Призрак Юпитера

Вергилий вытирает руки о бумажное полотенце, сминает его в шарик и зашвыривает в корзину для бумаг, стоящую возле письменного стола. - И как скоро они исчезают? - спрашивает Данте, отпив колы из банки. Ребята сидят на белом ковре возле маленького камина в просторной комнате Вергилия, накрывшись одеялом, и ужинают капкейками и колой. Вергилий не очень любит колу, говорит, что она уродует тело лишними фунтами со временем, но это было единственное, что нашлось в комнате у Данте и перенесённое в комнату Вергилия. За окнами уже прохладные и сырые сумерки и в стёкла снова назойливо стучится дождь. Свет не зажжён, поэтому комната тонет в густом ползучем полумраке, чёрно-синем и непрозрачном, а камин отбрасывает скудные оранжевые всполохи на ковёр и лица ребят. Весь день был какой-то тёмный. Это странно со стороны. Вся эта обстановка. Наверное, даже похоже на собрание тайного запрещённого ордена, о котором посторонние ничего не знают. Но семья близнецов и без того странная, поэтому для братьев ничего нового или необычного в происходящем нет. Да и разве эта семья не похожа на тайный орден? - У меня почти сразу. У тебя, видимо, медленнее, но там они в любом случае уже ушли в небытие, - говорит Вергилий. - Охренеть, - шепчет Данте. - Ты давно узнал? - С самого начала. И это знание позволяло мне не чувствовать себя связанным. Данте кивает и обнимает колено, в задумчивости глядя в танцующий огонь за стеклянной огнеупорной дверцей камина. - Вот почему ты всегда такой самоуверенный сукин сын? - уточняет Данте, не отрывая глаз от пламени. - Точно, - усмехается Вергилий. У его ног лежит зачехлённая тати, которую ему дал отец. Вергилий проводит с ней всё свободное время. Данте снова рассматривает свою ладонь. - И нас невозможно установить? - Невозможно, - пожав плечами, говорит Вергилий. - Они не стабильны и никому не принадлежат. Даже нам. В этом мире наши - только имена. - У нас здесь даже имена не всегда наши, - замечает Данте. - Чужим я не говорю своё имя. В пошлый раз я сказал Дерек. - Я тоже не стремлюсь светиться здесь. - Но это почти как снимать отпечатки пальцев призрака, - шепчет Данте, раздумывает и добавляет: - Мы здесь будто даже не существуем. - Дурак, - фыкнув, отвечает Вергилий и небрежно приобнимает его одной рукой. - Конечно же, мы существуем. - Ким тебя видела, - ровным тоном говорит Данте, не двигаясь, а лишь чуть-чуть подавшись в сторону по инерции. - Да, на Гринвич Роуд. Я почувствовал, что кто-то не спит и смотрит. Данте качает головой, всё глаза в огонь как зачарованный. - Но она классная. Она из тех, кто не сдаёт друзей. Вергилий едва заметно усмехается, иронично приподняв бровь. - Ты так думаешь? - Угу, - не обращает внимания на иронию Данте и кивает. - Потому что мне кажется, что она могла бы понять. Ну знаешь... - он пытается подобрать слова. - Всё понять. - Я бы не рискова-ал что-то рассказывать, - тянет Вергилий с кривой усмешкой. - Людей понять сложнее чем демонов, потому что даже я до сих пор не могу вникнуть в их принципы и разделить их приоритеты. - Ха! "Даже я", - Данте поднимает с пола маску Чарли, подносит к лицу и оборачивается к Вергилию. - О, да, я помню когда ты сказал, что воспринимаешь людей безнадёжно больными и оттого - трусливыми, - голос звучит тише и глуше, пробиваясь сквозь толстую кожу маски. Вергилий оборачивается и на него глядит пустыми мутными стекляшками глаз бледный, длинноклювый респиратор врачевателя чумы. Этот респиратор чумного доктора - сувенир от отца Вергилию, названная мальчишками Чарли в честь Шарля де Лорма. И это не какая-то там маскарадная маска Медико делла Песте, а самый настоящий