Призрак Юпитера

Данте открывает глаза, кажется, через пару секунд. Но за окном уже жёлтый рассвет. Глухой жёлтый рассвет, который бывает, когда небо ещё немного затянуто облаками. Этот жёлтый рассвет давит на вымытые ночным дождём стёкла, а ветви растущей за окном ёлки тычутся в окно чёрными, паучьими лапками, покрытыми мелкими, неколючими иголками. Вергилий спит рядом с Данте, уложив одну руку себе на грудь, а вторую откинув в сторону. Слишком много тепла он не переносит, поэтому давно выбрался из-под одеяла, и теперь придерживает плед на груди расслабленными ото сна пальцами. Данте склоняется к его лицу поближе. Глаза Вергилия чуть приоткрыты и поблёскивают тускло закатившимися глазными яблоками, а ресницы даже не дрогнут. Данте глумливо усмехается и трогает пальцем бледные разомкнутые губы, но Вергилий не просыпается и от этого. Данте собирается выбраться из-под одеяла. Но хмурится и откидывает плед. - О, как не вовремя, - говорит он, заглянув под плед и оценив обстановку. Можно, конечно, не обращать внимания, забыть, просто сходить отлить или «передёрнуть», но зачем, если Вергилий рядом и утренний секс у них обычно бывает самым острым? А бывает и наоборот… - Вергили-и-ий, - негромко тянет Данте, не отдаляясь от его лица. – У меня для тебя что-то есть. Хочешь посмотреть? Вергилий хмурится, не просыпаясь, отворачивается. - Ну Джил, - бормочет Данте, вжавшись лицом ему в шею. – Давай, просыпайся. Я быстро. - Данте, съебись, - хмуро и едва выговаривая слова, пьяно отвечает Вергилий. - Нет, ты обещал, - напоминает тот. -М-м-м-м, - с неохотой стонет Вергилий. – Давай потом. - Давай, - соглашается Данте. – Но сначала – сейчас. Вергилий сонно хмыкает, не открывая глаз. - Если не хочешь просыпаться, то продолжай спать. Я быстро, - уверяет Данте, приподнявшись на локтях и болтая босыми ногами, выглядывающими из-под пледа. Вергилий раздумывает. Раздумывает ещё. Он раздумывает так долго, что Данте, наконец, понимает: Вергилий снова заснул. - Эй? – зовёт Данте вкрадчиво, подняв бровь. – Не хочу показаться навязчивым, но у меня тут… - Ладно, бери, - вдруг, отчётливо произносит Вергилий, не открывая глаз, а потом неохотно, лениво переворачивается лицом вниз, подложив руки под щёку. – Только не буди меня. - Классно, спасибо! – просияв, говорит Данте таким тоном, будто Вергилий занял ему денег на сеанс долгожданного фильма в кинотеатре. Вергилий, конечно, спать уже не будет. Он будет в состоянии полусна, молча лежать и ждать, когда Данте поскорей закончит. По утрам Данте обычно заканчивает быстрее, чем по ночам. Данте пододвигается поближе, отбрасывает плед. Вергилий сонно подгибает ногу. Данте оглядывает его довольно и как-то осоловело. Потом вкрадчиво подбирается ещё ближе, забирается на него, привстав на руках. Пригибается пониже, чтобы ощутить тепло его кожи, целует в плечо, потом касается щекой тёплого затылка, ощущая, как щекочут лицо спутавшиеся, растрёпанные прядки волос. Вергилию, кажется, становится смешно оттого, что Данте как-то по-детски довольно возится с ним. Вергилий приоткрывает глаза и ничего не говорит. - Спи крепко, - ткнувшись губами ему в ухо, шепчет Данте, а потом перебирается через Вергилия и поднимается на ноги. От неожиданности Вергилий поднимает брови и даже приоткрывает глаза. - А ты-ы… - начинает он неопределённо, расслабленно пытаясь сделать какой-то жест ладонью, но рука вяло падает на пол. - Ну-у, хэх… - Данте оборачивается к нему, разводит руками, мол, «ничего не поделаешь». - Убери это, - морщится Вергилий, скользнув взглядом у него в