Квента меллион

Медленно король Тургон обвел уже затуманившимся взглядом свою комнату. Все здесь говорит о богатстве и могуществе Гондолина, о мастерстве и тонком вкусе его жителей, о долгой памяти эльдар и их устремлении в грядущее. Он посмотрел на окно. Его синий переплет был украшен мелкими бриллиантами, ограненными в форме шестилучевой звезды, – одним из малых гербов Дома Финголфина. Над большим четырехугольным окном были вырезаны четыре маленьких окошка в форме звезд, и расположены они были так, чтобы встречать первые лучи солнца в четыре главных праздника эльдар: Врата Лета, Сбор Плодов, Зимний Рассвет и Весенние Цветы. С первым лучом солнца король должен был выйти из своих покоев в торжественном наряде, в короне и со скипетром, и отправиться на праздник. За окном плескался флаг самого Тургона – синее полотнище цвета южного неба в полдень, по углам были вышиты шестиконечные звезды, а в центре сияла в солнечных, лунных или звездных лучах корона Тургона – высокий шлем, вышитый серебряными нитями и украшенный бриллиантами и рубинами. Благодаря искусству эльфийских мастеров знамя не выцветало от солнца и не линяло от дождя, не рвалось от порывов ветра. Знамя на самой высокой башне Гондолина, символ победы и торжества Дома Финголфина. Тургон перевел взгляд внутрь комнаты. Неподалеку от окна на высокой серебряной подставке стоял подарок Артафиндэ – мраморный кораблик. Король вздохнул, глядя на него. Ни один из вестников на кораблях Кирдана не вернулся в Средиземье. Ни один. Кого видел Артафиндэ в этом мореходе, увенчанном звездой? Самого Тургона? Его нерожденного сына? Первое еще могло быть правдой, второе - нет, оно осталось среди теней несбывшегося грядущего. Нет, никогда, никогда Тургон, сын Финголфина не женится, пусть даже законы Валар позволят сделать ему это здесь, в Средиземье. А в возвращение в Аман во плоти король не верил. *** - А я никогда не женюсь, - вдруг сказал Артафиндэ, постукивая босой пяткой по стене. Он удобно устроился в проеме окна. Левая нога его, согнутая в колене, стояла на широком подоконнике, правая свесилась вниз. Турукано только хмыкнул. Он не глядел на друга, весь поглощенный важнейшим занятием – расправлением мельчайших складочек и неровностей на своем лучшем кафтане лазурного цвета, обильно украшенном вышивкой в виде серебряных ветвей и цветов Тельпериона, с нашитыми мелкими сапфирами. На этот кафтан его мать, госпожа Анайрэ, потратила десятую часть Ветви, и одеяние вышло на славу. До сих пор Турукано надевал его всего один раз, на праздник Выбора Имени своей сестры Ириссэ, который был две трети Ветви назад, и с тех пор кафтан лежал в сундуке. В тот раз Турукано громким шепотом жаловался двоюродному брату, что кафтан слишком жесткий и душный, он хочет поскорее снять его и снова надеть простую тунику, и отправиться с любезным другом Финдэ на рыбалку… Теперь же… о, теперь Турукано был готов ходить в кафтане полные Круги Света напролет, лишь бы выглядеть покрасивее. Хотя, надо сказать, давешние жалобы на одежду были изрядно преувеличены, просто тогда Турьо хотел пораньше удрать с торжественного, но скучноватого праздника. - Ну как? – озабоченно спросил Турукано у друга, разгладив последнюю складочку. Он стоял выпрямившись во весь свой немалый рост. На ногах у него были мягкие сафьяновые темно-серые сапоги, в которые были заправлены синие шелковые штаны. На тонкую льняную нательную сорочку Турукано надел снежно-белую тунику чуть выше колен из паутинного шелка, а поверх нее – тот самый кафтан. Черные густые волосы Турукано тщательно расчесал, подобрал с боков и заколол серебряными заколками. А на лоб водрузил серебряный обруч из