ВасИлья

      Пробка. Минимум на час. Дернуло же через центр поехать!       Илья поморщился, побарабанил пальцами по рулю, сделал музыку громче. Радио внезапно разродилось старой песней Chris Rea «Looking For The Summer». Хриплый голос музыканта и вызывающая задумчивую ностальгию мелодия вернули Берсенева мыслями к годовщине.       Не то чтобы три года были такой уж грандиозной датой, но для Ильи и полгода, проведенные вместе с Васей, стали значимыми. Когда до сего момента все отношения сводились к двум неудачным попыткам хотя бы завязать их и длились не более пары месяцев, то совместная, фактически семейная жизнь – значимое достижение. Поэтому он устраивал праздники-сюрпризы при каждом удобном случае. Василий искренне удивлялся сентиментальным порывам в исполнении возлюбленного и подаркам, до последнего не втыкая, что за повод-то?       Илья на него не обижался за невнимательность к датам… Он вообще не умел обижаться на Васю, потому что только в этом, наверное, любимый и проявлял рассеянность, в остальном же… Берсенев, будто бесценное комнатное растение, из заботливых рук мамы был передан под присмотр не менее заботливого садовода-любителя Калюжного, который разве что пылинки не сдувал со своего «Люши». Да, Вася как-то по-особенному умудрялся произносить имя ненаглядного - теряя первую букву на вздохе. Носился с ним, как дурак с писаной торбой, не зная, чтоб еще этакое придумать, чем порадовать вторую половину.       И, если по большому секрету, Илье очень нравилось существующее положение дел: качать права и отстаивать свою мужественность он не собирался (не дай бог еще Вася к нему прислушается и перестанет названивать с бесконечными вопросами: «Как ты себя чувствуешь? Ты пообедал? На работе все в порядке?»). Берсенев никогда не был лидером и в оные не рвался: его и на работе устраивала позиция второго человека в агентстве, под прикрытием широкой спины Клименко. Дома так тем более - под опекой Васи он чувствовал себя превосходно: если можно так выразиться, пребывал в зоне душевно-психологического комфорта. Никому и ничего не нужно доказывать, все, что ни делаешь, априори хорошо, как бы ни оделся и ни постригся – самый красивый! И любят тебя целиком и полностью, как идеал лучшего человека на земле. Чему тут сопротивляться? Только наслаждаться жизнью и встречно любить без оглядки.       Берсенев чуть нахмурился… Правда, в последнее время Василий слишком уж увлекся работой – после универа он устроился обычным сисадмином в крупную компанию, специализирующуюся на продаже оргтехники, где проявил себя толковым и быстро обучаемым сотрудником. Вырос до начальника IT-отдела. А полгода назад его контора подписала договор на официальное представительство громкого бренда в их городе с крупнейшим в мире производителем высокотехнологичных компонентов, телекоммуникационного оборудования, бытовой техники, аудио- и видеоустройств (название опустим), и Васю назначили замдиректора по развитию этого направления. Начались постоянные командировки, семинары, деловые встречи с выгулом гостей до трех утра…       Илья был горд, очень горд успехами Калюжного, но… как-то стало не хватать его. Впрочем, предъявлять претензии Берсенев ни в коем случае не стал бы – это нечестно. Вася – другой человек по натуре: ему надо двигаться вперед, надо дать простор для реализации своих возможностей. Это Илье достаточно для ощущения собственной состоятельности работы в небольшом рекламном агентстве и пары часов личного времени, если вдруг Муза посетит... Которое Вася ему всегда предоставлял.       Что еще нравилось Берсеневу: любимый не давил на него, так и оставаясь единственным Илюшиным читателем. Они один раз поговорили на эту тему, Калюжный внимательно выслушал все сомнения Ильи, после чего сказал:       - Знаешь, оно само придет. Это только твое желание. Тебе нравится писать – пиши. Реально захочешь, чтобы твои произведения прочитал еще кто-нибудь, кроме меня, я рядом. А так… Не мучайся.       