паху. Данте, хохотнув, разворачивается и принимается искать свою одежду. Подбирает с пола штаны, лениво натягивает их, не утруждая себя застёгиванием ремня и молнии, впрыгивает в ботинки и хлопает по карманам в поисках пачки оставшихся сигарет. Вергилий тихо усмехается, снова закрывая глаза. Он будет спать, а пока просто лежит, слушая сквозь полусон глухие шаги по полу, тайное поскрипывание проседающего дома, завывание ветра в проломленной крыше, шорохи веток, царапающих убежище с обратной стороны. Когда шаги Данте становятся ближе, Вергилий всё равно уже не в силах открыть глаза. Данте небрежно запахивает плед, накрыв брата, потом разворачивается на каблуках и выходит из дому, чтобы проверить обстановку. - Все живы? – спрашивает Данте, осторожно отодвигая ботинком упавшую, сорванную с креплений палатку. – Все живы. Грибная семья выглядит нормально. Как любая грибная семья. - Ну, Вергилий, ты как всегда, - говорит он маленькому бледному грибу, гордо вздёрнувшемуся над соседним, таким же маленьким, у которого всё же повредило шляпку. – Ну, а это, наверное, я, да? – спрашивает он у повреждённого гриба. – Как всегда – я. С больной головой после… каждой… грозы. Он переводит взгляд и скептически и одновременно расстроено оглядывает разрушенный лагерь. Палатка выглядывает из-под ствола дерева мокрой жёлтой тряпкой, очень похожая на детский надувной бассейн, из которого выпустили воздух. Вода посверкивает в складках брезента, в прозрачных лужицах дождя замерли иголки и жёлтые листья. Походная посуда размётана по траве и измазана в мокрой, будто жирной золе от костра. Данте глядит на то, как в металлической кружке, косо застрявшей под деревом и наполовину наполненной дождевой водой, плавает одинокая щепка. - Никакого кофе, да? – спрашивает он у себя, разведя руками вопросительно и снова оглядевшись. – Ну и ладно, - наконец, сам себе же отвечает он, а потом разворачивается и идёт прочь, направляясь к обрыву, прикрытому мокрыми ветвями, будто тайной завесой. Данте аккуратно разводит ветви, и оказывается перед обрывом, а в лицо тотчас ударяет безграничное пространство нового дня. Оно распахивается почти внезапно, более не прикрытое сумеречным куполом ветвей над головой, светлое и ошеломляюще свободное. Данте довольно вдыхает этот свет, обрушившийся на него, и этот воздух, пересыщенный влагой, пряно пахнущий хвоей и прелой листвой, прошедшим ливнем, и новым, только что родившимся днём. Данте довольно пробирается по мокрой траве к обрыву и усаживается на камень, застрявший гигантским серым зубом поверженного исполина над бесконечно огромным пространством. Ноги такого маленького здесь человека, даже если он и полудемон, беспечно повисают над пропастью, обутые в чёрные кевларовые ботинки. И вот так, болтая ногами и безмятежно покуривая первую за день сигарету, Данте сидит на самом краю бездны и лениво посматривает перед собой, подмечая, как меняется свет. Прожектор спасательной хижины уже, наверняка, погашен или гаснет примерно сейчас. Даже жаль, что отсюда не видно, как он гаснет. Данте не знает, о чём думать, находясь в таком необыкновенном, пьянящем своей бескрайностью и воздухом месте. Вергилий бы сказал, что это место – пустота. Но Данте - он просто смотрит, чуть щурясь, а под ним и перед ним, далеко, насколько хватает глаз, расплескались только застывшие каменные волны горного плато и завершающийся рассвет, уже истончающийся над чернеющими хребтами. В низинах гор плотной путиной затаился вязкий туман. У Данте будто серебро пробегает вдоль позвоночника. Он приоткрывает рот и медленно, с наслаждением