двух переплетенных полос, украшенный звездчатыми сапфирами: с боков – поменьше, с крупную жемчужину, а впереди – один покрупнее, с воробьиное яйцо. - Великолепно, - произнес Артафиндэ и Турукано довольно улыбнулся. – Похоже на лучшие изваяния госпожи Нэрданели в дворцовом саду. А что, в самом деле, пусть Эленвэ поставит тебя в гостиную, ты будешь украшать дом… Улыбка Турукано увяла, и он в сердцах запустил в брата серебряной брошью в виде лебедя, первой попавшейся под руку. Артафиндэ легко уклонился, и лебедь вылетел в открытое окно и затерялся в густой траве. Артафиндэ засмеялся. - Нет, правда, - сказал он, - ты очень похож на самодовольного павлина. Это он распускает перья перед восхищенной самочкой. А вот цапли еще и танцуют перед избранницей. Вот так. Артафиндэ соскочил с подоконника и изобразил танец цапли на длинных негнущихся ногах. Это было настолько забавно, что Турукано против воли рассмеялся. Он представил себе как выделывает подобные коленца в своем великолепном одеянии перед изумленной Эленвэ, и зашелся от хохота. Артафиндэ вторил ему, продолжая плясать, на ходу придумывая новые движения птичьего «брачного танца». Наконец, изобразив вычурный и донельзя смешной финальный «поклон», он остановился. Турукано уже успокоился и только улыбался, расправляя несколько новых складок на кафтане. Он взял с туалетного столика давно заготовленный подарок для Эленвэ - снежно-белую орхидею в небольшом плоском хрустальном сосуде с водой. Индис помогла внуку, и теперь благодаря ее чарам орхидея даже без воды осталась бы свежей не меньше тридцати Кругов Света, а в воде – и вдвое дольше. Эленвэ обожала живые цветы и с удовольствием принимала их от поклонника. Кроме того, Турукано намеревался спеть ей сочиненную им самим песню. Он не принадлежал к лучшим певцам Амана, но голос имел сильный и звучный, а песни влюбленных всегда сладки для слуха дев, это всем известно. - Ладно, Турьо, иди уж, - сказал Артафиндэ, с улыбкой взглянув на все еще смотрящегося в зеркало друга. – А то Эленвэ соскучится и уйдет. Когда тебя ждать обратно? - Не знаю, - рассеянно проговорил Турукано. – Моя бы воля – и не уходил бы оттуда никогда… Он пошел к двери, весь в мыслях об Эленвэ, уже не обращая внимания на друга. Артафиндэ немного проводил Турукано, но, видя такую рассеянность, потихоньку отстал. Выйдя на крыльцо, он постоял, посмотрел вслед быстро удаляющемуся брату, вздохнул, махнул рукой и пошел к себе домой. Турукано же шел все дальше, представляя себе милое лицо Эленвэ, ее золотые волосы, рассыпанные по плечам, ярко-голубые глаза, белоснежные щеки, слегка тронутые нежным розовым румянцем, точеный алый рот, длинную шею, белые руки с длинными изящными пальцами. Она любила носить синее и голубое – и это была одна из причин, почему Турукано надел пресловутый кафтан. Ах, ей не придется менять вкусы, когда она вступит в Дом Нолофинвэ! Синий и серебряный украсят ее несказанно! Турукано стал представлять себе Эленвэ в разных нарядах, украшенных лучшими драгоценностями, которые он только мог измыслить. Он был готов рыть землю под горами, как крот, в поисках лучших самоцветов, бегать по северу Амана, точно волк, чтобы добыть самые красивые шкурки полярных лисиц и горностаев, измазаться с ног до головы в жирной почве Валинора, чтобы вырастить прекраснейшие цветы… Он будет трудиться, будет изобретать новое, будет исследовать и постигать мир еще прилежнее, еще лучше, чем прежде – ради нее, ради ее любви… Путь до дома Эленвэ был недалек, ведь сейчас она жила в Тирионе, у родичей матери. Хотя Эленвэ считалась одной из ваниар и во всем была подобна эльдар Первого Племени, но на самом деле она