Fathers

      В тот день меня всё же отпустили домой.       Но жизнь не вернулась внезапно к своему нормальному состоянию, как я бы хотел.       Все трое мальчишек заняли абсолютно разные позиции в дни после моей выписки, и мне не нравилась ни одна из них.       Финн пытался забыть, что это вообще произошло.       Когда мой приступ всплывал в разговоре, он либо резко менял тему, либо начинал насвистывать себе под нос, чтобы не слушать.       Ему не нравилось думать об этом, и я считаю, что в этом смысле и я был ближе всего к его способу справляться с ситуацией.       Конечно же, с Куртом всё было в точности да наоборот.       Он, по понятным причинам, нервно следил за каждым моим движением и отслеживал каждую крошку еды, которую я кладу в рот.       Каждый раз, когда я пытался съесть что-то, что не было приготовлено лично им, он солидных десять-пятнадцать секунд инспектировал еду и только потом выносил решение. И почти каждое его решение включало в себя выбрасывание еды в мусорку.       Я понимал, почему он так себя ведёт, и я знал, что он просто пытался заботиться обо мне, но так не должно было быть.       Я должен заботиться о своём ребёнке. Не наоборот.       Что приводит нас к Блейну.       Который теперь до смерти меня боялся.       Он до сих пор был в ужасе от того, что могло произойти, и больше не хотел оставаться со мной наедине, в случае, если меня снова схватит сердечный приступ. Но я решил пока не говорить с ним об этом, потому что он просто сойдёт с ума, если узнает, что я заметил, как он избегает меня. Это был его способ справляться с ситуацией, и я подумал, что пока позволю ему делать это. Он привыкнет.       Но всё же я думаю, что из всех нас Блейн воспринял это тяжелее всего.       Курт уже переживал подобное и знал, каково это, а Финн пребывал в счастливом отрицании.       Но Блейн?       Блейн был тем, кто набрал 911. Блейн был тем, кто ехал в скорой. И Блейн был тем, кому пришлось объяснять всем остальным, что произошло.       И для того, кто уже однажды потерял одного отца… вся эта ситуация была слишком тяжелой для него с самого начала.       Был один вечер, буквально через пару дней после моего возвращения, когда мы всей семьёй смотрели фильм в гостиной.       Блейн спал на коленях Курта и в какой-то момент начал… стонать, в каком-то смысле.       Я мог сразу сказать, о чём думал Курт, пока пытался разбудить его, да и Финн засмеялся так сильно, что перевернул свою миску с попкорном.       Но когда Блейн наконец проснулся, всё оказалось совсем по-другому.       Он закричал и резко подскочил, едва не стукнув Курта лбом по носу.       Все застыли, а Курт выглядел невероятно напуганным.       Но даже близко не таким напуганным, как Блейн.       Он быстро вытер пот со лба и, нервно дёргая шнурки своей толстовки, осмотрел всех, кто был в гостиной, пытаясь осознать, что было реальным, а что — частью кошмара.       Курт взял его за руку.       — Эй, ты в порядке?       Он попытался улыбнуться.       Блейн посмотрел на меня, пытаясь понять, как ему ответить на этот вопрос.       — Д-да… всё нормально.       Все в комнате понимали, что это ложь.       Блейн тяжело дышал, что ещё больше тревожило Курта.       — Блейн? Ты…       — Нет, правда, я в порядке.       Он улыбнулся.       — Просто… я наверное пойду спать.       Было едва девять тридцать вечера.       Он поцеловал Курта в щёку и встал.       — Всем спокойной ночи.       Потом ещё раз посмотрел на меня и пошёл наверх.       Это было странно и напугало всех, особенно Курта.       Я не совсем понимал, как достучаться до Блейна, или что же такого сделать, чтобы помочь ему почувствовать себя лучше. Ситуация была сложной, но потом, наблюдая за лицом Курта, я понял, что Блейн смог открыться хотя бы своему парню. И я решил пока что оставить всё как есть.       Тем более, что после этого Блейн выглядел очень даже счастливым.       Я не был на сто процентов уверен, была ли это игра на публику, или ли же он действительно был в восторге от той новости, что они с Куртом преподнесли мне на следующий день.       Когда они вернулись со школы, то незамедлительно направились на кухню. От них прямо-таки веяло волнением.       Курт не смог больше себя сдерживать и секунды.       — Мы с Блейном получили соло на региональных!       Они улыбались и смеялись, как будто едва могли поверить, что это происходит на самом деле.       