выдыхает сигаретный дым. Потом прикрывает глаза и усмехается. Ну конечно же. - Я собираюсь сходить за кофе. А ты почему не спишь? – не оборачиваясь, спрашивает Данте. - Устал отдыхать, - отзывается Вергилий. – Так тебя толкнуть или ты сам? Данте криво усмехается, глядя не на брата, а на горные вершины в последний раз. Потом, не обернувшись, показывает Вергилию средний палец. И соскальзывает с обрыва, оттолкнувшись ладонями от камня. Он раскидывает руки и падает, а ветер хлещет по щекам и кажется обжигающе холодным. Он гремит в ушах, царапает глаза, забивается в глотку и в лёгкие, до предела заполняя их холодом. Данте глотает ветер, будто ледяную воду, и летит вниз, выпустив сигарету из расслабленных пальцев. Перед глазами замерли те же самые горы и долины, будто нет никакого движения. Будто сам ветер поддерживает его, не позволяя упасть. А когда Данте запрокидывает голову, то видит, что на самом краю камня стоит Вергилий. Маленькая, слишком быстро отдаляющаяся фигурка брата. Кажется, Вергилий усмехается, сложив на груди руки. - Ты придурок! – кричит ему Данте во весь голос, но почти не может разобрать своего голоса за гулом в ушах. Вергилий смеётся и прощально машет в ответ, но смех его не расслышать в шумящем, бурном потоке воздуха, бьющемся в ушах и хлёсткой плетью охаживающей лицо и голое тело. Данте камнем падает вниз. Или, чтобы сказать красивей - летит вниз в свободном полёте. И правильно группируется только перед самым приземлением. В этот раз он точнее всё рассчитал, он даже колено успел приподнять, чтобы не ударить коленную чашечку, поэтому теперь мягко приземляется на корточки, упершись ладонью в землю. Суставы чуть хрустнули, но выдержали. Данте осматривается. Всего несколько секунд назад он был на самой вершине. Горы были внизу, он видел пух тумана, отдыхающего в долинах, а теперь – он у подножия гряды и ощущает себя крошеным насекомым. Если забраться на вот ту невысокую гору, то там уже станет виден хайвэй, по которому посетители прибывают в городки вдоль шоссе. Для Данте – дело нехитрое и займёт минут тридцать. Или же можно её обойти по ответвлению – их маленькой узкой дорогой, по которой они брели сюда. Но это займёт минут на десять больше. - Я никуда не тороплюсь, - говорит себе Данте. Интересно, как сейчас там, где ещё вчера был праздник? Наверняка, бумажные фонарики вымокли, а столы и стулья возле ресторанов повалены на бок, если только их не успели занести в помещения. Данте решает сначала зайти в город, а только потом – в грот. Ему начинает казаться, что он вообще старается обходить чёртов грот стороной. Вчера это виделось ему хорошей идеей – встретить демонов, надрать им задницы… Но после того, как Цитадель снова приходила за Вергилием этой ночью и мешала ему спать рядом с братом под тёплым пледом – к чёрту мир демонов сразу по пробуждении. Или хотя бы немного кофе перед этим. Данте жутко обидно. И он сопротивляется, как может. Он ведь не Вергилий! Данте сначала садится прямо на землю, на обочину пустой дороги, и закуривает вторую сигарету. Неторопливо выкурив её, неохотно поднимается, застёгивает штаны и шнурует ботинки. И идёт вдоль асфальтовой ленты, не спеша ступая по мокрой, прибившейся пыли. Потом прищуривается. - Но если ты не идёшь к демонам… - вздыхает он. А потом – мягкий стук позади, а тихий стальной звон звучит протяжно и надрывно. - Значит, демоны идут к тебе, - произносит Вергилий, коснувшись земли клинком тати, а потом поднимается на ноги и улыбается. - Ну да… И вот ты здесь, - хмуро говорит Данте, не останавливаясь – мысль о гроте и о том, что