Колесников направлялся к залу, где должно было проходить заседание. Сам с собой он даже пари заключил, рассуждая, что выльет генсек на неподготовленные умы западных братьев. Ушаты дерьма – само собой, но как бы это войну не спровоцировало. Было жутко любопытно, что он приготовил, ибо вчера он смотрелся очень уверенно.
Пришлось ускорить шаг, чтобы не опоздать постыдно. На Цитадели для дураков и для Колесникова в частности, висели указатели. На «Арктуре» не было ни одного, поэтому он умудрился заблудиться, решив прогуляться перед заседанием. Витиеватые коридоры то раздваивались, то снова ползли змейкой. Это ужасно неудобно, хотя и красиво.
Заметив издали группу людей, Колесников облегченно вздохнул. Советскую делегацию можно было легко отличить от альянсовской. Красные повязки на руках и лица у людей приятно пошире. Сразу видно, что СССР доедает, но не переедает. В Альянсе Колесников видел только крайности.
Поздоровавшись, Колесников отошел в сторону и стал рассматривать собравшихся. Некоторых он не знал. О переменах в кадрах он имел представление только в общих чертах. Генеральный секретарь стоял чуть поодаль и был погружен в планшет. Колесников надеялся, что он не из тех нередких случаев управленцев, которые читают по бумажке. То есть, по планшету. В этом отношении Альянс молодец. Никаких подсказок, никаких наушников. Что тут скажешь? Молодцы. Хоть в этом постарались.
- Можете пройти, - прозвучал искусственный голос.
Двери открылись, и Колесников увидел совсем даже небольшой зал с овальным столом посередине. Никаких трибун, что радовало. У него всегда тряслись поджилки, когда надо было подходить к ней и начинать декламировать что-то. И вроде особого страха перед публикой он не испытывал, но всегда волновался, даже глядя на это возвышение. В голове плотно осела фантазия, что вот он, такой солидный и красивый, поднимается на трибуну, спотыкается о ковер, ударяясь лбом о деревянную поверхность, и нецензурно автоматически выражается в микрофон. Стыдоба. Такого не было, но все еще впереди.
Пройдя одной шеренгой и поздоровавшись за руку с каждым представителем Альянса, Колесников занял место рядом с Михайловичем. С адмиралом спокойней и веселей.
- Мы уже решили, что вы не захотите представиться лично, уважаемый генеральный секретарь, - улыбнулась президент. – Ваши условия приняты и показывать данное заседание будут только в новостях Земли.
- Благодарю, - кивнул генеральный секретарь. – Простите за эту задержку. Хотелось самому во всем разобраться, прежде чем приезжать. У нас на генеральных секретарей не учат пока, так что приходится вникать самостоятельно.
- Судя по дипломату, вы приготовили нам массу интересного, - окинув взглядом, произнесла президент.
- Прийти к таким серьезным людям и с пустыми руками? Я счел это невежливым, - генеральный секретарь достал документы и отложил дипломат. – Некоторая информация на бумажных носителях, но, тем не менее, актуальна в наше время. Я не поленился и сделал копии необходимых документов, дабы все ознакомились.
Колесников терпеливо дождался, когда одну из копий передадут ему. Впившись взглядом в неприметный кусок бумаги, разведчик сдвинул брови. Странно. Вопросы долгов уже много лет не поднимались. Ресурсов хватало и нужды «канючить бабки назад» не было. Да и предыдущие генсеки жутко не хотели терзать прошлое и тащить его в будущее, хотели стабильности и улучшения отношений. И закрыли глаза на долги, опасаясь спровоцировать конфликт, который не очень хорошо закончился бы для всех. Их можно понять.
Прочитав итоговую сумму, которую любезно высчитал и написал, жирно подчеркнув, генсек, Колесников покосился на сидевшего рядом Михайловича. У того на губах расцветала все более и более широкая улыбка. Отложив листок, он откинулся на спинку стула и ласково посмотрел на генсека. Михайлович ласково посмотрел… Похоже, такое знакомство как раз в стиле адмирала.
- Эта сумма составляет трехгодовой бюджет Альянса, - растерянно высказался один парламентер.