средневековый респиратор. В слепых мутных стёклах тускло отражается оранжевое пламя из камина. Если надеть маску, то внутри ощущается запах пыли времени, запах тёмного, жутковатого прошлого и ещё - какой-то пряный, тянущийся как сироп, запах грубой вощёной кожи. Наверное, это странно, видеть как двое подростков дурачатся с маской Чумного Доктора в огромном тёмном доме у молчаливого камина, но опять же, не так уж странно для подростков, хранящих такие нечеловеческие тайны. - Не совсем так. Я сказал, что воспринимаю людей безнадёжно больных трусостью. И меня невозможно переубедить, - хмыкнув, замечает Вергилий, щёлкнув пальцами по длинному клюву респиратора. - Любой воин должен, в первую очередь, иметь твёрдые убеждения. - И хорошо выглядеть, ты говорил, - кивает Данте в маске и надевает брату на голову широкополую чёрную шляпу. От всего костюма мальчикам досталась только шляпа и маска, а капюшона к ней у отца, наверное, уже не было, поэтому шляпа была бы великовата и на отца. - Так и есть. От кашне и до эглет, - ухмыляется Вергилий, прижимая шляпу ладонью за донышко у себя на затылке. Данте медленно склоняет голову к плечу. И, учитывая факт, что он всё ещё в своей инфернальной маске, выглядит это жутковато. На самом деле, Данте сквозь мутные круглые стёкла довольно рассматривает брата. Чёртова шляпа врачевателя чумы Вёрджу к лицу, всегда так было. Может, как раз потому что она ему велика. Выглядит он в ней непривычно растрёпанным и совсем обыкновенным, будто его лишили части его совершенства, части мрачного происхождения, а лёд в светлых глазах, едва ли не светящихся из-под широких полей шляпы, тает. Вергилий сразу перестаёт выглядеть взрослым. Данте убирает маску от лица, подаётся к брату и целует в бледные губы, пока Вергилий так и держит шляпу рукой, чуть свезя назад, чтобы она не спала, когда Данте заденет лбом поля. Данте целует мягко, как-то даже поверхностно, потом захватывает зубами его нижнюю губу, чуть оттянув и отпустив. Подаётся ближе. А Вергилий отстраняется и откидывается на спину, приподнявшись на локтях. Шляпа с его головы падает на пол и он, неловко закинув руку за голову, её подбирает. Тогда Данте привстаёт над ним на вытянутых руках и Вергилий лениво посматривает на брата. На голых плечах Данте - красно-оранжевые, скользящие блики, перемежающиеся с неустойчивыми чёрными тенями. Вергилий водружает ему на голову шляпу. - Ты мне кое-что задолжал, - напоминает Данте негромко. - Я, вообще-то, уже должен заниматься, - хмыкнув, отвечает Вергилий лениво. Данте знает, что в это время Вергилий занят со своей тати внизу, в их тренировочном зале. - Так займись? - предлагает Данте с усмешкой. - Всё равно, ты же не бездельничаешь! - А если приедут Ева и отец? Не вовремя, - Вергилий поправляет шляпу, чтобы она сидела получше у Данте на затылке. - А ты быстро? - Ты хочешь быстро? - Я не хочу быстро, но если они приедут, ты закончишь поскорее, пока они будут подниматься по лестнице. - Ну вот, у тебя тоже есть твёрдые убеждения. - О, да ещё какие твёрдые! Эти мои убеждения, - ухмыляется Данте. - Хочешь потрогать? - быстро и вкрадчиво добавляет он и приподнимает бровь. Вергилий прыскает со смеху, запрокинув голову, и Данте замечает гофрированные, проступившие гибким мостиком хрящи горла под бледной кожей. А когда Вергилий сглатывает слюну, то этот мостик судорожно прогибается. Данте закусывает губу, а Вергилий поднимает голову. - Не могу пройти мимо твоих убеждений. И чем они сильнее, тем слабее моя воля. Данте, склонившись пониже к его губам, с придыханием спрашивает: - Так-та-а-ак. Сдаёшь позиции, да, Джил? У Вергилия на его тонких губах светится призрачным