его демон всё же пришёл за ним, едва только он собирался сделать шаг в сторону, расстраивает его. - Иногда твоя лесть мне даже приятна, - ухмыляется Вергилий. У него оба меча, а на плече – красная курточка Данте. - Я иду за кофе, - сообщает Данте, не оборачиваясь. – И ты меня не остановишь. - Нет, сначала мы навещаем грот, - произносит Вергилий. – Мы здесь ради этого. - Я иду за кофе, - повторяет Данте раздражённо. – Какое из этих слов ты не расслышал, а? А ты можешь навещать любой из гротов Скалистых Гор. - Мне нужен только один. И ты пойдёшь туда вместе со мной, - уже с угрозой в голосе произносит Вергилий, наставляя на него двуручник, а тати он проворачивает в другой руке. - Я не хочу ссориться с тобой с самого утра. – Голос Данте звучит утомленно, когда он, остановившись, таки оборачивается к брату. – Но если ты настаиваешь… - В чём дело? – уже удивлённо спрашивает Вергилий, опуская тати. – Ты что, обиделся из-за того, что я заставил тебя спрыгнуть с какого-то жалкого обрыва? Кулаки у Данте сжимаются. Он внезапно понимает причину своего внезапного раздражения, хотя ещё четверть часа тому был вполне расположен провести день весело. Будто внезапное то ли озарение, то ли… Затмение? - Нет! – выкрикивает Данте. – Я всё равно собирался спрыгивать, чтобы попить кофе! Я не хотел возиться с посудой в реке! Дело не в обрыве! Дело в том, что я понял, что вообще не хочу идти в чёртов грот! Я не хочу открывать портал и не хочу ничего приносить отцу. Никаких ёбаных трилистников и всех этих… - он разводит руками, а потом роняет их, хлопнув по бёдрам. – Я не хочу эту миссию. Ты хочешь, потому что ты ночью снова смотрел на свои эти огни. Ты думаешь, что, открыв портал, тебе удастся зайти туда подальше. Ты не просто так пошёл, я же тебя знаю, - Данте качает головой. - А я не хочу туда идти! – он снова кричит, подавшись вперёд. - И ты меня не заставишь! – Он, наконец, умолкает, пытаясь привести в порядок дыхание, а потом спокойно говорит: - А теперь я иду пить кофе в Юрэй. И это всё. – И тут он разворачивается и уходит вперёд. Вергилий выжидает какое-то время. А потом окликает его, примирительным тоном. - Эй, Данте! - Чего тебе?! – снова злится Данте. - Юрей в другой стороне, - негромко напоминает Вергилий. И Данте останавливается. Он ведь просто бездумно шёл куда-нибудь, только бы убраться от брата поскорее. От брата и от его неуёмного желания поглядеть на демонов в пещере, перед тем, как они выйдут. А хайвэй действительно в другой стороне. - Я принёс твою одежду, - говорит Вергилий спокойно. – Сейчас слишком холодно, чтобы тебя приняли за нормального, если станешь разгуливать по округе, одетый по форме ноль. - Ты-ы… - Данте глядит вперёд, раздумывая, а потом спрашивает негромко и решительно: - Ты пойдёшь со мной за кофе? - У тебя есть с собой деньги? – удивляется Вергилий. - Есть немного мелочи. – Он чуть пожимает плечами. – На кофе хватит. Так ты как? – Голос звучит негромко и нерешительно. Но в нём с абсолютной точностью тлеет осторожная, сильнейшая надежда. Кажется, вот-вот - и голос дрогнет. - Пойдёшь? Вергилий отвечает не сразу. Он перехватывает тати и упирает острие меча брата в землю. - В Силвертоне есть круглосуточное отделение банка, где можно обналичить деньги, - объявляет Вергилий так, будто отдаёт приказ – это его привычная интонация, если он в чём-то уверен. – И там – кофейный автомат. Понимаю твоё нежелание пить дрянной кофе, - сразу поясняет он уже негромко и вкрадчиво. – Но предупреждаю, что даже в такой дыре, как курортные городишки Скалистых Гор, есть глаза и уши. Поэтому