Морем и сталью

Юная принцесса Мари впервые вышла в море за долгое время, и теперь чувство извечного счастья не отпускало ее — словно она все также путешествовала со своими сестрами и была свободна от всего на свете. Она была почти счастлива — ветер был попутным, а погода отличной, и новое платье шло ей, как могло идти молодой красивой женщине. И если бы не ее хмурый супруг, стоящий возле капитанского мостика, она была бы полностью свободной и не думала бы о плохом. Но вот она случайно встретилась с ним взглядом и буквально оторопела — он кивнул ей, дескать, все хорошо, и сердце ее сжалось в комочек — вот еще одно доказательство, почему она уже не так Мари, которой была раньше. Ее хозяин тут, и она сама передала ему в руки бразды правления. А результата — нет, как не было и раньше. Она неплохо изучила его и понимала, что единственный способ примириться с ним это родить ему сына, которого он так жаждет, но беременности не наступало, несмотря на все его и ее усилия. У короля родилась принцесса, у блудного Кизару были внебрачные сын и дочь, даже у Фуджиторы родилась крошечная недоношенная принцесса, а Акаину оставался бездетным, и его молодая жена не могла ему ничем помочь. И приближалась война. В грядущей войне она могла играть только одну роль, и в этом не было сомнений. Она обязана была стать его опорой и поддержкой, как и положено хорошей жене, несмотря на то, что ей это совсем не нравилось. Она с большей радостью бы предпочла остаться в столице, чтобы посвятить себя чтению, например, или написанию писем сестрам, но это было невозможно. Зато рядом был ее муж — и старуха Ньен, которая постоянно советовала ей быть мягче, ласковее, чуть смелее с ним, и путешествие обещало быть скучным и пресным. — Моя принцесса, — сказала старуха, садясь рядом. — С каждым днем ты все красивее и красивее… Море пошло тебе на пользу, как я и думала. — Не зови меня принцессой, — отмахнулась Мари. — Тут я всего лишь пленница, ничего особенного. Он взял меня, чтобы ткнуть моим бывшим подданным в глаза — дескать, я привез вашу принцессу, подчиняйтесь мне. Он готов возглавить флот, значит, ему нужна поддержка островного народа. — Островной народ осиротел, — Ньен погладила волосы Мари. — Теперь, когда твоих сестер нет, они пойдут только за тобой. Но хочешь ли ты этого? Желаешь ли ты отдать их пламени войны? Ведь эти люди привыкли собирать фрукты и охотиться, а жизнь чужую они ценят не меньше своей. — Я не знаю, — опустила голову девушка. — Но разве не откажется от меня, если я не дам ему то, что он так жаждет? Я и без того разочаровываю его своим бесплодием, если он еще и не получит моих подданных, что будет со мной? Он запрет меня в своих покоях и запретит мне выходить наружу. — Ты слишком превратно судишь, — мудро сказала старуха. — Испугалась его однажды и боишься до сих пор. Он не настолько плох, моя принцесса. Он обычный мужчина, и если ты изучишь его, ты сможешь найти ключ к его сердцу. И, быть может, даже полюбить его. — Полюбить? — ужаснулась девушка. — Его? Она еще раз посмотрела внимательно на хмурого серьезного Акаину, который был на целую голову выше ее, шире раза в два в плечах, огромного и темного, как гора, и содрогнулась. Он совсем не походил на тех мужчин, кому она отдавала предпочтение раньше. Ей, как и Хэнкок и Соне, нравились молодые и пышущие жизнью мужчины с искренним желанием жить и умереть в огне, а Акаину был скорее пламенем в горне, заточенным чугунным клинком, ветром в море. — Вряд ли… — призналась она. — В нем нет ничего, что могло бы привлечь меня. И порой я жалею, Ньен-баа, жалею, что не отказала ему тогда. Если бы я знала, что это не поможет мне вернуть сестер и вернуться домой, я бы никогда не стала просить его о помощи. — И поступила бы глупо, — старуха мягко увлекла девушку за собой на крошечную лавочку. — Послушай, я пережила трех королей — вернее, двух и одного крон-принца. Я знаю жизнь, дитя, и могу предугадать будущее. Вскоре разгорится такое пламя, которое не в силах будет потушить никому из живущих. Пламя войны, страшной темной войны, войны не за землю или власть, войны за существование. Король не сам открывает эту войну, его ведут зов предков и зов крови. Годы мира должны прерваться для войны, это нормально и правильно. И если бы не Аокидзи, другой бы открыл эту войну. И тогда, когда война начнется, многие сгинут в ней. Не просто люди, а целые народы и страны. — И что? — пожала плечами девушка. — Я сгину вместе с ними, раз все так плохо. — Ты молода и хороша собой, — печально сказала Ньен. — Я однажды тоже была такой. Я желала жить, но не желала платить за жизнь. Теперь я состарилась, и вижу больше. И знаю точно — молодость должна жить, не тебе умирать в муках, не тебе терпеть несчастья. Ты должна выстоять в пламени и дать ростки, иначе жизнь на земле прервется, а я не желаю этого. Поэтому тебе нужен принц Акаину, нужна его защита и его благословение. Я вижу этого человека, он силен, он сумеет защитить тебя. — Но он мне совсем не по сердцу… — воскликнула Мари. — Хэнкок любила, когда мужчины оставались у нее на ночь, а мне встреча с ним сулит только боль и страх. — Потому что