Даже с моими ограниченными знаниями о хоровых кружках, я понимал, что это было важное событие, особенно после того, что случилось из-за того соло на отборочных.       — Это замечательно, парни! Что собираетесь петь?       Они посмотрели друг на друга и осознали, что эту часть ещё не продумали.       — Уверен, мы придумаем что-то. Да, Блейн?       Он улыбнулся.       — Ох, конечно. На этот раз мы не можем проиграть. Это будет… невероятно. На самом деле.       Он был счастлив и абсолютно уверен в том, что всё пройдёт великолепно.       Мне это нравилось. Мне нравилось видеть его улыбающимся, счастливым и не запуганным. Я не видел его таким с момента моего сердечного приступа, и даже если я знал, что он ещё не до конца вернулся в своё нормальное состояние, то был более чем согласен принять соло на региональных как хорошее отвлечение на какое-то время.       Он был счастлив. В этом точно не было ничего плохого.       — Что ж, парни, это здорово. Но как вы его получили?       Взволнованность Курта резко превратилась в замешательство.       — Что ты имеешь в виду?       Я начал сомневаться, а надо ли было вообще задавать этот вопрос. Хотя мне-то он казался вполне безобидным.       — Ну, после всего того, что устроили Финн и Рейчел во время последнего соло…       И тут до меня дошло, что единственная причина, по которой Курт и Блейн получили соло, — это то, что Финн и Рейчел даже не боролись за него.       Как только эти двое оказались вне игры, выбор автоматически пал на Курта и Блейна.       — Да, спасибо, папа, что вспомнил.       Курт вздохнул.       — Эй, брось, я не это имел в виду.       Разрыв Финна и Рейчел ни капли не обесценивает того, чего добились Блейн с Куртом, но я почувствовал, как Курт всё же начал сомневаться в этом.       Курт хотел доказать что-то этому хоровому кружку. Он хотел показать всем, что Курт и Блейн в лучшем своём проявлении дадут фору Финну и Рейчел в их лучшем проявлении.       И даже если он был счастливее некуда, что они получили соло, я знал, что это имело не то же самое значение, как если бы они получили соло в то время, когда Финн и Рейчел всё ещё были вместе.       Но Блейн всё равно улыбался.       — Знаешь что? Мы берём то, что можем. И если эта возможность для нас — результат того, что у Финна и Рейчел кое-какие… временные проблемы… я думаю, мы более чем согласны принять это и выступить даже лучше, чем это сделали бы они. Так ведь, Курт?       Курт просто посмеялся.       Он знал, что Блейн прав.       — Это правда.       Они поцеловались, а я в который раз поразился тому, как легко Блейну удавалось успокаивать Курта и поднимать ему настроение.       Но теперь вырисовывалась более серьёзная проблема.       Среди прочего, оставался ещё Финн.       Даже если сейчас у нас были два парня, которые победили, оставался один, который проиграл. Было невозможно удовлетворить интересы всех троих, когда дело доходило до хорового кружка.       И я знал, что, так или иначе, Финна это беспокоит.       Особенно потому, что он до сих отказывался открывать свои письма из колледжа.       Он забрал их в свою комнату, и иногда я замечал, как он сверлит их взглядом. Он тянулся открыть одно, потом отбрасывал в сторону и тяжело вздыхал.       И потом снова. И снова.       Это длилось уже несколько дней, и к этому моменту ни одно письмо так и не было открыто.       Я знал, что Кэрол уже была в курсе и взяла это на себя. Все до сих пор хотели оградить меня от стресса, но я не мог перестать переживать за Финна.       Он старался оставаться счастливым и занимал себя разными делами, но постоянно витающее вокруг напоминание о Рейчел, а также то, что он может поступить или не поступить в колледж, немало давило на него.       И я понимал, что должен был поговорить с ним об этом.       Как-то вечером я поймал его прямо перед тем, как он собрался лечь спать.       Я открыл дверь его спальни и увидел, что он уже сидит на кровати, мрачно уставившись на один запечатанный конверт и пытаясь заставить себя раскрыть его и узнать, что же внутри.       Но через несколько секунд он откинулся на спинку кровати, закрыл глаза и опустил конверт.       Меня он даже не заметил, поэтому мне стало немного неловко от того, что я ворвался в столь личный момент.       Но лучшего времени и быть не могло.       — Финн?       