сочетала в себе кровь двух народов. Из ваниар происходил ее отец, а мать была одной из женщин нолдор по имени Альмирэ, старшей дочерью мудреца Румиля. Румиль любил общаться с Прекрасным Народом, часто бывал в гостях в Валимаре и приводил туда свою семью. И неудивительно, что обе его дочери (младшую звали Ноленвэ) выбрали себе мужей из ваниар, двух родных братьев, приближенных короля Ингвэ. От брака старшей дочери Румиля и родилась Эленвэ, единственная дочь, холимая и лелеямая родителями, словно величайшая драгоценность. У младшей дочери Румиля было пятеро детей, и теперь пошли уже внуки. Многочисленное семейство было дружным и веселым, и Эленвэ была им будто не двоюродной, а родной сестрой, да и ее родители привечали племянников и племянниц, будто родных детей. Сейчас обе дочери Румиля с детьми гостили у отца, и именно в доме мудреца, придя однажды послушать его, Турукано и увидел Эленвэ. Эленвэ, Эленвэ, прекрасная Дева-Звезда! Ты спустилась с небес по велению Владычицы Варды, дабы украшать жизнь живущих на Земле! Я буду любить тебя всегда, до Конца Мира и после Конца! Я буду служить тебе всеми силами тела, разума и души, чтобы тебе всегда было хорошо и радостно, Эленвэ! Эленвэ! Светоч небес! Эленвэ! Вечная краса! Эленвэ! Душа моя, жизнь моя! Турукано и не заметил, как принялся напевать сочиненную им в честь возлюбленной песню. Сейчас он шел сквозь большой вишневый сад, пустынный в этот час Лаурэлин. Сад находился неподалеку от дома Румиля, и Турукано ускорил шаг. Вишни сейчас цвели, и он шел, вдыхая нежный аромат цветов и все громче напевая песню. - Ай-я-я! – раздался откуда-то сверху звонкий мальчишеский голос. – Ай-я-я! Турьо в гости идет, подарки несет! Цветы несет, цветами его занесет! Ветка прямо над головой Турукано качнулась, и на него обрушился водопад вишневых лепестков. Они усыпали голову эльфа снегом, несколько попало в рот и нос, и Турукано, оторопевший от неожиданности, принялся отфыркиваться и отплевываться. - Кто там? – крикнул он не слишком довольный помехой на пути к дому Румиля. - Проход закрыт! – раздался сверху тот же голос. – Откроется только за выкуп! Зашуршали листья, на Турукано обрушился новый дождь лепестков, и вдруг прямо перед ним появилось улыбающееся мальчишеское лицо – перевернутое. - Лаурефиндэ*! – недовольно воскликнул Турукано. – Ну что ты творишь! - Выкуп! Выкуп! – Лаурефиндэ принялся раскачиваться на ветке, за которую зацепился ногами, корча при этом забавные рожицы. Это был самый старший и самый неугомонный из правнуков Румиля, внук его младшей дочери Ноленвэ. Ее старшая дочь вышла замуж за нолдо из Тириона и так вернулась к народу нолдор. Лаурефиндэ был ваниа всего лишь на четверть, но унаследовал золотые волосы Прекрасных. Однако душой это был истинный нолдо, храбрый, изобретательный и неуемный. Сейчас ему исполнилась всего лишь одна Ветвь от роду и он никак не мог оставить детские проказы. - Ох-х-х, - Турукано вздохнул с самым страдальческим видом. Можно было, конечно, пройти мимо нахального мальчишки, но ведь он увяжется следом, примется снова сыпать лепестки, свистеть, петь насмешливые песенки и вообще развлекаться вовсю за счет Турукано. Проще было дать ему какой-нибудь мелкий подарок. Турукано лихорадочно зашарил в поясной сумке и, к счастью, обнаружил там маленькую бронзовую фигурку, изображавшую бегущую гончую. Он когда-то сделал ее в своей кузнице, как делал много мелких вещиц, добиваясь совершенства в работе и наибольшего сходство металлических фигурок с живой натурой. Самые удачные изделия он потом раздаривал друзьям и знакомым. Турукано вытащил собаку и предложил ее Лаурефиндэ. Тот, все так же вися головой