Fathers

      Блейн молчал в машине.       Его руки были сложены на коленях, а голова опущена в глубокой задумчивости.       Я хотел встряхнуть его, сказать что-нибудь, от чего он почувствует себя лучше, но не мог подобрать слов. Я никогда не был хорош в подборе нужных слов. Особенно в деликатных ситуациях. Я могу хоть до хрипа кричать на какого-нибудь сопляка, но, когда ситуация становится чересчур эмоциональной, то я всегда говорю что-нибудь неправильное, путаюсь в собственных словах и проигрываю любое сражение, в котором боролся. Это же я проиграть не мог. Блейн уже и так был достаточно хрупким, и одна оплошность могла полностью подорвать его доверие ко мне.       Я решил действовать.       — О чём думаешь?       Он вздохнул, выходя из забытья.       — Простите, я просто немного… подавлен, — он помолчал. — Я не уверен, правда ли это такая хорошая идея.       — Почему это?       Я почувствовал, как он вновь ускользает от меня.       — Потому что… потому что я не могу никому рассказывать об этом.       Страх вернулся, захватывая всё его существо целиком и полностью.       — Он меня…       Я приготовился к худшему.       — О, боже мой, что я делаю? Мне нужно выйти отсюда, пожалуйста...       Я всё испортил. Он начал ёрзать на сиденье, отчаянно пытаясь сделать вид, что меня нет, и что он не говорил со мной сегодня. Я потерял его.       — Блейн, эй, эй, успокойся. Давай же...       — Пожалуйста, просто остановите машину, просто...       Я схватил его за плечо, пытаясь удержать на месте.       — Я не остановлю машину. Мне нужно, чтобы ты одну секундочку послушал меня, ладно?       Он сделал глубокий вдох, и я снова увидел слёзы в его глазах.       — Давай просто сходим к врачу. Мы никому ничего не расскажем, пока ты и я серьёзно не поговорим, хорошо?       Он раздумывал над моим предложением очень тщательно. Мне было необходимо, чтобы он услышал меня.       — Вы можете пообещать мне это?       Я вздохнул с облегчением.       — Я могу, да. Да, я могу обещать тебе это.       И он снова замолчал.       Я не осмелился говорить что-либо ещё, пока мы не добрались до кабинета врача. Я привёз его к доктору Курта, его дяде со стороны матери. Нам повезло: он не потребует никаких бумаг, и я уже позвонил ему, поэтому он примет нас без очереди. Семья — мощная вещь.       Когда мы подъехали к стоянке, и я выключил зажигание, Блейн остался неподвижен.       — Ты готов?       Без слов он отстегнул ремень безопасности и последовал за мной к больнице, засунув руки в карманы и опустив взгляд.       Майк ждал нас в холле. Видимо, это был долгий день.       — Бёрт, хэй, а это, должно быть…       — Блейн, — представил я.       — Приятно познакомиться, Блейн.       Блейн колебался, не уверенный в том, стоило ли ему быть самим собой, либо принять храбрый вид и официально пожать руку мужчины.       Он послал ему фальшивую улыбку.       — Мне тоже приятно познакомиться с вами, сэр.       Я знал, что это будет тяжело. Парень строил внутренние барьеры, находясь рядом с незнакомцами. Они ничего о нём не знали, и у него так прекрасно получалось вежливо себя вести, что он мог одурачить даже кого-то, перед кем обычно был чрезвычайно уязвимым. Не было никакой надежды на то, что он скажет Майку правду о том, что произошло, поэтому я знал, что мне придётся не отходить от него ни на шаг.       Мы пришли в смотровой кабинет, и Блейна попросили показать все свои синяки.       Я знал, что они есть не только на челюсти. Маньяку недостаточно одного удара, особенно, если его цель совершенно беззащитна.       Блейн не был уверен, мог ли он пересилить себя и показать их все. Я не был уверен, был ли готов увидеть это.       — Делай, что он говорит, Блейн.       Послушание.       Блейн протянул мне пиджак, галстук и белоснежную рубашку, открывая взору множество фиолетовых пятен. Я был в ужасе и закрыл рот рукой, чтобы внезапно чего-нибудь не сболтнуть. Он не сможет пройти через это, если я не могу. Теперь была моя очередь принять храбрый вид, даже если то, что я увидел, потрясло меня до глубины души. Он смотрел на меня широкими, почти извиняющимися глазами. Он никогда не хотел причинять кому-нибудь неудобства, никогда не хотел, чтобы кто-нибудь страдал из-за него.       Я кивнул ему. Всё будет в порядке. Я пообещал.       Майк осмотрел синяки, сделал несколько рентгеновских снимков и послал нас домой с частичным переломом ребра и несколькими болеутоляющими.       Он отвёл меня в сторону и заверил, что волноваться не о чем, а о финансовых вопросах мы позаботимся позже.       — Просто держи его подальше от того козла, который сделал это с ним, хорошо?       — Ясное дело, Майк. Я не знаю, как благодарить тебя.       — Не волнуйся об этом, серьёзно. Просто позаботься о нём.       Вся поездка домой тоже прошла в тишине. Я понимал, что ему нужно подумать, нужно личное пространство. Курту необходимо больше пространства, чем любому, кого я встречал, и предоставление этого было одной из вещей, в которых я особенно хорош.       К тому времени, как мы добрались до дома, стрелки часов уже перевалили за семь, и я ясно услышал, как заурчал желудок мальчика.       — Ты не против поужинать прямо сейчас? — спросил я.       Он улыбнулся. Слава богу.       — Даже более, чем не против.       