нам бы лучше здесь вообще не светиться. Данте кивает. Потом снова кивает. Всё это время он глядел на брата, не сводя глаз, будто читал по губам. Он пожимает плечами и его собственные губы трогает краткая, нерешительная улыбка. Очень хрупкая, осторожная. Мелькнула и тут же исчезла. - Да мне похрен, какой кофе пить, - говорит он. – Просто не хочу быть… затянутым в ад, не сделав чего-то… - Он кратко облизывает губы кончиком языка, подбирая верное окончание. – Нормального. Что я всегда делаю по утрам. Понимаешь? - Вполне. Ты – человек привычки, - кивнув, отвечает Вергилий. - Ты тоже человек привычки, - наставив на него указательный палец, напоминает Данте. - Я? – Вергилий усмехается. – Нет, я – человек приоритета. И пожертвую чем угодно для достижения цели. Даже утренним кофе. - Ну и глупо, - говорит Данте, направляясь к нему и забирая с его плеча свою куртку. – Я вообще-то… - Он продевает руку в рукав, потом во второй и быстро натягивает курточку на голое тело. – Вообще-то, я хотел, чтобы ты тоже пошёл. Чтобы у нас была минутка на поболтать. И всё такое. Потому что когда всё начнётся и закончится – отпуск закончится и для нас. И я вообще не уверен, чем он для нас закончится. В смысле, для тебя, но… Это будет как-бы… - Ладно, заканчивай с патетикой, - закатив глаза, просит Вергилий. - Я устал постоянно говорить ни о чём! Ты хочешь свой утренний кофе? Это то, с чего ты начинаешь утро, не так ли? В таком случае, просто иди за кофе. - Был бы ты в другом настроении – я бы попросил поцелуй вместо кофе, - бормочет Данте, делая первый шаг по пустынной дороге. – Но сейчас я уверен, что ты откусишь мне язык. - Я не думал об этом, но мне нравится твоя идея. - Поцелуй? – подняв бровь, интересуется Данте. - Откусить тебе язык, конечно! – с возмущением отвечает Вергилий. – Это было бы классно. Данте хмыкает и протягивает ему сигареты, которые перекладывал в карман курточки. Вергилий берёт сигарету, вытряхивает из пачки зажигалку и подкуривает. - Ха! Я вспомнил, как Ева собиралась вытрясти из тебя душу, когда нашла у тебя пачку сигарет, - внезапно вспоминает Вергилий, выпустив дым и посмеиваясь. – А потом вспомнила, что у тебя не может случиться рака лёгких, и «я всё равно считаю, что это плохо! Я твоя мать и должна так считать!» - Выражение её лица – это было лучшее, что мне доводилось видеть за последние пару лет, - тоже посмеиваясь, отвечает Данте. – Кажется, круче было только тогда, когда ты разбил колено и было море крови, а ты сказал, что теперь будешь пахнуть, как женщина. - Не вспоминай. – Вергилий уже откровенно смеется. – Мне было шесть лет, я не очень понимал, что это значит. Слышал что-то такое от отца, и повторил. - Да-а, у мамы было тогда полно вопросов к Спарде. - Он выглядел затравленным, - кивая, смеётся Данте. - Несколько дней подряд, - подтверждает Вергилий. – А мать отказывалась давать мне бифштекс с кровью. Я чуть не упустил свой первый бифштекс слабой прожарки! Сейчас бы у меня не было любимого блюда. - Бифштекс. Я что-то... - Нет. Кроме того, пока ещё всё закрыто. - Откроется как раз к тому моменту, когда мы явимся, - пожимает плечами Данте, когда Вергилий догоняет его. – К тому же, мы ведь не собираемся делать ничего такого. Не думаю, что весь Колорадо в курсе о портале в мир демонов, который мы тут решили открыть. Мы тихо поедим, тихо порежем чуваков из преисподней и тихо уйдём. Вергилий хмурится. - Ты постоянно пытаешься превратить любую важную миссию в балаган, а конспирация всегда летит к чертям, - недовольно говорит он. - Думай о тостах и яичнице. Ты же хочешь