Люби меня

***

      Чонин ведёт машину слишком мягко, плавно так. Образы за окном сливаются в одну полосу, Кибом держит меня за руку и не сводит с меня печальных глаз.       Теперь я свободен.       Этого ли я хотел? Возможно, вот только чувство совершенно иное, нежели я предполагал. Оно к чёрту ненужное, в тягость, непосильную мне по жизни. Как я могу так говорить, собственно имею ли я право так резко отзываться о прожитой этой самой жизни? Думаю, когда лишаешься чего-то неистово важного, как правое или левое лёгкое, без которого можно, но не протянешь долго.       Минхо.       Зачем ты это всё, зачем? Зачем я в последний раз видел твои мёртвые глаза, зачем ты вновь солгал мне тогда? Зачем ты вообще явился?       Эпитафией как раз и будет фраза "Помним. Любим. Скорбим" для нашей любви.       Для моей любви.       Пошло оно всё. Катится к чертям собачьим, к чёртовому Минхо с его поступками, пусть с исчезновением штампа в паспорте исчезнет этот яд в сердце, пусть заберёт всё поломанное им же, пусть хоть что-то сделает для моего блага.       Я не хочу думать ни о чём, кроме как о работе. Уйти с головой, чтобы не было свободной секунды подумать об. Вот только нет сил снять обручальное кольцо, оно будто вросло и глубоко пустило корни.       В самое сердце, Тэмин, не ври хоть самому себе.       Чонин тормозит прямо возле здания агентства Джонхёна, оббегает машину и открывает дверцу. Ноги будто ватные, совершенно не держат, Кибом всё не отпускает моей руки и ведёт к лифту. – Приезжай на ужин, Юнги будет рад тебе, да и мы тоже, – Ки бегло прощается с Чонином, я лишь поджимаю губы и киваю в знак благодарности.       Слишком стремительно растёт уверенность, что это далеко не последняя наша с ним встреча.       Да и какая теперь, собственно, разница?       Детям нужен отец. – Он нас ждёт, – надо срочно переключаться на режим идеальной работы, уйти в проект с головой, чтобы не разочаровать Кибома с Джонхёном, да и самого себя тоже. – Он приятнейший человек, весьма галантен и до безобразия мил, – глаза у брата мечтательно блестят, я уже хочу съязвить, знает ли его муж о предмете воздыхания, но Ки вовремя продолжает. – Джонхёну есть чему у него поучиться, хотя он для меня идеален во всём.       Он восхищается многими, со многими горит желанием познакомиться, в открытую заявляет о понравившемся, но влюблённо смотрит только на Джонхёна.       Мы поднимается на последний, двадцатый этаж, где в студии нас уже ждёт этот человек. От меня в наглую скрывают его имя и я уже чувствую очередную провокацию. Подводит ли меня моё чутье?       Когда я переступаю порог, то попадаю в совершенно иную, новую студию. Замечу, что Джонхён идёт вверх со своими делами, он молодец.       Безупречный вид на спешащий город открывается через просторные широкие и светлые окна на всю стену, на двух из которых специальные подоконники для зоны отдыха. Мягкие и уютные, крошечные диванчики с множеством подушек, а под ногами, под прозрачной дымкой сверхпрочного стекла город. – Резиденция шейха или эмира Арабских Эмиратов, пахнет плагиатом, но я уже по уши влюблён, – аккуратно, боюсь до ужаса, неуверенно ступаю по стеклу, убежденный в том, что рухну и разобьюсь в эту же секунду. – Он выдерживает более четырёхсот килограмм за раз, не волнуйся, – на меня смотрит пара добрых и нежных глаз, улыбаются так тепло и уют расплывается по телу, Кибом не врал о его нежности. – Бан Ёнгук, и, похоже, это Вы, с кем мне выпала честь провести сегодня фотосъёмку.       Он берёт меня за руку, читая на лице откровенный страх, и медленно помогает мне ступить на пол. Ёнгук выше меня на голову, он до анорексии тощий и у него приятно приятные руки, они отдают теплом домашнего очага. – Тэмин, спасибо. – Тэ, быстро в гримерку!       Кибом буквально впихивает меня в руки какого-то мальчишки, толком не дав и познакомиться с Ёнгуком. Он удивительный... – Мне придётся повозиться, потому что вашу бледность и синяки под глазами трудновато скрыть, – юноша критично на меня смотрит, поджимает губы и печально, будто с сожалением на меня смотрит. Я его вижу в первый раз, за день уже который раз удивляясь, где Джонхён откапывает столько проницательных людей. Он как-то даже теряется, мнется и не знает что сказать, чтобы это хоть намёком вызвало у меня хоть какую улыбку. А лицо самого у него с тоской и жалостью?... Будто во мне он видит что-то далеко похожее, будто во мне есть отголосок того, что ему в тягость, что и его травит.       Отголосок прошлого, прошлого его?...       Или он же знает о моём положении?       