Он резко выпрямился, попытавшись выглядеть настолько непринуждённо, насколько мог.       — О, эй, Бёрт. Тебе… нужно что-то?       Я посмеялся и воспользовался моментом, чтобы оглядеть его комнату.       Я осознал, как же мало времени здесь провожу.       Финну нравилось его пространство. После проживания практически в шкафу с ковбоями на обоях большую часть своей жизни, он заслужил свою комнату, в которой мог просто сбежать от реальности.       И естественно, комната Финна максимально соответствовала ему.       Она пахла Финном, выглядела как Финн… и была в таком же беспорядке.       — Ты когда-нибудь пытался поднять что-нибудь из этого с пола?       Финн осмотрел комнату задумчивым взглядом.       Одежда, комки бумаги, мусор, видеоигры и вообще всё, что у него было, валялось по всему полу.       Он посмотрел на меня, твёрдо приняв решение.       — Неа, скорее всего нет.       Я улыбнулся.       — И не надеялся.       Я замолчал, раздумывая над тем, смогу ли заставить его сейчас рассказать мне всё, что я хотел.       Попытаться стоило.       — Не возражаешь, если я войду?       Можно было с уверенностью сказать, что он не ожидал от меня такого вопроса.       Но он не возражал.       Он освободил мне место на кровати, и я сел перед ним.       Мой взгляд сразу же зацепился за два конверта на прикроватной тумбочке… два открытых конверта.       Я схватил их, и он даже не попытался меня остановить.       Финн всегда хотел делиться со мной событиями из своей жизни. Он просто не был уверен, как это сделать, а после моего сердечного приступа вообще начал сомневаться, а стоит ли рассказывать мне что-то, что могло разволновать меня.       Мне нужно, чтобы он знал, что может поговорить со мной о чём угодно в любое время.       — Ты уже открыл эти два?       Он кивнул.       — Это заняло пару дней, но… да.       Это были всего лишь два местных колледжа в Огайо. Это были заведения, куда собирались поступать все из МакКинли, и где Финн будет лишь ещё одним безымянным лицом в толпе.       Не имело значения, поступил ли он туда, потому что это было не то, чего он хотел.       И это было не то, чего хотел для него я.       — А то?       Я указал на конверт в его руках, запечатанный.       Он передал его мне, и я был удивлён, увидев, откуда он.       — Нью-Йоркский университет?       Я улыбался, но понял, что он услышал удивление в моём голосе.       Он смутился и забрал у меня конверт.       — Это тупо, я знаю.       — Что? Это не тупо.       Я замолчал, ожидая, что он согласится со мной. Но он молчал.       Я посмотрел ему в глаза.       — Финн, почему ты думаешь, что это тупо?       Он так крепко сжимал конверт, как будто пытаясь выдавить ответ оттуда, не открывая его.       — Потому что я уже знаю, что там.       Он вздохнул.       — Слушай, я знаю, что не очень хорош во всём этом… искусстве. Я не умею танцевать, а петь могу только рок-песни восьмидесятых. Но я…       Он остановился, раздумывая, хочет ли говорить дальше.       — Я просто подумал, что может быть… не знаю. Стоило попробовать?       Он попытался улыбнуться.       — Я отправил видео с отборочных в прошлом году, где мы поём с Рейчел. В смысле… мы ведь победили, так? Это уже что-то, думаю.       Он вздохнул.       — Не знаю. Просто я не Курт и не Блейн. Они заслужили поступить в Нью-Йоркский, и они заслужили соло на региональных. Так и должно быть, и я просто должен это принять.       Я понятия не имел, что он чувствовал себя так, и я не мог поверить в это.       Он был лидером в этом хоровом кружке, но он не считал себя таким же талантливым, как Курт или Блейн. Он не думал, что заслуживал того же, что было у них.       Я знал, что Финн во многом чувствовал себя неуверенно, но я бы никогда и не подумал, что к этому относится и что-то, чему Курт и Блейн всегда немного завидовали.       — Финн, ты же знаешь, что это неправда. Ты проходил прослушивание точно так же, как и они. Пока они не открыли свои письма, вы трое были в одной лодке.       Он посмотрел на письмо, и я понял, что достучался до него.       — Открывай.       Он взглянул на меня, и в его глазах я видел безграничное доверие.       Я бы никогда не направил его на неверный путь, и ему нужно было верить в это.       Он просунул палец под печать и наконец открыл это письмо.       Но прежде чем достать содержимое, он положил конверт на колени.       — Ты уверен?       Я улыбнулся.       — Посмотри, что там, Финн.       Он глубоко вздохнул и достал письмо из конверта.       Я знал, что он нервничал. Он был невероятно напуган.       Именно поэтому он так долго решался открыть письмо, его обволакивал подавляющий страх отказа именно сейчас, когда в школе он буквально получал всё, что хотел.       Он хотел стать квотербеком — он стал.       Он хотел стать лидером хорового кружка — он стал.       Он хотел стать самым популярным парнем в школе — он стал.       Но это? В этом он уверен не был, и он не знал, что будет делать, если не поступит. Он не знал, будет ли он тем Финном Хадсоном, которым всегда хотел быть, если не поступит.       Для него это был важнейший момент.       И пока его глаза сканировали письмо, выражение лица было совершенно нечитаемым.       Он не был взволнован, но и расстроен не был тоже. Он был…       — Лист ожидания.       Это не было плохо. И я должен был его убедить, насколько неплохо это было.       Это не было «нет». Просто пока это не было «да».       И он понятия не имел, как действовать дальше.       Я сжал его колено.       — Это хорошо, Финн, понял?       Он не был убеждён.       — Послушай, у тебя ещё достаточно времени, чтобы принять решение, и у нас с тобой достаточно времени, чтобы выследить тех, кто поступил, и убить их. Неплохо звучит?       Мы оба засмеялись, и он отложил письмо.       — Нет, ты прав. Всё будет хорошо.       Но я видел, что он не до конца был уверен в этом.       И я видел, как он вновь мысленно возвращается к своему изначальному аргументу.       Что Курт и Блейн заслужили это больше, чем он… особенно теперь, когда оказалось, что в Нью-Йоркском университете думали именно так.       Я должен был сказать что-нибудь, чтобы помочь ему чувствовать себя лучше, но с таким же успехом я мог бы прыгнуть в кроличью нору.       — Финн, ты знаешь, что в делах хора я не особо разбираюсь, но… разве это не ты всегда получаешь соло?       Его лицо приняло такое же выражение, как у Курта, когда я спросил у него про соло на региональных.       Я снова засомневался, стоило ли задавать этот вопрос.       — Я получал соло с Рейчел. Все это знают. Даже я это знаю. Финн… Финн не получает соло. Финн и Рейчел получают соло. Но теперь нет… нет никаких Финна и Рейчел, поэтому теперь это не имеет значения.       Как будто без Рейчел он даже не думал о том, что ему стоит быть самим собой.       Это было неправильно, и я должен был понять, что вообще заставляло его так думать.       — Ты действительно скучаешь по ней, да?       Он откинул голову назад, вздыхая.       — Да, скучаю.       Он пытался разобраться, что же на самом деле чувствовал.       Это было запутанно, сложно, и он не хотел скучать по ней.       Но скучал.       — Я сегодня после уроков подслушал, как она репетирует в хоровой, и мне всё показалось таким очевидным. Как будто и не было более лёгкого решения, потому что она… она — всё, чего я когда-либо хотел.       Я пока не был уверен в том, что чувствую насчёт этого, но хотел, чтобы он продолжал.       — И я даже не знаю, как объяснить это, потому что когда я пытаюсь записать на бумагу, то получается полная бессмыслица. Но я не могу перестать о ней думать. Её блестящие волосы, свитера с оленями, и как она постоянно сводила меня с ума. Я скучаю по этому.       Юная любовь. Всегда захватывает с головой.       — И я чувствую, как будто мы не всегда помним, как мало времени у нас осталось, понимаешь?       Я не хотел понимать, но понимал.       — Я просто не хочу терять её, и всё.       И вот здесь-то до меня дошло кое-что о Финне.       У каждого из мальчишек был свой способ справляться с моим сердечным приступом, и для Финна это была Рейчел.       Он отчаянно нуждался в ней.       Он отчаянно нуждался в том, чтобы они были вместе так, как Курт и Блейн.       И ему просто нужно было, чтобы она делала его счастливым так, как может только она, так, как он всегда любил, несмотря на то, какой сумасшедшей она была.       И я не стал даже представлять себе всё то, что она делала для него в прошлом, когда дело доходило до чего-то подобного. Счастье Финна волновало меня сильнее, чем какие-то незначительные вещи.       И счастьем Финна была Рейчел.       И он заслужил её.       — Слушай, я знаю, что она, может, и не та девушка, на которой я однажды женюсь, но она девушка, с которой я хочу быть сейчас. И я думаю, что должен… должен быть с ней.       