Квента меллион

Ночь прошла в воспоминаниях и бдении, и за окном посветлело: занимался рассвет. Тургон встал и подошел к окну. Тумладен сейчас, в конце года, была выцветшей и побуревшей, лишь кое-где виднелись белые пятна – иней и легкий снег, не стаявший вчера днем. В этом была своя красота, как и в зеленой траве весны и цветочном ковре лета. Тургон позвонил, и слуга, дежуривший в соседней комнате, тут же вошел, приветствуя владыку. Ответив на приветствие, Тургон велел ему позвать Идриль и лордов Глорфинделя, Эктелиона и Элеммакиля. Слуга с поклоном вышел, а Тургон вновь подошел к окну, где его и застали дочь и лорды, не мешкавшие прийти на зов государя. Тургон улыбнулся дочери, которая, казалось, осветила комнату, будто солнечный луч, хотя улыбка его и вышла печальной. Он в нескольких словах пересказал им вести Торондора. Лица омрачились, мало кто из нолдор не любил Финрода Фелагунда… хотя и вышло так, что его предали близкие родичи. Клятва и проклятие оказались сильнее приязни. - Горькая весть, - наконец сказал Глорфиндель после долгого молчания. – Великая утрата. - Истинно так, - медленно проговорил Эктелион, а Элеммакиль только кивнул, соглашаясь. В уголках глаз Идрили блестели слезы. - Да, - сказал Тургон. – И у меня теперь есть дело… я покидаю город. Идриль слабо ахнула, другие смотрели на короля с удивлением. Ни разу еще Тургон не покидал своего города, своего главного сокровища, своего сердца и души. Все знали, как он дорожит главным делом своих рук, как не желает покидать его. А теперь, после поражения в Дагор Браголлах пути Белерианда стали опасны. Слишком опасны для короля. - Я не могу не проститься с братом и другом, - сказал Тургон и добавил: - Торондор говорит, что Ущелье свободно. Башня Чародея повержена, он сам бежал, бежали и его слуги. - Но все же… - неуверенно произнес Элеммакиль. - Я думаю, - усмехнулся Тургон, - что еще не совсем растерял навыки следопыта, чтобы соглядатаи Врага нас заметили. И орлы присмотрят за дорогой. И я прошу тебя, Эктелион, и тебя, Глорфиндель, - он посмотрел на двух лордов, - сопровождать меня. Эктелион и Глорфиндель поклонились. - Как прикажете, мой государь, - сказали они почти в один голос. - Отец! – только и сказала Идриль с упреком в голосе. - Ну, ну, разумница моя, - Тургон подошел к дочери и обнял ее. – Я оставляю тебя здесь правительницей, я знаю, что ты справишься. И никто не должен знать, куда я еду. Для всех я отправляюсь на могилу отца, чтобы там скорбеть о брате. И Ломион… - он на мгновение задумался, - да, и Ломион тоже ничего не должен знать. Идриль кивнула. Она не доверяла двоюродному брату и была рада, что сейчас отец тоже проявил недоверие. - Выезжаем в полдень, - сказал Тургон и отпустил всех восвояси. *** Уже поздним вечером они проехали Орфалк Эхор. Стража у Врат не показывала удивления, видя короля, впрочем, туда отбирали только самых верных и надежных, таких, что скорее умрут, но не выдадут тайного. Путники вышли из пещеры за последними Вратами и теперь пробирались по галечному ложу Сухой Реки, ведя коней в поводу. Здесь, за пределами благословенной долины, было холоднее. Поднялся резкий восточный ветер. Небо, вечером еще ясное, стали затягивать темные, набрякшие тучи. Прошло еще около часа, и из туч повалил снег. Ветер нес его, завывая, и швырял в спины путникам. Тургон натянул капюшон поглубже и стал оглядываться по сторонам, отыскивая место для ночлега… *** Ветер нес снег прямо в лицо. Они обматывали лица до самых глаз, оставляя лишь узкие щелочки, но снег повисал на ресницах и тек по щекам, будто слезы. А часто это и были слезы. Им было, кого оплакивать. Матерей и отцов, жен и мужей, сыновей и дочерей, братьев и сестер, друзей и соратников… Они были сильными, но всякая сила может иссякнуть. Они были стойкими, но всякая стойкость имеет предел. Но они шли и шли вперед. Сквозь вой ветра Турукано услышал справа от себя слабые стоны, потом рука спутницы выскользнула