Just be

Rasmus - Guilty

      Шепард пил второй день. Пил без эксцессов, без затей, сосредоточенно. В одиночестве капитанской каюты.       «Нормандия» была пришвартована в доках Омеги, все приказы команде были отданы сразу по прибытии: необходимое пополнение ресурсов, текущий ремонт, проверка готовности орудий, коммуникаций и программного обеспечения. Команда была занята насущными делами, но не настолько, чтобы не начать волноваться за коммандера. Обеспокоенность была тихой, обсуждаемой вполголоса и подальше от капитанской каюты. Шепард, обычно общительный, в меру заботливый, в меру ироничный, знающий, когда рявкнуть, а когда поддержать, был цементом, прочно скрепляющим пеструю компанию, подобравшуюся на судне. Как ни странно, но когда Джон без объяснений выпал из обоймы на два дня, то команда вместо ожидаемых и, казалось бы, неизбежных склок, затихла. Каждый понимал, что коммандера, всегда воспринимавшегося как железный человек, что-то подкосило на Горизонте. Присутствовавшие же на битве в колонии Джек и Гаррус, те, кто могли рассказать о произошедшем, упрямо молчали.       Джек, по сути, вообще было плевать, что там происходило между Шепардом и смазливым тоскливым биотиком с дурацким именем. Очень жаль, что ее никто не спросил, хотелось ли ей наблюдать эту драматическую сцену. Она бы ответила, что совершенно, черт их дери, не хотелось. Джон был достаточно безумным, веселым и решительным мужиком, чтобы даже она, Джек, вольная птица, согласилась идти с ним. Но оказалось, что за приятным ярким фасадом и у коммандера бегали свои жирные печальные тараканы. Впрочем, конечно, кто найдется без своих чахлых скелетов в стареньком пыльном шкафу? Только Джек не ожидала, что Шепарда что-либо вообще способно выбить из седла – он казался совершенно монолитным, готовым взвалить на спину любой вес и играючи тащить до победного конца. Ан нет, сказочки про несокрушимых железобетонных героев остались выдумками. У каждого было свое чувствительное место: у кого в мягком разнеженном брюшке, у кого – в мощном рельефном торсе. По мнению Джек, оба мужика - что излишне психованный коммандер, что упертый нервный биотик - были идиотами. Воротили на ровном месте черт знает что, вместо того, чтобы быть попроще и сесть на пол. То есть обговорить все по-людски, шваркнуть, конечно, друг друга об стенку, как принято у нормальных людей, да и помириться. Но вместо этого «Нормандия» поимела морально поломанного коммандера, который и до этого, прямо скажем, не был образцом спокойствия.       Джек бы попробовала подступиться к Шепарду, вколотить тому в буйную голову уверенность в том, что ничего непоправимого не случилось – ну подумаешь, психанул, зажал в уголке, соскучившись… Великая драма! Так и драгоценный его альянсовский офицер, небось, не сахарный, не трепетная дамочка. Пережил бы, обмозговав. В печальных карих глазах биотика только слепой не увидел бы аршинными буквами написанную тоску по коммандеру. Куда бы он с такими взглядами делся? Все равно, что без ног - никуда. А про ненавистный «Цербер» обсудили бы все постфактум, после того, как поостынут оба. Влюбленные, как известно, дураки те еще, так что этот, смуглый, может и поплевался бы еще со своего золоченого постамента чести, да и смирился бы, дождался возвращения своего героя. Шепард, как и сама Джек, и так не пылал любовью к «Церберу», так что после выполнения своих задач стопроцентно от террористов ноги бы сделал. Прямо в объятия Альянса и своего упертого биотика. Подступиться к Шепарду с этими отповедями Джек бы попробовала, да Гаррус отговорил. Сказал, что сам пойдет, только Джону надо немного времени дать, чтобы самого себя понять.       