Я улыбнулся, зная, что он прав.       Рейчел не была идеальна, но этот мальчишка был влюблён в неё и хотел вернуть.       — Что ж, Финн… ты знаешь, я думаю, ты должен брать то, что хочешь. И если ты хочешь Рейчел, что ж… возьми её. Возьми Рейчел.       Я замолчал, а Финн пытался сдержать смех.       — Так, ладно… нет, послушай… я не это имел в виду. Не надо заниматься с ней сексом, окей? И не рассказывай своей матери, что я сказал тебе заняться с ней сексом.       Мы оба засмеялись, и я знал, что его мысли сейчас были более чем в порядке.       — Спасибо, Бёрт… Но здесь тебе не о чем волноваться. Поверь мне.       Он закатил глаза, и я встал, чтобы уйти.       Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я закрыл за собой дверь с тихим щелчком.       И когда укладывался спать чуть позже, я знал, что в итоге он примет верное решение.       На самом деле, я был спокоен и даже рад за Финна в дни перед региональными.       Он дожидался момента, чтобы сделать первый шаг, но в голове до сих пор проворачивал своё решение. Это было хорошо, и его счастье делало счастливым меня.       Оставался только Блейн, которому радость всё ещё давалась тяжелее.       Потому что в день перед соревнованиями он начал слетать с катушек.       Он репетировал их с Куртом песню в гостиной уже, кажется, в миллионный раз. Курта даже не было дома, но Блейн был одержим каждой незначительной деталью.       — Ты ведь знаешь, что у тебя всё прекрасно получается.       Я подошёл сзади, и он испугался, услышав меня.       Он улыбнулся.       — Я в этом не уверен.       Он начал нервно кусать ногти, уставившись на нотные листы перед ним.       Это была та сторона Блейна, которую никто из нас на самом деле не видел.       Он переживал перед песенным конкурсом. И, если верить Курту, такого никогда не случалось. Если и было что-то, в чём Блейн был великолепен, так это выступление перед толпой. У него была эта уверенность, это сценическое обаяние, и он был чертовски хорош в этом.       Поэтому я не мог понять, как ребёнок, у которого никогда не было с этим проблем, внезапно начинает сомневаться в себе.       — О, да? И почему это?       Он вздохнул, и я понял, что он не особо хотел делиться со мной.       — Региональные… завтра.       Не то, что он хотел сказать, но я позволил ему продолжить.       — И я не готов. Я вообще не готов к ним.       Вся его уверенность разваливалась на куски, и в этом не было никакого смысла.       — Эй, брось. Что происходит? Что случилось с Блейном-Соловьём… лидером?       Он посмотрел на меня так, как будто ответ был очевиден.       — У Блейна-Соловья с этим не было никаких проблем. Но его… его больше не существует.       Я всё ещё не понимал.       — Разве неясно? Это Новые Направления. Что-то совсем другое, а я никогда в принципе не делал ничего настолько отличающегося. Я не знаю, как делать что-то, настолько отличающееся. Я знаю, как быть Соловьём. А это?       Он схватил нотные листы и потряс ими передо мной.       — Здесь нет никаких Соловьёв!       Это звучало немного истерично.       — И это наш единственный шанс попасть на национальные, и я… я буду ненавидеть себя до конца жизни, если всё испорчу.       Я посмеялся.       Потому что не понимал, почему он так себя изводит. Я знал, сколько эти соревнования значат для детей, но ещё я знал, что он сводил себя с ума абсолютно беспричинно.       — Блейн, вы с Куртом будете великолепны. И ты ничего не испортишь, понял? Я знаю, что ты это знаешь.       Он вздохнул.       — Я пытаюсь убедить себя в этом, правда, но…       Я потянулся почесать грудь, и глаза Блейна мгновенно стали шире в два раза.       Он старался держать себя в руках, но выглядел так, как будто его сейчас стошнит.       — Ты порядке? Что-то с сердцем или…       — Что?       Но тут же я понял.       По его представлению, рука на груди означала, что у меня очередной сердечный приступ, и он смертельно боялся, что это случится снова.       — Нет, Блейн.       Я помолчал.       — Эй, посмотри на меня.       Он посмотрел.       — Я в порядке, ясно? Клянусь, что я в порядке, и тебе не о чем волноваться, обещаю.       Если и было в мире что-то, чему он мог безоговорочно доверять, так это моё обещание.       Я никогда не нарушал обещаний раньше, и не собирался делать это в будущем.       Он кивнул.       — Прости, я просто вроде как… запаниковал.       