вниз, взял подарок и кивнул. - Добро пожаловать, принц Турукано Нолофинвион! – церемонно произнес он, подражая дворецкому короля Финвэ, объявляющему о приходе очередного гостя на большой королевский прием. В сочетании с перевернутой мальчишеской рожицей это прозвучало донельзя забавно, и Турукано, забыв о раздражении, весело рассмеялся. Лаурефиндэ исчез в густой листве, и больше Турукано его не видел, хотя и слышал шелест листьев, потрескивание веток и легкое напевание под нос. Турукано пошел дальше, улыбаясь. Несмотря на проказы, мальчишка, с которым он познакомился тогда же, когда и с Эленвэ, ему нравился. Хороший вырастет эльда, благородный, храбрый и мудрый потомок союза Первого и Второго Племен! Вскоре за белыми цветами вишен показался дом Румиля. Он тоже был белым – как и большинство домов Тириона и Альквалондэ. Что касается украшений, то Румиль здесь отдал дань своему самому знаменитому изобретению – первому алфавиту. Дом покрывала каменная резьба, а также металл и краска, изображавшие буквы, буквочки и буквищи. Они складывались в слова и целые фразы. Мудрец потратил на эти украшения немало времени и изобретательности, с разных сторон слова складывались разные, некоторые надписи виднелись лишь в лучах Тельпериона или Лаурэлин, или в час Смешения Света. Надписи были составлены так хитро, что редко два эльфа, даже стоящие рядом, видели одно и то же. Некоторые говорили, что осмысленных слов на стенах и вовсе нет, а все увиденное – лишь плод воображения, другие же, читая абсолютную бессмыслицу, уверяли, что мудрец поместил здесь слова, которые нолдор только предстояло придумать. Так что этот дом можно было разглядывать часами, чем некоторые досужие эльфы и занимались. Однако Турукано не стал тратить времени на это увлекательное занятие, тем более, что сейчас он везде видел только одно имя. Эленвэ. Эленвэ. Эленвэ! Он подошел к высокому резному крыльцу, осторожно тронул колокольчик. Звук вышел донельзя тихим, а Турукано судорожно вздохнул, охваченный внезапной робостью. Может, вообще уйти? Но тут дверь отворилась и на пороге стояла она. Эленвэ… *** Когда Турукано вернулся домой, уже был ярчайший расцвет Тельпериона, заливавшего Валинор серебряным светом. Едва он вошел к себе в комнату и сел в любимое кресло, как через подоконник перемахнула тень и встала перед Турукано. - Вернулся, - сказал Артафиндэ сварливым тоном заждавшейся загулявшегося сына матери. – Ты вообще помнишь, что мы завтра собирались отправиться к озеру среди вечных снегов, о котором недавно говорил твой Финьо? Турукано рассеянно посмотрел на него, блаженно улыбнулся и сказал: - Эленвэ! - Что? – удивился Артафиндэ. – Причем тут Эленвэ? Она, что, идет с нами? А ты уверен, что нис туда доберется, особенно без всякой подготовки? - Эленвэ! – повторил Турукано, его улыбка стала еще шире, а взгляд – еще рассеяннее и бессмысленнее. Артафиндэ внимательно посмотрел на него. - Так, все понятно, - мрачно проговорил он. – Последняя стадия любовной болезни. Ничего не знает, ничего не помнит, ни о чем не думает, кроме этой девушки. Весь Аман может провалиться в тартарары, а он и не заметит! Нет, что за дурацкая штука эта ваша любовь! Вот я – лично я – никогда не влюблюсь и никогда не буду жениться. Потому что это бессмысленное и бесполезное занятие! Посмотри – тот же Финьо ведь не женится! И даже дети Феанаро об этом не думают, хотя они куда старше нас. Один Куруфинвэ оказался достаточно глуп и теперь, небось, только и бегает по дому с пеленками и распашонками для любимого дитяти. Вот лично мне всегда хватало братцев в этом качестве, хвала всем Валар, они уже выросли! И вот уж я не думал, что ты, такой