Fathers

      — Блейн?       Я постучал в открытую дверь, чтобы сообщить ему, что ужин почти готов, ожидая увидеть, что Блейн просто сидит в своей комнате, не занимаясь ничем особенным. Но вместо этого обнаружил его посреди полнейшего хаоса, как будто сквозь комнату только что пронёсся торнадо.       — О, привет!       Все его вещи лежали на полу, и он активно сортировал их, перенося с места на место, а что-то складывая в мусорные мешки…       До выпускного оставалась неделя, и я понятия не имел, что он делает.       — Что это у тебя здесь?       Он засмеялся.       — О, ну… Просто перебираю кое-какие вещи и пытаюсь выбросить то, что не смогу взять с собой в Нью-Йорк.       Он избавлялся от действительно важных вещей. Вещи, которые ему нравились, которыми он пользовался и на которые тратил деньги.       — И зачем ты это делаешь?       Я скрестил руки и прислонился плечом к дверному косяку.       Блейн взглянул на меня так, как будто я не понимал очевиднейшего.       — Если я не смогу взять их с собой, то зачем они мне?       Я посмеялся. Это какая-то шутка? Он точно шутит.       — Ну а когда ты вернёшься домой?       Он выронил из рук мусорный мешок и впервые с начала нашего разговора серьёзно посмотрел на меня.       — Я… я об этом не подумал.       Ну конечно.       — Ты от нас так просто не избавишься, знаешь ли.       Он улыбнулся сам себе, и я вспомнил, что избавляться от нас никогда не было его целью. Он считал, что всё было наоборот.       — Я просто подумал, что вы захотите убрать всё отсюда. Сделать из спальни что-то другое.       Он думал настолько неправильно, что я не сдержал тупого смеха.       — Парень, ты просто уезжаешь в колледж. Это всё ещё твоя комната, и это всё ещё твой дом. Где ты собираешься спать, когда приедешь на каникулы, если мы сделаем из спальни что-то другое?       Он выглядел озадаченным.       — Ох… кажется, об этом я тоже не подумал.       Не то чтобы он не хотел приезжать домой время от времени. Просто в его голове учёба в колледже означала оборвать все ниточки.       Он видел это скорее концом, нежели началом.       — Ты знаешь, отсюда никого не выгоняют.       Он посмотрел на меня.       — И каким бы великолепным ни был Нью-Йорк… Твой дом остаётся твоим домом в любое время, хорошо?       Он облегчённо вздохнул и кивнул.       — Хорошо.       Он осмотрел комнату и всё, от чего едва не избавился, и засмеялся.       — Так значит, я могу вернуть шляпы Курта на место?       Он вытащил их из кучи на полу и показал мне.       Я вспомнил тот день, когда усадил его и Курта передо мной, чтобы установить несколько правил совместного проживания. Блейн настоял на том, чтобы гордо разместить на видном место шляпы Курта… и сейчас впервые снял их.       — Ты серьёзно хранил их всё это время?       Он засмеялся.       — Ну да… Мне они нравятся. Они как отражение самого Курта, понимаешь?       Я внимательно осмотрел их.       Красная с перьями, золотая, которая сияет, если посмотреть под определённым углом…       — Понимаю.       Он осторожно убрал их обратно на комод и улыбнулся.       — Положи всё обратно на свои места. Ужин через десять минут.       Но он уже не слушал меня, а заворожённо глядел на эти шляпы.       Эта комната принадлежала ему и только ему, и так будет всегда.       Я знал, что Блейн понимает, насколько важной частью семьи он является. И насколько мне не нравилась его мысль о том, что комната внезапно станет ненужной, как только он уедет, настолько же мне было приятно сообщить ему, что это не так.       Я любил Блейна и мне нравилось быть его отцом.       Но несмотря на всё хорошее, с чем нам пришлось столкнуться перед выпуском, оставалось кое-что и не очень приятное.       Финн всё ещё находился в расстройстве из-за Рейчел.       А у меня всё ещё оставалось для него кое-что серьёзное, что я обещал ему уже давно.       Я ждал идеального времени, и время выпускного было идеальнее некуда.       Поэтому за пару дней до выпускного я стоял около его комнаты, собирая всю свою смелость, чтобы сделать то, что хотел сделать уже очень давно.       — Эй, парень.       Он сидел на полу, без особого интереса играя в игру на своём икс-боксе.       — Привет.       Я прочистил горло, вспомнив, насколько же я ужасен в том, чтобы начинать серьёзные разговоры.       Особенно когда он ещё даже не взглянул на меня.       — Скажи, у тебя есть ручка?       Он оглядел комнату, которая, как я заметил, снова была в ужасном беспорядке, и наконец посмотрел на меня.       Ожидалось, что это будет большой торжественный жест, но мы говорим о Финне.       Он всегда будет безумным подростком.       Он засмеялся и кивнул в сторону стола.       — Эм, да… конечно. Возьми.       Я схватил ручку и просто замер. А он просто продолжил играть.       — Финн?       — Ага?       Я протянул бумаги.       — Не возражаешь немного поработать рукой?       Он едва не подпрыгнул в ужасе непонимания, а я осознал, какую глупость только что сморозил.       — Поставить подпись, Финн. Просто подпиши?       Он расслабился и взял у меня бумаги, не особо вглядываясь в них.       — Ох… конечно, могу. Но что…       Он прочитал заголовок.       — Ого.       Он закрыл рот ладонью, но глаза сказали всё за него. Он позволил себе прослезиться и прочувствовать момент, которого давно ждал, которого давно заслуживал.       От переполнявших эмоций он едва не забыл, как дышать.       — Да, — он засмеялся. — Да… думаю, это я могу.       Я передал ему ручку, и он вытер глаза.       Он держал документ перед лицом и просто смотрел, как будто ожидал, что бумага оживёт и скажет, что всё это неправда, что это происходит не наяву, что на самом деле он не мой законный сын.       — Что ж… значит, всё?       Финн посмотрел на меня первый раз с тех пор, как я вручил ему документы.       Он был как будто бы впечатлён самим собой. Вот он, сидит здесь, взрослый ребёнок уже не с одним, а с двумя родителями, согласно закону штата Огайо. Улыбка не сходила с его лица.       — Ага, всё.       Он отдал мне бумаги, а я вернул на своё место ручку.       Финн сидел на месте, улыбаясь так, как будто не верил в происходящее.       Вот таким парнем он был.       Он мог держать эмоции в себе и одновременно мог чувствовать всё вокруг.       Он был намного глубже, чем казалось на первый взгляд, и я обожал то, что знаю это.       Мне нравилось, что пара подписей, печать и конверт делали этого парня моим сыном.       — Ты в порядке, Финн?       Несколько секунд он молча смотрел на меня.       А потом резко поднялся с пола, и я даже не успел моргнуть, как оказался в его крепких объятиях.       Я засмеялся и несколько раз похлопал его по спине, позволяя насладиться моментом. И когда он отстранился, я улыбнулся его выражению лица.       Это было невероятно интересное ощущение.       Никаких недомолвок, просто два мужчины, которые были отцом и сыном задолго до того, как подписали любые бумаги.       Финн знал, как упростить ситуацию.       Ему не нужно было ничего говорить. Достаточно было обнять меня, а мне — обнять его в ответ, чтобы дать ему понять, что он замечательный, и что всё впредь будет хорошо.       Его телефон завибрировал.       Он взглянул, но проигнорировал.       — Ответишь?       Он посмотрел на меня так, как будто собирался сказать что-то важное, но в итоге только покачал головой.       — Не, не думаю.       Я вздохнул.       Рейчел.       — Всё ещё разбираешься с этим?       Это и означало быть отцом. Позволить ему выговориться, помочь от приятного момента между нами двумя перейти к обдумыванию отношений со своей девушкой.       Напомнить, что жизнь не стоит на месте.       — Я люблю её, знаешь. Правда, — он вздохнул и шлёпнулся на кровать. — Просто не думаю, что мы подходим друг другу.       Он посмотрел на меня, и я наконец осознал, насколько же умным был этот парень.       — Может, подходим сейчас, но в будущем… Мы не вы с мамой. Мы не Курт и Блейн, — он пожал плечами. — Мы хотим совершенно разных вещей. Она хочет быть звездой, а я… ну, наверное, я ещё не знаю, кем хочу быть.       — Финном.       — А?       Я засмеялся.       — В смысле… ты хочешь быть собой.       Он улыбнулся.       — Точно.       Он знал, чего хотел. Просто нужно было сказать вслух, чтобы набраться смелости сделать это.       — Делай, что должен. Поверни ситуацию так, как хочется тебе… но ответь на её сообщения.       Он кивнул и потянулся за телефоном, а я вышел из комнаты, чтобы не мешать ему.       Для Финна любовь всегда была чем-то запутанным.       Да и вообще для всех мальчишек. Особенно в старшей школе. Эта любовь была идеальной, приятной и понятной… но всегда появлялись какие-то препятствия.       И Курт с Блейном всегда сталкивались с одним большим препятствием.       Тем, которое стояло у них на пути буквально с первого дня их знакомства.       Тем, с которым, как я думал, было покончено, особенно сейчас, когда учебный год подходил к завершению.       Но когда мне позвонили на работу за два дня до выпускного… что ж, не следовало мне особо надеяться.       — Это какая-то шутка. Шустер, ты надо мной издеваешься?       Конечно же, он не издевался.       Я уже давненько не общался с ним и был этому рад.       Последнее, чего хочется родителю, это общаться с учителем своих детей, особенно если это Шустер, потому что разговоры с ним всегда означали, что произошло что-то неприятное и жестокое.       — Боже мой, серьёзно?       В этот раз ничего не изменилось.       — Да, хорошо. Уже выезжаю.       И когда я приехал в школу, вся моя банда уже сидела в кабинете Шустера.       Вместе с Дейвом Карофски и его отцом.       Финн с Блейном выглядели не очень, Курт был разозлён. Он изо всех сил сдерживал кипящую в груди ярость, стараясь оставаться настолько спокойным, насколько мог.       Я до сих пор не знал, что случилось, и по виду Пола Карофски понял, что он тоже.       Все молча сидели, пока Уилл рассказывал нам с Полом всю историю.       Курт начал это.       Ему надоело. Надоело помогать парню, который постоянно менял своё мнение, надоело посвящать часть себя и жертвовать отношениями с Блейном ради того, кому совершенно плевать. Ему надоело всё.       Карофски толкнул Блейна в коридоре, а Курт… Курт просто сломался.       Он наконец начал высказывать всё, что хотел, парню, потерявшему все шансы, которые ему давались.       Но при этом Курт понимал, что означает раскрыть ориентацию перед всей школой, поэтому не позволил себе зайти слишком далеко.       Особенно когда вмешался Финн.       И внезапно получилось, что это были трое против одного: трое парней, которые так долго держали в себе злость, против одного, который портил им жизни и так много раз ошибался… и всё вышло из-под контроля.       Я лично не думаю, что Курт намеренно хотел, чтобы кому-то причинили боль. Но оказалось, что хотел Блейн. И особенно хотел Финн.       И даже не считая разбитых губ, сбитых костяшек и довольно солидной раны на брови Блейна… ситуация была серьёзной.       Намного серьёзнее, чем когда-либо мог предположить Курт.       — Я просто пытался поговорить с ним. Признаю, что это не был цивилизованный разговор, но тогда Финн с Блейном… — он посмотрел на мальчишек, которые не могли поверить, что он собирается повесить всё на них. — Ох, ладно. Мы все повели себя как сумасшедшие.       Блейн вздохнул.       — Уже конец года, и для него это был последний шанс навредить тебе. Мы с Финном и так уже были наготове, поэтому всё вышло из-под контроля.       Блейн убрал салфетку, которую прижимал к брови, чтобы посмотреть, перестала ли идти кровь, но в разочаровании вернул обратно.       — Скорее это был ваш последний шанс навредить мне за всё, что я сделал.       Это был первый раз за весь год, когда я услышал что-то со стороны Карофски.       Блейн практически метал огонь взглядом.       — Точно, какое справедливое замечание.       Карофски выглядел настолько же подавленным, как и мои мальчики.       Он хотел покончить со всем так же сильно, как и они. Наступило время двигаться вперёд, становиться другим человеком, жить другой жизнью, далёкой от всего дерьма, через которое он заставил их пройти в старшей школе.       — Послушайте, мне это больше не нужно. С этой школой и этим местом почти покончено. Мне плевать на это, и если мне плевать, то можем мы просто забыть и разойтись? Разве не я здесь жертва?       Финну с Куртом пришлось удержать Блейна от рывка вперёд.       — Блейн, спокойно.       