6. Переход
19 ноября 2015 г. в 16:20
Переводить моего собственного ребёнка из Далтона в МакКинли было легче лёгкого по сравнению с тем, через что я прошёл с Блейном.
Я узнал, что моя ненависть к телефонным звонкам была вполне оправдана. Во-первых, никто даже поверить не мог в то, что я пытался сказать.
— Подождите, вы хотите сказать, что Ричард Андерсон, тот самый Ричард Андерсон, больше не имеет опеки над своим сыном?
— Да, именно это я вам и говорю.
И вот тогда они вешали трубку. Я пытался разговаривать примерно с двадцатью разными людьми из Далтона, но все они не хотели меня слушать. Очевидно, было так сложно поверить в то, что Ричард Андерсон просто козёл, что то, что я должен был сказать, даже не стоило того, чтобы тратить их время.
Я решил съездить в Далтон, вместе с Блейном и Куртом, и поговорить с академией лицом к лицу, по-мужски.
Соловьи планировали грандиозную прощальную вечеринку для Блейна, и я знал, что втайне он боялся этого. Прощание с одной из тех вещей, которые делали его счастливейшим человеком, было одной из самых сложных задач, с которыми он должен был столкнуться. Курт был с Соловьями всего несколько месяцев, но Блейн… Блейн был их лидером, их звездой. Он был с ними долгое время и среди всех вещей, от которых он должен был отказаться, я знал, те мальчики и их хоровой кружок — самое тяжёлое.
Дорога в Далтон заняла два часа; Курт и Блейн, удивительно счастливые, сидели на заднем сиденье, подпевали радио и напоминали друг другу о тех причинах, по которым Леди Гага была больше творцом искусства, нежели просто певицей.
Но когда мы доехали до школы, я заметил, как напряглись все мышцы Блейна. Я предположил, что это был первый раз, когда он появился здесь в своей обычной одежде, начиная с его самого первого визита в эту школу. И он знал, что этот раз, вероятно, будет последним.
Курт сжал его руку и что-то ободряюще прошептал ему на ухо.
Войдя в здание, мы с мальчиками разделились. Блейн прилагал все усилия, чтобы держать себя в руках, и я знал, что он сломается прежде, чем даже успеет дойти до хоровой, если Курта не будет рядом.
Я был удивлён тем, насколько успешен был в этот день. Я приоделся для встреч и собрал все официальные документы Блейна. У меня даже было своего рода секретное оружие: письмо, которое я получил силой от самого Ричарда, говорящее, что он работает над передачей мне родительских прав, и что я полностью ответственен за его сына.
Получение этого письма сама по себе интересная история.
Я позвонил ему после всех моих неудачных попыток связаться со школой, и письмо, на самом деле, было его идеей.
— Кто угодно в Далтоне с уважением отнесётся к моей подписи, — сказал он мне.
Это было лучшее предложение и, поскольку у меня не было достаточного количества времени, чтобы ждать письмо по почте, и потому что я хотел лично увидеть этого ублюдка в лицо, то я встретился с ним в его банке.
Физически, Блейн был копией своего отца, минус четыре дюйма. У Ричарда Андерсона были такие же кудрявые, загеленные волосы и те же самые выразительные черты лица. Я не мог поверить в то, насколько они были похожи, но было в них и кое-что настолько разное, что я с трудом мог принять это. Андерсон-старший источал зловоние, которое не мог скрыть дорогой одеколон, — ненависть, которая просто лилась из него. Каждую секунду, которую я провёл рядом, мне хотелось ударить его по лицу. Но со мной был Курт, и я знал, что прямо сейчас он сидит в автомобиле, готовый вызвать полицию, если я прикончу отца его парня.
Когда я расположился в его кабинете, он перешёл прямо к делу.
— Мои родительские права будут аннулированы к концу этого месяца, версия для Вестервилля: он переехал к своему дяде во Флориду, чтобы учиться в Паксонской школе. Он очень упорно работает, так что никаким родственникам не желательно с ним связываться, а я очень горжусь своим сыном и всем, что он делает.
Каждое слово, которое он произнёс, заставляло моё сердце болеть всё сильнее. Я понятия не имел, как Блейн справлялся, пока жил со своим отцом, который был так одержим ложью и своей репутацией. Я чувствовал такое отвращение, что даже не мог подобрать нужных слов, чтобы ответить ему.
Когда он протянул мне письмо, наши глаза впервые встретились. И клянусь богом, на одну секундочку я увидел крошечную вспышку сожаления где-то в глубине его карих глаз.