тост и яичницу. Я вижу это в твоих глазах, бро-о, - тихонько тянет Данте. - Нет. Это исключено, - качает головой Вергилий. – Я и так с этим проклятым кофе зашёл слишком далеко из-за своей чёртовой благосклонности. Данте вздыхает, опустив плечи. - Ну, нет так нет, - говорит он расстроено. ***** Колокольчик над дверью бодро звякает. В кафетерий заходит мужчина средних лет в синей униформе. - О, это наш водитель, - замечает Данте, жуя тост с маслом и мёдом. – Он нас сюда вёз, помнишь? - Мне плевать, - мрачно говорит Вергилий, который из принципа не заказал ничего, кроме чёрного кофе. – У тебя ещё шесть минут. Ребята таки зашли на «пятнадцать минут». До этого у них была небольшая стычка по поводу завтрака, в которой победителем вышел Данте. Как всегда Данте. Вергилий сначала разозлился, а потом махнул рукой и дал эти пятнадцать минут. Кафетерий «У Анны» открывался раньше других. Когда ребята шли по мокрому тротуару Сильвертона, молчаливые и сонные работники местных забегаловок только-только начинали разбирать оборванные погасшие гирлянды и поваленные столики на террасах – всё, что не успели убрать вчера. Иногда приходилось обходить перевёрнутые урны, тут и там валялись поваленные декоративные кадки с деревцами, а центральную улицу вообще перегородил огромный упавший тополь, оборвавший линию электропередач и похоронивший под полуголыми ветвями какое-то белое административное трёхэтажное здание. «Городская Библиотека», вот, что было написано над дверью золотистыми красивыми буквами. Теперь этот тополь распиливали пожарные, приехавшие на место происшествия на своих красных машинах с выдвижными лестницами. Вообще-то, таким должны заниматься коммунальные службы на других, оранжевых машинах. Но то, что освобождением библиотеки занимались именно пожарные, говорило о том, насколько мал этот городок и насколько излишни здесь коммунальные службы рангом чуть выше, чем, допустим, водители мусоровозов или пожарные. А это означает, что здесь все друг друга знают. Вергилий только понадеялся, что жители не помнят всех приезжих вот того пятиэтажного белого отеля под названием «Долина Колорадо» или соседствующего с ним здания «Постели и Завтрака». - Как здесь уныло, - заметил Данте, хотя вокруг, прямо за этими домикми, исполинами возвышались горы, поросшие разноцветным лесом, а тут и там на синих вершинах лежал ослепительно-белый снег. - Как и везде, - хмыкнув, произнёс Вергилий, поглядывая вокруг. Вымокшие флаги красно-сине-белыми тряпками понуро свисали с древков над входом в одноэтажное почтовое отделение и в полицейский участок, похожий на безмятежное учреждение для дошкольников. Умытые ночным безумным ливнем, стеклянные витрины трёх магазинчиков, забегаловок и парикмахерской пронзительно вглядывались в ранних путников темнотой и кажущейся заброшенностью: этот квартал оказался обесточен из-за рухнувшего дерева, поэтому в пустых заведениях «ночной» свет не горел. В лучах пробившегося из-за облаков восходящего солнца всё выглядело так, будто у природы случилась небольшая ночная истерика, а потом она поспала и проснулась улыбающейся, умилённо и смущённо оглядывающей маленький погром, устроенный ею ночью. Но выглядело это как-то странно и даже удручающе. Ребята свернули к банку, но и там их ждало разочарование: кофейный автомат и банкоматы безжизненно молчали по углам, ограждённые намертво сомкнувшимися стеклянными дверями банка. - Заебись, попили кофе, - мрачно прокомментировал Данте. - Значит, идём обратно, - кивнув, предложил Вергилий. - Ну уж нет, никуда мы не пойдём! – возмутился Данте. И между