- Интересная справка, - кивнул генсек. – Речь не об этом. В условиях предстоящей войны СССР понадобится как можно больше ресурсов. Мы не хотим отрывать средства у народа, чтобы кормить Армию и Флот. Все равны. И те, кто несут военную службу, и те, кто кует победу в тылах.
- Я не спорю, но и у нас положение таково, что приходится тратить много средств на поддержание Армии, и Флота особенно. Предположим, мы вернем вам сумму в указанные сроки, но тогда боеспособность войск упадет. И в чем выгода СССР, учитывая, что сражаться мы будем бок о бок с общим врагом? – спросила президент.
- Выгода, говорите… - генсек поправил очки. – Мы разнообразим наш Флот, усилим, как только возможно. Легкие корабли Альянса не спасут от жнецов, а вот крейсеры СССР вполне смогут потягаться. Но им нужна защита. Флот Альянса сможет отступить быстро, так как он более мобилен. Не спорьте, бывает так, что отступать необходимо. И наши крейсеры останутся в одиночестве, так как они не успеют этого сделать. Рассчитывать только на ваших пилотов мы не можем. Они подчиняются главнокомандующему Альянсом, вам, госпожа президент. Совместные учения это прекрасно, но ненадежно в настоящем бою.
- Что, исходя из этого, вы можете предложить? – спросила президент, глядя на генсека. – Надеюсь, вы не станете требовать больше, чем мы можем вам дать в данный момент? Просто сейчас не время для старых долгов. Близится война.
- А вот это оставьте, - нахмурился генсек. – У нас вся история делится на периоды: до войны, во время и после. И отдавать долги всегда не время. Вы же находили время занимать? Мы нашли время потребовать. Разумеется, всю сумму к обеду у вас никто не требует, хотя и могли бы. У меня есть условия, согласившись на которые, Альянс и отдаст часть долга, и не потеряет крейсерскую поддержку Советов. Обстоятельства вынуждают действовать столь резко, но мною руководит не желание нанести урон финансовой системе Альянса, а потребность дать советскому народу то, что он обязан иметь. Стабильность.
Президент молча смотрела на генерального секретаря. Шушукались парламентеры. Колесников еще раз пробежался глазами по документам. Суммирование общего долга выдавало исключительно большую цифру.
- И каковы ваши условия? – спросил кудрявый паренек, сидевий по левую руку от президента.
- Очень просты, - улыбнулся генсек. – Решение проблемы с истребителями, которые мы никак не можем научиться строить. Вечная любовь к излишествам не дает возможности даже нашему Разведывательному Флоту обзавестись мобильными кораблями. Советские конструкторы перестраховываются, и в результате мы имеем не то, что хотели бы. Я слышал, что мой предшественник собирался купить технологию. Он торопился выложить средства, - не так ли? - учитывая сумму долга. А само условие таково: группа наших ученых отправляется в ваши институты на обучение, в сопровождении службы безопасности, конечно. Ну и передача технологии избавляет вас… - генсек сверился с документом, – от 1/7 общего долга. Отсрочка от дальнейших плат, разумеется, будет предоставлена. Время нынче не простое. Война на пороге.
- Предположим, - постучал пальцами по столу кудрявый. – А почему не проводить учебу на территории СССР? Или эта встреча дает гласный запрет гражданам Альянса покидать наши территории?
- Нет, почему же, - генсек улыбнулся. – Покидайте. Только на территорию СССР пока не въезжайте.
Колесников хмыкнул. Стой там – иди сюда – вот как это называется. На карте два государства. Можешь выезжать за пределы своего, но в нашем чтоб духу твоего не было. И что Альянсу делать? Бегать по нейтральной полосе?
- Мне нравится ваша ироничность, но вы сами завели беседу совсем в другие материи. Давайте серьезней, - попросил нахмурившийся кудрявый.
- Еще минута, и я плесну этому кучерявому в лицо минералкой, - шепнул Михайлович. – Ишь, какой серьезный. А мы тут вроде клоунов. Своим цирком в их хоромы изволили прибыть без разрешения.
- Этот вопрос требует обсуждения на Конгрессе. Надеюсь, вы не против, если мы дадим ответ не сразу? – устало спросила президент.