И, наверное, сейчас Илье тоже просто стоит подождать и поддержать. Не лезть с упреками! По сути, ничего страшного не произошло – ну меньше проводят времени вместе, ну не звонит Вася по десять раз на день, ну часто вечерами и в выходные отсутствует дома, ну… секса маловато… Н-да.       Илья прикусил нижнюю губу. С другой стороны, объяснимо: устает сильно. Иной раз с работы приедет, не ужиная, спать заваливается. Но это период сложный, ведь так? Раскрутят направление, отладят работу - все устаканится, войдет в режим. И Вася снова будет вечерами кудахтать над любимым Люшей, окружая вниманием и удивляя нестандартным подходом к обыденным вещам.       К тому же плюсы были: предоставленный эти месяцы сам себе, Илья, отодвинувший было творчество на второй план, снова много начал писать. Все-таки, что ни говори, этот процесс доставлял ему много радости. А сейчас, когда у него появился опыт близкого общения с дорогим сердцу человеком, многие взгляды на жизнь подверглись переосмыслению. Исчезла юношеская максималистская категоричность из суждений, мир вокруг усложнился, играя новыми оттенками.       Да, все наладится! Недаром же Вася сегодня пораньше с работы ушел.       Илья улыбнулся. Сколько же памятного произошло за эти три года…       Вспомнить для начала первый секс, который последовал, буквально, через несколько часов после первого поцелуя на морском берегу.       После внезапного Васиного признания расстаться и разойтись по домам спать после возвращения в город не представлялось возможным. Хотелось большего, чем поцелуи – того требовали молодые, полные энергии тела! Илья как ответственный сын отослал маме смс, что ночевать останется у Васи. Насчет переезда решили немного повременить – для начала надо подготовить Марию Владимировну к резким переменам.       Вася, пока Илья осматривал будущее жилье – двухкомнатную квартиру, состоящую из спальни и гостиной, с добротным псевдо-евро-ремонтом, объединяющим в себе остаточные реалии советского представления о роскоши и невнятные потуги на хай-тек, развел суету на кухне. Гремел посудой, хлопал дверцей холодильника, что-то спрашивал… разнервничался, в общем. Это Илья сразу понял.       - Вась… - тихо позвал Берсенев, обхватывая жирафу со спины и прижимаясь к нему всем телом. – Все хорошо. Я не хочу ни чая, ни кофе. Я хочу тебя. Но мы никуда не торопимся.       Вася развернулся к Илье, неловко поцеловал в висок и застыл, крепко сжимая его в объятиях. А потом…       Илья отступил на несколько шагов назад и уперся руками в столешницу, поднял голову. Вася, уловив в позе приглашение к действию, медленно приблизился, наклонился и коснулся Илюшиных губ. Робко, воздушно, словно не целовались до одури, вывалявшись в песке по самое «из штанов сыпется».       Илья охнул, на мгновение задохнувшись от ударившей в него волны нежности, выразившейся в невинном прикосновении… Словно сейчас, в эту секунду Вася высказал одним этим невесомым, уважительным, но в то же время многообещающим поцелуем все свое отношение к Илье… будущему партнеру, другу и любовнику. Подчеркивая, что Берсенев – не случайное увлечение, а самый важный в его жизни человек, которого он готов поставить на пьедестал, выполнять любую его прихоть и покорно обожать… потому что Илья… Илья увидел в нем кого-то необыкновенного и значимого. Не шута горохового, не клоуна, не чудика, не фрика со странностями, а того, в кого, оказывается, можно влюбиться за один вечер, распознав в нем мощную личность с нескончаемым потенциалом.       - Люблю тебя… - прошептал Берсенев, притягивая к себе Васю. – Люблю.       - Люша… - выдохнул Калюжный, пряча счастливую улыбку у основания шеи Ильи. – Я весь твой.       - Как ты меня назвал? – прошептал молодой человек.       - И… Люша, - также шепотом ответил Вася. – Удивительное у тебя имя… На языке медом перекатывается… Произносишь вслух… И будто ты меня ласкаешь… Красиво.       - Вася! – Илья вдруг почувствовал, что у него планомерно съезжает крыша и срывает тормоза. – Васенька! – тело залихорадило.       Невинность поцелуев переросла в шквальное цунами эмоций. Илья даже не подозревал за собой подобной импульсивности: он срывал пуговицы на Васиной рубашке, зубами вгрызался в костлявые плечи, сжимал и сдавливал бока, ягодицы… Ощупывал каждый сантиметр тела, торопясь распробовать вкус чуть солоноватой кожи. Помогал раздевать себя, с удовольствием подставляя под горячие и сухие Васины губы шею, грудь, живот…       Когда дело дошло до джинсов, на пол посыпался песок. Морской. Молодые люди переглянулись.       - Эмм… В душ? – потряхиваемый от смеха, уточнил Илья.       - Так даже интереснее, - кивнул Вася, выпутываясь из своих скинни.       Не было первого стеснения наготы – наоборот, какое-то восторженное изучение друг друга под теплыми струями душа. Без очков, с высвобожденными из-под резинки мокрыми волосами, налипающими на лицо, Вася показался влюбленному взгляду Ильи невообразимо красивым. Ин-ди-ви-ду-аль-ным! Его личное, собственное и только ему доступное открытие! Илья с восхищением оглаживал свою жирафу, испытывая острое, жизненно необходимое желание обласкать губами отвердевшую плоть Васи, всхлипывающего от возбуждения.       Васин ошарашенный, неверящий взгляд заводил, его бурная реакция, отзывчивость тела заставили Илью осознать себя гениальным любовником и гуру секса. Это было потрясающе: когда не нужен никакой опыт для того, чтобы верно угадывать потребности любимого.       Из ванной, не разрывая объятий, врезаясь влажными телами в стены и бестолково попадающуюся на пути мебель, шикая на острые углы и снова впиваясь жаркими поцелуями, добрались до спальни. Вася упал на спину, утягивая на себя Илью. Открываясь, предлагая…       Илья сглотнул, тряхнул головой, отгоняя муть поплывшей в сторону картинки. Тело в предчувствии свело судорогой, пробило электрическими всполохами бешеного желания. Он забрался на кровать, устроился меж разведенных Васиных ног и дотошно обцеловал все, до чего мог дотянуться губами. Василий, взведенный до предела, ерзал под ним, выгибался и настойчиво намекал всем телом не затягивать с прелюдиями.       Попроси Илью описать одним словом, как это было в первый раз с Васей… он бы, позабыв про всех своих предков-интеллигентов в пятом поколении, благородство высшего филологического образования и воспитанность, емко ответил: «Ох…но!» А потом загадочно улыбнувшись, спросил бы вас… да, лично вас: а вам доводилось заниматься любовью с человеком, от взгляда на которого сердце учащает бег, кружится голова, а запах сводит с ума своей неповторимостью? Если доводилось, то вам не требуется подробное описание того, что именно чувствовал Илья.       В дальнейшем, конечно, Вася, впервые получивший интимный опыт, распробовав все прелести единения тел с человеком, с которым не может быть стеснения, неловкости и ограничений, проявил себя изобретательным любовником. Очень изобретательным, ненасытным и неугомонным. На радость Илье. Которому и в постели больше нравилось быть ведомым – заласканным и залюбленным.       Со временем у них даже появилась своего рода игра… Берсенев для приличия изображал себя уставшим, не очень-то в настроении, а Калюжный соблазнял. По-всякому. Илья театрально сопротивлялся, делал вид, что ему не хочется, хотя хотелось всегда… Как не хотеть, когда ты, можно сказать, в самом цвете возраста, в котором «трахаться, трахаться и еще раз трахаться» должно быть девизом! Особенно если у тебя есть неутомимый Вася! Каждый раз находивший новые способы впечатлить Люшу. Домашние ролевые игры на двоих. А что? Классно.       