***
Ближе к двум часам дня Владимир добрался до единственной аптеки в деревне, вручил аптекарше букетик тюльпанов, сверкнув обворожительно клыками, и бесплатно затарился эластичным бинтом и обезболивающим. Теперь и лубрикант грел сердце сквозь нагрудный карман. Чуть позже сделал любовничку укол и перевязал ногу. Надо было видеть картину маслом: зная, что Валерка просто так не дастся для экзекуций иглой, он приманил его сочно-оранжевым апельсином и, дождавшись, пока тот разомлеет, счищая плотную шкурку, незаметно всадил ему шприц под колено — Валерка даже не заметил, поедая крупные дольки ароматного цитруса.***
Теплый майский вечер плавно опустился над деревней, посылая ослепительные искры света. закатный луч падал на Владимира, растворившись сквозь стекло, и на Валерия — те стояли в обнимку. Гитарист немного отрешенно накручивал русую прядку на палец, а вокалист щурился на солнце. — Так зачем же ты в окно полез, когда есть дверь? Валера вздрогнул, и Вовчик это почувствовал, погладив того по спине. — Володь, ты точно хочешь это знать? Об этом даже стыдно подумать, — пытался стушеваться вокалист. — Стыд, не дым — он глаза не выест. — Может и так, — Кипелов призадумался, — тебе когда-нибудь снилось, что твое тело грубо пользуют? — Тебя во сне изнасиловали? — последовал легкий поцелуй в висок. Пальцы приподняли футболку и дразняще пробежались вдоль поясницы. — Да. Так реалистично, что я чуть не умер. Теплая и большая ладонь гитариста осторожно гладила живот, с каждым движением поднимаясь к ощутимо вздымающейся грудной клетке. — Я помогу тебе забыть этот кошмар, — Владимир горячо зашептал на ухо вокалиста и спустился дорожкой нежных поцелуев к шее, обводя языком трепещущую жилку. Вскоре футболка была отброшена в сторону камина. Не расцепляя объятий, они дошли до дивана, и Володя бережно уложил Леру на подушку, шепча что-то про вазелин. Охнув, Валера раскинул руки в стороны, а его грива разметалась каймой вокруг лица по дивану. Спешно сняв с себя одежду, Холст с осторожностью гепарда на охоте стянул с него брюки и на мгновение остановился, любуясь красивым подкаченным телом. Во второй раз опустившись на колени, он невесомо провел рукой по внутренней стороне бедра любимого, а затем осторожно провел подушечками пальцев по возбужденной плоти, точно по гитарному грифу. В резко наступившей тишине слышались тяжелое дыхание и приглушенные стоны. Владимир сжимал член, губы и язык ласкали головку, на которой выступила мутная смазка. Валерий же кошкой выгибался навстречу прикосновениям, комкая покрывало. Мысли путались в клубок влюбленных змей. Все его существо без остатка в эти минуты принадлежало только гитарному солнышку. — Лерик, — блажил Вовчик, — как же долго я желал этого. Холст отстранился и аккуратно раздвинул ноги вокалиста, подаваясь вперед и нависая над ним. Кипелов подставил для клыкастых ласк шею и затаил дыхание. Он наслаждался каждым прикосновением языка, выводящего причудливую дорожку на ставших чувствительными участках кожи, горячими губами, выцеловывающими каждый сантиметр, сильными руками, сжимающими ягодицы. Обнимая гитариста за плечи, Валерий в ответ покрывал поцелуями его лицо. В порывах страсти кусал до сладкой боли губы, отчего Владимир стонал прямо в поцелуй, но при этом требовал еще и еще. Мир вокруг них взорвался и разлетелся по комнате сотнями витражных осколков. Запутавшись в пальцах вокалиста, в его длинных волосах, крепко прижав сильное, но в момент жаркой страсти невероятно податливое тело, Владимир перевернулся на спину, предоставив Кипелову поле для ответных ласк. Оседлав поджарое тело, Валерий хищно улыбнулся и наклонился к шее гитариста, проводя дорожку из мелких укусов к ключицам и ложбинке в груди. Языком он принялся теребить то один сосок, то другой. Забываясь, он