Призрак Юпитера

Данте открывает глаза и оказывается в той же самой золотистой полутёмной родительской спальне. Он поворачивает голову и видит голую спину брата, который, перегнувшись через постель, чем-то занимается на ночном столике отца. Там графин с водой, может, он пьёт воду. Данте хочется пробежаться кончиками пальцев по его позвоночнику, пересчитывая позвонки, но сил нет. Затем он слышит тихий стук - и Вергилий укладывается обратно. Тоже оборачивается к нему. Данте медленно моргает, глядя в его бледное лицо, а Вергилий усмехается ему и резко прижимает к себе. Данте вяло шевелится в крепких ленивых объятиях, пытаясь устроиться поудобней. Кажется, всё тело будто бы только сейчас медленно и с хрустом расправляется, как расслабляется заржавленная пружина. И по его венам теплом разливается смолянистая тёмная усталость. Брат часто приходит в себя первым. - Ты шумный, - негромко замечает Вергилий ему в висок. - Серьёзно? - вяло переспрашивает Данте. - О да-а, - тянет Вергилий. - Я опять орал? - уточняет Данте сонно, прижав к себе покрепче его руку на плече. - В лучших традициях. Данте фыркает и лениво посмеивается: - Я вообще этот... Как его... Приверженец традициям. - Консерватор, - он усмехается. - Ладно, извини, я не хотел шуметь, - Данте пытается потянуться, но он слишком ленив в данный момент. - "Извини"? Ты шу-утишь, - тянет Вергилий и добавляет: - Это невообразимо льстит моему самолюбию, - тут он мягко толкает его в плечо, переворачивает на живот, целует выступающий позвонок шеи, а потом потягивается и утыкается лицом между тёплых лопаток. Данте молча обнимает подушку. - Я думал, что это будет проще, - говорит он, повернув голову и глядя перед собой: там изгиб бледного плеча и острый локоть. - Сначала я подумал, что лучше всё бросить, - он морщится. - Ещё и глотать теперь тяжело. - Ты не глотал, - хмыкнув, произносит Вергилий. - Нет, в смысле... - Данте смаргивает. - О-о-о, грязная болтовня? Вергилий в ответ смеётся тихо-тихо. - Нет, но это же... Откуда в тебе всегда столько разврата?! Ты же сноб! - Данте пытается перевернуться на спину, но брат тут же припечатывает его ладонью в спину обратно, а потом проводит кончиками пальцев от лопатки и до крепкой ягодицы, обводит её сверху вдоль выступающей мышцы. - У нас, снобов, свои развлечения, - негромко говорит Вергилий, нажав пальцами на те самые ощутимые впадинки у крестца. Данте забывает, что собирался ответить. Он лениво болтает босыми ногами, чувствуя восхитительное умиротворение и покой. Зато вспоминает кое-что другое. - Ты обещал мне рассказать, где Ева и отец, - говорит он. - У них годовщина свадьбы, которой не было, - отвечает Вергилий, приподнимаясь на локте. - То есть, это точно, что у них не было свадьбы? - уточняет Данте, переворачиваясь на спину. Вергилий ложится рядом и Данте перекладывается и устраивает голову у него на животе. - Нет, не было, - говорит Вергилий, перебирая пальцами тонкие прядки его серебристых, ещё чуть влажных от пота волос. - Никаких гостей и еды из ресторана. И никакого священника. - Ну, это понятно, про священника. Значит, ничего. - Вообще ничего из того, что бывает на подобных... мероприятиях. - Это называется "церемония бракосочетания". А что было? - задрав голову, глядит на него Данте. Вергилий пожимает голыми плечами: - Ева говорит, они танцевали вальс без музыки на руинах старого замка где-то в Шотландии. Она была в красном платье. На дворе стояла поздняя осень. Ева сказала, что слышала музыку у себя в голове, - Вергилий потягивается. - Что-то вроде этого. Возможно, была не в себе. - Эй, она говорила в переносном смысле, - хмыкнув, объясняет Данте. - Это как бы романтичное описание влюблённости. Как "бабочки в животе", знаешь? - Но сначала они неизбежно гусеницы, - Вергилий передёргивает плечами. - Ужасная метафора. Данте смеётся, говорит: "Ты придурок". Потом умолкает, задумывается о другом, всё глядя в светлый потолок. - Поздняя осень, - бормочет он. - Поздняя осень. Разве сейчас поздняя осень? Середина сентября. Слушай, а тебе не кажется странным, что Ева как-то проболталась о годовщине весной? - спрашивает он с подозрением. - Они отмечают по другим календарям. Не отсюда. Там полный хаос. - Во-от как, - тянет Данте. - Я всегда думал, что у них хоть с этим всё нормально. А откуда ты узнал о свадьбе? - Просто интересовался, - усмехается