Я встал, и он проводил меня в вестибюль. Я так много хотел сказать ему. У меня были целые списки тех ужасных вещей, которые я хотел сказать этому человеку, списки всех способов, которыми я бы хотел заставить его чувствовать себя как худший отец в мире из-за всего, что он причинил своему сыну, моей семье.
Но я не мог этого сделать. Мой мозг был так захвачен битвой между гневом и попыткой сохранить самообладание, что я не мог донести свои мысли словами.
Я мог сделать это только кулаком.
Я ударил его в челюсть, прямо туда, где находился синяк у его сына.
Другие сотрудники и клиенты были в шоке, а через стеклянные стены фойе я увидел Курта, прикрывающего рот ладонью.
Старший Андерсон поднялся на ноги и прогнал всех вон.
Он выразительно посмотрел на меня, прежде чем я покинул банк. Любое сожаление, которое до этого я видел в его глазах, сменилось тем же поддельным обаянием, что я видел у Блейна. Я открыл двери и получил явное осуждение от своего сына.
Курт выпытывал из меня информацию всю дорогу до дома.
— Ты ничего не сказал ему? Ничего из того, что мы репетировали?
— Не знаю. Просто так получилось, приятель.
— Ты меня разочаровал.
— Хэй, а что насчёт удара? Я думал, это было довольно неплохо.
— Это просто борьба с насилием с помощью насилия, папа.
— А я всё равно думаю, что этим донёс до него больше, чем мог сказать любыми словами.
Курт очень внимательно задумался над этим.
— Ну… по крайней мере, он заслужил это.
Я улыбнулся. Я знал, что не должен был рассказывать своему сыну о том, что бить плохих парней — это хорошо, потому что это было не так. Это означало опуститься до их же уровня. Это означало сделать то, что у них получается лучше всего.
Но думаю, что это — именно та причина, по которой я не буду чувствовать себя из-за этого плохо.
Мудак заслуживает того, чтобы получить кулаком в лицо. И лучшим способом общения с ним был тот же самый, которым он общался с Блейном. Пусть он походит с синяком несколько дней. Посмотрим, как он будет себя чувствовать.
Но письмо сработало. Он был прав. Подпись Ричарда Андерсона прошла долгий путь.
Я заполнил много бумаг, получил копии его записей и номер, по которому мог звонить, если мне понадобится что-то ещё. Деньги имели гораздо больше власти, чем я представлял.
Я знал, что Блейн и Курт ещё не готовы были уехать, поэтому отправился в магазин, чтобы скоротать время.
Я раздумывал над всеми вещами, которые мы должны были купить для Блейна.
Ему нужна кровать и всё прилагающееся к ней, и мебель определённо обойдётся дорого. Я не хотел мысленно подсчитывать расходы. Я просто сказал себе, что мы как-нибудь справимся.
И я даже и не пытался думать о выборе специфичных для подростка вещей, полностью оставив это Курту. Я сомневался, будет ли даже у Блейна право голоса на этот счёт. Курт уже сделал плакаты, диаграммы того, что он точно хочет купить, и цветов, которые лучше всего будут сочетаться с тоном кожи Блейна. И как он вообще подумал обо всём этом?
Блейн был поражён, когда Курт выложил ему свои планы.
— Курт, это… это удивительно, правда. Как долго ты работал над этим?
— О, это? Нет, это… это не так уж сложно, — отшутился он, хотя я знал, что ему понадобились часы, чтобы довести всё до совершенства. Парни улыбнулись друг другу.
— Ну, я думаю, что выбрал идеальную комбинацию, но для ровного счёта…
Курт поднёс образцы к лицу Блейна и попросил сделать разные выражения лица.
Я засмеялся и оставил их. Энтузиазм Курта к белью был мне не понятен, и я знал, что Блейну понравится абсолютно всё, что Курт выберет для него.
От этого воспоминания я заулыбался, стоя посреди магазина.
Спустя какое-то время мне позвонил Курт, и я отправился обратно в Далтон. Настроение Блейна было лучше, чем я ожидал, но я знал, что всё проявится позже. Бесследно ничего не проходит.
Курт довольно быстро заснул на плече Блейна, а Андерсон не сводил взгляда с окна. Какое-то время мы ехали в абсолютной тишине, но вскоре напряжение начало нещадно давить. Я знал, что он хотел что-то сказать, но чтобы сделать это, ему требовался толчок с моей стороны.
— О чём думаешь?
— Курт сказал мне, — немедленно ответил он. — О том, что произошло в банке.