из его рук и она упала на колени. Он быстро нагнулся, поднимая Итариль. Доченька, светлый лучик, единственное его дитя… Бедная Итариль замерзла и устала, а из-за поврежденной об острый лед ноги спотыкалась чуть ли не на каждом шагу. Отец закутал ее, как мог, но и этого было, похоже, недостаточно. А уже должен быть конец перехода, где же рог, трубящий остановку? Не слышно за воем ветра… Итариль с помощью отца поднялась, всхлипывая. Бедная, бедная! Не место здесь, в страшных Льдах, таким юным, еще почти детям. И вообще, эльдар здесь не место. Турукано оглянулся. Эленвэ шла в нескольких шагах позади, ведя за руки двух девочек-подростков. Девочки совсем недавно потеряли мать, уснувшую в снегу и не проснувшуюся к началу перехода. Так бывало, если эльда, сломленный усталостью и горем, терял все жизненные силы. А горе в их семье было немалое: отец девочек, увлекший родных в желанное Эндорэ, погиб еще раньше, когда на него упала верхушка ледяной скалы. Турукано и Эленвэ взяли осиротевших девочек под свою защиту. Турукано хотел сам вести их, но как раз сегодня Итариль повредила ногу, и он сам взялся вести дочь. В крайнем случае, он мог ее нести, он уже и предлагал это, но Итариль отказалась. Наконец в стылом воздухе раздались негромкие, какие-то придушенные звуки рога. Итариль едва не упала во второй раз, но Турукано был начеку и удержал ее. Он огляделся в поисках укрытия. Лучше всего подошла бы ледяная глыба не больше половины роста эльда. К ее боку лепили снежную стенку, верх покрывали плащами или одеялами, и в таком «доме» можно было ночевать без особого риска замерзнуть. Глыб было не так уж мало, но к самой близкой уже подошли несколько эльдар, и Турукано пришлось искать что-то еще. К счастью, он быстро нашел подходящий торос чуть дальше. Он показал на него Эленвэ и, подхватив на руки слабо протестующую Итариль, устремился туда. Осторожно усадив Итариль и проверив, нет ли на торосе готовых сорваться кусков льда, Турукано вернулся к жене и помог ей и ее подопечным добраться до временного пристанища. Еще оставалась Ириссэ. Турукано слегка поморщился: его своевольная и непоседливая младшая сестра чаще всего шла одна, не позволяя помочь себе, даже если уставала. Впрочем, у ее непоседливости были и хорошие стороны – она нередко отыскивала добычу в ледяной пустыне. У Ириссэ был особый охотничий нюх, в этом из всей родни она уступала лишь Тьелкормо, своему учителю, и Амбаруссар. Однако никого из них здесь не было и таланты Ириссэ оказались непревзойденными. Наконец Турукано с облегчением заметил знакомую фигуру в белом меховом плаще с черной оторочкой. Она одиноко стояла у черного пятна. Турукано вздрогнул: черное пятно означало полынью… это ведь очень опасно. Он быстро сказал жене: «Я сейчас» и устремился к сестре. Ириссэ наклонилась к полынье и метнула туда охотничий нож, привязанный веревкой к руке, и тут же с негромким криком радости вытащила добычу – большая серебристая рыбина билась на ее «остроге». Турукано невольно проглотил слюну: такая добыча – хороший ужин для них всех, и можно не есть драгоценный лембас. Удача Ириссэ не спасла ее от упреков брата, но девушка только усмехнулась. - Глупы были мы все, отправившись в этот поход, - сказала она. – А если уж отправились, то придется рисковать. Предпочитаю быстро утонуть, а не медленно умирать с голоду. Турукано лишь поджал губы: ответить сестре было нечем. Он только вздохнул и поблагодарил Ириссэ за добычу. - Не стоит, - отмахнулась от его благодарностей Ириссэ, - это было совсем нетрудно. Они вместе отправились к глыбе, где остальные женщины уже принялись сооружать снежную стену. С Турукано и Ириссэ дело пошло куда быстрее и вскоре укрытие было готово. Сверху натянули одно из одеял и теперь в укрытии было хоть и тесновато, зато куда теплее, чем снаружи. Итариль прижалась к матери, а Турукано принялся делить рыбу. Ели ее сырой, костров давно уже не разводили – не было топлива. После