Морем и сталью

Ророноа Зоро и Нами пережили вместе первые тяжелые месяцы путешествия, повинуясь странному чувству — жажде приключений и страсти к поиску неизведанного. В объятьях друг друга они грелись от собственных душевных ран — Нами уважала его мужественность, Зоро восхвалял ее красоту и смелость. Однако без любви любая страсть утихает быстро. Нами оправилась после родов. Она стала сильнее, груди ее были полны молока, глаза зорко смотрели в сторону горизонта. И Зоро с удивлением понимал — он не заслуживает этой удивительной женщины-солнца. Близится ее собственный восход, и тогда ему придется уйти в тень, как и любому мужчине в ее истории. Даже ее маленький сын теперь любил проводить время вне ее теплой груди. Словно каждого, кто был рядом с Нами, пугал свет ее волос и будущего. — Я всегда это знала, — ответила она ему, когда он поделился с ней своими мыслями. — Но я слишком долго была в тени мужчин, и теперь одиночество и свобода от вас не пугают меня. Скорее, наоборот. — Однажды найдется тот, кто изменит тебя и твое понимание, — сказал ей Зоро. — Сердце твое подчинится мужской руке. И ты станешь счастливой, как и заслуживаешь быть. — Однажды найдется та, кто изменит тебя, — в тон ему отвечала она. — Вернется к тебе темноволосая леди Робин — и ты пойдешь вместе с ней к вехам ее истории, как тебе и хотелось всегда. — Не леди, — перебил ее Джимбей, который слышал их разговор и качал на коленях ее сына, — А королева Робин… У нее родилась дочь, — добавил он, — сбылась мечта крон-принца… И он молча передал Зоро газетный листок с новостями о грядущей коронации наследного принца и его жены. Карандашный набросок неизвестного художника красовался на нем — он изобразил застывшую у колыбели ребенка принцессу и ее высокого супруга. Зоро нежно коснулся силуэта Робин пальцем — она стала матерью, и теперь была недосягаема для него. А спустя неделю «Красотка» впервые попала в большую пиратскую битву, столкнувшись у северного мыса сразу с огромным флотом охотников за головами. Капитан Луффи дал им бой — и те не стали преследовать их. Ророноа Зоро обрубил канаты и сбросил в море паруса врагов — и руку ему едва не проткнула насквозь тонкая женская рапира. Перед ним стояла невысокая темноволосая девушка в очках с сердитыми глазами, которая посылала ему вслед проклятья. И было что-то в ней, что-то необычное и особенное, что коснулось его сердца изнутри — как когда-то коснулась его подчиненная лорда Крокодайла, леди с Запада. И только одно запомнил Ророноа Зоро о незнакомке — глаза ее были теплыми, как плавленое солнце, а внутри них плескался сонный дьявол — и отныне только его видел пират, никого больше — Я вырву твой язык и заберу твои мечи, — сказала она ему, когда он вернулся на борт «Красотки». — И ты навсегда запомнишь мое имя, пират! — Скажи мне его — и я запомню его сейчас, — сказал он ей. — Я вернусь, чтобы украсть твой покой и снова оборву твои паруса. Она гневно посмотрела на него и вернулась к своим людям. Пиратский флот отступил. Монки Ди Луффи и его команда заставили пропустить их. Северный мыс был окружен острыми скалами, течения тут дикие, непослушные, нельзя игнорировать их. Позже, в открытом океане, они еще встретятся, так подумали и те, и другие. И тогда только боги старые и новые решат, кому из них плыть дальше, а кому вернуться к праматери на дно морское. — Ее зовут Ташиги, — сказал ему Джимбей. — Она гроза этого моря. Похищает мечи у всех побежденных ею мужчин. Сил ей не занимать. И чести. — И как женщину поставили руководить флотом мужчин? — удивился Зоро. — Разве не нашлось сильного мужа, способного заменить ее? — Нашлось, — улыбнулся Джимбей. — Ее корабли были потоплены Белым Охотником — многоликим человеком, пиратом, которого объявил в розыск еще последний настоящий король. А ее он пощадил и взял в жены, поскольку она была единственной женщиной, способной бросить ему вызов. И от его имени она возглавила этот флот, его именем она ведет пиратов в бой, его имя носит. Она Ташиги, жена Смокера, Белого Охотника. Запомни это имя. Вскоре ты снова услышишь его. — Ташиги… — повторил Зоро. — Ей придется приложить усилия, если она хочет забрать мои мечи… Иначе я заберу ее меч и сердце ее. *** — Я слышала о тебе, леди Виви, — прокашлялась старая Куреха. — Но не думала, что ты настолько смела. Подняться на проклятую гору… Ты многого стоишь. Гораздо больше, чем мой ничтожный сын. — Лорд Далтон сжалился надо мной, — сказала Виви. — Моя дочь тяжело больна, и вы моя последняя надежда. Я думаю… Я молю вас… Помогите мне, и я отплачу вам своей жизнью, если потребуется. — Твоя жизнь мне не нужна… — старая леди поправила свое пыльное платье. — Оставь ее себе. Сегодня ты должна отдохнуть. Сейчас ночь, в метель мои силы быстро покидают меня. Завтра, если у меня будут силы, я посмотрю на твое дитя. А теперь иди. Я не в том возрасте, чтобы вести светские беседы. Если