ребятами вспыхнула приглушённая, но яростная словесная перепалка. Мечи были оставлены ещё по дороге к шоссе в расщелине между камнями, поэтому до драки не дошло. Если бы дошло, то Вергилий бы одержал победу, а вот вербально… Данте умел говорить. Говорить и убеждать. Главным фактом в пользу завтрака было то, что завтра близнецы должны были убраться отсюда, и всем здесь будет плевать. К чёрту бессмысленную конспирацию. Вергилий сопротивлялся, а потом снова согласился пойти на уступки. Он всегда был готов на небольшие уступки брату. К тому же, вечером предстояла битва, поэтому можно было немного подкрепиться с самого утра. И так Данте выиграл свою четверть часа на быстрый завтрак. Близнецы нашли первое попавшееся заведение с завтраком. Вошли в него и будто растворились в аромате жарящейся яичницы, кофе и свежих булочек. Даже Вергилий. И вот теперь водитель автобуса переговаривается с пухлой моложавой работницей кафетерия. Здесь, в зале, всего четыре человека: двое близнецов, водитель и работница кафетерия. А может, и сама владелица. За стеклом прилавка маняще освещаются жёлтым светом разноцветные десерты и свежие сэндвичи. - Возьми хоть тост! – просит Данте, откинувшийся на спинку деревянного стула. – Ты не можешь не угоститься хотя бы разок! - Это я угощаю тебя, потому что это не ты прихватил бумажник, - напоминает Вергилий, потрогав хромированную солонку на клетчатой красно-белой скатерти. – Твоих полтора доллара мелочью нам бы не хватило. - Как это ты вообще додумался взять бумажник? - Потому что я всегда и обо всём думаю заранее. Вергилий пьёт кофе, Данте завтракает тостами, водитель болтает с официанткой о том, что «вчера сорвало крышу на автобусной стоянке, а у соседней машины рухнувшей конструкцией разбито лобовое. Давно не было таких гроз! Мэгги всегда это тонко чувствует - слегла с мигренью за день до грозы. А там, милях в тридцати, синий фургон ударило об отбойник, так он чуть не сорвался вниз! Его доставали уже поутру, потому что связи ночью почти не было: странные помехи, говорят. Эх-х, как климат изменился… Такие грозы… Точно тебе говорю, что-то в этом дрянном мирке неладно.» Официантка-или-владелица соглашается, кивает, говорит «да-да, Билли», а потом сообщает, что в подсобном помещении полно воды – «еле успели вытащить наверх ржаную муку: она стоит там в бумажных мешках – пластик же для муки вреден» и «двое постояльцев, ну те, мальчишка и старик, выехали из отеля сразу же поутру, как только с Даун Стрит убрали перевернувшийся киоск с сувенирами.» Вергилий прищуривается. Одним словом, просто маленький городок после небольшого катаклизма. Все испугались, перевозбудились и получили пищу для размышлений и обсуждений ещё на пару месяцев. Вергилий отставляет пустую чашку кофе, и жестом поторапливает Данте. Тот отодвигает тарелку с недоеденный последним тостом – Данте любит поесть, если есть возможность, но он далеко не обжора. Впрочем, как и Вергилий. Разница только в том, что Данте может съесть почти что угодно на завтрак, а Вергилий исключительно избирательный в еде. Он ест только то, что хочет, или же не ест вообще. В заведении не оказалось чёрного пудинга и яйца пашот, а Данте фыркнул: «Ну, это же не Британия», поэтому Вергилий разве что выпил американо без молока и всё. Данте собирается что-то сказать, но передумывает. Сидит и, прищурившись, глядит на брата, закусив большой палец. Вергилий бросает на него взгляд вскользь и откидывается на спинку стула. - Не нужно так смотреть, - говорит Вергилий утомлённо низким звучным голосом. - Почему нет? – интересуется