И, конечно, не обходилось без феерических проколов.       Илья фыркнул от смеха, вспомнив один из них…       Однажды Вася затеял шоу: «Ща я тебе покажу стриптиз!» Илья хотел было воспротивиться – его и так несколько насторожили горящие в сумеречной гостиной свечи в весьма затейливых подсвечниках в виде имитации черепов без верхушки. Из пустых глазниц выползали черви, безгубые пасти угрожающе скалились… Берсенев старался не смотреть в их сторону – передергивало каждый раз от отвращения. Но других подсвечников у Васи не было, а, по его мнению, стриптиз нужно танцевать под игривые огоньки свечей, красное вино и… кавер Rammstein на депешмодовскую «Stripped».       Илья, призванный Василием поудобнее устроиться на диване, вздрогнул от первых аккордов, бахнувших в темном пространстве комнаты, и облился красным вином. Матюгнулся, глядя, как неотстирываемое пятно растекается по белоснежной домашней футболке. Отставил бокал, еле втиснув его среди норовящих цапнуть за пальцы черепушек, потянулся, чтобы снять испорченный элемент одежды, и замер, открыв рот.       В комнату ураганом ворвался Вася, закутанный в какую-то черную полупрозрачную тряпку с блестками, яростно потряхивая распущенными по такому эротическому случаю лохмами. Илья хрюкнул от смеха, но тут же вернул на лицо серьезное выражение. Все-таки стриптиз, надо настроиться на правильную волну. Но флюиды, посылаемые Васей через энергичные кругообразные движения тазом, работали не в том направлении: Берсенева распирало от подкатывающего приступами хохота. Он сжал плотно губы, сложил руки на груди и трясся, как эпилептик в припадке. А Вася вошел в кураж!       Стриптиз ли он там изображал или просто кайфовал под Rammstein, но плясал самозабвенно. Стянул с себя разом шифоновую хрень с блестками, оставшись в полосатых семейках, носках и тапочках, покрутил тряпкой над головой и забросил ее на люстру. Край ткани повис каскадом над свечками. Дотронулся пальцем до кончика языка и, призывно глядя на Илью, обвел им вокруг соска со звуком: «Пш-ш-ш!» Берсенев оценил соблазнительность жеста: сполз вниз по дивану и закрыл лицо руками, чувствуя, что, если немедленно не отхохочется, его порвет на миллион маленьких Люш.       Но реакция любимого Василия не смутила (у Ильи было подозрение, что в тот момент он ее и не видел – до того увлекся процессом): Калюжный подергал за резинку болтающихся на нем колокольчиками семеек, слегка ее приспустил, демонстрируя, какой сюрприз ждет Илюшу. Сюрприз был твердым, гладким… в общем, в полной боевой готовности. Кому как, а сам от себя Вася завелся.       Берсеневу вид понравился – даже отпустило немного: желание оторжаться сменилось обильным слюноотделением и наконец проснувшимся либидо. Илья облизнул губы и уже приготовился утихомирить танцора, переведя его отжигающее длинное тело в горизонтальное положение. Но не успел…       Вася, щелкнув резинкой трусов, одновременно с этим в такт музыки вскинул ногу, избавляясь от тапка. Тот взлетел, очертил верную дугу в воздухе и врезался точнехонько Илье в нос. Берсенев ойкнул от неожиданности, схватился за переносицу и с удивлением отметил, что к пятнам вина на футболке добавились капельки крови: из носа рекой хлынуло.       Калюжный с воплями бросился на помощь, пошарил глазами, заметил висящую на люстре тряпку, схватил ее и принялся промокать ею Илюшино лицо, с виноватым видом извиняясь. Кончик шифоновой ткани упал в свечи и… ожидаемо вспыхнул!       П…ц котятам, короче.       