Призрак Юпитера

- Вергилий! - зовёт Данте, пытаясь высвободиться, а потом закашливается и забрасывает руку за голову, чтобы отцепить от своей шеи крепкий живой жгут, за который его волочат по полу. Спина его страшно болит, будто кто-то пытается выдрать кусок позвоночника. Там между позвонками что-то застряло и не позволяет разогнуться. Он будто парализован теперь. Позвонки мерзко хрустят и это отдаётся в ушах глухим скрежетом, а парализующая боль заставляет сердце замирать. Каблуки ботинок скребут по бетонному полу, усыпанному строительным мусором, когда Данте пытается сопротивляться и притормозить, пальцы его скользят по холодной стене и пытаются уцепиться хотя бы за что-нибудь. Но под ладонями, конечно же, только гладкий, потрескавшийся кафель. А вокруг тьма и ещё эти зелёные призрачные огоньки размером с теннисный мяч, которые роятся как гигантские светляки, пугливо отлетая подальше, если Данте вяло взмахивает рукой. Данте давно потерял свой меч где-то в лабиринтах госпиталя, потерял Вергилия и потерялся сам. И это исключительно его вина: он не оставлял пометок на стене, потому заплутал. Нельзя было играть с ловушкой, которой является Госпиталь. Данте знает правила: демоны не могут ступить за порог госпиталя, потому что теряются внутри, как в лабиринте. Блуждают среди этих лестниц, заканчивающихся стенами, бродят среди пустых заброшенных палат, в которых ржавеют железные койки, гниют деревянные тумбочки и нет окон, путаются в сети коридоров, ведущих к дверям, за которыми стена или снова коридор. В один прекрасный момент коридор, скорее всего, оборвётся под ногами, и если бросить взгляд вниз, то там будет горизонтальная странная лестница-мостик, всё равно уходящая в стену или в палату, из окна которой видна такая же палата, только уже без окна. Из неё, разумеется, имеется выход. В другую палату с проходом в коридор, преграждённый стеной или обрывающейся лестницей. Госпиталь Святого Франциска - это сложная и качественная ловушка, построенная поверх портала, чтобы не позволить тварям выбираться наружу. Это их последний порог. Они не знают, что нужно оставлять пометки по мере продвижения и не умеют, а Данте знал. Всегда знал, но в этот раз он решил доказать, что может идти против правил. Он ошибся. Ему ведь всего пятнадцать. Все ошибаются. И всё для него завершается. Данте понимает совершенно отчётливо, что больше никогда отсюда не выберется. В этот момент к нему приходит мрачное, инфернальное понимание похожее на озарение. Или, наоборот, на помутнение. Он не выберется, потому что он, в принципе, такое же существо как все они здесь. Перед ним во всей своей кристалльной прозрачности предстаёт безобразная истина: он - в принципе, такая же тварь, как и они. К тому же, не уживающаяся с ними. Причём, не уживающаяся особо ни с кем ни в госпитале, ни за его стенами. Эти его утащат во мрак и там всё закончится уже наверняка... Для Вергилия бы не закончилось. Для брата всё наоборот, наверное. - Вергилий! - снова кричит Данте. В ушах уже шумит кровь будто чьи-то глухие аплодисменты после короткого представления, которым оказалась его непрожитая маленькая жизнь. Кто-то радуется его первому поражению? А перед глазами уже плывут чёрно-белые круги. Он просто задыхается. Его рука за головой находит тот самый жгут, что обвил его шею. Холодный как лёд, вроде бы, скользкий на ощупь, но шершавый, если провести сверху вниз. В темноте раздаётся заунывный, но теперь уже какой-то далёкий протяжный скрип: это открывается та