- Нет, разумеется, - отозвался генсек. – Но и тянуть не надо. Сразу после заседания Конгресса я хочу узнать ответ. Далее. Такая организация, как «Цербер», вам знакома?
- Более чем, - кивнула президент. – Но за их деятельность Альянс не несет ни финансовой, ни моральной ответственности.
- Не совсем так, госпожа президент. «Цербер» - это детище Альянса. Разве родитель не в ответе за своего ребенка? Предположим, он сошел с истинного пути, но вашей задачей остается указывать ему на ошибки, разве нет? К тому же истребители «Цербера» очень походят на ваши. Это ведь не совпадение? Предположим, вы продали технологию в те годы, когда Призрака еще никто не называл террористом, но факт остается фактом. Он использует ваши технологии, а не советские, хотя многие наши в свободной продаже. Я хочу закрыть вопрос с этой организацией раз и навсегда. Я могу показаться эгоистом, но меня мало беспокоят методы борьбы с ними. Разоружение, обезглавливание организации, разорение. Что угодно, но в ближайшие месяцы «Цербер» обязан прекратить существование. Для нашего обоюдного блага.
- Что вы хотите от нас по этому вопросу? – помассировала виски президент.
- Помощи. Если наши разведчики вместе будут разыскивать базы «Цербера», то их нахождение пройдет быстрее. Можете лично попросить Призрака реорганизовать синдикат, только вряд ли он согласится. В преддверии войны, я не хочу ждать от сомнительной организации ножа в спину. Здесь, я думаю, вы меня поддержите.
- Полностью, - заговорил Андерсон. – И данные разведки, и личные Шепарда говорят о том, что пора покончить с «Цербером».
- Здесь я согласна. Думаю, это коллегиально, - президент окинула взглядом кивающих подчиненных. – Наша Конституция дает право появляться и развиваться таким организациям. Это, своего рода, создание выбора для наших граждан. Не все хотят посвящать себя службе государству, и мы это понимаем.
- Просто налоги от этих организаций кормят Альянс, - вновь шепнул Михайлович. – Какой телок лишнюю сиську не попытается высосать?
- И то, что Призрак давно вышел из положенных рамок, развязывает нам руки и дает право указать нам на его место, - продолжила президент.
- Прекрасно. Тогда последнее, что мне хотелось бы узнать. Я отвечу на все вопросы, просто мое любопытство заставляет меня плевать на манеры. Уж простите, - генсек внимательно посмотрел на президента. – Как обстоят дела у Шепарда?
- Простите, но он гражданин нашей страны. Никаких комментариев, - покачала головой президент.
- После взрыва батарианской системы он не только гражданин Альянса, но и террорист в глазах галактического сообщества и СССР. Достоверных доказательств того, что он предотвратил приход Жнецов, нам не предоставили. Или же их нет. У СССР имеется требование. Один из наших людей должен переговорить с ним и узнать все до мельчайших подробностей. Если вы нам отказываете и продолжаете укрывать преступника, а в наших глазах он именно преступник, все наши договоренности аннулируются. СССР вновь становится полностью закрытым государством для Альянса. И долг. Он никуда не исчезает.
- Это больше похоже на шантаж, чем на переговоры, - возмутился Удина. – СССР не вправе требовать.
- Да как хотите это называйте. Но вы не правы, Удина. СССР не только вправе требовать, но даже, в случае необходимости, имеет право прийти и забрать принадлежащее нам. Нам лишнего не надо, не беспокойтесь. Я могу предоставить доступ к оригиналам всех документов, если у вас имеются сомнения. А в отношении Шепарда… Если вы не осудите его и не донесете до батарианцев это, то СССР объявит капитана вне закона, как террориста. Советские люди не будут страдать только потому, что представитель человечества, не имеющий ни малейшего отношения к СССР, повел себя не как подобает солдату и офицеру, а как обыкновенный бандит. Товарищ Колесников, которого вы прекрасно знаете, отправится туда, где сейчас находится Шепард, и получит нужные нам сведения.
- Колесников – посол на Цитадели, а не дознаватель, - нахмурился Удина.