Через два часа, сидя на полу посреди разгромленной, залитой водой гостиной, глядя на безбожно испорченный диван, Илья, у которого из носа торчала вата, а под глазом наливался фингал, обнял расстроенного Васю за плечи и прошептал ему на ухо:       - Это было незабываемо!       Калюжный немного приободрился, покосился на Берсенева и осторожно спросил:       - Ну… сейчас, наверное, не до секса, да?       Илья, посчитав, что терять уже нечего – и так, и эдак светил косметический ремонт и покупка нового дивана, бодро ответил:       - После такого стриптиза… да без секса… Это мы сильно лоханемся!       Вася издал победный клич последнего из могикан и потащил Илюшу в спальню…       Илья чуть покраснел, припомнив продолжение банкета с танцами. Хорошо, что о подобных травмоопасных эскападах никогда не узнает мама, потому что иначе… В общем, переезд Берсенева к Калюжному заслуживает отдельного рассказа.       - А мама знает, что ты… эм-мм… того… гей? – задал очень своевременный вопрос Вася, когда они как раз подошли к входной двери в квартиру Берсеневых – объясняться по поводу своего решения с Марией Владимировной. Илья пробормотал что-то невнятное, отчего Калюжный побледнел и глянул в сторону спасительного лифта. Но Илюша не собирался отдуваться в одиночку, поэтому сжал Васину ладонь и втащил за собой в коридор.       Берсенев намеренно не скрывал свою ориентацию от матушки. Но до появления Васи повода для каминг-аута не было. Зачем раньше времени травмировать психику Марии Владимировны?       А сейчас повод в лице ссутулившегося за Илюшиной спиной очкастого бойфренда появился, поэтому Берсенев с порога, не отвешивая предварительных реверансов, выпалил маме, открывшей им дверь:       - Ма, я люблю Васю и собираюсь с ним жить. Поэтому переезжаю к нему!       Мария Владимировна смерила обоих молодых людей суровым взглядом, под которым Вася заметно начал уменьшаться в росте, но в милую хрупкую блондинку так и не превратился, и строго отдала команду:       - Мыть руки и за стол!       За ужином Берсенева, надо сказать, женщина с характером, к тому же… хм… директор средней школы №… на протяжении пятнадцати лет, учитель… нет, не литературы и русского языка, хотя любого гуманитария могла бы заткнуть за пояс (да-да, интеллигенция в пятом поколении), а физики, ударилась в рассуждения о падении морали и нравственности.       Если бы Илья заранее сообщил подробности трудовой биографии матушки Васе, тот бы ни за какие коврижки не отправился на ковер к, мать его, директору школы! А так обтекаемая характеристика: «Она у меня работник умственного труда», знаете ли, многое может значить! Но деваться с тонущего корабля некуда: Василий уныло ковырял вилкой в тарелке, пытаясь прожевать застрявший в горле кусок котлеты, и всем своим видом изображал крайнюю степень покаяния. Мол, да, виновен, совратил, соблазнил, с пути истинного сбил, внуков не рожу – физиологически не приспособлен. Готов понести заслуженное наказание, но любовь… она ж такая…       Илья с отсутствующим выражением на лице ел и ждал, когда мамина лекция вывернет в нужное русло. А в том, что вывернет – не сомневался: мама его слишком любила, чтобы препятствовать личному счастью. Вопрос: она его отпустит сегодня или…       Или. Мария Владимировна, увлекшись морально-нравственными поучениями, наконец-то пришла в своей цепочке разглагольствований к следующему выводу: вы без году неделю знакомы, а тут вдруг жить вместе надумали! А как же присмотреться друг к другу, почувствовать родство душ, сопоставить совместимость характеров? Нет, так дело не пойдет. Никаких спонтанных переездов. И вообще, сначала надо выяснить, в каких условиях живет Василий, есть ли у него домашняя аптечка и не является ли поспешность решения следствием несерьезности его намерений в отношении ее доче… сына. Тут уже Илья скис: он давно подозревал, что маман изначально мечтала о дочке. Но вместо нее родился Илюша, не менее любимый ребенок, но его позиционирование в голове матушки как субъекта мужеского пола вызывало сомнение.       