дверца, из-за которой они всегда выходят, чтобы блуждать здесь в темноте в попытке выйти за порог, и лицо Данте обдаёт сыростью и могильным холодом. Здесь слева есть окно, но если не оставлять пометок, то его не увидеть, поэтому вместо окна там теперь просто стена. Везде сплошные стены. А тот, кто его тащит, кажется, даже не дышит. Что-то бездыханное и почти невидимое, что-то чёрное тащит его в неизвестность. Умереть в заброшенной операционной - это, конечно, ужасный позор для сына Спарды. Наверное, так скажет Вергилий. Исчезнуть здесь навсегда за волшебной дверцей с нацарапанными на ней непонятными значками, это ужасное поражение, видимо. Но зато не так стыдно. Долго продержался. - Отпусти, урод, - уже спокойно шепчет Данте, закрывая глаза. - Отпусти меня. Вергилий... - больше по привычке, чем в надежде увидеть брата шепчет Данте. Нет, Вергилий не придёт. Может, не нашёл. Может, не пытался искать, надеясь, что Данте справится сам. Может быть, ищет сейчас, но не находит. Под ботинком Данте скрипит битое стекло или это кусок обвалившейся со стены кафельной плитки. Данте теряет желание к сопротивлению, расслабляется и его волокут будто вымокший мешок, набитый тряпьём. Данте, кажется, уже засыпает и ему снятся далёкие торопливые шаги по коридору. Он даже почти слышит чей-то быстрый топот и эхо голоса, искажённое и растворяющееся в тёмных лабиринтах комнат, но он не слышит, что говорит этот голос. Ещё ему снится окно, которого здесь для него нет. Вот белый полумесяц, зацепившись острым рогом за раму, свисает с угла окна, а вокруг него пляшут в воздухе призрачные зеленоватые огоньки, чтобы сопроводить его в бездну. А за грязным стеклом стоит замершая, тихая до звона в ушах, зеленоватая ночь, мёртвая и бездыханная. Умиротворение. Вот, что испытывает Данте сейчас. Только бы ничего не случилось, чтобы не вырвало из его зоны последнего комфорта. Внезапно за стеклом ему является какое-то бледное пятно. Перемещается влево. Данте присматривается, лениво приоткрыв глаза. Что? Это чьё-то лицо, там в окне. Кто-то глядит внутрь. На то, как Данте проиграл огромной чёрной твари с длинным хвостом-жгутом, обмотанным вокруг его шеи. Тащит его прочь и... Эй, стоп. Какое ещё окно?! Внезапная вспышка молнии освещает другой мир, тот, откуда Данте пытаются уволочь. Становится светло как днём и Данте видит: там стоит Вергилий. Да, это он, это точно Вергилий. Стоит там посреди грозы, с мокрыми волосами и горящими глазами. Он уйдёт? А потом обволакивающую тишину разрезает грохот и мелодичный стеклянный перезвон. Осколки стекла разлетаются брызгами, царапают Данте щёки, но у него нет сил, чтобы защититься. - Просыпайся! - кричит ему Вергилий, перебираясь через узкий подоконник и запрыгивая внутрь. Через миг уже оказывается на тускло маячащем операционном столе и взмахивает холодно сверкнувшей тати. Для Данте всё, что делает Вергилий, будто бы просмотр кино в замедленной съёмке. Вот брат оказывается рядом. Так близко, что если бы у Данте были силы, он бы даже смог протянуть руку и коснуться кончиками пальцев его вымокшего тренча. Но Вергилий уже стремительно опускает меч. Хватка на шее Данте заметно ослабляется в темноте раздаётся вой, а брат тут же отскакивает назад, низко пригибается, почти присаживаясь на одну ногу, отведя руку с мечом назад и опустив плечи. Кто-то уже хрипит, подбираясь к старшему из близнецов сзади. Данте видит белые глаза без зрачков, огромный светлый череп, мерно покачивающийся из стороны в сторону когда