Гаррус вообще достаточно героически берег покой коммандера в эти два дня, сшибая на подлете что Миранду, что Тейлора, что остальную братию, желавшую прояснить ситуацию. Он прекрасно знал Шепарда, потому и был уверен в том, что после произошедшего на Горизонте Джон вряд ли выкинет какой-нибудь безумный фортель. Понакачивается до тошноты, сживется сам с собой, обмозгует - да и снова вернется в строй. Таких людей, как коммандер, долг гнал вперед покруче всякой плетки. Такие люди подолгу раскисать не умели.       Внезапно вскрывшиеся на Горизонте отношения Шепарда и Аленко для Вакариана были неожиданностью. Когда только они успели, да на боевом судне, да так, чтобы никто и не заметил, да еще и в нарушение всех положений воинского устава? Гаррус знал обоих офицеров отлично, они были его друзьями, но даже он никогда не подмечал между Джоном и Кейданом ни странных взглядов, ни каких-либо жестов, кроме дружеских. Впрочем, это было бы неважно. Их личное дело. Если бы только теперь коммандера не надо было спасать. ***       Часам к четырем третьего дня запоя Шепарда закономерно начало тошнить от виски. Где-то в послеобеденное время даже его усовершенствованный имплантатами организм сдался алкогольному отравлению и Джон завалился спать, не раздеваясь, прямо на диване.       Вечером его разбудил назойливый сигнал заблокированного замка дверей.       -... к жнецовой матери! - Хрипло, но уверенно отозвался коммандер и принял сидячее положение, с силой проводя ладонями по лицу. В голове глухо отозвались колокола похмельной мигрени.       - Открывай, Шепард. – Урчащий голос Вакариана, звучащий по голосовой связи, был спокойным и чуть насмешливым. – Пить одному столько времени вредно. Ты же не подросток в экзистенциальной тоске. Да и я не заботливая мамочка.       Джон некоторое время помолчал, собирая себя по кускам в единое целое, но после активировал инструментрон и разблокировал дверь.       - Валяй, входи. – Пожалуй, Гаррус был единственным товарищем на «Нормандии», которого коммандер мог сейчас переносить. Даже несмотря на то, что турианец был свидетелем нелицеприятной сцены на Горизонте между ним и… И к чертовой матери! – Я в душ. Налей. И молчи.       Гаррус молча вошел, спокойно прошествовал к дивану и с хищным изяществом уселся, погрузившись в изучение этикетки на одной из бутылок. Джон еще некоторое время выжидающе постоял, с какой-то мальчишеской задиристостью предполагая, что Вакариан все же что-то скажет, но не дождавшись, покачиваясь, отправился в душ.       Стараясь не смотреть на себя в зеркало, Шепард разделся, включил воду и с остервенением намылился. Вода приносила облегчение, тошнота и головная боль отступали. Волчья же тоска никуда не девалась. Не смывалась, не утекала в душевой слив, что бы там не писали тупые романтичные авторы. Все так же стояла комом ненависти к себе в горле. К себе - и к Кейдану. И к Альянсу с Цербером. И к Коллекционерам. В коммандере вообще скопилось слишком много ненависти в последнее время.       Пока Шепард плескался в душе, Гаррус окинул взглядом каюту. Помещение было совсем не похоже на приют мужика, пившего без просыху три дня. Вечный безупречный порядок, все на своих местах. Ни погрома, ни грязи, ни проявлений неаккуратности, только ополовиненная бутылка, да стакан на столе. И голографическое фото, которого раньше не было – смуглое серьезное лицо с улыбкой, зарождающейся в самом уголке изгиба губ. Тут уж гадай – прощание, принятие ситуации или просто пьяная депрессия с изучением светлого образа?       