Вергилий, погладив его под подбородком как кота - старший из близнецов иногда бывает немного собственником, а его натура, вся такая аристократичная и царственная, когда проявляется, то не может не раздать немного мелких приятных поощрений, вроде поглаживаний под подбородком или поцелуев в лоб. - Без какой бы то ни было подоплёки. Я спросил и она ответила. Данте поёживается, потершись щекой о его запястье, и глубоко выдыхает. Сонно разглядывает чёрную люстру с подсвечниками, свисающую с высокого светлого потолка прямо по центру, скользит взглядом по тёмным прозрачным камешкам вдоль кованых лепестков, за которые зацепились капли тусклого золотистого свечения от занавешенного окна. Разглядывает бледный воск, стёкший с оплавленных свечей и застывший на витых краях подсвечников. - Зацени, в школе полетело оборудование и рассвет не настал, - усмехнувшись, замечает Данте негромко, глядя вверх. - Но я успел увидеть всякие туманности. Знаешь, туманности? - Некоторые. Наверняка, незабываемое зрелище, - отзывается Вергилий. - Ну да, классные такие. И тогда... - он задирает голову. - О, я тебе потом расскажу о Призраке Юпитера! - А что там с Призраком Юпитера? Данте неопределённо пожимает плечами. - Да просто. Одна мысль пришла. Но я потом. - Ладно. Я напомню. Тот кивает и потягивается, а потом обводит глазами комнату. Вергилий замечает, что то-то не так, хотя Данте думал, что никак не выдал этого. Вергилий приподнимает бровь: - Ну? - интересуется он. Данте вздыхает недовольно. Потом долго прикидывает, как начать. И решается. - Я тут подумал... - он умолкает и говорит снова. - Я подумал... Ты бы смог переспать с таким, как я? - спрашивает он внезапно серьёзным тоном. - В смысле? - Вергилий бросает на него краткий непонятный взгляд. - Ну... В смысле, с таким как я и ты. Вергилий усмехается: - Таких как я и ты больше нет. Мы единственные в своём роде. - Нет, я не об этом, - настаивает Данте - увы, он ведь уже начал. - М. Ясно, - он пожимает плечами. - Я не думал об этом. И какая между ними разница, если они априори не такие как я и ты? - Есть разница! - громче чем следовало бы отвечает Данте. - Для меня - есть. - В чём? - Ты действительно не знаешь? - удивляется Данте. - Да и не в этом суть. Представляешь, кто-то будет управляться вместо меня с твоей бессонницей... Данте умолкает, потому что его охватывает беспричинная и бесконечная, оглушающая печаль. Такая, что, кажется, сейчас перехватит горло. - Когда у меня бессонница, мне нужен ты рядом, чтобы я смог уснуть, - замечает Вергилий. И странная печать отступает, оставив о себе в напоминание лишние удары для сердца, которое быстро колотится, чтобы, наверное, их израсходовать и вернуться к нормальному ритму. - Ну вот. Это ещё одна разница между леди и джентльменами, - говорит Данте, слушая, нормально ли звучит его голоса и нет ли надлома. - Сечёшь, у кого плечо надёжней? - Дура-ак, - тянет Вергилий. - Ты же понимаешь, что дело в ночной страже. Других я просто не слышу. На самом деле, никакой ночной стражи не существует, а близнецы так окрестили нечто совсем другое. Демоны спят очень чутко, а все их обострённые пять чувств никогда не знают сна. И, засыпая, демоны спокойны: у них полностью обостряется и становится на стражу шестое чувство - Предчувствие. Когда предчувствие заступает в дозор, у врагов нет шансов застать его обладателя врасплох. Шестое чувство - это их ночная стража. Вергилий, методичный, последовательный и хладнокровный, иногда менялся. Его словно наизнанку выворачивало. Он переставал спать, переставал находиться в покое. Он в эти моменты мог усвоить совершенно невообразимые объёмы информации и натренироваться до потрясающих результатов. Но со временем, день за днём, его тело, оставаясь вместилищем силы, уставало и требовало сна, а природа не могла себе позволить уснуть крепко, потому что Предчувствие обострялось настолько, что Вергилий не мог сомкнуть глаз. В такие моменты его будто коротило и его Ночную Стражу тоже. Он становился полностью замкнутым и мрачным, забывал есть и никогда ни с кем не встречался взглядом. Когда Вергилий был готов признать, что устал, тогда Данте приходил и спал рядом, а Вергилий ощущал это, успокаивался, расслаблялся и впадал в глубокий сон, напоминающий обморок, потому что его подсознание было необъяснимо уверено в ночной страже Данте, которая будет присматривать за