рыбы Турукано достал драгоценный лембас и выделил всем женщинам по небольшому кусочку, но Ириссэ и Эленвэ от своей доли отказались. Хотела отказаться и Итариль, но Эленвэ убедила ее съесть, иначе ее рана долго не заживет и она окажется обузой. Только тогда Итариль съела свой кусочек, тщательно собрав все крошки. К их укрытию кто-то подошел и позвал Турукано по имени, и Турукано с радостью узнал голос друга. Они с Артафиндэ хотя и не шли рядом (Турукано замыкал отряд тех, кто шел за Нолофинвэ, а Артафиндэ шел впереди народа Арафинвэ), но иногда навещали друг друга. Нет, можно было, конечно, послать мысленный зов, но ведь это совсем не то, что встреча! И радость от встречи превзойдет боль от усталости и добавит сил. Артафиндэ пришел как раз вовремя: на самом деле Турукано следовало выбираться из тесного, но теплого убежища и обходить последние ряды воинства Нолофинвэ, проверяя, не нужна ли где помощь. Со вздохом Турукано выбрался из-под полога, где Эленвэ, Итариль и обе девочки уже спали. Ириссэ еще лежала с открытыми глазами, но желания выходить не проявила. Артафиндэ стоял снаружи, укутанный в светло-серый плащ из шкур северных волков. В начале похода у него был другой плащ, из морских выдр, памятный Турукано по их морской экспедиции. Но тот плащ Артафиндэ уже давно отдал кому-то более слабому. Он бы отдал и этот, запасной, если бы Артанис не пригрозила, что в знак солидарности с братом тоже пойдет без плаща. Только тогда Артафиндэ согласился оставить волчий плащ себе. Молча друзья пошли по неровному льду, переходя от одной группки эльдар к другой. Они утешали отчаявшихся, делились лембасом с самыми голодными, осматривали раненых и обессиленных и подбадривали всех без исключения. Сегодня утром государь Нолофинвэ послал сыну весть: далеко впереди разведчики, кажется, видели морских птиц. Это вселяло большие надежды – ведь даже самые сильные птицы не могут улетать слишком далеко от берега, а во Льдах, удалившись от Арамана, никто ни одной птицы не видел. Это значило, что берег, желанный берег Эндорэ, уже близко. Была у внуков Финвэ и печальная обязанность – узнавать о тех, кто погиб за день пути. Их имена братья запоминали, чтобы передать потом государю Нолофинвэ. Король хранил в памяти имя каждого погибшего из своего народа. Друзья обошли многих эльдар и уже возвращались обратно, когда Артафиндэ поведал другу об одной своей задумке. - Конечно, это не более, чем фантазия, - как будто извиняясь, начал он , - но я тут подумал… Если бы наши сани соединить с кораблями… - Это как? – удивился Турукано. - Поставить на них паруса, - ответил Артафиндэ. – Пусть бы ветер толкал их вместо нас! Турукано наморщил лоб, раздумывая, но быстро нашел возражение. - Не выйдет, - уверенно сказал он. – Лед этот не зря прозвали Вздыбленным. Сани бы сразу опрокинулись. - Я подумал о том же, - со вздохом согласился Артафиндэ. – Но все-таки лучше бы у нас были корабли… воздушные – помнишь, я тебе о них рассказывал, Турьо? - Помню, - кивнул Турукано. – Но нечего и мечтать об этом. Вдруг он почувствовал дрожь под ногами. - Опять льды двигаются, - с тревогой заметил Турукано. – Надо быть осторожнее. Артафиндэ кивнул, и вскоре друзья расстались, отправившись каждый к своему укрытию. *** Дрожь Льдов не дала почти никому спокойно поспать, и на следующий переход у всех осталось еще меньше сил, чем накануне. Сегодня была очередь Турукано впрягаться в сани с ранеными, вещами и припасами – от чего не был избавлен ни один здоровый эльда, кроме короля. Поэтому он оставил дочь на Эленвэ. Выбравшись из убежища, Турукано едва не застонал от отчаяния – движение Льдов во время сна очень изменило пейзаж: появилось множество новых трещин и дыр во льду. Мороз уже покрыл некоторые из них корками и следовало быть очень осторожными. Но с другой стороны… Турукано потер лоб. Ему кажется или становится все теплее? Да… пожалуй, так, если вспомнить последние несколько дней. Оттого