тварь идёт, но Вергилий поднимается, подавшись вперёд, а потом с разворота рассекает напополам тварь, едва ли видимую во мраке, затем разворачивается к ней спиной, поднимает руки и, провернув меч, резко опускает вниз за спину, не глядя. Клинок входит строго в макушку покосившегося вправо чудовища, проходит по всей длине, выйдя из деформированной челюсти. Вергилий вынимает меч и из-за спины его вырывается чёрный прах, пахнущий пылью и каким-то старьём. Почти сразу Вергилий оказывается уже рядом с Данте и, оттянув руку, толкает меч вперёд. Так внезапно, что сначала Данте кажется, Вергилий собирается убить именно его. Но сзади слышен рёв. Что-то дёргает Данте вперёд, как тряпичную куклу, снова и снова, а позвоночник, кажется, разламывается от боли надвое. В следующее мгновение Данте бессильно падает на спину. Но он не успевает достичь пола, потому что брат хватает его за руку и тянет вверх. - Жив? - спрашивает Вергилий, оперев его на себя. - Это больно, - бормочет Данте, вяло промаргиваясь. - Уходим, - говорит Вергилий. Он хватает Данте за подмышки и тащит за собой к окну. Ноги у того будто бы ватные и он не ощущает твёрдой земли. Он просто подчиняется Вергилию, потому что ему, в общем-то, плевать, что делать, только бы его не заставляли принимать решения прямо сейчас. - Постарайся не падать на спину, это чревато неприятными последствиями, - предупреждает тот. - Падай на руки. - Посл... Какими? Вергилий торопливо толкает его через подоконник наружу и Данте безжизненным куском мяса вываливается в грозу прямо под ошеломляющий ливень, лицом вниз. Он и забыл, что на улице всё это время бушевала гроза. Внутри ему казалось, что здесь стояла мёртвая тихая ночь. Вергилий выбирается следом, снова подхватывает Данте подмышками и тащит прочь куда-то в темноту, оглядываясь, чтобы посмотреть, куда он ступает, а носки ботинок Данте скребут по мокрой земле, усеянной стёклами и мелкими кусочками строительного мусора. Пока брат тащит его, Данте приходит в голову одна мысль, которая кажется ему странной: а ведь Вергилий успел убить двоих за то время, пока Данте падал на пол и находился в полёте. А потом Вергилий его поймал, потому что пола Данте не достиг. Это ведь заняло не больше мгновенья. - Охуеть, какой ты быстрый, - бормочет Данте ему в грудь. - Они не придут? Вергилий опускает его на землю и становится рядом, внимательно поглядывая на окно, склонив голову и отведя назад свои прямые плечи. - Если кто-то вырвется и попытается подойти поближе, я найду способ загнать их обратно к папочке, - с ледяной усмешкой на белых губах негромко говорит он. Он стоит, напряжённый, как натянутая струна, не обращая внимания на ветер и проливной дождь. На ослепительные вспышки молнии, выдирающие из темноты его острый, недвижимый образ. Всё ещё держа тати наизготове. Наверное, побежит туда, если что-то пойдёт не так. Данте поднимает голову и наблюдает за тем, как зеленоватые мерцающие огоньки в операционной замедляют свой танец в тёмном пространстве и гаснут один за другим, будто умирающие светляки. Из операционной всё ещё доносится какой-то тяжёлый шум, будто там ворочается что-то тяжёлое и неповоротливое. Но потом шум смолкает и Вергилий со щелчком зачехляет тати и расслабляется. - Где твой меч? - наконец, мрачно спрашивает он, впервые переведя взгляд на брата. Данте смаргивает. - Что?... Я его уронил... где-то. И ещё чёртов... бумажник, - он упирается руками в холодную мокрую землю и приподнимается. - Плевать на бумажник, но потерять