Он посмотрел на меня и кивнул, всё ещё разъярённый.       Хотя я понимал, что в словах Карофски есть смысл. Неважно, что было в прошлом, сейчас право обвинять было в его руках.       Даже если Карофски первым толкнул Блейна, на этот раз мои дети были теми, кто в основном нападал.       Они позволили одному незначительному инциденту стать причиной, чтобы выместить всю копившуюся ярость.       Это было неправильно, но я их не виню. Я знал, что этому парню было тяжело, но и сам не отказался бы врезать ему пару раз по лицу.       — Мистер Шустер, мы можем просто закончить? Можем просто разойтись и двигаться дальше?       Пол, очевидно, был со мной на одной странице.       Он понимал ситуацию и понимал, как тяжело было и его сыну справляться со всем, что происходит в его жизни.       — Мне жаль, но не совсем.       Все напряглись.       — Политика школы предполагает, что любой серьёзный инцидент перед выпускным приводит все причастные стороны к тому, что они не могут присутствовать на церемонии.       Мы все поражённо замерли.       Никто не мог поверить, что он правда сказал это.       — Мистер Шустер, вы не можете…       — Могу, Финн.       Лицо Финна приняло такое расстроенное выражение, что меня затошнило.       Все трое не попадут на выпускную церемонию. Их мантии и шапочки уже были готовы, но теперь это не имело значения.       Кэрол будет в ужасе, когда узнает.       — Но я достаточно долго наблюдаю за всеми этими разногласиями… и вы можете заметить, что прямо сейчас мы не в офисе директора Фиггинса.       Он глубоко вздохнул, а мы терпеливо ждали.       — Я думаю, что понимаю обе стороны. Я понимаю, почему все чувствуют то, что чувствуют, и почему вся ситуация вылилась в это.       Он повернулся к Карофски.       — Но, Дейв, думаю, что тебе нужно посетить мисс Пиллсбери сегодня. Я знаю, что ты пытаешься справиться с гневом, и я знаю, что уже конец года, но я не хочу, чтобы ты покидал школу, когда в тебе осталось ещё столько ненависти. Я знаю, что ты неплохой парень, и в тебе есть много талантов, которые не следует тратить попусту.       Дейв кивнул.       — Ладно, хорошо. Я поговорю с ней.       Мистер Шустер молчал.       — Так, эм… мы можем идти?       — Да, Финн. Идите домой.       Я пожал Шустеру руку, и все мы вышли в коридор.       Если честно, мне нечего было сказать. Я не был разочарован. Я не был разозлён. Я не был счастлив, но и не злился на них.       Это происходило с ними, это была их жизнь.       Они отомстили ему за то, что он долгое время вёл себя, как придурок, и так как проделка с пластиковыми вилками не сработала… что ж, я всегда считал, что полезно иногда давать выход своему гневу.       Они сказали, что простили и забыли, но я знал, что это не так.       Когда кто-то относится к тебе так, как Карофски к ним, ты никогда не забываешь.       И не можешь простить.       Ты можешь только немного помочь себе почувствовать небольшое удовлетворение, высказав ему всё, что думаешь.       Я попросил Курта поехать со мной, а Финна и Блейна отдельно.       Потому что знал, что всё произошло в первую очередь из-за Курта.       Финн с Блейном были пешками в этой игре, и я знал, что раз всё началось с Курта, то и закончиться должно на нём.       Мы забрались в грузовик, и когда я повернул зажигание, то увидел, что Курт улыбается.       — Ты в порядке?       Он повернулся ко мне.       — О, замечательно, пап.       Мысленно я вернулся к Джимми О’Коннору. Эта энергия, эта сила, это чувство, что весь мир на твоей стороне. Особенно после такого блестящего момента.       Курт был на вершине мира.       Он победил.       — Ну и что ты теперь чувствуешь?       Ответ был незамедлительным:       — Что он получил по заслугам.       Он засмеялся и повернулся к окну.       — Думаю, для него это была хорошая встряска. Может он не такой сильный, каким считал себя. Может это что-то значило для него. Не знаю.       Он стал таким взрослым.       Он так долго пытался помочь этому парню, получая минимум отдачи, и даже когда в каком-то смысле смог отомстить ему за все злодеяния, всё равно не терял надежды. Всё равно хотел, чтобы он перевернул свою жизнь, стал лучше.       