Исключено. Никто не мог из моих ему растрепать, сам он не мог, потому что я лично видел только одного папарацци, и то, любителя проследить за кем-то, а не целенаправленно копающийся в чьем-то грязном бельё. Хотя это тоже не убережет от слухов и сплетен, хотя вряд ли что вообще сможет от этого уберечь.       Готовимся к жёлтой информации и наглости об интервью. – Хёнвон, пожалуйста, – макушка брата показывается лишь на мгновение в гримерной, потом скрывается с фотоаппаратом в руках, причитая, что Джонхён опять ему работать не даст. – Хёнвон, будем знакомы, – мне дарят светлую улыбку, а я отмечаю про себя удивительную красоту юноши. Модели, ольчжаны мне все на одно лицо, совершенно безликие, но вот Хёнвон. Начиная от непривычных черт лица и заканчивая жизнью глаз, которую, ему удалось сохранить и более того, продлить и живить. – И вы Тэмин. Вы не волнуйтесь, я вас быстро приведу в порядок, – он пытается шутить и разрядить напряженную обстановку, прекрасно же видит моё состояние. – Давай на "ты", у нас ведь разница в возрасте незначительная, не надо меня старить раньше положенного, – он криво усмехается, а мне резко становится плохо: в глазах мутнеет, тело ведёт на пол, но меня ловят руки Хёнвона. – Слишком сильно нервничаешь, не спишь, плохо питаешься, депрессия на лицо, а ты себя совершенно не бережёшь, так халатно нельзя относиться к своему же здоровью, – он с укором смотрит, усаживает на диванчик возле подобия шкафа с вещами, протягивает мне бутылку с водой и пару яблок. – И не смотри на меня так, я не причитаю и не собираюсь капать на мозги нравоучениями, ты сам в состоянии позаботиться о себе, но нужно приложить немного больше усилий, потому что вид у тебя из ряда вон отвратительный. Тебе бы на неделю к родителям, а лучше к бабушке, она это дело исправит в два счёта.       Непосредственный. Прямолинейный. Заботлив. Усмехаюсь при упоминаниях о родителях.       У матери с отцом сегодня концерт в Берлинской опере, дирижер и скрипачка. У них гастроли и отчётливая мысль, что я в идеальных руках точно так же, как и Кибом. Что же, рушить эту их утопию я никак не намерен.       Потому что +1 к ненужным скандалам и нервный срыв.       Хёнвон куксится ещё больше, видя мою вампирскую бледность. Он критично вертит моё лицо, поджимает губы и говорит: – Ты просвечиваешься, я вижу малейшие капилляры на щеках. Глаза ужасно красные, будто непросыхая ревешь. Тебе бы отоспаться, а не переться на съёмку. Я, конечно, мастерски уберу бледность с лица, но вот с глазами своими решай сам, мне больно смотреть на тебя. У вас с Ёнгуком простая съёмка, Вонхо минимально загрузил вас образами, поэтому на тебе будет джинсовый комбинезон, а у него рваные чёрные джинсы и косуха, – Хёнвон возится с основой под макияж, ловко и безошибочно подбирая оттенок тонального крема, подводит глаза и наносит слегка заметные румяна, придавая лицу хоть искусственно, но более-менее живой вид. Через двадцать минут я сморю на себя, вполне ожившего, белесые волосы он аккуратно укладывает и помогает мне встать с дивана; одевает меня. Становится слегка прохладно, я задерживаю его руки, когда он пытается мне застегнуть лямки.       Поворачиваюсь к зеркалу во весь рост.       B профиль.       И смотрю.       Хёнвона слегка удивляет моё резкое поведение. Да и я сам удивлён не меньше.       Ещё не видно.       Ёще пару месяцев в запасе. – Тэмин, – Хёнвон странно косится на меня, хочет что сказать, но не говорит, отмахивается, а потом отпихивает меня в сторону Кибома, крича, что я готов и можно запускать Ёнгука. – Да быть такого не может, – бурчит Че, но я этого уже не слышу.       А через двадцать минут выходит Ёнгук. И он прекрасен.       Он подпитывает меня светом и теплом, когда подходит ко мне и улыбается так ярко, что жмурюсь. – Ты удивителен, не огорчай меня своим тусклым видом хотя бы сегодня, а я постараюсь тебе в этом помочь.       Ёнгук поворачивает меня к ceбе спиной, приобнимает за плечи и ведёт к тому самому окну, в которое я уже по уши влюблён. Что-то всё равно гложет и будет ещё очень долго, но сегодня я постараюсь сбросить с двадцатого этажа всю свою грусть и отдохнуть душой с этим человеком. – У вас получится всё, – я слышу голос Джонхёна, вопль Юнги и улыбаюсь, теперь уже естественно и от сердца. Юнги несётся сначала к Кибому, получает поцелуй в макушку и бежит к Хёнвонни смешивать всякие баночки.       Кибом начинает работу, за ним неотрывно и влюблённо смотрит Джонхён, Юнги на руках у счастливого Хёнвона.       А у меня сейчас только Ёнгук. И я не хочу разочаровать его. И ни кого другого сейчас. Ни себя.