Морем и сталью

Не сводя напряженного взгляда с размытой линии горизонта, Джимбей слушал, как поет песню своему новорожденному сыну Нами. Он знал, что она позволила Ророноа Зоро любить себя и не одобрял этого. — Быстрее бы встретить брата Тайгера, — сказал он. — Я заберу тебя с собой и найду тебе хороший дом. На этом мой долг перед тобой будет выполнен. — Я не уверена, что хочу сойти на землю, — сказала Нами. — Я не уверена, что уже точно знаю, как мне жить. Я не уверена, что ты настолько добр, как хочешь казаться. Я ни в чем не уверена. — Он пират, — не выдержал Джимбей. — Он жестокий человек. Он спутался с кем-то из дворца, раз бежал так быстро. У него нет ничего, что могло бы дать тебе уверенность. Зачем ты идешь за ним, неужели тебе мало бед от того, что мужчины любили тебя? — Нет, — устало сказала девушка, положив ребенка в его колыбель. — Не мало. Я ненавижу мужчин и их миры. Но он дарит мне спокойствие и радость. Разве этого мало сейчас, когда половина мира ищет меня, чтобы вырвать из моих рук сына и вырвать мне глаза и язык за измену? Я все равно умерла для них — так пусть хотя бы его любовь согреет меня. — Он тебя не любит… — сказал мягко Джимбей. — Он любит кого-то, кого оставил там, в королевстве. Я говорил с ним вчера о тебе. Он обещал не совершать ошибок. Но то, что он уехал, уже ошибка. Вскоре он поймет это и поедет обратно. И тебя с собой не позовет… — Я и так не поехала бы с ним, — улыбнулась Нами. — Я тут из-за тебя, брат мой. Никто никогда не делал мне добра, кроме моей старшей сестры, заменившей мне мать. Арлонг не любил меня… Кизару не любил меня… Думаешь, меня пугает их нелюбовь? Я задыхалась в вашем дворце, проданная своим собственным отцом, который отдал меня, а не Ноджико, потому что любил мою сестру не так, как должен был любить. Я задыхалась в королевских галереях, потому что мой муж забыл обо мне и о нашей дочери, лишь бы получить армию и власть от принца. Он очнулся только когда я опозорила его, но то, что он опозорил меня раньше, осталось никому неинтересным фактом. И теперь я больше не испытываю к нему жалости или нежности. И чувства вины у меня нет. Я люблю этого ребенка… — она с нежностью погладила пухлую щеку младенца. — Пусть даже и ненавижу его отца… И я люблю свою дочь Коалу, пусть даже и ненавижу вашего брата. Я хочу быть матерью и женщиной, я хочу сражаться и путешествовать… Я хочу жить, а не быть воплощением богини солнца… — Я не могу отговорить тебя или попросить у тебя снисхождения, — сказал Джимбей. — Твоя дочь, скорее всего, в доме моего отца. Она его внучка, и он не причинит ей вреда. Кроме того, моя младшая сестра беременна… Ты знала, что он спутался с моей сестрой? — Я видела их незадолго до нашего отъезда, — сказала Нами. — Но он уверил меня, что не любит ее. Он сказал, что станет королем, а я стану богиней солнца. Он обещал мне новую жизнь, и я поверила ему. Я знала, что он лжет всем нам. Но почему-то мне хотелось поверить в него, в принца и мужчину. Когда я очнулась, было уже поздно. Никто не останавливал меня, а у меня самой не хватило ума или сил. Глупость. Низость. Моя душевная низость… — Я обязан был сберечь тебя, — сказал он. — В этом моя вина, Намиморе. Отец просил приглядеть за вами обоими. Но в Арлонге нет чести нашего отца или гордости нашего брата. В нем только его собственная ярость и ничего больше. Он презирает правила и законы. Он жаждет власти и воин. Больше ничего. Однажды он простит тебя — прости и ты ему его равнодушие. Вам обоим станет проще, если ваша история кончится именно так. Вместо ответа Нами просто наклонилась и поцеловала спящего ребенка. Ее мягкие волосы расплелись — и золото озарило колыбель. Джимбей и вышедший из каюты Луффи не сводили с нее взгляда — настолько хороша она была. — Можно лишить тебя чести и отнять твою гордость, но кровь первых людей не смоют даже слезы, — сказал ей Джимбей. — Береги себя, Намиморе. И я обещаю тебе сберечь тебя и твоих детей, пусть это даже будет стоить мне жизни. *** — Немедленно возвращайтесь в