Джон вернулся немного ожившим, выбритым, в свежей, идеально сидящей, форме. Сел напротив, вперив взгляд покрасневших глаз в Вакариана, кивнул и взял наполненный стакан.       - Голоден? – Гаррус приложился к стакану, доказывая Шепарду, что не собирается филонить.       - Пока нет. Позже. – Отпив немалый глоток, коммандер откинулся на спинку дивана более расслабленно. Вакариан, кажется, не собирался пытаться его воспитывать.       - Что будешь делать? – Турианец шевельнул жвалами и двинул надглазной пластиной, выражая легкую заинтересованность.       - С чем? С Коллекционерами? – Разминая плечи и шею, Джон, покачал головой из стороны в сторону, прикрыв глаза.       - С собой. – Такие вопросы стоило задавать в лоб и неожиданно. Пусть даже они могли притащить за собой шторм. – И с ним. – Гаррус кивнул на голографическое фото, которое, как ни удивительно, Шепард не потрудился убрать.       - Нет в тебе тонкости. И уважения к чужой личной жизни. - Словно не решив еще, как реагировать на такую наглость, коммандер одновременно нахмурил брови и криво ухмыльнулся. Ему было не слишком комфортно обсуждать настолько личные вопросы с Гаррусом, но Джон осознавал, что было глупо отбрыкиваться теперь, когда он заволок Кейдана за уголок, ничуть не постеснявшись Вакариана. Скрывать было теперь совершенно нечего.       - Как и в вас, Шепард, как и в вас. Я не напрашивался в свидетели. – Гаррус ухмыльнулся, ухватил трехпалой рукой тёмную бутылку и снова разлил по стаканам. – Я не виноват, что вы настолько охренели, что не позаботились на этот раз о том, чтобы держать лицо. Впрочем, я понимаю.       При напоминании о Горизонте глаза Джона сверкнули красным ярче. Каждый раз, когда перед внутренним взором коммандера рисовалось произошедшее, его заливала тягучая и жаркая волна стыда с явственной примесью вины и злости. В первые часы к этим эмоциям добавлялось еще и остаточное острое желание. Что уж там – на «Нормандию» он возвращался, испытывая неудобство от мощного стояка, упиравшегося в защитную паховую пластину. А теперь и воспоминания об этом возбуждении вызывали унизительный стыд.       - А разве я могу еще что-нибудь отвратительного с ним сделать? По-моему, я выдал годовую норму мудака на Горизонте. – Шепард скривился и залил отвратительный привкус горечи глотком виски. – Нет, я могу, конечно, еще выкрасть его под покровом ночи из казарм Альянса, запихнув кляп, связав и оглушив о ближайшую стену. А потом расчленить. И сожрать. И отпраздновать удушением выводка котят.       - Так вот что за грезы у тебя? – Гаррус ухмыльнулся, уводя разговор из серьезной плоскости. Он без прикрас видел, что Джона опасно воротит от самого себя. – План неплох, но, может быть, просто попробуете еще раз поговорить? Я слышал, что между людьми водится такой способ коммуникации.       - Я забыл о том, что Кейдан упрям. И что он человек чести. – Внезапно Шепарда прорвало и яд, отравлявший его последние дни, хлынул наружу. – За то время, что он одобрял и поддерживал меня, я совсем забыл о том, что он делает это не потому, что я такой охренительный сам по себе, что бы я ни творил. А тут он осмелился меня осудить и высказать свое неодобрение… Кем? Мной, чертовым героем! Когда я успел забыть, за что уважал его? Повел себя, как истеричный мудак!       А еще Кейдан сказал, что любил его. И Шепард вместо того, чтобы ответить ему тем же, лишь поиздевался.       - Шепард, ты слишком строг к себе. – Гаррус подлил виски в стакан Джона, понимая, что коммандер, наконец-то, смог позволить нарыву вскрыться. – Ты пашешь на износ. И я понимаю, чего тебе стоит поддерживать отношения с «Цербером». Я знаю, что у тебя просто нет выбора. Ты устал и сорвался. Полагаю, ты скучал.       - Ага. Так соскучился, что решил вывалить все сразу. С рукоприкладством, унижением и остальными ритуальными плясками. – Шепард фыркнул, утыкаясь в стакан. – И предложил поработать на террористов преданному офицеру Альянса, которого я знаю, как свои пять пальцев. Да я за это его и… уважаю. За преданность, за веру в честь. Даже когда все катится к черту, он находит что-то светлое, за что стоит биться. И умеет делать это, не замаравшись. Я не жалуюсь - кому-то надо и запачкаться, если нет других возможностей. Но мне упорно кажется, что Кейдан смог бы найти еще какой-то вариант.       - Не факт, Шепард. Есть ситуации, в которых просто невозможно не запачкать рук. – Гаррус с сомнением покачал головой. - Ну ладно, он не пошел бы за тобой, потому что его так воротит от некоторых методов… Но вы же можете связаться, когда все закончится?       - Нет. – В голосе Джона прорезался металл и глухая тоска. – Хватит уже. Связался.       - Это глупый эксцесс. Все были на нервах и разговор не сложился.       - Нет. – Шепард поднялся на ноги и нервно прошелся от стены до стены. – Ты не понимаешь. Я никогда не думал, что могу так себя повести. Мне кажется, что я изменился. И от такого меня Кейдану лучше держаться как можно дальше. Я просто сам не знаю, чего ожидать от себя. Он слишком мне дорог, чтобы рисковать им. Понимаешь, я тут два дня сижу, отнюдь не упиваясь собственным горем. Я привыкаю… Привыкаю к мысли о том, что все закончилось.       Когда Шепард поднял на Вакариана затравленный взгляд, турианец понял, что спасать Джона надо более интенсивно. Тот и правда решил, в полном соответствии со своим характером, пойти на глобальные меры: вычеркнуть, вытравить из собственного сердца Аленко. Спасая от себя, Шепарда, выжечь все желания и эмоции, связанные с биотиком. Что же, это побуждение Гаррус мог понять и отнестись к нему с уважением.       - Неправильно ты, коммандер, привыкаешь. – Гаррус вздохнул, встал с дивана и допил виски. – Собирайся. Омега ждет, распахнув все двери. ***       В Ванкувере лил дождь. Над заливом висел то ли туман, то ли мелкодисперсная капель. Несильный ветер морщил водную гладь, серые волны бились о каменные парапеты.       Стафф-коммандер Аленко по возвращению на Землю сразу выполнил все должностные обязанности – отправил отчеты и рапорты о Горизонте, расквартировал команду, запросил необходимую информацию, отправил техников на диагностику судна. А теперь безделье сжирало его изнутри, заставляя раз за разом обкатывать в голове все произошедшее на Горизонте. И чем больше Кейдан размышлял над ситуацией, тем чаще его бросало в жар чувство вины.       Да, без сомнения, Шепард изменился. Но разве мог Аленко винить Джона за то, что после всего случившегося он был нестабилен? Погибший, оживленный «Цербером» - и брошенный, как и обычно, в гущу событий…       Даже учитывая все факторы – работу на «Цербер», неадекватное поведение Шепарда – Кейдану все равно приходилось признаться самому себе в том, что ему хотелось быть рядом, на «Нормандии». Но позволить себе этого он не мог, как ни пытался представить. Предав Альянс, Кейдан не смог бы уважать сам себя. А возможно ли уважать человека, потерявшего уважение к самому себе? Нет, в предательстве самого себя, своих идеалов и чести не было выхода. Последнее, чего пожелал бы Аленко Шепарду – это предателя в команде.       Стыд терзал стафф-коммандера от слов, брошенных им на Горизонте в лицо Шепарду – эмоциональных, непродуманных, первых пришедших в голову. Потеря самоконтроля всегда ведет к проблемам, это стоило бы усвоить давным-давно. Если бы он смог сдержаться, что-то пропустить мимо ушей, что-то понять и простить… Пусть не принять нового положения Джона, но хотя бы не бросать ему обвинения в лицо. Разве Кейдан не знал Шепарда досконально? Разве не знал, что побуждения его всегда были честны и нацелены на благо?       