Как будто так и планировалось с самого начала.       Сделай с ним то же, что и он с другими, и может быть ему станет хоть немного понятнее.       — И я не вижу никаких ужасающих последствий, кроме того, что мне придётся замазать консилером рану Блейна для выпускных фотографий. Я попрощался с хулиганами и… школой. И Огайо!       Я засмеялся.       Конечно же он уже думал над выпускными фотографиями. И они должны быть идеальными — это главная задача.       — Вы готовы к Нью-Йорку?       Курт громко сглотнул и несколько раз кивнул.       — Я думаю, что готов к… самой идее. А вот настоящий переезд… ну, как бы я ни был готов уехать из этого города и начать новую жизнь, я всё равно не уверен. Кажется странным, что я больше не съезжу в Лайма-Бин, не схожу на шоппинг с Мерседес на выходных и не буду приходить каждый день домой к тебе и Кэрол.       Для меня оказалось полнейшей неожиданностью услышать подобное от парня, который то и дело говорит о том, как он рад предстоящему переезду в Нью-Йорк.       Он оставлял всё, что было ему родным и знакомым, и хоть я понимал, что он никогда не откажется от мечты, он всё ещё оставался восемнадцатилетним.       Он всё ещё оставался мальчишкой, который два раза за всю жизнь летал на самолёте. И он всё ещё оставался мальчишкой, находящимся в своих первых серьёзных отношениях. Он всё ещё был мальчишкой, который полагался на меня.       То, что он уезжал в Нью-Йорк, не означало, что он хотел оставить позади всё, что было в Огайо.       — Я взволнован… но ещё я в ужасе.       Он боялся.       И даже если я тоже боялся за него, моё сердце знало, что он станет самой яркой звездой в этом городе.       Он имеет право бояться, но я знаю, что как только он начнёт учёбу… все страхи исчезнут. Он слишком хорош и талантлив, чтобы что-то подобное сбило его с ног.       — Это большой город, и я люблю всё, связанное с ним… Но это всё равно большие перемены, понимаешь?       Я просто улыбнулся и кивнул.       Он знал, что я думаю, и знал, что его любовь сведёт на нет боязнь перемен.       — Но я хотя бы не один. И даже если Блейн уверен как никогда… я всё равно немного паникую.       У него был Блейн.       И у него был Финн.       С ним всё будет хорошо.       Но насчёт уверенности…       — Блейн уверен как никогда?       Он вздохнул.       — Когда мы обсуждаем это, то он всегда говорит только что-то позитивное. Я ещё не говорил ему, что сам вроде как боюсь и переживаю.       Я рассмеялся.       Естественно Блейн говорит только о позитивных вещах.       Потому что и Курт говорит только о позитивных вещах.       И Блейн знает, что если он сломается, то и Курт тоже.       Они оба будут в порядке. Им просто нужно быть честными друг с другом.       — Всё-таки нужно.       Он повернулся ко мне.       — Нужно что?       — Нужно сказать ему, что ты боишься, Курт.       — Нет, не нужно.       Я засмеялся.       — Нет, нужно. Потому что ты прекрасно знаешь, что он тоже напуган. И Финн. Как ты и сказал, это большие перемены и совсем новая жизнь. Но вы трое — прекрасные молодые люди.       Он улыбнулся.       — И вы сделаете Нью-Йорк ещё лучше.       Он со смехом покачал головой.       — Ох, и что я буду без тебя делать, папа?       Я засмеялся.       Я всё ещё нужен ему. Мой малыш заканчивал школу и собирался отправиться в Большое Яблоко, но я всё ещё был нужен ему.       Я останусь здесь, но он знал — неважно, что случится, я всегда буду рядом.       Не было никакого «без папы».       Потому что я всегда буду его отцом.       — Ой, что-нибудь придумаешь.       Он засмеялся, а я подумал, что его ждёт удивительная жизнь.       И я знал, что Нью-Йорк будет идеальным местом, чтобы эту жизнь прожить.       С ним всё будет замечательно, и как бы я ни грустил, боялся и нервничал из-за его переезда, я с уверенностью смотрел в будущее.       Но это всё равно не помогло нам с Кэрол удержаться от слёз на выпускном.       Было так странно видеть всех троих в красных мантиях и шапочках.       Кэрол сделала уже тысячу фотографий — до, во время и после церемонии, и все они выглядели прекрасно. Даже Блейн, который целых тридцать минут был вынужден сидеть смирно, пока Курт работал над его раной на брови, чтобы всё выглядело так, как будто её там никогда не было.       