ними обоими. Оно отключалось, вверив старшего из братьев младшему. Вергилий впадал в свой анабиоз и ничего не видел, и не слышал до самого пробуждения. Неудивительно, что с детства оба близнеца засыпали, оказавшись в одной постели. Им было спокойней вдвоём. И да, этой безопасностью может обеспечить только Данте, поскольку внутреннее состояние и мятежный демон Вергилия ощущает и почти даже слышит такого же демона, а не просто кого-то, кто мог бы спать рядом. Это важно. Особенно для Данте. - Ну, говорят же, что иногда всё становится пофиг, - помедлив, замечает Данте. - Вот глянь хотя бы на Еву. Она боролась с демонами. - Хм, в один прекрасный день она, видимо, показала какие-то особо диковинные чудеса борьбы, после которой появились мы. Не менее диковинные, чем её чудеса, - усмехается Вергилий. - Какой ты мерзкий! - изумлённо замечает Данте, глядя на него странно. А Вергилий тихо смеётся. - Я слышал, что у Евы могли родиться дети раньше нас, - шёпотом говорит Данте потом, будто кто-то может его услышать. - Дважды. Но они не выжили, - кивнув, подтверждает Вергилий. - Отец мне рассказывал. - А почему не выжили, не рассказывал? Вергилий прищуривается и глядит на люстру. - Потому что они не были близнецами у них была диспропорция двух начал. Я не знаю их пол, ничего не знаю о том, как они выглядели, но их тела были слишком слабы даже для зачатков демонического начала. И потому - они погибали, - спокойно говорит он. - Тогда как вышло, что ты выжил? - удивляется Данте. - В тебе же точно больше от демона. Это настоящая диспропорция. Вергилий вздыхает: - Это только с виду, глупый. Мы почти одинаковы, просто ты - ленивый бездарь, а я работаю над собой, - Вергилий усмехается возмущённому брату. - Как бы то ни было, моё человеческое тело оказалось достаточно сильным, наверное. Как и твоё. Просто мы разделили эту силу, приуменьшив её содержание в телах каждого из нас. Понял? - он касается пальцем его разомкнутых губ и Данте ловит его и задумчиво зажимает в зубах. Потом ухмыляется и выпускает. - Вот именно, - говорит он, а затем переворачивается на живот и забирается поближе к брату, склонившись над его лицом. - И поэтому я не позволю никому, какие бы надёжные плечи у него ни были, присвоить себе твоё человеческое тело. Понял? - шёпотом говорит он в бледные губы. - Спать с тобой или рядом... То есть, сначала с тобой, а потом рядом буду я или никто. - О, ты всё-таки о мужчинах, - усмехается Вергилий. - Я не вижу особой разницы между функциональностью полов в этой деликатной теме, но, - он небрежно проводит ладонью по щеке Данте и тот закусывает губу с довольным выражением лица. - Я сделаю, как скажешь, если это польстит твоему самолюбию. - Моему самолюбию и всё? - на выдохе спрашивает он, замерев. - Моему это льстило изначально. Наверное, по лицу Данте заметно, что это слишком важная тема для него. - Твоё отношение к нашей близости чертовски ответственное, - подмигивает Вергилий. - Ты такой хороший брат, - шепчет Данте и обнимает с невыразимым облегчением, а потом целует его в шею, в скулу, в губы. - Очень хороший! Губы Данте горят, будто у него лихорадка, а поцелуи такие смазанные, мокрые, торопливые. Вергилий сначала смеётся беззвучно, потом постепенно перестаёт, запрокидывает голову и прикрывает глаза, уложив ладонь на тёплый затылок брата и спрятав пальцы в спутанных серебристых волосах. Данте уже ухватывает его бедро и нетерпеливо поглаживает, чуть ли не царапая, а поцелуи братьев становятся глубже, теплее и длительнее. - Я просто... Не могу всё это отдать, - шепчет Данте, оторвавшись от его рта. - Никто и не требует, - выдыхая, Вергилий находит в себе силы, чтобы усмехнуться, затем стискивает его прядки волос на затылке в кулаке, когда Данте кладёт руку ему между ног и потирает, торопливо и многообещающе. - И когда ты станешь Тёмным Убийцей, когда твоё тело полностью обновится... - он кусает губу. - Ну, я же... В смысле, тогда оно будет таким, будто ничего этого не было, так? Ни разу. И тогда ведь... Это буду я, чтобы... Если... Вергилий усмехается, прерывая его мучения, от которых у Данте горят щёки. - Несомненно, ты, - говорит он. Потом останавливается, глядит на брата внимательно и говорит: - То есть, ты не против. Вергилий отталкивает брата от себя, упершись ладонями ему в грудь. - Не против. Ни потом, ни сейчас. Если позволишь? - негромко и до