- Тем лучше. К тому же, если я правильно осведомлен, Колесников и Шепард находятся в приятельских отношениях. Вряд ли наш посол допустит, чтобы осудили невинное лицо. Не так ли, товарищ Колесников?
Это хуже, чем за трибуной. Все лица разом повернулись в его сторону и стали мерить недоверчивыми взглядами. И что он должен ответить? Правду и окончательно убедить генсека в своей близости к сомнительному элементу? Или солгать и испортить жизнь Шепарду. Любой, кто поедет допрашивать капитана, будет искать причины обвинить, а не оправдать. Заслужил ли это Шепард? Наверняка можно будет сказать только после беседы с ним.
- Разумеется, - кивнул разведчик.
- Вопрос об отправлении Колесникова к месту пребывания Шепарда решайте с ним лично. Чем быстрее, тем лучше, - генсек встал. – Если к СССР и лично ко мне не имеется вопросов, то позвольте откланяться.
Парламентеры молчали. К такой встрече они явно были не готовы, поэтому не могли сообразить, как остановить советского руководителя. Это было самое короткое заседание в жизни Колесникова. Некоторые планерки перед непосредственной работой были более продолжительными, но ему это даже понравилось. И покурить он не успел захотеть.
Генеральный секретарь придвинул стул к столу, подошел к президенту и поцеловал ей руку. Улыбнувшись, он направился к выходу. Пропустив руководителя вперед, вся делегация направилась следом.
- Знаешь, я так спешил на заседание, что даже позавтракать не успел. Хочешь составить компанию? – обратился к Колесникову Михайлович. – Генсек говорил, что ни минуты не задержится на «Арктуре», а значит, он уже направляется на корабль. Пойдем и мы. Если что, вернемся.
- Идем, - согласился Колесников. – И как тебе то, что здесь случилось?
- Я со всем согласен, - отозвался Михайлович. – Ничего заоблачного он не требовал, обвинений не кидал. А Альянс чего хотел? Чтобы адмирал Михайлович переоделся в гейшу и на столе им веера подбрасывал? Смешно, право слово.
- Как бы хуже не стало. Слишком резко все это, - задумчиво произнес Колесников.
- Резко не значит грубо. Радуйся, что генсек не я. Хотя… Я не знаю. Я не начинал бы с ковыряния в бумажках, а вот он покопался и выдал пируэт. Даже у меня бы так не вышло. Если бы он не был КГБшником, пожалуй, мы бы подружились.
Колесников промолчал. Разумеется, история потом разъяснит всем, насколько был прав, или как сильно генеральный секретарь ошибался. Но как действовать правильно именно сейчас, разведчик не знал. И лишний раз поблагодарил в уме Тали, которая аккуратно отвела его от мысли, что он должен взять бразды правления в свои руки. Коротковаты ручонки в сравнении с длинными цепкими щупальцами довольно молодого генерал-лейтенанта КГБ, а ныне - генерального секретаря. И ум тоже не столь дальновиден.
- Кстати, фигура у нее ничего. Худовата, правда, но это не страшно. Откормишь, - услышал Колесников голос Михайловича.
- Ты о Тали? Человеческая еда не очень-то подходит кварианцам, так что откормить ее не получится, - Колесников осмотрел каюту Михайловича. – Вот совершенно не скажешь, что здесь живет советский человек. Ничего тебя не выдает. И пепельница, прости партия, буржуйская.
- Пепельница - подарок. Сам адмирал Альянса мне ее преподнес, - похвалился Михайлович. – А советское… Топай сюда.
Колесников последовал за адмиралом. Михайлович открыл секретер и достал оттуда небольшой бюст Ленина.
- Это с Фероса подарок. От одного из поселенцев, которых мы эвакуировали после того, как твой любимый Шепард обосрался, нажрался дерьма и меня угостил. Я ему тот крейсер никогда не прощу. Пусть еще тысячу раз меня спасет от Жнецов. Когда я сдохну, приду к нему, протяну свои прекрасные ледяные руки к его шее и прошепчу: помнишь, гад, разведывательный крейсер?
- Давно уж это было, - отмахнулся Колесников.