Они выходили на сцену один за одним и директор Фиггинс вручал им аттестаты.       Всё было как во сне. Я не преувеличиваю.       Я вспоминал, как далеко мы продвинулись. Это было невероятное путешествие и, думаю, один из тех моментов, которые, ты знаешь, рано или поздно наступят… но когда это происходит, то сбивает тебя с ног.       Целый этап жизни заканчивался, и хоть у нас оставалось впереди целое лето… ничего не сравнится с тем, что ты чувствуешь, когда смотришь, как твои дети делают свой первый шаг во взрослую жизнь.       Я так ими гордился. И когда мы все встретились после церемонии, я обнял каждого из них и удостоверился, что они это знают.       Они сделали такое количество фотографий с хоровым кружком, Соловьями, которые заявили, что не могут пропустить такое событие, и другими друзьями, что пальцы Кэрол едва не сводило судорогой.       Она запланировала для нас праздничный ужин и была очень активно настроена на то, чтобы он прошёл идеально.       — Сегодня никто никуда не идёт. Нет, сегодня мы будем наслаждаться едой и друг другом, как будто никто и не слышал ни про какие университеты!       Блейн засмеялся.       — То, что я и хотел… Спрятать голову в песок.       Курт не мог не согласиться.       — Тогда можешь называть меня страусом.       Блейн с Кэрол засмеялись, но мы с Финном ничерта не поняли.       Я сделал вид, что всё же понял, о чём речь, но для Финна было непостижимой задачей скрыть озадаченное выражение лица.       Блейн удивлённо уставился на него.       — Страусы прячут головы в песок, Финн.       Финн секунду раздумывал над этим, а затем на него снизошло понимание, и он рассмеялся.       Блейн усмехнулся, а Курт покачал головой.       Этот вечер был великолепным.       Даже если и тут и там гремели выпускные вечеринки… мальчики остались дома и наслаждались последними моментами обыденности перед тем, как наступит лето.       Идеальнее и быть не могло, и мы с Кэрол радовались каждой минуте.       Но, думаю, ещё идеальнее этот год сделало то, что произошло в моём магазине на следующий день.       — Эй, Бёрт?       И вот он стоит, с двумя стаканчиками кофе. Это было достаточно сентиментально, и мне это нравилось.       — Ты серьёзно?       Он засмеялся.       — Так нужно было.       Я взял стаканчик и очень внимательно осмотрел Блейна.       Он так отличался от того парня, который стоял здесь всего лишь год назад.       Ни далтонской формы, ни синяков… ни поражения.       Просто улыбающийся ребёнок, мой улыбающийся ребёнок, который пришёл навестить меня в магазине после самого сумасшедшего года в его жизни.       Это были хорошие перемены.       — В театральности тебе точно нет равных.       Он достал табуретку и устроился поудобнее.       — Один из множества моих талантов.       Я посмеялся и вернулся к машине, с которой работал.       — Тебе что-нибудь нужно?       Он отставил кофе и покачал головой.       — Нет, ничего. Просто захотел принести тебе кофе в четыре часа в четверг.       Он улыбнулся, как будто умел читать мои мысли.       Я затянул болт и засмеялся.       — Кое-что никогда не меняется.       Он улыбнулся и продолжил пить свой кофе.       Здесь ему было так комфортно, он был так открыт и расслаблен. У него был я, его кофе, и мы просто проводили время вдвоём, что по прошествии года получалось у нас довольно неплохо.       Мы немного посидели в тишине.       — Эй, ты ведь заполнил бумаги на финансовую помощь?       — Оу! Да, сэр, сделано!       Он резко осёкся, когда понял, как назвал меня, и его лицо приняло сконфуженное выражение.       Я посмеялся.       — Серьёзно, Блейн?       Он улыбнулся и постучал пальцем по стаканчику.       — Кое-что никогда не меняется, помнишь?       Я кивнул.       От некоторых вещей не избавиться так легко. Даже если тебе очень хочется, чтобы они никогда не случались, даже если пытаешься заменить их чем-то новым… остаётся кое-что, от чего ты не можешь убежать.       — Помню.       Он глубоко вздохнул, и я понял, что он собирается с силами для чего-то серьёзного.       — Я вспоминал день, когда пришёл сюда первый раз. В смысле… ну, знаешь, в прошлом году.       Я посмотрел на него и с удивлением отметил, что выглядел он очень сосредоточенно.       — О, правда?       Он кивнул и попытался подобрать верные слова.       — Зачем ты это сделал?       Машина могла подождать.       — О чём ты?       Он переплёл пальцы и наклонился вперёд.       — В смысле… какое тебе вообще было до меня дело? Ты меня едва знал, но тут же всё бросил, чтобы помочь.       И вот он я, бросаю всё, что делал, чтобы помочь ему… снова.       Ответ для меня был таким простым и очевидным.       — Ну, ты ведь любишь Курта?       Он кивнул.       — Конечно.       Я пожал плечами, пытаясь подобрать идеальные слова.       — Тогда ты… должен был значить что-то и для меня, понимаешь? Я знал, как Курт заботится о тебе, и знал, как ты был ему важен, и знал, что, ну… кое-что никогда не меняется. И ты до сих пор важен для Курта.       Он улыбнулся.       — И ты важен для меня, Блейн.       Он несколько раз покачал головой, как будто не мог поверить, что это был мой ответ.       — Неужели так легко?       Я посмотрел ему прямо в глаза.       — Так легко.       Он провёл рукой по волосам, а я вернулся к работе над машиной.       — Думаю, мне повезло… встретить Курта тогда, — он засмеялся. — Я бежал на импровизированный концерт Соловьёв и даже не заметил его. Я так торопился, что даже не видел парня, который изменит мою жизнь.       Какое-то время он просто молча раздумывал.       — Но он увидел меня.       Он помолчал.       — Он всегда видел меня.       Он с улыбкой взглянул на меня.       — Думаю, это семейное.       Это и было то, чего он хотел. Быть увиденным, быть услышанным. Иметь лицо, иметь голос.       И пока он не встретил Курта… у него не было ничего из этого.       У него не было отца, любящего его просто за то, кто он, или матери, желающей быть частью его жизни.       Не было семьи, которая замечала бы его, давала ему то признание, которое было ему нужно, которого он заслуживал.       Но тогда появился мой сын.       Мой сын, который однажды остановил Блейна на лестнице, понятия не имея, во что себя втягивает.       Мой сын, влюбившийся в парня, который помог ему справиться со всеми ужасами старшей школы… только чтобы позже узнать, что Блейну требуется помощь не меньше.       Мой сын, который всегда замечал самые прекрасные вещи в этом мире и был готов окружить их любовью.       Он привёл Блейна ко мне.       И он привёл Блейна к той жизни, что он заслуживал.       — Вы с Куртом идеально друг другу подходите.       Он улыбнулся.       — Ты думаешь?       Я взглянул на него.       — Меня никто не заставляет говорить это, знаешь. Это правда.       Он несколько раз кивнул.       — Я люблю его.       — Да… да, я знаю.       Я поменял инструменты и с нежностью отметил, как широкая улыбка появилась на его лице при мысли о Курте.       — Я так счастлив, что мы вместе поедем в Нью-Йорк. Иногда мне даже не верится, что это правда.       Я кивнул, вспоминая, что сказал мне Курт пару дней назад.       — О, я слышал.       Я вернулся к машине, а его улыбка немного померкла.       — Что ты имеешь в виду?       Я знал, что не мне было говорить Блейну о том, что чувствует Курт. Он сам должен был сказать.       Я попытался исправиться.       — О… просто… просто что Курт тоже очень счастлив.       Он перестал улыбаться совсем.       — Он так сказал?       Разве не должно это быть чем-то хорошим, а не поводом для паники?       — Да, он так сказал. А что?       Он вздохнул и откинулся назад.       — Курт просто… такой уверенный. Не знаю, как он это делает, — он покачал головой. — Я всегда улыбаюсь, чтобы он не подумал, что у меня появились сомнения, — он резко наклонился вперёд. — Конечно же, нет! Нет, никаких сомнений. Правда… Просто я… — он громко выдохнул. — Я не хочу это потерять.       Я должен был понять сразу, что к концу этого разговора как минимум один из нас окажется на грани слёз.       Я попытался стряхнуть это чувство.       — Ты ничего не теряешь, Блейн. Только приобретаешь.       