оружие! - потрясённо говорит Вергилий. - Что ты за воин?! Ну да, его не пронимает плачевное состояние брата, зато потеря оружия - это событие, невиданное по масштабам. - Не ори. Мне и так плохо, - угрюмо отвечает Данте, втайне стыдясь утери оружия. - И я не воин. Я говорил, что я полное дерьмо по сравнению с тобой, когда здесь наступают плохие дни. Ты долбишься с тати день и ночь, а у меня нет времени. Я говорил. - Да, но ты не говорил, что, ко всему прочему, способен оставить меч. - Я сейчас его найду, - обещает Данте, с трудом поднимается на колени и охает. - Жди здесь. Хватается за спину и внутри всё холодеет. - О чёрт, что там? - выдыхает он, когда его пальцы касаются... ножа? Вергилий обходит его и смотрит. В спине, точно посередине, в позвоночнике, засел кривой длинный коготь, похожий на ятаган. Да, он действительно похож на ятаган. - Я знаю, что это. Сиди смирно, - говорит Вергилий и становится на одно колено. - Извлечём его по-быстрому. - Нет, не тяни! - просит Данте. - Это больно, просто охуеть! - Хм, брат, настанет день - и ты даже не заметишь таких повреждений, - негромко говорит из-за его спины Вергилий. - И мне тоже больно, когда они цепляют меня. - Пока этот день не настал - не тяни! - настаивает Данте. Вергилий потирает висок, раздумывая. Пережидает вспышку молнии и оглушительный раскат грома и произносит: - Я, конечно, могу ошибаться, но, помнится, отец говорил, что у тебя недостаток регенерации. Это будет отравлять тебя. Так она действует. Делает тебя уязвимым и сонным. - Не вынимай, - упрямо повторяет Данте, перекрикивая шум дождя. - Понял? - Сейчас Спотти увидит тебя, отправится к нам домой и тогда придёт отец, - Вергилий качает головой. - Он не станет слушать твои мольбы: ты ведь нарушал правила. Да, в этом он прав. Данте нарушил правила, поддавшись на предложения Вергилия сходить в госпиталь в Плохой День. - А Спотти разве здесь? Я его не вижу, - замечает Данте, вытирая залитые водой глаза и пытаясь осмотреться по сторонам. Всё вокруг устлано пеленой дождя, поэтому, наверное, Спотти не рассмотреть. - Странно. Он как раз перед тобой, - замечает Вергилий. - Присмотрись. Видишь теперь? - Не-а. Нихрена не вижу... - Данте щурится, капли воды затекают в глаза. - Ну будь же внимательнее! Вот, как раз перед тобой, всего в паре десятков футов, - Вергилий приобнимает его за плечо и указывает вперёд зачехлённой тати. Данте не слышит, а больше ощущает голос брата. Их виски соприкасаются и на Данте это действует так расслабляюще... - Нет, там только дождь и я вижу не... Ай, блядь! - стонет Данте, дёрнувшись от резкой боли и закрыв лицо руками. - Я же сказал! Я же сказал тебе не... - Его здесь нет, - спокойно говорит Вергилий, наблюдя за тем, как извлечённый предмет растворяется в дожде так быстро, будто сделан из серого песка, и уходит из ладони чёрной мерзкой жижей. - И опасности тоже нет. - Ты здесь главная опасность! - стонет Данте. - В тебе говорит яд, - качает головой Вергилий. - Нет, во мне нет... яда, - выдыхает он. - Ты не так понял. - От... стань. А... Спина у Данте будто ломается и крошится, что-то в ней рвётся и это, кажется, выворачивает наизнанку всё тело. Затем плавится, почти как та штуковина в руке брата, а сердце истерически бьётся в груди. Данте бросает в дикий жар, несмотря на холодный дождь, затекающий в рот сквозь стиснутые зубы. Он охает и с трудом ложится на землю. Медленно переворачивается на бок. Кажется, что каждая самая маленькая мышца соединена именно с этим изломанным