В комнате темнело, с залива наползала ночь.       Биотик, ссутулившись, сидел за столом и тихо наговаривал текст письма на инструментрон. ***       Пробуждение Шепарда было мучительным. Ночь, проведенная на Омеге, выбила из него все мысли пушечным выстрелом, прошлась катком. Гаррус отлично знал все злачные места, чем они и воспользовались. Джон точно знал, что пить не сможет теперь не менее месяца. И смотреть на азари тоже.       Коммандер получил необходимую физическую разрядку. Она не принесла того острого удовольствия, которое он испытывал, бывало, от одного прикосновения Кейдана, но была именно тем, что нужно – тупым изматывающим опустошением.       Шепард наконец-то чувствовал себя смертельно утомленным, выжатым, готовым к обновлению – словно бы кто-то смел с шахматной доски все фигуры неудавшейся партии, позволив без взаимных претензий начать новую игру.       Приведя себя в порядок, приняв обезболивающее и небольшую дозу стимулятора, Джон налил себе кофе и, поприветствовав СУЗИ, занял место за своим терминалом.       За два дня накопилось достаточно сообщений, требовавших его внимания – от Призрака, от техников, от информаторов. Но на самом верху списка, самым недавним сообщением мерцало входящее, подписанное… Кейданом?       Шепард прикрыл на миг глаза, чувствуя, как сердце привычно кувыркнулось в горле. Еще пара обвинений? В них Джон не нуждался, он совершенно не отказывался от неприглядной правды о самом себе. Наоборот – принимал ее полностью. И если коммандер решил оставить эмоции за бортом, то самое время начинать. Шепард коснулся пальцами значка аудиосообщения. И, вопреки всем данным себе обещаниям, утонул в тихом хриплом голосе.       «Шепард, прости за всё, что я наговорил на Горизонте. Я два года пытался оправиться от того, что потерял тебя тогда, на «Нормандии». Прошло много времени прежде, чем я преодолел чувство вины за то, что я выжил, и начал двигаться дальше. В конце концов я внял уговорам друзей и пригласил доктора с Цитадели на свидание. Ничего серьёзного, просто попробовал позволить себе снова жить, понимаешь?       И вот я увидел тебя, и меня потянуло обратно. Ты стоял прямо передо мной, но работал на «Цербер». Думаю, что я действительно больше не знаю, кем каждый из нас является. Ты помнишь ту ночь перед Илосом? Эта ночь значила для меня всё... Быть может, и для тебя тоже. Но за последние два года многое изменилось и я просто не могу это игнорировать.       Но, прошу, береги себя. Я слишком часто видел, как близкие мне люди погибали: на Иден Прайме, на Вермайре, на Горизонте, на «Нормандии». Я не вынесу, если снова потеряю тебя. Если ты по-прежнему тот человек, которого я помню, уверен, ты найдёшь способ прекратить нападения Коллекционеров. Но «Цербер» слишком опасен, чтобы доверять ему. Будь осторожен.       Когда всё более-менее устроится... может... Я не знаю. Просто береги себя.»       Сообщение отзвучало, в каюте уже минут пять царила тишина, но Шепард все еще недвижимо сидел в кресле, сжав пальцами подлокотники. Отмерев лишь тогда, когда раздался звук еще одного входящего сообщения, Джон откашлялся и разжал пальцы.       - Нет. Не может, Кейдан. – Голос Шепарда прозвучал глухо и лающе.       Это было непередаваемо больно, но теперь Джон знал, что сможет с этим жить. Жить с тем, что любит Кейдана. И с тем, что, насколько сможет, сбережет его от опасностей. В конце концов, разве не это крайнее выражение любви?