лед и движется, становится рыхлым и ломким. Тепло, птицы… скоро Эндорэ! Эти мысли Турукано тут же сообщил отцу, а Нолофинвэ сказал, что уже думал об этом, но не хотел говорить, не желая внушить ложные надежды. Но, может, стоит об этом рассказать, чтобы эльфы воспрянули духом? Король посоветовал молчать еще хотя бы один переход. Пусть эльдар будут осторожнее со льдом, а не то еще помчатся вперед, от радости не видя трещин… Эндорэ близко. Но когда же покажется берег? Через один переход? Через десять? Турукано не выдержал и сказал о своих догадках жене, сестре и дочери. Глаза Эленвэ засияли, Итариль захлопала в ладоши, как маленькая, а Ириссэ радостно засмеялась. Скоро Эндорэ, скоро! Но как бы то ни было, пора было отправляться в путь. Турукано подошел к саням и впрягся в переднюю лямку. Его соседи обрадовались: средний сын Нолофинвэ отличался изрядной физической силой, хотя и ослаб за этот поход, но другие ослабели еще больше. Хотя припасы уже заканчивались, сани не становились легче. В них везли раненых и обессиленных, число которых за долгий Поход все прибывало. Везли в санях кольчуги и оружие. Металл казался мертвым грузом в этой снежной пустыне, но все знали, что в Эндорэ их ждет война. Война с Моринготто и его демонами, с его неведомым помощником – и война с Феанаро, как шепотом говорили некоторые. Потому что предательство нельзя было простить. Жертвы льда и тьмы вопияли о мести. Турукано помотал головой, отгоняя мрачные мысли. Кто знает, может, они ошиблись и тот пожар – вовсе не дело рук Феанаро? Никто не знает, что случилось на том берегу. Турукано крикнул, давая сигнал своим напарникам, и налег на лямку. Тяжелые сани сдвинулись с места. Морской лед был слишком пропитан солью и полозья плохо по нему скользили. Так что – ничего бы у Артафиндэ не вышло с его кораблями-санями! Турукано слегка улыбнулся: Артафиндэ постоянно улетал мыслью куда-то в заоблачные выси, говорил о фантазиях, совершенно невозможных и немыслимых, и все это с таким видом, будто видит это наяву! Ах, Финдэ, Финдэ… Эленвэ и Итариль шли впереди саней, так что Турукано постоянно их видел. К счастью, за ночь нога у Итарили почти зажила и она сейчас даже не хромала. Девочки сейчас шли рядом с Ириссэ, а она рассказывала им об одной своей длинной прогулке в горы Пелори, где, на вершинах тоже было много снега и льда… Так прошло не меньше часа, когда под ногами Турукано почувствовал какое-то движение. Он запнулся, нарушая мерный ход упряжки, а через мгновение и сани остановились, наткнувшись на припорошенный снегом ледяной выступ. Турукано и другие эльдар остановились, и Турукано наклонился к полозьям, освобождая их изо льда. Громкий женский крик прорезал тишину. Турукано вскинулся и с ужасом увидел, как два силуэта впереди – Эленвэ и Итариль – стремительно исчезли из виду, провалившись вниз. Впереди них виднелось что-то черное. Полынья… Вода… - Эленвэ!!! – этот крик был слышен на фарлонг вокруг, а его эхо в осанвэ услышало, должно быть, все воинство Нолофинвэ. Турукано лихорадочно выпутывался из ремней. Одна застежка не поддавалась и он полоснул по ней ножом. Помчался к полынье, нырнул, даже не скинув плащ, который сразу же потянул его на дно, но Турукано смог освободиться. Ледяная вода ожгла, казалось, не только кожу, но самое сердце, но он не обращал на это внимание. Нащупав рукой чьи-то длинные волосы, он рывком потянул их вверх… Итариль закашлялась, судорожно вдыхая воздух. С берега полетела веревка, Турукано быстро обвязал ею дочь и поплыл с ней к обломанному краю полыньи. Еще чье-то имя билось о границы его разума, но он пока не впускал его, думая лишь о том, как спасти дочь. Наконец, чьи-то руки подхватили Итариль, подняли на лед. Опасно было подходить так близко к краю полыньи, но чья-то фигура возвышалась на самом краю льда. Этот эльф и вытянул Итариль. Турукано схватил еще одну брошенную веревку и поплыл обратно. «Эленвэ, Эленвэ!» - снова это имя, которое