позвонком и именно он не позволяет двигаться. Данте медленно поджимает колени, обняв их руками. Дождь льёт ему на лицо и он скалится от злости и боли, и ненавидит всех. Особенно ненавидит Вергилия за то, что обманул его, заставил отвлечься, обвёл вокруг пальца как последнего, самого глупого ребёнка! Чёрт возьми, эта боль невыносима и она не стихает, добравшись до своего пика. Пульсирует, пульсирует... И, в конце концов, просто убивает желание с ней бороться. Данте уже не понимает, это у него слёзы или дождь застилают глаза. Какой позор! Вергилий неуверенно сжимает-разжимает кулаки. - Что ты уставился?! - сквозь зубы цедит ему Данте. Вергилий всё смотрит на него молча, затем как-то сбито с толку кивает, поднимается на ноги и делает шаг назад. Данте не реагирует, всё лёжа в грязи на мокрой пожухлой траве и обнимая колени. Перед глазами стоит полная темнота, а звуки вокруг утихают. Плотная тишина и надрывная боль спелёнывают его, убаюкивают, делают неспособными различать звук вокруг и ориентироваться в пространстве. Он переводит взгляд вверх. Ресницы трепещут и веки пытаются сомкнуться, чтобы уберечь глаза от дождя. Данте смотрит и видит, как чёрное небо переворачивается над ним. А потом звук окончательно исчезает. Данте больше не чувствует ни боли, ни дождя, что падает ему на широко открытые глаза. Первое, что он видит спустя, кажется, всего пару мгновений - белое пятно совсем рядом, а когда взгляд фокусируется, то из пятна вырисовывается бледное, сосредоточенное лицо Вергилия, склонившегося над ним. - Ну давай же, - Вёрдж, кажется, шлёпает Данте по плечам ладонью. - Брат, ты что, сдаёшься из-за какого-то укола? Стань сильнее этого! Данте начинает сонно вырываться, отталкивая его почти вслепую, и не замечает, что боль прошла, словно её не было. Осталась только невыносимая слабость. - Не трогай меня, - бормочет Данте, переворачиваясь лицом вниз на мокрую холодную траву. - Убери... руки. - Вернулся? - осторожно спрашивает Вергилий. - Не к тебе. Отваливай! Теперь воцаряется тишина. Кажется, даже шелест дождя немного смолкает между братьями. - Убирайся! - сквозь зубы кричит Данте, с трудом приподнявшись на руках. Вергилий молчит. Затем послушно отступает. - Я... поищу твой меч, - произносит он, наконец. - Собирайся с силами, Данте. Нам ещё возвращаться. И просто ретируется, потому что не знает, что ещё сказать. Наверное, чувствует себя не в своей тарелке. Данте бы знал, что сказать, а Вергилий не умеет говорить так, как брат. И потому он уходит. Разворачивается и, бросив напоследок взгляд через плечо, уходит по направлению к мрачной стене госпиталя, маячащей в потёмках грязным, белёсым монолитом. Данте не слышит его удаляющихся шагов, погружённый в свою полусонную тишину, в ненависть и шелестящий дождь вокруг. А теперь ещё и в абсолютную беспомощность. И не видит, что, отойдя совсем недалеко, Вергилий вдруг останаливается. Стоит ещё немного, раздумывая, а пальцы нерешительно сжимаются и разжимаются вокруг рукояти тати. А потом он разворачивается. И идёт обратно широкими уверенными шагами, будто вокруг нет никакого дождя и грозы. Приближается к брату и молча опускается на одно колено рядом с ним. Ну да, Вергилий не умеет успокаивать или говорить так, как все. Он никогда не видит ни своей вины, ни правоты, потому что делает так, как ему кажется правильным, вне зависимости от последствий. Он вообще никогда не думает о последствиях. Иногда Данте кажется, что Вергилий относится к себе как к механизму для