огоньком незнакомо-распутная улыбка, вкрадчивая, скользящая. - Ну и ладно, - пожимает он голыми плечами. Ложится на спину и обхватывает руками брата за шею, стянув с его головы чёрную шляпу. И Данте целует его, чтобы стереть эту ошеломляюще незнакомую улыбку, которая заставляет сердце биться истерично до аритмии. Данте приходит в голову, что теперь с этой стороны жизнь нравится ему больше, чем с той. Теперь она кажется ему правильней, чем та, что проходит за окнами их дома. Всё постоянно меняется, так изматывающе. Так изматывающе! Данте поглаживает его пятернёй по бедру, настойчиво и мягко, а в ушах стучит кровь и ещё там приглушённые звуки их дыхания и шелестящие обрывки эха от влажных поцелуев. - О, чёрт, я тебя умоляю, в этот раз - успей до того, как нас кто-нибудь застукает! - горячечным шёпотом просит Данте, когда Вергилий отталкивает его, чтобы высвободиться. - Не льсти себе, ты слетишь быстрее, чем успел сказать эту фразу, - вытерев зубами нижнюю губу, хмыкает Вергилий. - Ты всегда такой. - А ты осторожненько, - смутившись, предлагает Данте, осознавая, что Вергилий прав: старший брат знает толк во всяких ужасающих и распутных крайностях, доводящих Данте до крайности слишком быстро. - Ты делай как я. - Твоё пристрастие к полумерам не доведёт тебя до добра, - усмехается тот, принимаясь за застёжку брюк Данте. - И ты это знаешь, не так ли? - занято добавляет он, сосредоточенно занимаясь замком его джинсов, потом хмурится и дёргает. - Ну вот, кажется, я оторвал тебе пуговицу, - внезапно, сообщает он, подняв голову. - Ты рад? - Ещё бы! Всегда об этом мечтал, - хмыкнув, отвечает Данте. - Какие же мелкие у тебя мечты, - Вергилий фыркает. - И это всё, на что ты способен? - Сейчас, - вздыхает Данте и опускает руку к себе, но Вергилий отталкивает его руку. - Сам справлюсь, - иронично уверяет он. И Данте не отвечает. Лишь выдыхает, как-то поджавшись на миг после того, чувствует прохладную ладонь брата у себя в паху. У Вергилия обычно прохладные руки, очень сильные. Эта сила ощущается в самом лёгком прикосновении. И это всегда, с самого начала было для Данте очень волнительно, поскольку когда тебя хватают сильной рукой в драке - это одно, а вот когда схватят между ног - это уже совсем другое. Иногда Вергилий так делает. Он ласкает методично и полно, при этом сохраняя абсолютно спокойное и выражение лица, сомкнув губы и лишь иногда заинтересованно и лениво склоняя голову к плечу. Данте часто не может решить, что лучше: то, что и как Вергилий делает, или то, как он при этом выглядит, поскольку оба этих пункта совершенны. Иногда он правда не понимает, откуда в брате столько распущенности и как ему удаётся прятать её под маску исключительной сдержанности и пуританства. А тем временем Вергилий обхватывает покрепче, склоняется пониже и приступает. О, он делает всё так поступательно, так плавно. Такими уверенными, уверенными движениями и посматривает изредка на Данте, вздёрнув подбородок. У Данте сводит скулы, а внизу живота расползается густое, терпкое тепло. Он ловит себя на том, что зачем-то кладёт ладонь ему на голое плечо и чуть поглаживает. Наверное, неловкая внезапность из-за переизбытка чувств и благодарности. Вергилий склоняет голову к плечу, потёршись щекой о его руку, и у Данте отчего-то перехватывает горло и сбивается дыхание. - Почему ты... такой? - не очень понимая, что имеет ввиду, спрашивает Данте, глядя на брата сонно. Он приподнимает большой палец, чтобы коснуться его щеки, и Вергилий прикрывает глаза и, глядя из-под приопущенных ресниц, лениво ловит его зубами, затем губами и лениво и звонко выпускает изо рта. - Ну где-е-е ты этого набрался?! - отчаянно