- Значит ты направишься к Шепарду… Жаль. Мне бы хотелось, чтобы ты устремился на Цитадель и связался с кварианкой как можно быстрее. Время не ждет. К тому же я получил разрешение на негласные переговоры с флотами других рас. Сам генсек одобрил инициативу, правда, ограничил в средствах. Так что подкуп не предлагай, не потянем, даже если вместе с Хакетом скинемся.
- Я не собирался пытаться ее купить. Она же не вещь, - Колесников посмотрел на терминал Михайловича, на котором застыла схема расстановки кораблей.
- Я недавно фильм видел, и он меня потряс. КГБшник допрашивал предполагаемого врага народа. Женщину. Знаешь, как он добивался того, чтобы она стала послушной? Его агенты ее жахали, а он время от времени смотрел за плечо и спрашивал: она готова?
- Явно не советский фильм, - улыбнулся Колесников.
- Хакет показал. Наш же генсек выходец из КГБ, поэтому я и хотел больше узнать о вашем комитете. Вдруг, меня будут так же допрашивать. На всякий случай я учусь спать с открытыми глазами.
- Это скорее со мной случится, - не согласился Колесников. – Да и не допрашивают сейчас так. Старый пережиток. Давно это было. По крайней мере, я так не делал.
- Ты не делал, а генсек делал. Он из какого Управления? Из «пятки». Курировал культурную жизнь в Ленинграде. И гастролерш–балерин наверняка перед поездкой натягивал по самое не забалуйся, чтоб на чужбине им не хотелось. Так вот, мой тебе совет, с кварианкой так не надо.
- Без сопливых щи посолим. Не лезь, Борис. Я согласился помочь, но отчитываться по методам я не собираюсь. Как тебе в голову могло придти, что я буду именно так действовать?
- А ты прав. Только если соберешься ее крыть, не урони честь советского мужика. Не позорь отечество, - Михайлович подошел к терминалу. – Меня в диспетчерскую вызывают. Сиди тут и никуда не ходи. Если дотронешься до моей коллекции значков – откушу пальцы.
Колесников хмыкнул. У всех советских людей были слабости, и все что-то коллекционировали. Петровский собирал книги, Михайлович значки, бывший генсек очень любил шашки и сабли. Уровень разный, а смысл один. Все хотят что-то иметь в большем объеме, чем, скажем, у соседа. И хвалиться этому самому соседу при каждом удобном случае. Сам он ничего не коллекционировал. Бывшая жена, увлеченная кулинарией, собирала рецепты. Правда особо не готовила по ним, но все-таки собирала. Похоже, тут важен именно процесс, а не результат.
Подойдя к секретеру, Колесников все таки достал коробку Михайловича. Вот если бы он промолчал, разведчик сейчас сел бы в кресло и предался раздумьям. А так - любопытно стало.
Отвлек от созерцания его сигнал инструметрона.
- Полковник Колесников, - услышал он едва знакомый голос. – По прибытию в Москву, посетите кабинет Председателя КГБ. Генеральный секретарь приказал мне лично контролировать вашу деятельность.
- Так точно, - отозвался Колесников.
***
Наконец-то можно было надеть форму, по которой Колесников откровенно заскучал. Китель без погон совсем не то, костюм совершенно не то, хотя и привычно. Собственная значимость наиболее ощутима именно в форме, надетой по всем правилам. И полковничьи погоны грели плечи, хотя и давили временами своей ответственностью.
Колесников не удержался и зашел в свой кабинет, запертый на время его назначения. Все, как раньше. Родное, привычное. И стол по старинке деревянный, массивный. И портрет Дзержинского на стене, прямо над его креслом. Он и сам не знал, зачем повесил именно Феликса, так как в истории были и более мягкие примеры для подражания. Но хотелось именно его. Необоснованное, не укрепленное пламенной любовью к персоне Железного Феликса, желание. Была лишь потребность равняться на стойкость и непробиваемый характер прародителя современных особистов.
