Морем и сталью

Пронеслись потоком наполненные событиями дни — жернова времени перемалывали целые судьбы и истории. В вихре праздников и счастливых поздравлений, стычек и пикировок, пиров и радостей прошел целый месяц, и королевство отпраздновало первый праздник маленькой принцессы Куины — ее короновали. А следом за ней короновали и ее отца — крон-принц Конг уступил трон своему племяннику принцу Аокидзи. В середине осени тот стал королем. Робин все это плохо помнила — коронацию, праздники. Она почти ничего не делала сама, только позволяла одевать себя и причесывать, выдавливала из себя улыбки и кивки, принимала поздравления. В день коронации дочери ей стало невыносимо больно — настолько маленькая Куина была не похожа на нее или ее мать, темные глаза, темные волосы, ледяной взгляд. Отныне ее дочь признавалась наследницей престола этой страны — и она перестала быть просто маленькой девочкой у материнской груди, чье рождение едва не стоило Робин жизни. Она стала дочерью целой страны, а это обязывает даже ребенка. Робин с грустью усыпила ее в ту ночь и не отходила от колыбели — ей казалось, что, если она уснет, у нее украдут ребенка. Аокидзи тоже навестил их — он хотел сказать Робин что-то злое и недоброе, но вдруг осекся, увидев, с какой болью смотрит на ребенка его жена, и решил отложить тяжелый разговор. Разницы нет — Куина уже стала его ключом к победе, его главным оружием. Вся страна обожает его за то, что он дал жизнь этой девочке, и никто не посмеет оспорить его власть. — Постарайся выглядеть спокойной и радостной, — сказал он Робин в день своей коронации. — Сегодня ты станешь королевой этой страны. Не дай бог ты расстроишь меня чем-то. — Сегодня, — повторила за ним Робин, не всматриваясь даже в него. — Сегодня твоя мечта станет явью. Я поздравляю тебя с этим… Но не впутывай дочь во дворцовые распри. Пусть ее детство продолжается. Это моя единственная просьба. Она больше не сказала ему ни слова. Аокидзи короновали сразу три его родственника — крон-принц Конг, его дядя, брат его матери, лорд Ракугю, почтенный старец, который слыл известным полководцем в прошлом, и родной брат по отцу, принц Фуджитора. Акаину и Кизару воздержались от коронации, поскольку и сами претендовали на трон. Одетый в подбитую горностаем мантию, в короне своего отца, Аокидзи смотрел на то, как на специальном помосте короновали его жену. Робин надела платье его матери — именно его надевала последняя королева в день своей коронации — алое, расшитое горными алмазами. Именно оно подходило к губам и темным волосам молодой матери. Многие гости не могли отвести от нее взгляда в тот день — даже принц Кизару с интересом смотрел на новоиспеченную королеву — слишком уж хороша… Надев корону, Робин взяла на руки дочь — Куина не боялась толпы и шумных людей, она смеялась и тянула ручки к украшениям матери. А после всех ждал долгий пир, на котором самые знатные люди страны дарили подарки новой королевской чете. Робин еле дождалась законного часа — в полночь официальный праздник кончился. Ее проводили в новые покои королевы — принцесса Виола и испуганная принцесса Мари проводили ее, как главные ее фрейлины, принцессы по крови. Теперь Аокидзи и Робин жили в главном дворце, где до них жили только настоящие короли и королевы — когда-то именно сюда привел жену крон-принц Конг, и именно отсюда Боа Хэнкок сбежала к своим островным землям обратно. Слуги разместили ее вещи, покои ее дочери были отдельные отсюда — но на время грудного вскармливания маленькая Куина жила рядом с матерью, так разрешили отец и дедушка. Из новых галерей Робин видела море — из окон своих залов видела огромный холл, где все еще праздновали коронацию ее мужа. Проводив своих невесток, она поторопилась поскорее спрятаться в своих покоях, но вдруг поняла, что не желает этого. Не желает она больше скорбеть и находиться в одиночестве. Пусть она и стала королевой-пленницей этого замка, но есть подле нее мужчина, который полюбил ее. И до тех пор, пока он любит ее, она хочет быть рядом с ним — хотя бы просто для того, чтобы согреть себя и согреть его… … Он осторожно развязывал завязки и бесчисленные шнурки на платье из золотой парчи, сшитом специально для пира после коронации. Не беспокоясь ни о чем — как и положено королеве — Робин легко дернула его вниз, разорвав по шву. Ничего страшного — ей сошьют новые платья. Еще красивее этого. Ло рассмеялся, почувствовав, о чем именно она думает. Поцелуи его прошелестели вниз по ее телу, касаясь живота, на котором виднелись легкие следы после родов. — Моя королева, — прошептал он, стараясь унять страсть в груди. — Моя королева… — Робин, — отчетливо сказала она ему. — Меня зовут Робин, лорд Ло. Я Робин, дочь Саула и Ольвии из Охары. Я хранительница истории Запада и мать Куины. И теперь я тут. С тобой. Не называй меня иначе… Пальцы ее вцепились в его жесткий камзол, обдирая нежную кожу о застежки. Ло легко подхватил ее на руки, впиваясь в ее губы горячим поцелуем. Все, что стало для него реальностью, эта женщина и эта минута, теперь превратились в то, к чему он стремился, так упорно и долго приручая ее. Он никогда не любил за красивые глаза или нежные пальцы — он любил только за ум и за способности, но вот взгляд, полный боли, который тонет в его глаза, и за которой он мечтает отдать свою жизнь… Ничего больше… Когда забрезжил бледный рассвет, она проснулась и долго не могла понять, что происходит с ней и где она. Ее любовник спал рядом, прижавшись к ней нагим бедром — и его семя засохло на постели, на ее животе и в ней. — Спасибо, — прошептала она, вспоминая то, что пережила за последний год. — Спасибо. Горячие слезы заливали ее лицо, шею, грудь — Робин исцелилась от скорби, Робин начала все заново. *** Санджи варил суп на костре, помешивая острым древком из дерева манго, Ророноа Зоро сидел рядом, всматриваясь в темные отблески — в них ему мерещились глаза Ташиги, жены Белого Охотника, и густые волосы леди Робин. Луффи уныло ждал свой ужин, слушая, как смеется Нами, сидя на коленях очередного пирата Тайгера, влюбленного в нее. Алладин, помощник капитана Тайгера, сидел подле них, он принес пиратам эль и хотел узнать, как долго они будут стоять на якоре у тропического островка. Пора уже было снова выйти в открытое море, но присутствие рыжей красавицы мешало команде Тайгера собраться с мыслями. Все рабыни и наложницы были забыты ради прекрасной Нами, которая пользовалась любовью мужчин и наслаждалась ею, как и положено женщинам. — Я могу запретить ей сходить с корабля, — сказал Луффи, понимая, в чем причина задержки. — Чтобы эти мужчины не выходили ночью из ее покоев. — Это ее выбор, — спокойно увещевал его Зоро. — Она любит любить… Такова ее сущность. — Она и в твоей постели грелась, — зло сказал Санджи. — Такая молодая и красивая… Я не хочу, чтобы эти мужи марали ее о свои руки. Она должна принадлежать только лучшему из лучших, носить дорогие ткани и украшения… — Так ты видишь ее будущее… — усмехнулся Ророноа. — Но именно от украшений и власти она сбежала в море. Золото могло погубить ее, а простые пираты спасли ее от гибели. Я видел ее в те дни… Они была удивительно красива, вынашивала сына под сердцем. — Капитан Тайгер покорен женщинами, — Алладин взял чашку из рук Санджи и пригубил горячее варево. — Женщины ведут его к победе, но они же однажды приведут его к гибели. — Он не отпустит нас, пока эта женщина с нами, — сказал Луффи. — Но я не оставлю ее пиратскому кораблю. Я обещал ей вернуть ее дочь и защитить ее. Раз я дал ей такое слово, я хочу его сдержать. Так поступают мужчины. — Ты смелый парень, — признался Алладин. — Сердце у тебя чистое и неиспорченное. Пираты должны быть жестче и серьезнее. Иначе ты останешься за бортом, а это совсем не то, чего я хотел бы. В новое время должны прийти новые лица, отчаянно-смелые. — Я не хочу быть жёстче, — пожал плечами юный капитан. — Я хочу приключений. Я люблю своего деда и братьев, но я помню Нами еще в детстве. Мы жили по соседству, и мой дед всегда ставил ее в пример мне. Она была сильнее и смелее меня. Когда ее отдали замуж за восточного принца, я был удивлен. Мне всегда казалось, что она сбежит в море раньше меня. Раньше Эйса и раньше Сабо тоже. — Наш маленький лорд скучает по детству? — усмехнулся Санджи разливая остатки супа. — Запомни, мой капитан, мужчины взрослеют медленнее женщин. Их век короток — они живы, пока красивы, и потому их тела торопятся созреть. Кроме того в ней живет пламя первых людей. Оно жжет ее