стонет Данте, потрясённый тем, каким красивым и непохожим ни на брата, ни на себя самого может быть близнец. Удивительно, как естественно выглядит Вергилий в распутстве. Удивительно, что когда в руке у него меч - он выглядит истребителем кого угодно, когда он в постели - он выглядит развращённым любовником. Он тут же становится частью любого запретного тайного действа, однако при этом он совершенно не вписывается в обыкновенный антураж школы или супермаркета. И младший из близнецов тяжело ложится на спину, зажмурившись и подогнув колено, и бессильно раскидывает руки в сторону. Пальцы едва заметно подрагивают, если Вергилий дёргает посильней. Брат ласкает его рукой ещё немного, а потом укладывается на пол, и Данте не может дождаться, когда уже он устроится там, у него между ног поудобней, а секунды, кажется, развёртываются в бесконечность. И вот Вергилий снова прикасается к нему, обхватив у основания, а потом Данте ощущает его губы, жёсткие, такие же прохладные, как и его руки. А потом чувствует влажное тепло. Данте вздрагивает и кое-как приподнимается на локтях, чтобы смотреть. Вергилий умеет выглядеть классно и развязно, Данте это зрелище ни за что не пропустит. Вергилий погружает в рот почти сразу до основания и пока занимается этим нехитрым делом, то совсем не выглядит сосредоточенным и даже расслабленно болтает ногами в воздухе. Данте шумно выдыхает и кусает губы, когда ощущает, как плотно стискивается со всех сторон горячими стенками горла его член, снова и снова. А Вергилий выглядит спокойным и уверенным в себе, и всё так же болтает ногами. Склоняется, отстраняется, ритмично, никогда не замедляясь и не торопясь. Он расслаблен. Разве что глаза прикрыты. - Я не могу. Как ты это... - спрашивает Данте, но забывает и умолкает, а потом стонет и говорит: - О, да! Стонет снова, протяжно, довольно и низко. Вергилий тут же перестаёт болтать ногами, отстраняется, а блестящий от слюны член выскальзывает у него из рта, коснувшись мокрых, чуть порозовевших губ. Вергилий поднимает голову, а плоть брата при этом случайно, легонько и пружинисто задевает его подбородок. На подбородке Вергилия блестящим тусклым мазком остаётся влага. И этот совершенно незаметный момент отчего-то приводит Данте в необъяснимый истерический восторг, внезапно доходящий до тотальной влюблённости, - да, такое тоже бывает между близнецами, эти краткие, колкие и необъяснимые моменты парализующей влюблённости во время их уединения, которые потом отпускают и исчезают, будто гаснет ослепительная радужная вспышка. - Боже, - выдыхает Данте. - Будь потише. Они могут вернуться в любой момент, - строго, но всё же мягко предупреждает Вергилий. - Извини, - сдавленно произносит Данте. Вергилий кивает, потом снова ловит губами его член, выпускает, берёт его в рот снова и продолжает. Так же бесстыдно, спокойно и методично. И так же глубоко. Придерживая у основания рукой и закрыв глаза. Его глаза. Если он открывает их иногда, то в них вообще нет слёз, которые всегда проступают у Данте, если он старается делать всё так же безудержно и полно, как брат. Потому что Данте плохо, это удушает его и у него иногда слезятся глаза. А у Вергилия, кажется, вообще нет никаких представлений о пределах или неприятии. Он просто не видит преград, не ощущает их. У Вергилия в постели всё так же, как в жизни. Данте лежит там совершенно расслабленный, у него, кажется, нет сил ни на что, голова кажется тяжёлой и во рту собирается слюна. Он старается не издавать ни звука, но это ему сложно: он очень быстро заводится и реагирует бурно, он сравнительно эмоциональный, поэтому со временем начинает тихонько постанывать. Но