умный и ответственный эльда, окажешься таким глупым и женишься. Вот я, я никогда такой глупости не сделаю! Турукано смотрел на друга все так же с улыбкой, снисходительно, будто отец, выслушивающий серьезные соображения ребенка полуВетви от роду о вещах глупых, невозможных и немыслимых – например, о том, что будет, если погаснут одновременно и Лаурэлин, и Тельперион. Он пару раз снисходительно кивнул во время речи Артафиндэ, а потом потянулся и встал. - Завтра? – спросил он уже довольно осмысленно. – О, завтра я не могу. Эленвэ во время Смешения Света идет к Элеммирэ. Элеммире недавно приехала в Тирион с дочкой и собирается читать свои стихи для желающих послушать. И, конечно, я иду вместе с Эленвэ. - Так я и знал! – воскликнул Артафиндэ и в досаде хлопнул рукой по бедру. – Вот так оно и начинается: не могу пойти, не могу сделать! А нормальная жизнь заканчивается. - Глупости говоришь, ничего не заканчивается, - спокойно возразил Турукано. – Озеро никуда не убежит, а вот Элеммирэ уедет в Валимар и тогда нам придется туда ехать… А вообще, Финдэ, пойдем-ка с нами! Послушать стихи Элеммирэ дорогого стоит. - Да? – довольно мрачно сказал Артафиндэ, но потом немного оживился. – Впрочем, ты прав. Пойдем завтра к Элеммирэ. Когда еще доведется ее послушать! *** Так друзья и поступили. На следующий день, одевшись так же тщательно, Турукано вместе с Эленвэ отправился в дом, где остановилась Элеммирэ. Дом был в центре Тириона, недалеко от Королевской Площади. Лаурэлин рассылала свои прощальные золотые лучи, вскоре должен был настать Час Смешения Света, и именно тогда Элеммирэ желала начать свой вечер. Народу было много, но Турукано, как близкого родича короля, пропустили внутрь быстрее, чем многих других. Он уже успел устроить Эленвэ на удобном кресле и устроиться рядом сам, как к ним приблизился Артафиндэ. Он был одет в кафтан цвета топленого молока, с небольшой, но искусной золотой вышивкой. Это одеяние необычайно шло к его волосам. Артафиндэ приветствовал друзей и сел на свободное место. Они стали переговариваться, показывая друг другу знакомых и здороваясь с ними. Элеммире все не появлялась, и некоторые начали скучать. Заскучал и Артафиндэ, едва заметно ерзая и потягиваясь. Он обводил зал взглядом раз за разом, и лицо его становилось все скучнее и раздраженнее. Турукано постарался развлечь друга, показывая то одного, то другого эльфа, про которых знал что-нибудь интересное. Через некоторое время отворилась дверь, ведущая во внутренние покои дома и в зал вошла молодая девушка. Это была ваниэ необычайной даже для этого дивного народа красоты. Турукано знал ее, он несколько раз заставал ее у Эленвэ. Он тронул Артафиндэ за руку и указал глазами на девушку: - Смотри, вот уже и Амариэ появилась, это дочь Элеммирэ. Наверное, скоро и сама Элеммирэ будет. Артафиндэ обернулся и застыл, глядя на девушку во все глаза. - А-ма-ри-э, - тихо произнес он. – Амариэ… *** Турукано едва удалось увести очарованного друга, когда вечер окончился. Артафиндэ заартачился и ушел только тогда, когда Эленвэ пообещала познакомить его с Амариэ у себя, они были хорошими приятельницами. По дороге Турукано и Эленвэ живо обсуждали новые стихи Элеммирэ, восторгаясь необычными эпитетами и метафорами. Артафиндэ шел молча. Турукано тронул друга за руку, продекламировав две строки, которые ему особо понравились, и спросил его мнение. Артафиндэ обернул к нему сияющее лицо и совершенно бессмысленный взгляд, и сказал только одно слово: - Амариэ! * Глорфиндель (кв.) Да-да, это тот самый гондолинский и ривенделльский Глорфиндель. Все, что сказано о его происхождении далее, не является каноном, а выдумано автором.