достижения каких-то целей, но даже не уверен, нужны ли ему эти цели. Такое ощущение, что он живёт на пробу. Сравнивает. Вергилий - чертовски незавершённое создание, наполовину состоящее из загадочной холодной пустоты, Данте всегда это знал. Он, наверное, ещё просто не решился начать заполнять её, но когда-нибудь этот день придёт. Никто не знает Вергилия. Обычно Данте испытывает тревогу и необъяснимую тоску, раздумывая о брате. Даже сейчас. Испытывает это вместо Вергилия. Потому что брат не умеет. - Я не хотел, - произносит Вергилий, наконец, и даже касается его плеча, но Данте неловко стряхивает его руку. - Я не думал, что ты "отключишься", - объясняет он. - Я не знал, что ты всё ещё умеешь терять сознание. Меньше всего на свете Данте желает, чтобы брат сейчас ушёл. - Вали, Вергилий, - мрачно говорит он осипшим голосом, жалея, что приходится это сказать. Но почему-то ему кажется это правильным. - Я не могу уйти, потому что тогда ты останешься здесь один, - пожав плечами, отвечает Вергилий. - Это недопустимо. - Пошёл вон! - с отчаянием выкрикивает Данте, дёрнувшись всем телом. - Чего тебе, а?! Вергилий вздыхает. - Я не хочу от тебя ничего, - говорит он спокойно, делая вторую попытку. - Но спорить сейчас - это пустое, потому что, спустя некоторое время, ты непременно пожалеешь о сказанном сейчас, - Вергилий вытирает воду со лба. - Не нужно этого позора и лишней демонстрации беспомощности. - Ты! - Данте с трудом садится и опирается на слбую руку. - Ты... делаешь меня беспомощным! - он указывает на него пальцем. - Ты же во всём чертовски хорош! Ты делаешь меня беспомощным! И позоришь! Понял? - Позорю? Вот как ты считаешь, - склонив голову к плечу, произносит Вергилий. - И чем же? Если ты, конечно, изволишь объясниться. - О-о, да-а, я изволю! - скрипнув зубами, говорит Данте, ядовито улыбаясь. - Ты же всегда сам по себе. То как ты говоришь, как относишься ко... всем... - он сглатывает ком, застрявший в горле и запястьем утирает лицо. - Все говорят, что ты странно себя ведёшь. Тебя никто не знает, но путают со мной и меня это раздражает, потому что... - он качает головой и шмыгает носом. - Потому что мне всегда приходится доказывать, что я другой, что ничем не отличаюсь от других! Что ты просто не очень любишь общаться, что ты обыкновенный нерд, что ты то, что ты это! Я объясняюсь, но ты всегда делаешь так, что я не знаю, как расхлёбывать, как оправдаться! Мы ведь живём здесь. Среди них, но ты... - Мне нет дела до посторонних. Я должен был помочь тебе, это единственное, что меня касается, - перебивает Вергилий. - Это был мой долг. - Ты мне ничего не должен! - скрипит зубами Данте. - Ты что, не понимаешь?! Мне кажется, что тебе нравится то, что ты видишь сейчас! Так бы сразу и сказал! Мокрые волосы прилипли к его лицу, тяжёлая чёлка закрывает глаза, но это не скрывает яростного пламени, горящего в глазах Данте. А Вергилий остаётся холоден и сдержан. - Мне думается, что твои эмоции всё так же заглушают голос разума, - отвечает Вергилий с полным спокойствием, поднимаясь на ноги. - И ты не прав, - он глядит на брата задумчиво, если только в его глазах не отражается какая-то отдалённая досада. - Нет, мне не нравится то, что я вижу. - А обо всём остальном? - спрашивает Данте, приподняв бровь. - Что, я снова неправ? - Ко всему остальному я безразличен. Впрочем, - он криво усмехается и кивает в его сторону. - Как и к тебе, откровенно говоря. Моя помощь тебе будет оставаться моим долгом только до определённого момента. И