он теперь узнал. «Эленвэ!» Белые руки и золотые волосы показались над черной водой у другого края полыньи. Турукано кинулся туда, но тяжелая одежда мешала плыть, а холод стискивал сердце. Каждый гребок давался с огромным трудом, полынья длиной всего в три фатома казалась бесконечной. Но он все ближе, ближе… Гул и дрожь льдов Турукано почувствовал даже в воде. На берегу слышались громкие крики. Лед трещал, эльдар отступали от края полыньи, которая все ширилась. Белая рука уцепилась за край ледяной глыбы, повисшей над полыньей. Повисшей… Сначала медленно, потом все быстрее глыба съехала в воду, похоронив белую руку под собой. - Эленвэ!!! – этот крик, должно быть, услышал даже Манвэ на вершине Таниквэтили, даже Мандос в своих подземных чертогах. И Мандос, воистину, услышал его, и призвал новую душу к себе. *** Тьма и холод окружали его. Тьма, холод и пустота. Ничего нового. Это – Чертоги Мандоса? - Турукано! – зов раздался издали. Но откуда он, в этой тьме и пустоте? Куда идти? Любой шаг казался бессмысленным и он остался на месте. - Турукано! – голос снова звал, не унимался. Но со всех сторон подступала тьма и пустота, они тоже звали и манили, обещая покой, а он устал, так устал… И он остался на месте, уступая зову тьмы. Издали вновь послышались звуки – на сей раз это был женский плач. Это всколыхнуло в нем воспоминания – и радостные, и горестные одновременно. Женский голос, белое лицо, золотые волосы, белые руки… Нет-нет-нет! Тьма вновь завладела его вниманием, вновь манила к себе, обещая долгий покой, отдых, не знать горя, не знать потерь, не знать боли, не знать трудов… - Турукано! – снова голос, звенящий отчаянием. Плач вторил ему, и в нем тоже слышалось его имя: «Турукано, Турукано!» Но тьма побеждала все, царила над всем. Он сделал еще шаг к ней. И тут послышалась песня. Мелодия сначала была совсем тихой, как весенняя капель в лесу, но она стала нарастать, наливаясь силой. Тьма сжалась, отступила. И он вдруг понял, что за покой она обещает – смерть! Это ужаснуло его. Смерть слишком страшна, они долго уходили от нее… Или шли к ней? Песня набирала силу. Теперь к весенней капели прибавились пение птиц, шум ветра, шорох листьев, голоса зверей. И другие голоса, голоса разумных. Главным был тот голос, что звал его поначалу, к нему прибавились еще два, слабых и тонких, но вместе они стали сильнее. Он пошел туда, откуда слышались голоса, и где, сначала совсем неяркий, разгорался свет. *** Турукано открыл глаза, слишком слабый, чтобы шевелиться. Он различил вокруг себя нечто белое, и вдруг вспомнил – это же лед! Потом он почувствовал холод. Над ним склонилось чье-то лицо, он еще не мог разглядеть его как следует, различил только ореол золотых волос. К губам его прижалось кожаное горлышко фляги. Турукано глотнул – и будто огонь побежал по его жилам, будто свет Древ в час смешения осветил его. Во фляжке был мирувор – сокровище, драгоценнее любого бриллианта. Его хранили для крайнего случая, а в Походе давали только тем, кто стоял на краю смерти. От чудесного напитка зрение и слух прояснились, и Турукано увидел, что над ним наклоняется Артафиндэ. Теперь он вспомнил, что это Артафиндэ принял у него из рук Итариль, и слабо улыбнулся. Артафиндэ улыбнулся в ответ. Тут же появилось еще одно лицо – Ириссэ. Она потянулась к брату. - Ох, Турьо! Какое счастье, что Артафиндэ был рядом! Это он вытянул тебя из воды… Турукано услышал тихий плач рядом с собой. Это была Итариль. Да, ее он и слышал во тьме! А звал его сам Артафиндэ, не иначе. И тут Турукано вспомнил все. - Эленвэ… - прошептал он. – Она?.. - Она погибла, Турьо, - сказал Артафиндэ, отводя взгляд. В глазах Турукано потемнело. Тьма властно захохотала, маня его к себе, и он шагнул к ней навстречу. *** - Лед и тьма! – в сердцах выругался Артафиндэ. Он попытался еще раз напоить друга мирувором, но вывести его из забытья не удалось. Усталая Итариль уснула рядом с отцом. Ириссэ отозвала