это больше похоже на довольно мурлыканье. Вергилия это, кажется, веселит. Он выпускает изо рта, вкрадчиво и мягко трётся щекой, а Данте сглатывает и передёргивает плечами, потому что это выглядит так элегантно и тепло, но при этом так бесстыдно, что кажется, это лучшая из возможных проявлений весьма двоякой личности Вергилия. А когда брат проводит языком с самого низу вверх широким мазком, прикрыв глаза, то Данте стискивает кулаки и пытается не заскулить от восхищения всем этим таким ужасным зрелищем. Кто бы мог подумать, что Вергилий Спарда на самом деле может делать что-то подобное? "В тихом омуте" - это про него. И если бы сейчас были средние века, откуда родом Чарли, то Данте бы описал своего брата каким-нибудь высокопарным определением. Что-то, вроде, "А вот и Вергилий, блистательный воин и распутный наследник престола, сын Тёмного Рыцаря". Или... Тут Данте ойкает. - Ай, мои... - Что, больно? - ухмыльнувшись, перебивает Вергилий, открыв глаза и глядя на брата снизу вверх. Глаза его светятся вкрадчивыми оранжевыми огоньками и ресницы кажутся длиннее из-за неверного падения теней. Глаза такие яркие, как никогда! - Укусил, - наконец, находит силы сказать Данте. - У меня же там всё нежное. Тем более они. Вергилий прыскает со смеху, а потом перестаёт дурачиться и возвращается к делу. И по мере продвижения этого "ужасного и прекрасного" дела, Данте всё тяжелее сдерживаться. Он ахает и протягивает руку, но роняет её брату на прохладное плечо и запрокидывает голову. Вергилий не ускоряется и не замедляется, будто не замечает, что Данте уже держится где-то на грани. - А! А... - Данте вздрагивает. - Джил! Джил? Тот, остановившись и приподняв голову, но член изо рта не выпустив, поднимает глаза и глядит вопросительно. - Сделай как в тот раз. Вергилий отстраняется и ухмыляется, а потом снова берёт в рот и опускается, принимая его плоть до самого основания и так задерживаясь. Ещё. Ещё немного. Данте скулит, схватившись за его плечо и отведя в сторону колено. А когда Вергилий приподнимается, высвободив член из тесного тёплого коридора собственного горла на миг и опускается снова, Данте уже не может сдерживаться. В голове распускаются горящие цветы, раскрываются и разлетаются разноцветными, ослепляющими лепестками в черноте под уханье сердца. А может, это просто каминные огненные языки играют с его сознанием. Данте протягивает руку, хватает его за волосы и прижимает к себе за затылок. Вергилий не вырывается, только легонько отпускает щелчок пальцами по его запястью. Но Данте держит крепко, притиснув к себе. Затем судорожно дёргается, хватается за брата покрепче и с тихим, протяжным вскриком изливается. И наступают моменты оглушительно-звенящей тишины и парализующего бессилия. Локоть подкашивается и Данте падает на спину больно ударившись о пол затылком с глухим стуком, а рука расслабляется, высвобождая серебристые прядки из разжавшегося кулака. Проходит время, прежде чем он открывает глаза и оказывается в той же полутёмной комнате с беззвучно горящим пламенем за стеклянной каминной дверцей. Первая смешная мысль, пришедшая в стукнувшуюся о паркет голову - "Будет смешно, если Вергилий подавился и умер, пока я балдел". Вторая, ужасающая, - "О, господи, это будет совсем не смешно!", а третья: "Даже если он умер, он меня всё равно как-нибудь убьёт." - Вёрдж? - зовёт Данте. - Я не хотел! Голос у него слабый и сиплый. Данте с трудом приподнимается и садится, промаргиваясь. Вергилий сидит перед ним на коленях, зажав между губами сустав указательного пальца и повернув голову к окну, и отстранённо, не моргая смотрит за стекло, в темноту, где орудует дождём и молниями