тот, усмехнувшись. - Потому что так смотрят, когда признаются в любви в фильмах. - Но ты не смотришь фильмы, - напоминает Данте. - Видимо, один я всё же смотрел, - чуть усмехнувшись уголками губ, предполагает Вергилий. - И как? Понравилось? – интересуется Данте, всё не сводя с него смеющихся и светлых своих глаз. - Да, - признаётся Вергилий. – Хороший фильм. В конце все умирают. - М-м-м. Ясно, - мрачно говорит Данте. – Трогательный сюжет. Пожалуй, схожу отлить и умыться. - Умыться. Хорошая идея, - замечает Вергилий, а Данте бросает на него странный взгляд. Ребята выбираются из-за стола как раз в тот момент, когда Билли покидает кафетерий, поэтому работница едва ли успевает проследить за исчезновением ребят. - Нет, у тебя был шанс утром, - говорит Вергилий, отворачиваясь и упершись ладонями в грудь Данте. За стеной – мужской туалет, но здесь, в небольшом пространстве, занятом рукомойниками и зеркалом, вполне себе надёжно. Данте зажал брата как раз возле зеркала: между рукомойниками и сушилкой для рук с бумажными полотенцами. Притиснул его к тёплой бежевой кафельной плитке стены и не выпускает добровольно. - Ещё утро, - замечает Данте, отводя его только что вытертые бумажным полотенцем руки от своей груди и на всякий случай поцеловав его в запястье – вдруг, поможет? В тесном пространстве уборной сладковато пахнет мылом для рук, освежителем воздуха, и водопроводной водой. - Данте, серьёзно, ты думаешь, что утреннее совокупление уместно в стенах отхожего места первой попавшейся забегаловки? – удивляется Вергилий. – Ты ведёшь себя как... Что смешного? Данте и правда становится смешно, когда он слышит слово «совокупление». Он тихо посмеивается, не убирая колена, которое упирается в стену меж ног у Вергилия. - Всё-всё, отваливай, - примирительно говорит Вергилий. - Ну, тогда хотя бы поцелуемся, - предлагает Данте. - Нет, я не в настроении. Я уже и так пошёл тебе на уступки. – Вергилий хмурится. - Это же наше последнее утро здесь! – возмущается Данте. – Почему мне нельзя поцеловать тебя один раз утром в Колорадо, если в Орегоне это можно?! - Дело не в штате, а в обстоятельствах! – Вергилий, кажется, выходит из себя. - Да я сразу отстану! – уверяет Данте. Вергилий отсутствующе смотрит в сторону на сушилку для рук, а потом опускает плечи. - Хорошо, - говорит он, обернувшись. – Один раз. И мы прекращаем дурачиться и берёмся за дело. - Да, так и сделаем. Да точно тебе говорю! Данте распластывает ладони на тёплом кафеле, как раз по обе стороны от Вергилия и склоняется к его губам, прикрыв глаза. Но как раз в этот миг дверь в уборную резко открывается. Данте стискивает зубы от досады. В туалетную комнату входит мужчина в синем рабочем комбинезоне. Данте, резво отпрянувший от Вергилия, опускается на колено, стараясь не коснуться им пола и делая вид, что зашнуровывает ботинок. А Вергилий выдёргивает бумажное полотенце из слота, деловито вытирая руки. Когда парень проходит в туалет, приветливо кивнув Вергилию, будто старый знакомый, Данте поднимается на ноги. - Знатный был шторм ночью, а, парни? – доносится голос работяги из сортира. Он же, наверное, отливает там! Данте так и представляет, как дружелюбный работяга справляет малую нужду и при этом разговаривает с незнакомцами. Вергилий, наверное, думает о том же, потому что поднимает бровь и удивлённо глядит в сторону туалета. - Да-а, шторм был, что надо, - как-то сбито с толку тянет Данте и показывает двери в сортир средний палец. А Вергилий посмеивается и кивает к выходу. Данте раздражённо закатывает глаза, а потом понуро плетётся вслед за братом.