если тебе лучше, можешь отправляться домой, - Вергилий, закрыв глаза, ладонью отбрасывает с лица чёлку, которая точно так же, как и у Данте, пристала ко лбу. - Ты ведь уже способен идти сам, не так ли? Данте не отвечает и лишь глядит в землю, упрямо поджав губы. И тяжело дышит, стиснув челюсти. Ему плевать на дождь, от которого он продрог и устал. Губы у него побелели от холода и зубы стучат. И его бесит тот факт, что Вергилий оказывается прав. Чёрт бы всё побрал. - Я поищу меч, - сдержанно кивает ему Вергилий, одёргивая тренч. - И придёшь домой? - внезапно для самого себя спрашивает Данте. Чёрт. Вырвалось. Вергилий глядит на него в дождливом полумраке и глаза его молчат. - С твоего позволения, - только и произносит он, разворачиваясь. - С твоего позволения, - зло передразнивает его Данте из-за полной беспомощности, ненавидя себя ещё больше чем брата в этот момент. Вергилий не обращает внимание. Он уходит. А Данте остаётся сам по себе. Ну и ладно. Данте сглатывает ком в горле. Во рту ощущается отвратительная горечь. Данте надеется, что это горечь от всех тех слов, которые он успел сказать брату, а не от самого яда, о котором упоминал Вергилий. - Джил! - зовёт Данте, протянув руку, будто бы мог ухватить его за полу тренча. Тот сразу останавливается. Возможно, решил, что с Данте снова что-то случилось? - Забей, - со вздохом произносит Данте. - Не иди туда. Вергилий сначала раздумывает, а потом разворачивается. - Там никого нет. Я только разыщу меч, - пожав плечами, говорит Вергилий. - Тебе пора домой, Данте. - Нет, к чёрту это! Не уходи! - просит тот и на лице его проступают усталость и разочарование. Вергилий глядит на него молча. Не выжидающе, а просто немного утомлённо. Данте понятия не имеет, что у того в глазах. Ни капли осуждения - это точно. - Я просто... - Данте снова вздыхает, пытаясь подобрать слова и глядя на брата виновато и несчастно. - Чего ты хочешь, Данте? - Я почувствовал себя неудачником, понимаешь? Данте глядит снизу вверх с этим извиняющимся выражением на лице, приподняв брови и часто моргая оттого, что капли дождя попадают в глаза. - Из-за одного поражения? - Вергилий качает головой. - Да ты и правда неудачник. Данте вытирает мокрое лицо ладонью, ощущая себя ужасно глупым. - Не злись, хорошо? - говорит он и добавляет: - И заткнись, я не неудачник. Вергилий усмехается. - Не уходи, - снова просит Данте, склонив голову к плечу. - Найдём его завтра. - Что ж... - подумав, вздыхает Вергилий. Затем чуть разводит руками и кивает в сторону, мол: - "тогда пойдём". Данте поднимается, не сводя с него глаз. Стоит ровно три секунды. И падает. Глаза Вергилия расширяются и на лице возникает тревога, которую, как думал Данте, Вергилий испытывать не умеет. - В чём ещё дело? - шепчет тот и направляется к младшему брату. **** - Охренеть, теперь вообще льёт как из ведра, мать его! Нужно было взять с собой доску для сёрфинга! - смеётся Данте, чуть пригнувшись, когда раскат грома обрушивается на землю сразу после вспышки молнии. - А-а-а-а! - он хлопает себя по уху ладонью. - У меня уши заложило! - Всё равно здесь нечего слушать, - говорит Вергилий, за талию поддерживая Данте, который волочит ногу и держится за бедро. - Как твоё ранение? - Никак, - отвечает Данте. - Я её не чувствую. Ногу. - Без изменений. В этот момент небо разрезает розоватая ослепительная молния. Вспыхивает, будто гигантская кардиограмма на необъятном тёмном мониторе больничного аппарата ЭКГ. Данте приходит в голову, что это дрогнуло