тебе нужно гостеприимство, возвращайся в замок к моему сыну. — Я не нуждаюсь в нем, — поклонилась ей Виви. Она не ожидала, что старая Куреха примет ее, и была благодарна ей. — Надеюсь, завтра вы уделите нам время, ваше высочество. — Я больше не принцесса, — покачала головой старуха. — Я вышла замуж и потеряла право на трон. Как там мои братья? Говорят, старший умер, а его дети делят страну на куски… Глупые юнцы… Они навлекут на себя гнев богов старых и новых и погубят всех нас, если не остановятся. Если, конечно, солнце не спасет их. — Солнце? — удивилась Виви. — Разве оно не восходит каждое утро? Почему же оно не спасло нас раньше? Мою дочь, например? — Я говорю о другом солнце, дитя, — Куреха поправила одеяло на младенце. — Однажды ты поймешь, о чем я говорю. А теперь иди. Иди, дитя, и спи спокойно. Под этой крышей никто никогда не тронет тебя. Виви осторожно поднялась, тяжелые юбки напились снега и тянули вниз. Рика спала — ее младенческие сны были крепче тут, на родине зимы. Виви вспомнила слова Вапора и почувствовала себя необыкновенно слабой. Ей захотелось хотя бы одну ночь провести без горестных мыслей и боли, убаюканной запахами и звуками снега. Она поклонилась принцессе и прошла в узкий коридор, сопровождаемая безликими слугами. — Не пугайся, если вдруг услышишь, как плачут стены этой башни, — сказала ей в спину старая принцесса. — Это звуки леса. Я обещаю, что никто не причинит тебе и твоей дочери вреда. Но ты должна довериться мне, леди Виви. Довериться… Ее голос глухо звучал в ушах Виви, когда она спускалась по пыльным ступеням. Никогда раньше она не чувствовала себя одновременно так спокойно и так испуганно как теперь. Глубокой ночью она проснулась, чтобы проверить, как спит ее дочь — и едва не потеряла сознание от ужаса. У дверного проема стояло огромное чудовище, высокое и косматое, с горящими в темноте глазами. Одной лапой оно покачивало колыбель, вслушиваясь в спокойное дыхание Рики, а другой держалось за дверной косяк. Испуганная Виви сделала шаг в сторону, руки лихорадочно искали возможное оружие, чтобы она могла защитить себя и своего ребенка. Чудовище кивнуло ей и сделало шаг к двери. — Твой ребенок проснулся и плакал, — услышала она тихий голос. — Я успокоил его. Не пугайся. Я уже ухожу. — Кто ты? — прошептала Виви. — Почему ты здесь? Чего ты хочешь от нас? — Ничего, — прошелестел голос. — Просто твой ребенок проснулся и заплакал. Я не хотел, чтобы он испугался. А теперь я уйду. — Это он… — осенило Виви. — Это тот самый монстр, которого так боится Вапор. Ученик его матери. Из-за него она покинула сына и внуков. И это именно его я должна убить… Господи… Он был здесь, в моей комнате… *** — Дедушка… — плакала Ребекка, умоляюще глядя на Рику. — Позволь мне вернуться к моей должности. Тетя все неправильно поняла… Я устала сидеть взаперти. — Отец… — Виола скрестила руки на груди. — Что ты скажешь своей внучке? Она опозорит нас и всю нашу семью. — Твоя тетя права… — Рику испуганно переводил взгляд с дочери на зятя. — Твоя несчастная мать бы умерла от тоски. Ты стала любовницей будущего короля! Ты навлечешь на нас гнев крон-принца и будущей королевы! — Я тоже могу стать королевой, — отчаянно кричала Ребекка. — Я ношу его ребенка. Он любит меня! Если он узнает, он обязательно возьмет меня под опеку… Та женщина ему не подходит! Она странная и любит только исторические памятники, так он мне говорил. Но я буду отличной женой! И у меня будет сын короля! Сын, а не дочь! — Принцесса Куина официально признала первой принцессой третьей ветви, — покачал головой Рику. — Его величество, наконец, получил свою наследницу… Господи, если об этом кто-то узнает… — Никто не должен узнать, — сказал Кирос. До того он молчал, не сводя напряженного взгляда с дочери. — Память Скарлетт будет осквернена, если кто-нибудь узнает об этом. — Память? — взвилась Ребекка. — Какая память? Я твоя дочь, и я ношу твоего внука! Как ты можешь так обойтись с нами? Мы стоим меньше, чем память об умершей женщине? — Не смей так говорить о своей матери, Ребекка… — Виола поднялась. — Ты совершаешь грех! — Я тоже стану матерью, — рассердилась девушка. — И вы лицемеры! Вы сами привезли меня сюда, чтобы я своим браком спасла нас от разорения! Но ты, тетя, отняла у меня Фуджитору, а теперь пытаешься отнять и Аокидзи? Тебе так страшно, что я стану выше, чем ты? Бесплодная старая идиотка! Раздался громкий звук пощечины — и Ребекка упала со стула. Кирос надел перчатку и поднял ее с пола, передав в руки Виолы. — Найди врачей, — попросил он ее, — Они должны позаботиться о том, чтобы этого ребенка не существовало. После этого мы запрем ее в монастыре, пока она не научится вести себя. Если кто-нибудь захочет жениться на ней, я дам свое согласие. Лишь бы ее увезли отсюда, подальше от соблазнов. — Это правильное решение, — сказала Виола. — Можешь мне довериться, я сделаю все так, как нужно.