Поторчав в кабинете, Колесников направился к новому председателю, который должен был вооружить его необходимыми сведениями, прежде чем он отправится на встречу к Шепарду. По взаимному согласию, разведчик должен был вести переговоры на нейтральной полосе, куда Шепарда привезут. СССР был не против допросить на своих территориях, но Альянс категорически отказал. К себе они тоже пускать никого не хотели, вероятно, в отместку за закрытие им въезда в Советские республики. Договорились провести полуофицальный допрос-разговор на пограничной территории Польши. Дальше капиталистическая альянсовская Германия. Колесников живо себе представил их с Шепардом прогулку под бдительным присмотром вокруг пограничного столба. Хотя, всяко лучше, чем в душном кабинете.
Доложившись помощнику председателя, Колесников терпеливо стал ждать разрешения войти. Услышав сигнал открываемой двери, Колесников зашел в кабинет, когда-то принадлежавший Петровскому. Новый председатель аккуратистом, как Олег, не был, или еще в себя не пришел после назначения. Бардак и хаос – вот что из себя представлял кабинет. И на мусорном троне восседал председатель, раскидавший планшеты, бумаги и географические карты. Старый глобус, стоящий в углу, и который всегда нравился Колесникову, был накрыт пиджаком. В шкафу-то вещи трудно держать да и скучно.
- Здравствуйте, полковник. Простите за этот беспорядок. Я несколько дней, как перевелся в этот кабинет и еще не успел все обмозговать. Раскидать успел только. Присаживайтесь, - председатель указал на стул. – Полковник Лисин. Ныне возглавляю Комитет государственной безопасности, как вы уже догадались. Генеральный секретарь приказал мне работать с вами лично, без связных посредников. Итак, Шепард… Как вы собираетесь строить диалог с ним?
- Попрошу подробно рассказать о том, что произошло до уничтожения системы. Причины, поводы, какие-то материальные доказательства, если они имеются, - рассудил Колесников.
- Все верно. А потом убедите его сдаться правосудию и объявить себя единственным виновником происшедшего. Желательно, публично, - добавил Лисин.
- Он и так единственно виновный и ответственность с себя не снимал публично, - помотал головой Колесников.
- Так и не признавал же, - справедливо парировал Лисин. – Разведчики с «Гельперина» уже засекали батарианские корабли не так далеко от станции. Вы понимаете, чем может обернуться этот проступок Шепарда? Дабы обезопасить советских людей, нам нужно публичное выступление Шепарда, извинение перед батарианцами, если нужно и его арест. Поверьте, так будет лучше.
- Челнок прибудет в течение часа. Я могу идти? – спросил Колесников.
- Конечно. Свяжитесь со мной сразу после встречи. А через несколько дней будьте готовы к допросу «Церберовских» агентов. Генеральный секретарь приказал предоставить вам полную свободу действий в проведении дознания, начиная с пыток и заканчивая освобождением. Разумеется, последнее должно быть очень обосновано.
- Я все понял, - кивнул Колесников.
***
В Польше разведчик не был никогда, но осмотреться ему не дали. С полигона его сразу доставили к пограничному столбу, как он и думал. Передвижение, правда, не ограничили, но в лес уходить запретили.
Наблюдая за аэрокаром, из которого в сопровождении солдат вышел Шепард, Колесников принялся мучительно соображать, как именно высказать капитану пожелания СССР.
- Когда я узнал, что допрашивать меня будете именно вы, у меня отлегло от сердца. Я живо себе представил пытки в застенках КГБ и струхнул. Здравствуйте, посол, - Шепард протянул руку Колесникову.
- Здравствуйте, капитан. Ну что ж, давайте начнем адский допрос с пытками.
Колесников посмотрел на замерших в сторонке солдат Альянса и недоверчиво косящихся на них советских. Да, воевать в условиях, которые генеральный секретарь установил, совсем не весело. Вот так всегда: правительства договориться не могут, а расхлебывает сам народ-бедолаги.
Отойдя к опушке, Шепард опустился на траву и закрыл глаза.
- Простите за поведение, просто давно не представлялось случая поваляться в траве. Все беготня и перестрелки. А жизнь проходит мимо, и мы пропускаем вот такие мелочи. Незначительные, вроде, но весьма ощутимые в случае их отсутствия, - объяснился он.