Вася вскинул голову, сообразив, что убивать его не собираются, заулыбался и, как китайский болванчик, закивал головой, что, мол, он согласен. Если требуется за барышней поухаживать, доказать силу своих чувств, то, как истинный джентльмен, он искренне поддерживает Марию Владимировну.       Мама оттаяла, переключилась на подробное перечисление того, что Илье можно, а что нельзя, какими болячками он страдает («Мороженым не кормить – у Ильи хронический тонзиллит!») и прочее-прочее-прочее. Берсенев вытерпел полчаса, затем зыркнул грозно на Калюжного, с вернувшимся аппетитом доедающего ужин, и заявил:       - Васе пора домой! Поздно уже!       В коридоре Калюжный тихо спросил:       - Я не понял, когда ты ко мне переедешь?       - Когда ты на мне женишься. Негоже жить во грехе… - буркнул Илья. – И так вон… не понял, что ли, сколько морали и нравственности упало…       Вася икнул, поправил средним пальцем сползшие от изумления очки и пробормотал:       - Это нам что… на поездку в Амстердам копить нужно?       Илья хмыкнул, чмокнул озадаченного Василия в щеку и вытолкал за дверь. Необходимо было продумать план побега…       На следующий день, вернувшись с работы домой, Илья собирался переодеться и отправиться к Васе пока хотя бы в гости – закреплять результаты достигнутого на почве интимной близости взаимопонимания, но мама безапелляционным тоном обломала его. Мария Владимировна, настроенная крайне решительно, собиралась подготовить сына к самостоятельной жизни, в частности научить его готовить, раз Вася этого делать не умеет.       Все бы ничего, оно, может, и правильно – не питаться же постоянно фаст-фудом, яичницей и пельменями, навык полезный, но Илью насторожило другое… Например, гора вещей, сваленная по центру его комнаты, на вершине которой красовалась пресловутая аптечка. На вопрос: «Ма, что это?» Мария Владимировна возвестила: «Это приданое. Не с пустыми же руками переезжать. Ты не нищий, а из порядочной и обеспеченной семьи!» Илья закашлялся от слова «приданое» и пятой точкой почуял, что намечается далеко не курс молодого бойца в полевых условиях… Скорее, экспресс-подготовка домохозяйки широкого профиля.       Никак не желающий вырисовываться своей продуманностью план побега созрел мгновенно: в тот момент, когда матушка отвлеклась на телефонный разговор со старинной приятельницей Ниной Георгиевной, Илья покидал первые попавшиеся вещи в спортивную сумку, запихал туда же ноут и зубную щетку и бросился к выходу. Тормознул. Подумав, прихватил аптечку. Правда, выложил из нее корвалол с валерьянкой – маме они больше пригодятся - и рванул из дома.       По дороге позвонил Васе и сообщил, что он почти граф Монте-Кристо, что «свободен, словно птица в небесах» и пообещал на ближайший вечер большую и чистую любовь физического плана. По пути прикупил несколько бутылок вина и ввалился к Калюжному.       Василий на радостях завалил Илью прямо в коридоре, в связи с чем пострадала вешалка. После первой бутылки вина Калюжный продемонстрировал неугомонность характера во всей красе, затеяв перестановку мебели в квартире. Срочно требовалось гостиную переделать под спальню, а спальню – под общий кабинет, типа того.       С вином и в эйфории мебель двигалась плохо, а вот целовалось и обжималось среди учиненного погрома очень даже хорошо. Пьяные и всласть отлюбившие друг друга заснули в пять утра на диване, намертво застрявшем в дверном проеме гостиной.       Так Илья переехал жить к Васе, и началась их развеселая совместная жизнь.