Но в его глазах уже стояли слёзы, и бороться с ними больше не было смысла.       Он был испуган.       Так же испуган, как Курт, если не больше.       — Но я… я теряю тебя.       Я должен был держаться.       — Я всегда здесь. Когда бы я тебе ни понадобился, я всегда здесь. Никто не теряет Бёрта Хаммела.       Он попытался засмеяться, но осёкся.       — Что если я не готов? Что если я не готов уезжать?       Он оставлял самое лучшее, что было в его жизни.       У него был целый год с семьёй, о которой он и не мечтал.       За один год исполнились самые смелые его мечты.       За один год он влюбился, он боролся и побеждал, и он узнал, что значит иметь настоящую семью.       И если он смог сделать это за один год… Я знал, что он сможет всё.       — Ты готов. Я знаю.       Я несколько раз кивнул.       — Потому что ты сильный парень, а это был чертовски сложный год. Мне не нужно говорить тебе об этом.       Он посмеялся.       — Но ты всё ещё сидишь здесь?       Он кивнул.       — Ты прекрасно справлялся со всем здесь, и ты сможешь сделать это где угодно. Особенно в Нью-Йорке.       Пока он не был готов в это поверить.       Он пару раз кивнул, сдерживая слёзы.       — Ты можешь обещать мне это?       В этих словах было всё. В тот момент это было всё.       Всё, что уже произошло, всё, что он когда-либо сказал или сделал… всё вело к этому обещанию, этой определённости.       Я не сдержал улыбки.       — Да… Я могу обещать.       Он глубоко вздохнул и позволил себе расслабиться.       Это было всё, что ему нужно.       Знать, что я рядом, что я верил в него, и что я никогда не дам обещания, которое не смогу сдержать.       Он вернулся к своему кофе, а я — к машине.       Он посмеялся сам себе.       — А ты помнишь то время, когда я называл тебя мистер Хаммел?       Я тоже засмеялся.       — А ты помнишь, когда назвал меня папой?       Он кивнул.       — После пробежки, да… Я помню.       Я вздохнул.       — А другие разы?       Я посмотрел на него, поднявшего в неверии брови.       — А были другие разы?       Я засмеялся.       — Когда ты был болен… и когда ты был пьян.       Он провёл рукой по волосам и попытался понять, как это могло случиться на самом деле, если он не помнил.       — Ох, как неловко. Прости за это.       Последнее, что я хотел услышать, — это извинение.       — Мне понравилось.       Он засмеялся.       — Что я был болен и пьян?       Я взглянул на него. Он искренне не понимал, что я имел в виду.       — Что ты назвал меня папой.       Его лицо внезапно осветилось пониманием, и он широко улыбнулся.       — Правда?       Я улыбнулся в ответ.       — Правда.       Он кивнул несколько раз и осмотрел магазин, как будто пытался найти хоть кого-то, кто видел то, что только что произошло.       Он скрестил ноги и откинулся назад.       — Значит… значит будет папа.       Я оторвался от машины.       — Что?       Он запаниковал.       — В смысле, если ты не… если ты не против. Прости, если…       — Блейн?       Он кивнул, ожидая от меня слов, которые хотел услышать всю свою жизнь, сам того не понимая.       — Я не против.       Я вернулся к машине, а он раскрыл рот, как будто хотел сказать ещё что-то.       Но потом подумал ещё. Он точно знал, что я имею в виду, и знал, что осталось сказать только одно.       — Значит, папа.       Он побыл со мной ещё немного, мы смеялись, болтали, и я, казалось, в тысячный раз вспоминал, почему я был здесь в тот май. Почему я сделал всё, что сделал, для этого парня.       Потому что он был умным, добрым и очаровательным.       Потому что он любил моего сына и был лучшим, что случалось в его жизни.       И потому что я любил его.       А когда ты любишь кого-то, когда ты любишь своих детей, они всегда важны для тебя. Не имеет значения, куда они переедут, не имеет значения, что они решат делать со своей жизнью, не имеет значения, кого они любят.       Потому что они твои.       И у тебя есть только один шанс любить их правильно.       И этот год с этими тремя мальчишками… он был правильным.       Они мои дети, а я их отец.       И даже если этот год был американскими горками…       Мне всегда будет нравиться говорить это.