Он так сильно смутился, что мне стало его жаль.       — Не за что извиняться, Блейн.       Он поднялся с дивана, и пока я наблюдал, как он уходит в свою комнату, у меня в голове сошёлся пазл.       Он не нервничал насчёт региональных, потому что боялся выступления, и он не сомневался в себе потому, что у него была какая-то веская причина верить, что он не справится.       Он потерял свою уверенность в себе, потому что, по его мнению, я потерял свою.       А я-то должен был быть Суперменом. Но я больше не был непобедимым.       И если Супермен не может быть непобедимым, то как может Блейн?       Я даже не был уверен, что он сам чётко понимал это, но в данный момент это было очевиднее некуда.       И я ненавидел это.       Я хотел, чтобы он продолжал верить, что я никогда не оступлюсь, что я буду тем героем, который всегда придёт на помощь.       Я не хотел, чтобы он разочаровался в этом, но не мог придумать абсолютно ничего, чтобы всё исправить.       Поэтому, я ждал.       И позволил Курту рассказать мне всё, что произошло после того, как они выиграли региональные.       На следующий день мы с ним вдвоём ехали домой после некоторых дел, и он в подробностях рассказал мне всё, что произошло вчера.       — Ладно, итак, мы победили, и когда это объявили, очевидно, мы все слетели с катушек. Это было так волнительно, пап. Но тогда, и, ты не поверишь… в самый разгар всего этого Финн хватает Рейчел и просто целует её прямо там.       Я засмеялся, но Курт даже не заметил.       — Он поцеловал её на сцене, снова. Серьёзно, когда он уже включит голову? Ладно, хоть на этот раз подождал до конца выступления, но если эти двое испортят наши шансы на национальных, то он вылетит отсюда. Я не шучу. Правда.       Он остановился сделать вдох, а я понял, что как бы он ни считал, что это всё возмутительно непрофессионально, он был очень счастлив, что Финн и Рейчел снова вместе.       Финн был счастлив, Рейчел была счастлива.       И это также значило, что Курту больше не придётся ходить на цыпочках вокруг каждого из них.       Что делало его ещё счастливее.       — Ты можешь вообще поверить, что они снова вместе?       Он посмотрел на меня, а я просто пожал плечами.       — Они вместе даже несмотря на то, что Рейчел поступает в Джуллиард. Это безумие, но, знаешь… Финн и Рейчел всегда будут Финном и Рейчел, да?       Я не совсем был уверен в том, что это значило, но согласился с ним.       Он вздохнул, и я понял, что он ещё не закончил с разговорами.       Было заметно, что он хочет сказать мне что-то ещё, но медлит.       — Выкладывай, Курт.       — Я рассказал Блейну о Колумбии.       Так, это было серьёзно, но хорошо.       — И что он сказал?       Курт закусил губу.       — Я не совсем уверен, на самом деле. В смысле, он конечно же хочет, чтобы в любом случае я сам делал выбор. Он никогда не давил на меня, не просил делать что-то, чего я не хотел. Но я объяснил ему, что иду в Нью-Йоркский, и это выбор, который я сделал абсолютно самостоятельно, и… я был немного сбит с толку.       Что это значило, я не понимал тоже.       — Сбит с толку?       Он вздохнул.       — Как будто он не поверил мне, когда я сказал это ему, пап. Он сказал, что счастлив, но не думаю, что он в самом деле осознаёт, что я действительно иду в Нью-Йоркский вместе с ним. Я думаю, он ждёт, что я поменяю своё решение.       О, это было в стиле Блейна. Всегда ожидает дёгтя в бочке мёда, даже если правда смотрит ему прямо в лицо.       Он не мог контролировать это. Это было что-то, к чему он привык, с чем рос, напоминая себе об этом так часто, что теперь уже не мог избавиться от этих мыслей, даже если на самом деле всё вокруг было хорошо.       — Курт, в конце концов он придёт в себя. Просто дай ему немного времени.       — Я знаю, пап, но в последнее время он мне кажется таким безумным… мне кажется, что я только усугубил ситуацию, и я чувствую себя ужасно.       В этом был смысл.       Блейн определённо вёл себя безумно, но в этом не было вины Курта.       В этом не было ничьей вины. А если и была, то скорее винить нужно моё сердце.       — Ты не сделал ничего плохого. На самом деле, я рад, что ты рассказал ему правду. Думаю, вы оба заслужили это.       Он кивнул, всё ещё не убеждённый.       — С Блейном всё будет нормально, и ты знаешь, что он слишком сильно любит тебя, чтобы думать, что после всех своих слов о поступлении в Нью-Йоркский ты вдруг передумаешь и пойдёшь в Колумбийский.       