ты не пытаешься даже принять его, — мудро сказала Ньен. — Ты закрываешься от него и видишь в нем только источник боли, но попробуй стать чуть смелее. Пойми, наконец, что он твой муж, и никуда тебе от него уже не деться. Попробуй полюбить его… Однажды у тебя это выйдет. Пойми, что в грядущей войне только он сможет защитить тебя, а его успех станет и твоим. Старуха хитро улыбнулась, погладив ладонь молодой женщины. — Если Акаину станет королем, — шепнула она, — Ты станешь королевой подле него. Настоящей. Не такой, какой была Хэнкок… Ты станешь править всеми этими людьми, и любое твое желание будет их данностью. А дети твои будут править миром… Разве плохой исход? — Но… — Мари помолчала немного, однако слова сами вырывались из ее уст. — Разве не будет это означать то, что я никогда не смогу вернуться на Амазон Лили и быть со своими сестрами, Ньен-баа? Разве не отдалюсь я от них этим навсегда? Не превращусь ли я во вторую Нико Робин с ее болью и проблемами? — Не превратишься, — обняла ее старуха. — Твоя роль — править, ты голубых кровей. Я помогу тебе, но обещай мне немного измениться, открыть мужу свое сердце и попробовать стать чуть смелее с ним. И, быть может, тебе даже понравится то, что он откроет для тебя. *** Перона щебетала как птичка, таща Сабо за собой по темным переходам, пока ему, наконец, не стало казаться, что они заблудились в них. Ее розовые кружева на платье гармонировали с темным камнем, а бриллианты в ушах и волосах казались звездами. Сабо смотрел на молодую леди печально, ибо в ее участи не было ничего хорошего и светлого. Перона была молода и свежа, но уже испорчена безмерной любовью отца, избалована его властью, искренне веря, что мир крутится вокруг нее и благодаря ей. — Я покажу тебе, — болтала она. — Покажу! Ты поверишь, когда увидишь сам! А потом мы вернемся к играм, идет? Завтра вы уедете отсюда, но сегодня я смогу поиграть с тобой еще… В одном из переходов они наткнулись на высокую горничную, которая при виде Пероны низко поклонилась ей, почти согнувшись вдвое. Девушка и не обратила бы на нее внимание, если бы не Сабо, который ответил горничной тем же. Только склонившись, он увидел, что рука горничной была спрятана за спину — и держала она крошечную ручку ребенка. Это была маленькая девочка, одетая как дочь богатых родителей, с рыжими волосами и серьезным для ребенка взглядом. — Здравствуйте, — сказала девочка. — Простите, что прервали вас. — О… — разочарованно воскликнула Перона. — Ты снова тут… Почему я всегда встречаю этого несносного ребенка?! — Я немедленно вернусь в свою комнату, — послушно ответила девочка. — Миледи, милорд… — Госпожа Перона, леди Коала хотела выйти на свежий воздух, — сказала горничная. — Простите, что мы отвлекли вас. Прошу не говорите об этом лорду Абсалому, он будет недоволен… — Как смеешь ты говорить со мной! — рассердилась Перона. — Ты ничтожная девка с побережья! Я запретила тебе даже рот свой открывать в мою сторону! Твои слова оскорбили меня, я обязательно сообщу об этом брату и попрошу его наказать вас обеих! Она бросила недовольный взгляд на ребенка, которая не сводила с Пероны напряженного взгляда, и щелкнула ту по носу. Девочка отшатнулась, но не заплакала, а, скорее, испугалась, потирая носик. Только теперь Сабо заметил восточные черты в лице девочки, она была морских кровей — красивая и породистая внешность. Страх тем народам был неведом, но Перона, конечно, и не думала о таком сейчас. — Прошу прощения, — сказала она еще раз. С поклоном они обе — и горничная, и ребенок — удалились в один из темных переходов. И только теперь Перона вздохнула и пошла вперед, дергая Сабо за рукав. — Кто это? — вырвалось у него. — Ваша сестренка? Или гостья? — Будущая жена моего брата, — хмуро буркнула молодая леди. — Девка с побережья. Она дочь знатного лорда, сына хранителя, но ее мать обрекла себя на бесчестье, и родственники решили сбыть ее с рук. Король решил, что знатные корни девочки смогут проявить себя в будущем, а отец и брат сами попросили девочку в наш дом. — Но она ребенок… — удивился Сабо. — Будет ли она хорошей женой в таком возрасте? — Брат женится на ней, когда ей минет четырнадцать или пятнадцать, — пожала плечами Перона. — До того времени он надеется обтесать ее. Сделать покладистой и милой, потому что корни девчонки сгнили. Ее мать изменяла мужу, — призналась она шепотом. — Пала низко, как говорят. И от этой связи родился внебрачный ребенок. Она сбежала с ним в море, и ее сейчас ищут. — Но разве это не причина для казни… — поразился Сабо. — Обычно раньше женщину и ее приплод сразу же обрекали на мучительную смерть. — Да, но не в этом случае… — Перона посмотрела в сторону, куда ушли горничная и ребенок. — Ее мать была шлюхой, но не дурой. Она связалась не с обычным мужчиной, а с принцем Кизару, представляешь? И сын ее был королевских кровей. Поэтому ей и сохранили жизнь. Раньше я и сама мечтала о принце Кизару, ведь он молод и красив, но теперь он мне неинтересен. Я не люблю мужчин с детьми. Поэтому девочка и живет в нашем доме, но думаю, брату придется намучиться с ней, пока он, наконец, не сумеет вытравить все ее дурные корни.