Я вздохнул.
— Так вот оно что.
Он удивился.
— Вот оно что? Мне что, не разрешено злиться из-за этого?
— Это не то, что я сказал.
— Тогда что именно вы сказали?
Это была новая сторона Блейна. Я и забыл, что под всеми своими манерами и гелем для волос он всё ещё был рассерженным подростком. У него были те же перепады настроения, что и у Финна, и тот же темперамент, что и у моего сына. Но при этом, он всё равно пытался изо всех сил понизить голос, чтобы не мешать Курту. Я не знал, что сказать.
Он вздохнул.
— Я просто… Я не считаю справедливым то, что я должен рассказывать вам, когда он пытается связаться со мной, а вы думаете, что ударить его и держать это от меня в тайне является совершенно нормальным.
— Блейн, это другое.
— О, да бросьте, это не другое, и вы знаете это.
Моё терпение лопалось. Я всегда действовал прежде, чем думал, и только одно это делало моего оппонента злее.
— Так что ты хочешь услышать, сынок? Что я извиняюсь? Что жалею? Потому что это не так, и...
— Нет! Нет, это не то, что я хочу услышать! Я хочу услышать, что...
Он подавился воздухом, и ему пришлось громко выдохнуть.
— Мне нужно, чтобы вы рассказывали мне об этих вещах. Это моя жизнь, и я не какой-то там маленький ребёнок. Я могу справиться с этим.
— Я знаю, что ты можешь справиться с этим.
Он затих, раздумывая. Я тоже успокоил себя.
— Я должен был услышать это от вас.
— Ты прав. Знаешь, я не идеален, Блейн. И на этот раз я облажался. Но с этого момента, я обещаю, мы будем всё обговаривать.
Он кивнул. После этого мы долго молчали, и я хотел, чтобы именно он сделал следующий шаг.
— Так, вы просто врезали ему?
Я улыбнулся.
— Именно так.
— И как это? — очень серьёзно спросил он.
— В смысле?
— В смысле, как это чувствовалось? Я имею в виду, это было… хорошее чувство?
Я не понимал, к чему он ведёт.
— Да… Думаю, да.
Его брови нахмурились, и я понял, что он очень внимательно пытался представить себе это.
— Раньше, перед сном, я пытался представлять себе, на что это будет похоже… Быть достаточно сильным, чтобы сделать ему хоть что-нибудь.
Я не хотел, чтобы он расстраивался. Мне необходимо заставить его почувствовать себя сильным.
Мне необходимо, чтобы он снова начал доверять мне.
— Ты уже сильный парень, Блейн. Ты сделал лучшее, что ты мог сделать. Ты пришёл ко мне за помощью.
— Точно.
— Но ты так не думаешь?
— Я просто… Я не знаю.
— Блейн, ты всё сделал правильно. И я знаю, что ты тоже знаешь это.
Он кивнул.
— Тогда в чём проблема?
— В том, что я устал всё делать правильно! Я устал убегать, и я устал от того, что другие люди сражаются за меня в моих битвах.
— Ты ничего не мог сд...
— И в этом проблема! Я не мог ничего сделать. Я просто… Я просто не могу избавиться от постоянного чувства беспомощности. Я не могу защитить Курта, или вас, или кого-либо ещё. Я даже не могу защитить себя.
— Ты наговариваешь на себя без причины. И ты не беспомощен. Ты один из самых сильных людей, которых я знаю, а я не бросаюсь такими словами просто так.
— Но...
— Никаких но. Знаешь, мне жаль, что ты не видел Курта до того, как он встретил тебя. Он всё время был зол, испуган и просто… совершенно далёк от того, чтобы жить собственной жизнью. А затем появился ты. И ты показал ему, что не нужно бояться. Ты был рядом с ним тогда, когда никого больше не было. Ты вернул мне моего ребёнка, — я остановился. — Теперь моя очередь дать тебе то, что ты заслуживаешь. Не нужно сражаться со мной, Блейн, потому что мы оба уже победили.
Я немного отвлёкся от дороги, поэтому был вынужден резко нажать на тормоз перед красным сигналом светофора.
Курт сразу же подскочил, проснувшись. Он сел и потёр лоб.
— Доброе утро, соня, — сказал Блейн.
— Ммм, мы уже дома?
— Почти.
— Х'р'шо, я просто…
— Спи дальше.
Он снова прижался носом в изгиб шеи Блейна, и Андерсон обнял его за талию.
— Блейн.
Он кивнул, его глаза засверкали от слёз.
И мы молчали.