изнутри, наполняя ее жилы жидком огнем. Она сгорит в нем и сгорим в нем мы вместе с ней. — Друг мой, ты прекрасно готовишь, — восхитился Алладин. — Пойдешь на наш корабль коком? Капитан, ручаюсь, еще никогда не ел такого супа… Блюдо и остро, и пресно одновременно. — Я не кок, — улыбнулся Санджи. — Я мастер по ядам. Именно мастером по ядам я и буду. В составе супа есть рыба и есть морская соленая вода. Я добавил овощей и трав с этого острова. Но вкус определяет тот, кто ест такой суп. Ты благосклонен к нам, и потому тебе нравится варево. И мы тебе нравимся. И наша красавица Намиморе… — Завтра в полдень мы встанем с якоря, — сказал Алладин. — Скорее всего, капитан захочет купить у тебя рыжую девушку. Ты сможешь продать ее дорого, и ее, и ее младенца. — Я никогда не продам человека… — ужаснулся Луффи. — Она сама пришла на мой корабль, сама она с него и уйдет. — Тогда, вероятнее всего, он предложит тебе спор на нее… Капитан любит спорить. Ему часто везет… — прибавил собеседник. — Если же проиграет, ты сможешь попросить у него все, что угодно. Даже его корабль. Он человек чести, он выполнит любой договор. — Я могу попросить у него оставить нас в покое, — сказал Луффи. — Или попросить у него карты на север и юг… У него много вещей, которые я хочу себе. Если этот спор состоится, я не пожелаю о том. — Но рыжая девушка может навсегда остаться и с нами, — напомнил Алладин. — Однако же если ты откажешься, это будет выглядеть твоей трусостью. Пираты должны верить в удачу, верить в себя, иначе море поглотит их и их память. — Я ничего и никого не боюсь, — спокойно сказал Луффи. — Но она не жертва и не рабыня на моем корабле. Я оставлю ее с ним, если она пожелает того, но я никогда не заставлю ее сделать что-то, что ей неприятно. — Тогда мое почтение тебе, юный капитан, — Алладин улыбнулся. — Я буду рад увидеть завтра твою решимость. Я счастлив, что в море все еще выходят люди, подобные тебе. Возможно, именно ты разгадаешь все его тайны… Оставшись одни, Санджи и Зоро тут же принялись убеждать Луффи не соглашаться на спор. Они оба прекрасно знали, что расплатой за проигрыш будет не только судьба Нами, но и их собственная. По закону моря, проигравший станет собственностью победителя, и тогда шхуна «Красотка» и ее команда может навечно обрести рабство среди пиратов Тайгера. — Я все равно не планирую проиграть ему, — признался Луффи. — Я чувствую в себе силы противостоять Фишеру Тайгеру, хотя и не считаю его плохим человеком. Я такой же пират, как и он, а однажды я стану намного известнее него и обойду все на свете моря. — Ради чего? — удивился Зоро. — - У тебя и так все было, капитан. И сейчас все есть. Почему же тогда тебя так тянет в морскую пучину, где ты можешь просто сгинуть навсегда? — Я хочу стать самым свободным человеком на земле, — признался Луффи. — И раз мне хочется, я этого добьюсь. *** Портреты потерявшейся прекрасной леди Ноджико висели на всех столбах небольшого городка. Повсюду висели листовки о награде за любую информацию о ее местонахождении. Отец ее, лорд Гензо, умолял ему вернуть дочь и ребенка, которого она вынашивала. — Сделай так, чтобы этот ребенок умер, — снова и снова повторяла Ноджико. — И покинул мое тело. — Он слишком большой для этого, — говорила старая ведьма. — Он может забрать и твою жизнь с собой. — И пусть, — Ноджико крутила головой в стороны. — Я отказываюсь давать жизнь плоду греха. Пусть умрет и покинет меня. Снадобья старой ведьмы подействовали не сразу — на третью неделю. Обезумев от боли и страха, Ноджико потеряла сознание, а когда очнулась, увидела в руках старухи-ведьмы крошечный комочек. Ее ребенок родился живым, несмотря на то, что она пыталась убить его. — Выброси его в огонь, — стонала она. — В пруд выброси. — Но он жив, — повторяла ведьма. — Он пожелал остаться живым. Если не хочешь растить его, оставь его мне. Мне нужен ученик и помощник в доме. А этот ребенок все равно умрет однажды, дай мне хотя бы украсить его короткую жизнь. Сгорая от боли, Ноджико заглянула в грязные пеленки. Это младенец не был похож на человека, крошечное уродливое существо, без глаз и без носа, дитя греха. Она тут же убрала руку и отвернулась. — Делай с ним что хочешь, — сказала она. — Но я больше не хочу его видеть.