несильно кусал и их, а потом, как бы извиняясь, жадно сосал, доставляя изощренными ласками нешуточное удовольствие. — Валера, ты рыба моей мечты. Хищная пиранья. Наматывая локоны Кипелова на пальцы, гитарист сбивчиво дышал, подаваясь навстречу магии ласковых рук. Он протяжно стонал -наконец можно было отдаться тому, кто любим сердцем и душой. — Я надеюсь, на сковороде ты меня жарить не будешь, — хихикнул Лера, сдувая прядку с лица, — а-а-ах… Почувствовав, как в задницу проник палец, а затем еще один, вокалист инстинктивно вздрогнул и дернулся в противоположную сторону. Пальцы Холстинина, на которые была щедро нанесена смазка, методично начали двигаться, разминая тугое колечко мышц ануса. По первости было непривычно и даже неприятно, но движения были осторожные, в них было столько любви и нежности, что Валера мог терпеть. Как получилось, что они перебрались на пол, никто не понял. Опираясь локтями на диван, Лера ощутил на бедрах тепло ладоней. Проникновения были мягкими, движения — медленными, Владимир старался не причинять боль, но не смотря на это Валерий пытался вывернуться. Ощущение в себе инородного тела было не из приятных, отчего он, прикусив нижнюю губу, зашипел рассерженной коброй. — Тише-тише… — обняв вокалиста за талию, Холст подстраивал его под собственный ритм и покрывал поцелуями подрагивающие плечи. Толчки убыстрялись, и Кипелов становился податливее с каждой секундой. И вскоре два тела сплелись в одно, синхронно ублажая друг друга. По спинам крупными каплями струился горячий пот, стоны переходили на крещендо, поцелуи и толчки становились все глубже и приносили настоящее блаженство. Разрядка была внезапной, аж до искр перед глазами. Захрипев, Владимир вцепился зубами в плечо вокалиста и несколько раз резко вошел на всю длину. Прогнувшись в спине, Валерий взял чистую ля второй октавы. Тело стало ватным и опустошенным, словно неведомая сила высосала из него все жизненные соки, отчего вокалист так и прилег на пол. Владимир же лег рядом, тяжело и прерывисто дыша. — Заебись, — хором прошептали музыканты и, обнявшись, уснули.***
Когда Валерий проснулся уже на диване, укутанный в покрывало, за окном было темно. В комнате трещал ветками камин, а перед ним в кресле-качалке сидел Владимир. От такой домашней идиллии сердце сладко замерло, и весь мир сосредоточился в этой уютной комнате. Валерию даже показалось, что вот это все и есть счастье его жизни, которое необходимо было не разрушить и пронести сквозь оставшиеся годы в памяти без малейшей потери. — Ты давно не спишь? — Кипелов поднялся, замотавшись в покрывало, и подошел к камину. С пару секунд он смотрел на огненные языки пламени, лизавшие черную от копоти решетку, а потом опустился гитаристу на колени и оставил короткий поцелуй в скулу. — Нет, полчаса, не больше. Валер, — Владимир столь же нежно ответил на поцелуй, — ты ведь не уйдешь? — От тебя — нет. А вот из группы… Нам всем нужно развиваться в разных направлениях. Не могу я рявкать со сцены, как цепная псина, и распевать про силу зла и все, что из нее вытекает. Она ж, Вов, на самом деле есть и неизвестно, как она будет мстить. Думаю пожарами и падениями со сцены это все не ограничится. Я в один день как-то понял, что пора завязывать с этой чертовщиной и петь о чем-нибудь более безопасном. Ну, например, о лесах и морях, о перепутье и воинских сражениях. Если душа лежит, твори с Ритой о бесах и зомби, а я буду тебя поддерживать в хорошей форме как морально, так и физически. Вовка печально улыбнулся. — Может быть, ты и прав, — Холст погладил любимого по обнаженному плечу, — но где мы найдем вокалиста со второй октавой? — Птица хищной породы не подойдет? — Валерий улыбнулся и положил голову на плечо гитариста. — Такая перелетная и с легким американским акцентом.