Он ничего не сказал.       — Ты ведь не передумал, так?       — Что? Папа, нет, конечно нет.       Он вздохнул.       — Я уверен, что ты прав. Он никогда не зацикливается на подобном слишком долго.       Я и сам хотел верить в это, особенно зная, как сильно и почему он вообще был зациклен на этом.       Думаю, я получил свой ответ несколько дней спустя, где-то в районе пяти часов утра.       Меня разбудил шум внизу, и когда я услышал хлопок входной двери, то немедленно вскочил с кровати.       На улице ещё было темно, было воскресенье, и кто-то открывал входную дверь.       Я потихоньку спустился в гостиную, чтобы выяснить, и увидел Блейна, промокшего от пота и тяжело дышащего.       — Блейн? Какого хрена ты делаешь?       Уверен, что напугал его в тысячу раз сильнее, чем он меня, потому что он подпрыгнул и обернулся так резко, что чуть не свалился.       — П-прости, я не хотел тебя будить. Возвращайся в постель, здесь ничего такого.       Но я не собирался возвращаться в постель после такого. Он уже начинал пугать меня подобными выходками, и я никаким образом не смогу уснуть, зная, что он, весь потный, был где-то на улице до восхода солнца.       — Парень, пять часов утра. Что происходит?       Он посмотрел на меня так, как будто я задал вопрос глупее некуда.       — Я был на пробежке.       Я скрестил руки и поднял брови.       — Ты был на пробежке, Блейн?       Он не мог понять, почему я сомневался в такой логичной для него вещи.       — Да, был. Люди бегают по утрам.       Я засмеялся.       — И ты один из таких людей?       Он не думал, что это было смешно.       — Я… мог бы быть.       Он вздохнул.       — Ладно, я просто не мог спать. Поэтому решил пробежаться, чтобы… немного прояснить голову.       Я предпочёл, чтобы он был одним из тех людей, кто просто бегает по утрам.       — И это сработало?       Он улыбнулся.       — Да, думаю, сработало. Но, правда, ты можешь идти спать. Я в порядке.       Я хорошенько его оглядел, и я не знаю, то ли от того, что я был уставшим, то ли от того, что в гостиной было темно, но я только сейчас заметил, что его правая нога была в крови.       Я показал на неё пальцем.       — Ты уверен?       Он опустил взгляд и, определённо, он сам заметил это только что.       — Оу, ого. Я даже… я даже не почувствовал.       Он усмехнулся.       — Я упал, когда заворачивал за угол. Это просто…       Он пошёл на кухню, и я знал, что не смогу оставить его одного.       Хоть эта пробежка и оказала весьма терапевтический эффект, было ясно, что Блейн не совсем в порядке.       Это напомнило мне прошлый май.       И это было последнее, что я хотел видеть снова.       Я последовал за ним на кухню и успел схватить антисептик быстрее, чем он.       — Пап, серьёзно, я в порядке, не нужно…       Это было так быстро, и он был таким уставшим.       Но он сказал это, находясь в трезвом уме, не под воздействием температуры или алкоголя.       Это был первый раз, и я не сдержал глупой улыбки.       — Ох… вау. Прости, не знаю, что…       — Нет, эй. Послушай, Блейн, ты можешь… ты можешь называть меня так, как тебе комфортно, окей?       Он посмеялся.       — Спасибо.       Пройдёт какое-то время, прежде чем он снова назовёт меня папой, но я всегда запомню этот момент как тот, с чего всё началось, как первый раз, когда я наконец-то разрушил какой-то огромный барьер между нами.       И это было в момент, когда он был в крови, весь потный и отвратно пахнущий.       Я рукой указал ему садиться на кухонную стойку, но он замешкался.       И только когда я начал обрабатывать его ногу, я вспомнил, что он сидел на этом самом месте, когда у меня случился приступ.       Было немного некомфортно, но я знал, что настал момент для него встретиться лицом к лицу с некоторыми страхами.       Наверное, это даже был момент для нас обоих.       Он зажмурился, когда спирт попал на открытую рану.       — Прости, знаю, что жжётся.       Он улыбнулся.       — Нет, всё нормально. На самом деле… я, наверное, не совсем понимаю, почему ты вообще это делаешь. Я и сам мог обработать.       Я засмеялся.       — Ты мой ребёнок. И прошло уже много времени с тех пор, как я обрабатывал поцарапанную коленку.       Он засмеялся тоже.       — Не могу представить, что Курт в детстве часто расшибал колени.       