро сказал:       — Как насчёт…       Он пересёк палату и достал из сумки диск.       — …прямо сейчас?       Финн не мог поверить в то, что услышал.       — Сейчас, Курт?       Курт посмотрел на меня, и я был не в силах стереть ухмылку со своего лица.       — Да, сейчас, Финн. Папа хочет увидеть мюзикл, и мы покажем ему мюзикл.       Я засмеялся.       — Курт, я уверен, что парни вымотаны. Вам не нужно…       — Но нам правда нужно! И кроме того, у меня только что открылось второе дыхание. Да, Финн? Блейн?       Блейн улыбался, а Финн передёрнул плечами.       — Как скажешь. Но… как мы это сделаем?       Курт широко улыбнулся.       — Я буду играть Пиппу Миддлтон, конечно же.       Это была ожившая мечта.       — А вы двое разделите остальных персонажей… кроме этого, Финн, тебе не нужно будет играть разных кавалеров. Или принца Гарри.       Финн засмеялся.       — Замётано.       Идеальнее и быть не могло.       Это была та самая версия мюзикла, которую мы и хотели увидеть, и мальчишки были чертовски хороши.       Это было смешно, это было прекрасно. Мы смеялись и пели и, вероятно, перебудили половину больницы, но нам было абсолютно плевать, потому что здесь и сейчас мальчики пытались разыграть полномасштабное шоу в крошечной больничной палате в шесть утра, и делали это блестяще.       Они были такими креативными, безумными и полными любви.       И меня не волновало, сколько из-за них в моей жизни стресса.       Потому что без них я — никто.       Меня бы и не было здесь, если бы не они.       Они спасли меня.