***
Джонхён возвращается домой ближе к пяти утра, весь взъерошенный, раздражённый и с толикой сожаления в глазах по отношению к другу. Жалко, до ярых криков жалко Тэмина, жалко Минхо. Хоть и последний вообще не заслужил никакого хорошего отношения, тем не менее, он признал свои ошибки и вполне заслуживает на прощение. Вот только даже через этот катарсис его души весьма сложно переступить через те пятна на его совести, потому что он помнит и помнит Тэмин. Ким со смешанными чувствами выслушивал Минхо, но молчал, когда тот просил совета. Почему же не пришёл тогда, когда это всё начиналось? Почему попросил о помощи, когда результаты превзошли себя и вылились глубокими проблемами, выход из которых – время. Лишь оно теперь сможет показать, кто и насколько дорог. Он тихо пробирается по лестнице, стараясь не разбудить детей и мужа, но облегченно и в то же время тревожно смотрит на приоткрытую дверь своей с Кибомом спальни, из которой тянется слабый свет – от ночника. – Рассказывай, – Кибом выскакивает из-под одеяла и крепко обнимает мужа, вздрагивая от холодных ладоней, температура коих ярко ощущается через тоненькую ткань голубой футболки самого Джонхёна, служащей в роли пижамы для его супруга. Кибом прижимается щекой к груди, прикрывает устало глаза и пытается не дрожать, потому что ему еле удалось уложить спать Тэмина. Тот хоть после скандала с Минхо держался и не подавал виду, как ему тяжело и больно, но как только день сменился ночью, Тэ не смог больше сдерживать эмоции. Словно яд, от которого задыхаешься, Кибом прекрасно знает эти чувства, вот только тогда, когда он сам их переживал - они угрожали только и только его здоровью. А теперь Тэмин носит под сердцем малышей, которые должны быть здоровыми и крепкими, но пока у их мамы это получается из ряда вон паршиво и отвратительно. Как бы не понимал, но Тэ ещё сильно слаб, сильно много причин, которые нещадно давят и лупят по растерзанной душе, которые даже не оставляют сил прийти в себя, прежде чем нанести очередной удар. Шаг за шагом, противник просчитывает каждый его жест, каждую мысль и использует это против Тэмин. А ему необходима, до горячих слёз нужна поддержка, нужен муж. И как бы глупо было признаваться самому себе, но именно Минхо сможет собрать его по кусочкам. Словом, как и Тэмин Минхо. Сколько было безмолвных слёз, Кибом не считал и боялся даже задуматься об этом. Больно, нестерпимо, невозможно смотреть на изнывание родного человека, родного брата. Каким бы сильным, каким бы несломным он ни был, а Ки всегда знал, каких титанических усилий стоит держать эту маску. И маска с треском крошится от дикого давления, на мелкие кусочки, покрываясь паутиной трещинок. И самым противным выплывало именно то, что он ничем и не поможет, ни-чем. Ни объятиями, ни словами, ни каким-либо проявлением поддержки, ведь если она не от того человека, то и результат не тот. – Он напился, напился и начал осознавать, а потом скулил, что не хочет отпускать и что любит. Я не знал даже, что и говорить, лишь то, чтобы дал развод. Но теперь не уверен, что это правильный совет, хотя я совершенно не знаю, что в этой ситуации и будет правильным. И меня это добивает больше всего, – Джонхён находит необходимые ему губы, с упоением целует и находит то необходимое спокойствие и умиротворение, источником которых был и будет лишь его возлюбленный, лишь Кибом. – У него истерики, я дико переживаю за его здоровье, а он ещё хочет после суда ехать работать. Я не имел права ему отказать, потому что это пока единственный выход поменьше думать о Минхо, – Кибом тяжело вздыхает и осмеливается посмотреть на мужа. Джонхён хмурится, сильно хмурится от вида красных и уставших глаз, начинающих проявляться мешкам и грустной улыбки. Не должно этих изъянов быть на любимом и обожаемом лице, не-долж-но. – Пусть, завтра как раз будет у него возможность, есть одна съёмка, но я обещал ему не парную, а теперь придётся договариваться, хотя, думаю, проблем с ним не будет. И да, Кибом, – Джонхён аккуратно касается прохладными пальцами щеки, нежно и и плавно обхватывает за подбородок и, наклонившись, продолжает: – Я люблю тебя, – а после много-много раз кротко целует и улыбается, чувствуя горячие ладони у себя на затылке, что медленно пальчиками оглаживают кожу. Сегодня будет тяжёлый день.***
Просыпаюсь уже с привычной тяжестью, хмуро улыбаюсь и заворачиваюсь теплее в одеяло словно гусеница, надеясь хоть там обрести защиту. Завтракать нет никакого желания, ровно столько же, как и покидать кровать. Апатия ко всему развивается в геометрической прогрессии, волны предательства вновь обрушиваются на меня, затаскивая на самое дно. Действительно ли он думает, что предатель именно я? Действительно он уже разлюбил и ему всё равно? Или же он попытается?... Но даже если бы и пытался, вряд лы бы подпустил. Хотя кого я обманываю, если я сам, всеми клеточками тянусь к этому паршивцу. Надо расслабиться и подумать о своих малышах. Мои крохи... Обещаю, что больше не будет таких истерик. Я не хочу навредить вам. Двери тихо открываются и я улавливаю знакомый и любимый аромат кофе с молоком и свежих булочек с корицей, как делает мой любимый брат. Кибомми... Прости меня, прости за нервы. Прошу тебя. – Ки, – выныриваю из убежища и сладко и искренне улыбаюсь, чем ободряю и веселю старшего брата, который в таком же отвратном виде с утра. – Прости меня. – Мой малой косячник Тэ, – Кибом дарит мне теплую улыбку, целует в лоб и ободряюще смотрит на меня. Спасибо, что понимаешь всё без слов. – Через час к нам заедет твой адвокат, все необходимые документы у него на руках, кроме твоей справки о беременности, но о ней пока знать никому и не нужно, да? – А зачем он заезжает? Нельзя уже сразу там встретиться? – Мой малой косячник Тэ, это хороший друг Джонхёна, на разводах собаку съел, а заезжает чтобы повидаться с Джонгом, ну и в адекватной обстановке обсудить вопросы, а они-то у него возникли, не волнуйся. Зовут Ким Чонин, приветлив и любезен, а главное – вежлив и воспитан, так что вставай. Всё это я уже слушаю во все уши, сладко жуя и наслаждаясь вкусом ещё горячей выпечки, аромата корицы и любимого кофе с молоком. Что же, надеюсь, все пройдёт без происшествий.