Артафиндэ в сторону. - Что будет с ним? – спросила она тревожно. Артафиндэ нахмурился и долго не отвечал. Наконец, он заговорил. - Плохо, - сказал он удрученно. – Немного лучше, чем когда он провалился первый раз, но все равно нехорошо. Если так пойдет и дальше, тьма притянет его к себе. Она обещает забвение, утоление горя… а горе его велико! Он не сможет идти сам. - Мы можем везти его! – воскликнула Ириссэ. – Эндорэ уже недалеко, об этом все говорят. - Это не поможет, - вздохнул Артафиндэ. – Он просто умрет во сне… надо, чтобы он захотел жить. Ириссэ в тревоге закусила губу. Проклятые Льды, двигаясь, наделали много бед и хлопот. Передовые отряды эльдар оказались засыпаны обломками нескольких развалившихся ледяных гор. Нолофинвэ и Финдекано помогали разбирать завалы, спасая еще живых и утешая родичей тех, кто погиб. Нолофинвэ знал, что случилось с сыном и его женой, но все нолдор теперь были его детьми, и он не мог бросить многих ради одного. Эту задачу придется решать им – ей, Итарили, Артафиндэ. К счастью, народ самого Артафиндэ пострадал куда меньше, и он мог оставить его на Артанис и младших братьев. - Ты не можешь снова пробудить его Песней? – спросила она с надеждой. Но Артафиндэ только покачал головой. - Песня отняла у меня слишком много сил, а сил у нас всех осталось немного, - тихо сказал он. – Я нескоро смогу снова Петь. Ириссэ взглянула на него и увидела, какое бледное и осунувшееся у него лицо, как он стоит, сгорбившись, слегка пошатываясь. Она схватила Артафиндэ за плечо, поддерживая его – ей показалось, он вот-вот упадет. - За меня не беспокойся, - слабо улыбнулся Артафиндэ бледными губами. – Я восстановлю силы… но поделиться ими с Турьо уже не смогу. *** Воинство нолдор стояло на месте еще два перехода, слишком много бед принесли движущиеся Льды. Турукано лежал все так же неподвижно, лишь слабое дыхание показывало, что он еще жив. Итариль была рядом с отцом, она выплакивала свое горе от смерти матери и жалела отца, которого тоже могла потерять. Но она ходила, говорила и ела, потихоньку оправляясь от страшного удара. Ириссэ решила: это потому, что она еще очень молода, а юные быстрее приспосабливаются к переменам. А состояние брата пугало ее до дрожи. Не хотелось думать, что такой сильный и стойкий эльда, как Турукано Нолофинвион, угаснет, будто свеча на ветру. Ко времени сна снова пришел Артафиндэ. Он выглядел чуть лучше, чем накануне, но все еще был очень уставшим. Он осмотрел Турукано и озабоченно поглядел на Ириссэ. - Все же без второй Песни не обойтись, - сказал он. – Но у меня очень мало сил. Однако я думал и решил… если бы у меня был еще лембас, я бы мог попытаться. - А у тебя разве ничего не осталось? – воскликнула Ириссэ. Это было странно: каждый эльда нес с собой неприкосновенный запас «чудесного хлеба» на самый крайний случай. - Ничего, - вздохнул Артафиндэ. – Видишь ли, я все отдал… было много раненых, обессилевших… Ириссэ только покачала головой. В этом был весь Артафиндэ – он отдал все, ничего не оставив себе! Ну что же! У нее самой лембас еще остался. - Возьми мой! – сказала она решительно, подавив мгновенное колебание – ведь лембас мог понадобиться ей самой. – Уж я себе пропитание добуду. - И мой возьми, - тихо поднялась рядом Итариль, чье лицо засветилось слабой надеждой. - И наш тоже, - почти хором сказали осиротевшие сестры, которые перешли под опеку Ириссэ. Артафиндэ смотрел на них благодарно, но протянул руку к лембасу почти нехотя. - Только ради Турьо, - пробормотал он. - Ну, ну, Финдэ, - слегка усмехнулась Ириссэ. – Последнее, что мы бы подумали – это то, что ты берешь его ради себя. Артафиндэ ел лембас медленно и осторожно, будто совершал торжественный ритуал. Краски постепенно возвращались на его лицо, а плечи – расправлялись. Даже волосы стали как будто слегка светиться, хотя, быть может, это был отблеск появившихся на небе в разрывах туч звезд. Артафиндэ доел последний кусочек и, выпрямившись