королевский замок, — прочла Робин. — Прошло всего три месяца — и вот… Я столько еще не сделала… Почему он вдруг решил вернуть меня? До родов еще есть время… Она провела ладонью по животу, легко касаясь своего спящего ребенка, за последнее время Робин стала больше и спокойнее, но живость и энергия не изменили ей. Она по-прежнему проводила веселые дни вместе с Ло и другими учеными, расшифровывая старинные тексты, и эта работа казалась ей лучшей на свете. — Полагаю, он желает подготовиться к рождению наследника… — Дофламинго отпил из бокала. — И его беспокоит помолвка принца Акаину. — Принц женится? — удивилась Робин. — Не слышала о таком… Это странное решение, учитывая, что его невеста еще не умеет ходить. Или уже умеет? По крайней мере, маленькая девочка в качестве жены… — Он расторг помолвку с леди Соран, — Дофламинго лукаво улыбнулся. — Та полукровка, ее отец неизвестен, не лучший выбор для принца. К тому же она и ее мать сейчас в руках пиратов. И леди Сандерсония тоже. Единственная, кто осталась на свободе, леди Мариголд, именно ее и берет в жены принц. — Я слышала, что островные принцессы ненавидят королевскую семью из-за брака их сестры с крон-принцем… — Робин вернулась на свое место и расправила складки платья на животе. Зачем же одной из сестер Горгон становится принцессой по супругу? Вероятно ее вынудили пойти на это. — Вы проницательны, будущая королева, — Дофламинго поправил свой меховой воротничок. — Так или иначе, к вашему возвращению они будут женихом и невестой. Вы получите еще одну сестру… — Мне не нужны сестры, — отрезала Робин. — Милорд, не могли бы вы убедить моего мужа оставить меня тут до родов? Я еще не расшифровала так много записей, а после это будет сделать сложно, учитывая, что на руках у меня будет младенец… — Он был весьма суров и просил меня не откладывать ваше возвращение, — сказал Дофламинго. — И в ваших интересах поскорее вернуться… Я слышал, что молодые фрейлины очень взволнованы из-за вашего отсутствия и стремятся быть поближе к тому, кто скоро станет королем. — Вы хотите сказать, что мой муж завел любовницу? — просто спросила Робин. — Это правда? Ее голубые глаза смотрели спокойно, и все-таки ее взгляд испугал Дофламинго. Он понимал, что его игры весьма опасны, и не очень хорошо злить ту, что вскоре станет его королевой. Кроме того, он опасался Аокидзи, который был скор на расправу и не отличался сдержанностью. И все-таки он уважал принцессу и знал, что ложь не поможет ему добиться ее расположения. — Именно, — спокойно сказал он. — Насколько я знаю, принцесса Виола порекомендовала на службу свою племянницу, леди Ребекку. И та много времени проводит в галереях принца. Днем и ночью. — Это весьма странно, — покачал головой Ло. — Он никогда не заводил интрижек на стороне, так сказать, ему хватало одной супруги… И лорда Луччи… — пошутил он. — Лорд Луччи способствовал упрочнению позиций этой дамы, — сказал Дофламинго. — И все-таки вы возвращаетесь, ваше высочество. Это хороший способ показать, кто будущая королева страны. — Милорды… — Робин улыбнулась. — Вы прекрасно знаете, как со мной обращался мой муж до свадьбы. К тому же вы знаете, что я никогда не хотела стать его супругой… Если он завел любовницу — значит, таково его решение, и я абсолютно не против. Мне все равно. Но я ненавижу грязь и не позволю ему прикоснуться к себе, пока он связан с другой женщиной… Таково мое право и решение. — Я бы хотел загладить свою вину перед вами, — пропел Дофламинго, накрыв ладонь Робин своей ладонью. — Кое-что, что нашли мои люди, до сих пор не отдано королевской комиссии, и я предпочитаю показать это сначала вам. Как вы на это смотрите? — Это что-то редкое и таинственное? — заинтересовалась Робин. — Именно, — подмигнул ей Дофламинго. — Завтра я буду сопровождать вас во дворец. Почему бы мне не показать вам то, что еще не видел никто из королевской семьи? И даже дать вам возможность поработать с этим в дороге… — Я с радостью, — отозвалась Робин. — Поэтому прощаю вам плохие вести из дворца. Я