жути вежливо говорит он. Данте сглатывает, а сердце его поёт. Он укладывается на спину рядом и Вергилий придвигается поближе, как-то недобро усмехнувшись. Так, что у Данте резко прерывается дыхание и по плечам побегает изморозь от предвкушения, потому что Вергилий в жизни умеет немного, но во всём, что он умеет - он спец. И в тот момент, когда Вергилий склоняется к его животу, чтобы проследовать вниз, не отрывая разомкнутых губ от загорелой кожи... Раздаётся глухой мелодичный звон, будто старые часы с медным маятником отыгрывают мелодию в полдень. Но только никакие это не часы. - Нет-нет-нет, не вставай! - умоляет Данте, резко притиснув его за затылок к себе, а, обернувшись к дверям комнаты, расстроено орёт: - Чтоб вы сдохли! Вергилий бесшумно посмеивается и это отдаётся горячим влажным воздухом Данте в живот. Звон повторяется. Данте начинает нервничать. А Вергилий высвобождается и поднимает голову. - Так мне начинать или мы закончили? Глаза у него светятся, а губы порозовели и за самый уголок губ зацепилась тонкая, серебрящаяся прядь волос. Вергилий пальцами убирает её и Данте глядит на брата, совершенно несчастный и злой. - Я... В дверь всё звонят. Видимо, твёрдо уверены, что кто-то здесь точно есть. - Это не они, так ведь? - спрашивает Данте, имея ввиду родителей. Вергилий отрицательно качает головой. Кто-то снова жмёт на кнопку звонка по ту сторону тайного полумрака и тогда Данте не выдерживает. - Я гляну, а ты не уходи, ладно? - Как скажешь. - А ты покладистый, - ухмыляется Данте. Вергилий хмыкает в ответ и ничего не отвечает. Данте вздыхает и Вергилий отталкивается ладонями и поднимается. Садится рядом и потягивается, а Данте встаёт с кровати. - Нет, подожди! - останавливается Данте и, склонившись к брату, быстро целует его в губы. Которые уже снова бледнеют... - Не уходи никуда. - Поторопись. Данте направляется к окну и осторожно выглядывает, отодвинув золотистую штору. - Вот блядь, - вздыхает он. - Копы. - Много? - интересуется Вергилий. - Неважно, всё равно нельзя их бить, - не оборачиваясь, напоминает Данте. - Хотя иногда они бывают ещё хуже чем демоны. - Пока мы не в окружении, я и не собирался, - разминая шею, замечает Вергилий. - Было бы забавно, если бы они пришли из-за того, что происходило в этой постели только что. Данте фыркает, а потом усмехается и качает головой. А посетители снаружи снова давят на кнопку и поглядывают на окна. Один - толстяк с фуражкой подмышкой, а второй - полная его противоположность, нерешительный и оглядывающийся, будто жулик. - Отец меня убьёт, - мрачно сообщает Данте и, развернувшись, идёт к двери, а когда открывает её, то его окликает Вергилий. Данте оборачивается и вопросительно кивает. - Я всегда считал, что негоже появляться перед светской публикой без исподнего, - замечает старший брат и швыряет ему одежду. Данте замирает на миг от удивления, потом ловит свои джинсы и, хохотнув, быстро натягивает на себя, решив застегнуть их по пути вниз. - Сделай следующее, - говорит Вергилий, загладив волосы ладонью. - Во-первых, предупреди, что взрослых нет дома. Если же они спросят по поводу того, что было ночью, то скажи, что ничего не знаешь. А насчёт сегодня - ты тем более ничего не знаешь. И если кто-то видел тебя, идущим с ними к дому, то не отрицай и сообщи, что встретил двух парней неподалёку, избитых и печальных. Шёл оказывать им первую помощь. Больше ничего не говори, только это. Не рассказывай о бите. И за это я потом открою тебе одну маленькую тайну, которая тебя успокоит. - Я уже до усрачки боюсь твои маленьких тайн, - вздыхает Данте. - Не тревожься понапрасну, маленький братик. Со мной ты в полной безопасности, - ухмыляется Вергилий. - Ага. Как всегда, - с горечью качает головой тот. Перезвон продолжается и Данте выходит из спальни. Под тот же самый перезвон он сбегает по прохладной мраморной лестнице вниз, чертыхаясь застёгивает джинсы, пересекая гостиную по пути к прихожей. Перед тем, как открыть, Данте зачем-то вытирает губы ладонью. А потом, когда дверь уже открыта, в прихожую вползает запах мокрого асфальта и дождя. Бледное небо похоже на влажное, провисшее покрывало, прошитое по краям тонкими чёрными нитями телеграфных проводов. Данте изображает на лице доброжелательную улыбку и, глядя в два своих отражения в тёмных зеркальных очках толстяка, интересуется: - Я могу чем-то помочь, сэр?