- Верно, - согласился Колесников. – Но давайте поговорим о Батарианской системе. Альянс не рассказывал нам подробности.
- Нет никаких подробностей. Есть голые факты. Я не могу предъявить доказательств, что это действие было необходимым, но оно есть. На мои видения Совет изначально смотрел, как на нечто противоестественное, противоречащее образу чистого разума, а что оказалось? И сейчас то же самое, но в голову к себе я никого пустить не могу. Азари могут увидеть и подтвердить, но такие доказательства СССР не удовлетворят, верно?
- Нет. Не удовлетворят, - кивнул разведчик. – А что конкретно вы видели? На что похожа картинка?
- На предчувствие. Не совсем то слово. Но так будет понятнее. Увы, та доктор погибла, которая вела этот проект, поэтому я не могу даже свидетеля предъявить. Да и не стали бы ее показания слушать. Сочли бы сумасшедшей и все. А я бы все равно находился под наблюдением.
- Но это уничтожение целой системы… Черт, Шепард… Неужели вы были так в себе уверены?
- Был и сейчас уверен. Пусть меня в кандалах и босиком по стеклу ваш же генсек лично гонит в этот… Магадан. Я не признаю свою вину. Нет, признаю, но оправдываю. В своих же глазах, конечно, но мне этого достаточно.
- Батарианцы требуют выдать вас. Войну, конечно, они не объявят, но вредить всячески будут, не сомневаюсь.
- Колесников, вы предлагаете мне пойти и сдаться батарианцам? – приподнялся на локтях Шепард.
- Нет. Я лишь предлагаю вам объявить публично о своей вине и извиниться.
- Извиняются, когда виноваты. Я действовал так, как должен был, - заупрямился Шепард.
- Капитан, своим упрямством вы и себе, и остальным можете сделать нехорошо. Уберем СССР, как предмет ненависти батарианцев и посчитаем, что они будут отделять советского гражданина от альянсовского. Но ваша собственная команда? Они же были там и косвенно виновны. В глазах батарианцев они ваши сообщники. Не боитесь гнева, который может обрушаться на них?
- Там был только я. Меня забрали, когда я уже помолился перед смертью. Члены экипажа не при чем.
- Скажите это батарианцам при встрече, - прищурился Колесников.
Шепард встал на ноги и отряхнулся.
- Скажите прямо, Колесников. Те, кто дергают ваш поводок, хотят унизить меня и упечь за решетку, так?
- Они хотят спасти людей, - проглотил оскорбление с поводком разведчик. – И если вы этого не хотите, ваши действия могут быть рассчитаны, как террористические.
- Гнить в тюрьме только потому, что СССР опасается головорезов-батарианцев, которые не показывают носа после уничтожения системы? После всего, что я сделал и для Земли, и для Галактического сообщества? Вы действительно считаете это правильно и справедливо?
- Вы говорите «я», но забываете о помощи Советского флота и в ваших миссиях, и в битве с «Властелином».
- А вы сами, полковник? Вы мне верите? – прищурился Шепард.
- Не знаю, - честно ответил Колесников.
Шепард помолчал. Колесников посмотрел на следящих за ними солдат. Вот уж действительно беседа, что лучше не придумаешь. В кабинете они хотя бы одни были, и можно было бы попытаться споить капитана и внедрить в его упрямую голову, как именно действовать. Сейчас выходило из рук вон плохо да еще и свидетели мешали.
- Я признаю, что уничтожил систему, но не признаю ни за что, что у меня был умысел. Тем более, принародно. У меня впереди трибунал, так что мечта СССР исполнится, и я буду сидеть. Станет ли вам от этого легче, не знаю. К тому же, вы упускаете мелочь, что я действовал от имени «Цербера» и пользовался его кораблем. Вряд ли батарианцы упустят этот факт, и они не настолько глупы, чтобы не понимать, что Призрак – это не представитель правительства, а обыкновенный главарь банды.
- Это тоже важно, - кивнул Колесников.
- Больше я вам сказать ничего не могу. Простите меня. Надеюсь, еще увидимся.
Колесников закурил, провожая взглядом удаляющийся с Шепардом аэрокар.