сумасшедший историк, и любой новый документ или памятник может купить мое расположение. — Чем я обязательно воспользуюсь, — улыбнулся лукаво Дофламинго. — Ваше высочество. *** — Мое почтение, — холодно сказал Арлонг. Его люди, переодетые в новую форму солдат королевской гвардии, предпочли стоять — знак того, что дом Гэндзо теперь чужой дом для них. С минуту они смотрели друг на друга — отец и муж той, что предала доверие их обоих, пока, наконец, Гэндзо не взял себя первым в руки. — Я хотел бы остаться с вами наедине, милорд, — вежливо сказал он. — Я понимаю, что обстоятельства изменили наши с вами отношения, но ваши люди устали, а в моем доме они найдут покой и теплую еду. И вы не чужой мне человек… Вы отец моей внучки, а значит, вы все еще мне сын. — Я предпочел бы забыть об этой связи… — признался Арлонг. — Но я не держу зла на вас, лорд Гэндзо. Ваша дочь оказалась грязной шлюхой, но не вы и не я виноваты в этом. Благодарю вас за то, что заботились о моей дочери. Я бы хотел видеть ее… — Папочка! — закричала маленькая Коала еще с лестницы. Вырвавшись из рук Ноджико, они подбежала к отцу, путаясь в длинном платье, обняв его за шею. При виде ребенка сердце Арлонга смягчилось. Он обернулся к своим людям и сделал им знак. — Мы остаемся тут, — сказал он. — Пусть вам укажут место, где вы можете отдохнуть и перевести дух. Подготовьте наши корабли к отплытию. Утром мы покинем этот остров, чтобы отвезти леди Коалу домой… — Папочка! — счастливо засмеялась малышка. — Мы поедем домой к дедушке и бабушке? А маму ты забрал с собой? Где мама? — Я расскажу тебе потом, — сказал Арлонг. — Ты выросла, моя славная. Иди к своей няне и ложись спать, завтра мы поплывем на корабле через океан. — Лорд Арлонг, — Ноджико низко поклонилась. — Мы рады вас приветствовать в нашем доме… — Леди Ноджико, мое почтение, — Арлонг кивнул ей и внимательно осмотрел ее огромный живот. Слухи не врали. Старик Гэндзо действительно живет во грехе с собственной дочерью. Арлонг слышал об обычаях первых людей, когда мужи брали в жены двух или трех жен — то, что сохранил в своем доме его отец, или когда в голодные годы детей отдавали в жертву богам. Слышал он и о том, что если у мужа в расцвете сил умирала жена, он мог оставить для себя свою старшую дочь, а брат — свою сестру… Это показалось ему отвратительным, но показать свое неприятие Ноджико ему не хотелось. Эта девушка всегда была хорошо воспитана, вела себя вежливо и была наполнена всем тем, чего так не хватало Нами. У Арлонга промелькнуло в голове, что было бы правильнее взять в жены старшую сестру, а младшую оставить отцу, воспитавший непокорное дитя скорее бы нашел к ней пути, нежели он, сын Востока. — Коала просто чудо, — сказала Ноджико. — Она славная девочка, очень красивая и сильная. И ее судьба волнует нас. — Она моя дочь, — сказал Арлонг, глядя вслед уходящей за няней девочке. — Я воспитаю ее достойной своей фамилии. Она получит достойное приданое, и я отдам ее замуж, когда она подрастет. — Мы понимаем, что поступок Нами омрачил ваше… Опечалил вас… — Ноджико не подбирала правильных слов. — Но мой отец и я не поддерживаем ее… Мы обеспокоены ее судьбой, но куда больше нас беспокоит Коала. Мы бы не хотели, чтобы ей припоминали грехи ее матери… Она невинное дитя и… — Пусть судьба моей дочери не тревожит вас, — сказал Арлонг. — Я позабочусь о ней, раз уж ее мать оказалась недостойной. Кроме того я прекрасно знаю, что Коала неповинна в грехах Намиморе. Она моя дочь, дочь, рожденная в браке, и я благодарен Нами, что она подарила мне дочь. Я никогда ни в чем не упрекну ее. И не запрещу вам общаться с ней. Если, конечно, вы не примете обратно свою недостойную сестру… — Это исключено, — отрезал Гэндзо. — В моем доме Нами не появится. — Он встал рядом с Ноджико и положил руку ей на живот, ему не понравилось то, с какой заботой и нежностью говорит та с Арлонгом. Самой же Ноджико стало неудобно, и она поспешила поскорее сменить тему. — Ужин готов, отец… — сказала она. — Пожалуйте за стол, лорд Арлонг…