во весь рост, запел. *** Тьма уже почти поглотила его, безразличного и несопротивляющегося, как вдруг ее темный кокон разрезал луч света. Это было похоже на взмах сияющего меча и тут же в прореху хлынула Песня. Она была и похожа и не похожа на предыдущую. Если в той говорилось просто о радости мира и жизни, то в этой слышался отзвук самого света, если можно говорить так. Она была шепотом мириадов листьев, неумолчным звуком волн, хором птичьих трелей, песнями всех влюбленных в мире. Это было отзвуком Первой Песни, с которой началась Арда. Он вдруг увидел сияющую фигуру в ореоле золотых волос, которая была источником Песни. Фигура была могучей и величественной, подобной одному из айнур. В руке у нее не было меча, но тьма перед ней отступала, распадаясь на мелкие клочья. Вдруг рядом с этой фигурой появились еще две, менее яркие и величественные, но волосы у них тоже были золотыми. Их лиц нельзя было разглядеть, но каким-то внутренним чутьем он различил любимые черты. Он протянул к фигурам руки, и они подхватили его, вырвав из объятий тьмы, и под звуки Песни повлекли к свету. *** Турукано открыл глаза и на мгновение решил, что видение продолжается. Над ним склонились два лица, обрамленные золотыми волосами. Но тут же он почувствовал леденящий холод, твердый лед за спиной, боль во всем теле. Ног он почти не чувствовал. - Ты очнулся, отец! – воскликнул женский голос, и Турукано с огромной радостью узнал Итариль. Второе лицо, осунувшееся и бледное, с черными кругами под глазами принадлежало Артафиндэ. Он с тихим вздохом немного отстранился, и Турукано с тревогой понял, что друг смертельно устал. Ему снова протянули мирувор и лембас. Чудесные пища и питье Валинора придали эльфу сил, и вскоре уже Турукано смог подняться на ноги и выглянуть наружу. Воинство нолдор вновь собиралось в путь. Раненых положили на сани, погибших похоронили и оплакали. Медлить больше было нельзя, и Нолофинвэ приказал вновь отправляться в путь. От дочери он узнал, что Турукано оправился, как смог, и эта весть сняла хоть часть тяжелого груза с его души. Турукано сильно ослабел, но предложение сестры и дочери везти его на санях отверг с негодованием. Тяжело опираясь на одно из копий, он упорно тащился вперед, щурясь от ледяного восточного ветра, а слезы застывали на его ресницах. Через три перехода, перед сном, Артафиндэ вновь навестил брата. Выглядел сын Арафинвэ плохо: бледный и осунувшийся, он шел медленно, со сгорбленными плечами. Но глаза его нисколько не потускнели и сияли от радости встречи с другом. Турукано, помогавший строить снежное убежище, выпрямился и улыбнулся ему, но тут же нахмурился, увидев, как друг ослаб. Он тихо сказал: - Финдэ… зря ты сделал… И себя ослабил, и я… немила мне жизнь без Эленвэ. Я хотел остаться там… во тьме… в покое… - Нельзя так говорить! – глаза Артафиндэ сверкнули. – Я уверен, что сама Эленвэ испугалась бы твоих слов. Ты умер бы в отчаянии и попал бы в небытие… быть может, вечное, и тебе было бы отказано в возрождении или бы ты сам отказался от жизни. - Наверное, ты прав, - со вздохом сказал Турукано. – Но это тяжело… так тяжело… - Верно, - Артафиндэ положил руку другу на плечо. – Разлука с возлюбленной… быть может, вечная. Он взглянул наверх, в темное небо, усеянное звездами, и вдруг весь застыл, будто обратившись в ледяную статую. Обеспокоенный Турукано тряхнул друга за плечо и тот через несколько мгновений опустил голову, но тут же вскинул на Турукано сияющий взгляд серых глаз. - Они… там, - проговорил он сначала тихо, потом громко крикнул: - Они там! Они ждут нас! - Кто – они? – удивленно спросил Турукано. – Очнись, Финдэ! Кто? - Они… те, кто любит нас… те, кого любим мы… Амариэ… Эленвэ… Они ждут… там в Валиноре… до самого Конца… и после него… Они ждут. Они дождутся. - Ты Видел? – задохнулся Турукано, и Артафиндэ радостно засмеялся. - Я – Видел, - сказал он. – Я – знаю. А через два перехода перед ними открылось Эндорэ.