Кэрол оставила для меня огромный выбор еды, зная, что пять дней без её готовки могут запросто привести меня к каннибализму.       Я позволил Блейну помочь мне приготовить ужин. Хоть Кэрол и оставила такие подробные инструкции, что даже Финн мог приготовить по ним, я хотел, чтобы он чувствовал себя как дома. Мне нужно было, чтобы он расслабился и сблизился со мной, если я когда-нибудь хочу убедить его в том, что противостояние его отцу — вещь неизбежная.       Мы сели за стол, и я понял, что сейчас как никогда подходящее время для серьёзных вопросов.       — Блейн, сынок, мы должны...       Он прервал меня. Я знал, что если он хочет говорить, то я должен слушать. Его точка зрения была важнее, чем моя. Это была его жизнь.       — Я знаю, я знаю. Ох, — он откашлялся. — Могу я быть честным с вами?       — Да. Да, конечно.       — Хорошо… Я понимаю, к чему вы клоните, мистер Хаммел. Я знаю, почему вы расстроены, и я знаю, что вы пытаетесь защитить меня и всё остальное. Я просто… Я просто не могу позволить вам рассказать моему отцу, что что-либо из этого произошло. Пожалуйста, он… Он — всё, что у меня есть, и я знаю, что он не идеален, но я знаю, что он старается изо всех сил, чтобы… чтобы всё исправить. Он просто… Господи, всё намного сложнее, чем я могу объяснить.       Я был в ловушке, и моя неспособность подобрать правильные слова угнетала меня. Я попытался вспомнить то время, когда кричал на своего пасынка из-за того, что он беспокоил моего сына. Я прошёл через момент, когда человеку, которого я люблю больше, чем что-либо ещё в этом мире, была нужна моя помощь. Я должен был перенести те чувства на эту ситуацию.       — Скажи мне кое-что, Блейн. Если бы ты увидел моего сына, избитого до полусмерти, что бы ты сделал с человеком, причинившим ему боль?       — Я бы убил его.       Ответ был незамедлительным.       — Точно. Тогда почему твоё здоровье менее важно, чем здоровье Курта?       — Это дру...       — Это не другое. Ты чувствуешь, что попал в ужасную ситуацию. Худшую ситуацию. И ты не можешь бездействовать, и ты знаешь это, но ты так принижаешь себя, что не признаёшь, что заслуживаешь чего-то лучшего. Но ты заслуживаешь, Блейн, понятно? Ты имеешь право всегда быть счастливым и находиться в безопасности. Ты имеешь право быть окружённым людьми, которые любят тебя. Потому что ты любишь моего сына. И если тебе плохо, то и ему плохо. А значит и мне тоже. Мы должны остановиться на одной странице, малыш. Ты должен верить, что я не собираюсь сделать ничего такого, что причинило бы тебе боль. Я никогда не позволю ничему плохому произойти с тобой. Ты понимаешь это?       Я даже не был до конца уверен, куда меня это приведёт. Давление.       Он был сломанным ребёнком. Он так сильно хотел просто позволить слезам взять над ним верх, хотел зацепиться за меня так, как будто от этого зависела его жизнь. Он хотел быть человеком, который может позволить себе иногда сломаться и быть честным в своих эмоциях, несмотря на то, кто за тобой наблюдает. Человеком, который может позволить этой плотине прорваться.       Он не мог смотреть на меня.       — И как вы собираетесь делать это? — едва слышно спросил он.       — Прости?       — Никогда не позволять ничему плохому случаться со мной. Как вы можете защитить меня от него больше, чем я сам? — его голос становился яснее и мощнее.       Он был почти зол на меня. Злился на слова, на обстоятельства, злился на своего отца, злился на себя.       Это был серьёзный вопрос. Гораздо более серьёзный, чем любой, который я ожидал услышать, проснувшись сегодня утром. И ответ должен был быть таким же серьёзным.       Кое-какая идея рвалась у меня изнутри с того самого момента, как всё случилось. Я не мог поверить в то, что собирался сказать.       — Ты переедешь сюда.       Он посмотрел на меня как олень, пойманный светом фар. Он и представить себе не мог ничего подобного. Законные гарантии того, что он будет в безопасности, без любых вопросов. Его мозг кипел, обдумывая возможности. Свобода от страха, принятие. Но я знал, что какая-то часть его не верила, что я предлагаю это на самом деле. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.       — Я не могу.       — Нет, ты можешь. Курт будет в восторге. Финна может и будет раздражать то, что ему придётся делить ванную, но он переживёт. И я буду лучше спать ночью, зная, что ты под моей крышей и в безопасности в своей постели.       Он улыбнулся.       — Послушай, я не позволю тебе вернуться к той жестокости, Блейн. Это факт. Нерушимое обещание. Я просто хочу, чтобы ты позволил помочь тебе. Я не смогу сдержать обещания, если ты не согласишься.       Это была правда. Я не мог поверить в то, что предлагаю. Бойфренд моего сына переезжает к нам? Я только что прибавил ещё один рот, который нужно кормить, ещё одно тело, которое нужно одевать, ещё один разум, о котором нужно беспокоиться. Но у меня не было другого выбора. Приёмная семья была вне рассмотрения, а никого другого у него не было.       Мне просто нужно, чтобы он посмотрел на меня.       — Я не могу.       — Блейн.       Он кивнул и крепко зажмурился. Он закрыл глаза руками, и я мог чувствовать, как вода уже плещется через край. Он был так близок к критической точке.       Давай, малыш.       Его плечи напряглись, а рыдания пробились сквозь свою маленькую преграду.       И плотина была прорвана.