портландская непогода. Вергилий не обращает внимание на Данте, он молчаливый, не двигается. Просто сидит и смотрит спокойно и отрешённо куда-то за окно. - Джил? - снова тихонько зовёт Данте, будто бы боясь вспугнуть его. - Мне показалось, - будто, приходя в себя, отзывается Вергилий, не поворачиваясь. - Мне просто показалось, что я видел Спотти за окном. Спотти - это молчаливый чёрный демон Вергилия, которого тот приручил ещё в самом детстве. Спотти похож то ли на огромного чёрного кота, то ли на небольшого медведя. Медлительный и беззвучный, он иногда приходит и просто смотрит в их окно, ожидая внимания. А если забирается в комнату, то в ней гаснет свет. Впрочем, он тут же зажигается, едва Спотти уходит. Спотти может становиться чем угодно и поэтому никто в этом мире не замечает его, даже если тот неслышно идёт следом или сидит напротив бездомным котом. Или глядит полной луной с неба в новолуние. Но близнецы всегда видели и различали его. Вергилий с самого детства уходил с ним по ночам гулять и возвращался с разными бесполезными штуковинами, которые Спотти приносил с той стороны в благодарность за компанию. Какими-то камнями, кусочками серебра или золота, частицами каких-то диковинных шестерёнок от потусторонних заржавленных механизмов. Некоторые из этих сувениров Вергилий даже сохранял. Например, серебро и шестерёнки, если последние не были сломанными. Спотти ушёл ещё до бессонницы Вергилия, а теперь вернулся. Данте глядит в окно, но там темноте и разве что дерево скребётся ветками-когтями в мокрое стекло. Вергилий убирает руку от губ, оборачивается к брату и спрашивает: - Так что ты сказал? Данте вспоминает, что он говорил минуту назад. - Я сказал, что не хотел, - повторяет Данте. - Не хотел хватать тебя за волосы и не хотел... Ну... - В смысле... А-а, ты об этом, - Вергилий машинально вытирает губы. - Ничего, - он прищуривается. - Спарда возвращается. И Ева с ним. Спустя пару мгновений до Данте начинает доходить голос отца, но пока ещё далеко от дома. - Мы всё успели, - усмехается Данте и хмурится: - Ты умеешь слышать людей? - Не всегда, но частенько. Проклятье, я не успел позаниматься, - качает головой Вергилий, но видно, что он не слишком расстроен. - Да брось, ты мог бы заколачивать огромные деньги совсем другим, - с ухмылкой сообщает Данте. - Возможно, так и сделаю, - разводит руками Вергилий. - О, попробуй! - Данте подаётся к нему и хватает за руки. - Только попробуй! - Что, Данте, это сделает тебя уязвимым? - иронично усмехается Вергилий. - Заткнись, - говорит тот и прижимает запястье его левой руки к своим губам, зажмурившись. - Заткнись, Вергилий, - повторяет он потом, звонко поцеловав, пока Вергилий сонно наблюдает. - Никому не говори. И об этом тоже не говори. - Я не выдаю твоих маленьких грязных секретов. - Они не грязные. - Как скажешь. Склонив голову к плечу, Вергилий всё так же лениво глядит на то, как Данте ещё держит его руку играет с её расслабленными пальцами. Глядит из-под своих чёрных длинных ресниц, почти скрывающий светлые зрачки, в которых танцуют маленькие огоньки от камина. - Теперь скучно, - говорит Данте негромко. - Хочешь прогуляться до Госпиталя? - интересуется Вергилий. - Пока мать с отцом где-то далеко. - В Плохие Дни? - прищуривается Данте, заломив его средний палец назад так, что тот едва ли не достаёт до запястья, но у Вергилия очень гибкие суставы, поэтому ему не бывает больно, а может, бывает, но он не говорит об этом. - Я тебе во всём уступаю. Меня, наверное, разделают под орех. - Но могут и не разделать, - приподняв бровь, замечает Вергилий. - Так хочешь? Данте поднимает свои серые глаза и неуверенно смотрит на брата.