Он снова зажмурился.       — Здесь ты прав.       Я подумал о том, как много Курт рассказывал Блейну о своём детстве или своей матери, и о том, как много знал Курт о прошлом Блейна. Слишком легко было забыть, что они не провели вместе всю свою жизнь.       Он улыбнулся.       — Знаешь, не могу даже вспомнить, чтобы мой отец вот так вот обрабатывал мне царапины. Это очень странно.       Я не знал, что сказать на это.       Я не мог думать ни о чём, кроме того, что отдал бы всё, чтобы Курт снова стал маленьким, и все его проблемы я мог решить, наклеив пластырь на колено.       — Но… мне это нравится. Спасибо. Мне кажется, что я недостаточно благодарю тебя.       — Тебе не за что благодарить меня, Блейн.       Он никогда не поверит в это, но попытаться стоило.       — Курт рассказал тебе, что поступил в Колумбийский?       Он уже знал, каким будет мой ответ.       — Рассказал.       Я взял бинт под его пристальным взглядом.       — Ты ведь хочешь, чтобы он пошёл туда, так?       Я посмотрел ему прямо в глаза и увидел, как же он был потерян во всей этой ситуации.       — Я хочу, чтобы Курт делал то, что он хочет делать. И он хочет пойти в Нью-Йоркский. Не Колумбийский.       Его не особо удовлетворил этот ответ.       — Но ты хочешь, чтобы он пошёл в Колумбийский, разве нет?       Я засмеялся.       — Знаешь, я думал, что хочу. Но сейчас… нет. Я не хочу, чтобы он поступал туда.       Он не верил своим ушам.       — Почему нет?       Я пытался стереть всю кровь с его ноги, но он не обращал внимания, ожидая моего ответа.       — Потому что я люблю своего сына и хочу, чтобы у него было то, что он хочет. А ты знаешь, чего он хочет, Блейн?       Он улыбнулся.       — Нью-Йоркский.       Я покачал головой.       — Он хочет тебя, парень. И он делает правильный выбор, поверь мне.       Он вздохнул.       — Я просто не хочу, чтобы он отказывался от мечты ради меня.       Он совершенно всё перепутал.       — Он отказался бы от мечты, если бы выбрал Колумбию, Блейн.       Мы оба улыбнулись, и я начал бинтовать самую большую царапину, которую только видел.       — Ты знаешь, ты… ты прекрасный отец. Не знаю, как ты это делаешь.       Я снова улыбнулся, потому что эти слова согрели моё сердце сильнее, чем всё, что он когда-либо говорил мне.       Это было так просто, но в точности то, что я хотел услышать. Идеально, как будто шестилетний Блейн собирается попросить меня посмотреть с ним мультики. Я был в восторге.       — У меня прекрасные дети, вот как. А ещё я Супермен, помнишь?       Я посмотрел на него и в этот момент понятия не имел, о чём он думал.       Я попытался понять, либо я переступил слишком личную черту, либо ему это покажется забавным.       Я знал, что часть меня практически нуждалась в том, чтобы он согласился со мной.       Мне нужно, чтобы он знал, что я не оставлю его, не исчезну, не позволю случиться со мной чему-либо, что разрушит тот баланс, что мы имеем. Даже сердечному приступу.       Мне нужно, чтобы он знал, что снова может быть непобедимым.       Что мы оба можем.       Потому что во всём, что у нас есть, совсем не стоит сомневаться… и, чёрт возьми, я и сам вроде как нуждался в этом.       Нуждался в чём-то, за что можно держаться. Своём собственном Супермене.       Но он предложил мне кое-что получше.       Он улыбнулся.       — Ну, кто захочет быть Суперменом, если можно быть Бёртом Хаммелом, так?       Мы оба засмеялись.       — В смысле, разве Супермен когда-нибудь обрабатывал чьё-нибудь колено или владел автомастерской? Я так не думаю.       Я так сильно любил его.       Я закончил с его коленом, и он спрыгнул со стойки.       — Как новенький!       Действительно, когда дело доходило до поцарапанных коленок, я был вне конкуренции.       — А сейчас иди поспи немного, хорошо?       Он посмеялся.       — Звучит прекрасно. Но, эм… я умираю с голоду. Сделать тебе что-нибудь тоже?       Я кивнул.       — Было бы замечательно.       Так, парень сделал нам тосты.       И мы сидели, ели, смеялись и разговаривали, пока солнце медленно озаряло лучами кухню.       И нам было так легко, и было прекрасно снова вернуться к этой лёгкости.       Он был моим ребёнком, у которого не было поводов бояться, что однажды я перестану быть его отцом, или его Суперменом, или его Бёртом.       Потому что я не собирался оставлять его.       И так оно и было.