и забилось чьё-то огромное сердце. В момент этой вспышки, возвращающей белый день на один краткий миг, Данте видит Вергилия. Полы тренча бьются на ветру, ворот закрывает лицо, а белые волосы пристали к бледному лицу, подбородок вздёрнут, а тати брат держит на плече. Классный брат... Вокруг темнеет и почти сразу раздаётся раскатистый оглушительный треск и грохот - гроза никуда не уходит, она всё ещё стоит над городом. Близнецы пригибаются почти синхронно и Данте прячет голову у Вергилия на груди, утыкаясь в неё лбом на секунду. Из-за того, что Данте ранен и чувствует себя слабее, Вергилий обязан взять ответственность за него на себя. Если бы был ранен Вергилий, его бы прятал от грозы Данте. Это происходит машинально, наверное, это инстинкт. Кроме того, близнецы должны вернуться вдвоём, как уходили. Это правило незыблемо, иначе проблем дома просто не оберёшься. Оставлять друг друга нельзя ни при каких обстоятельствах. Да и кто бы оставил? Вергилий, вдруг, замирает и хмурится. Внезапно откуда-то со стороны раздаётся скрежет и треск. Он становится всё громче. Что-то шумит и этот шум перебивает даже шелест дождя. Вергилий встревожено оглядывается. - Она в дерево ударила? - спрашивает Данте, глядя на него и стиснув губы, чтобы убрать воду, которая стекает с кончика носа. - Джил, она в де... - Берегись! Вергилий хватает, притискивает к себе Данте. На секунду земля под ногами превращается в пропасть и перед глазами Данте свет и тень размываются в мутные серебристо-чёрные мазки, а треск становится тихим, невнятным эхом. Вергилий выскальзывает из под обрушающегося на дорогу дерева, ухватив Данте с собой. Всё происходит так быстро, что младший из близнецов не рискует выпустить плечо брата даже ощутив твёрдую землю под ногами. - Назад! - кричит Вергилий, отталкивая Данте в плечи. Ребята отскакивают и потом оглядываются. Данте держится за ногу и морщится. Ветви высокого клёна всё покачиваются на дороге, будто живые, но уже затихают, а из выломанного ствола торчат щепки, похожие на рваное, варёное белое мясо. Оборванные электропровода брызжут искрами, извиваясь на мокрой земле словно чёрные обезумевшие змеи, и жёлтые фонари вдоль дорог тут же гаснут, оставляя ребят в кромешной тьме. - Думаю, просто не выдержало ветра, - говорит Вергилий, глядя на искры. Длинные ресницы у него потемнели до черноты и капли воды задерживаются на них и затекают в глаза. Вергилий раздражённо смаргивает. - Нихрена себе! Нихрена себе ты быстрый! - ошеломлённо говорит Данте, распахнув глаза. - Это просто... Так быстро?! - Быстро? Год. Но и год может изменить многое, - усмехается Вергилий, а потом хмурится. - Почему твоя нога всё ещё не заживает? - Я не знаю. Я её не чувствую, Вергилий. Во мне год многого не изменил. Они не разговаривают, а больше кричат, чтобы заглушить дождь и ветер. - Так мы никогда не доберёмся до дома, - разочарованно замечает Вергилий. - Давай дойдём до школы и я там посижу, пока она залечится, - кричит Данте, чтобы заглушить вопли взвывшего ветра, а потом убирает мокрую чёлку со лба ладонью. - Я посижу и потом доберусь домой. Тебе ни к чему балласт. - Ты не балласт, ты брат, - отвечает Вергилий, тоже убрав волосы с лица, а потом решительно говорит: - Что ж. Тогда я понесу тебя. - Ты что, Джил! - в ужасе отшатывается Данте, балансируя на одной ноге. - Увидят же! Данте кажется, что если бы не гроза, Вергилий бы заметил, как пылают у него щёки. Будто прямо сейчас ему сделали то самое непристойное предложение. - Жизнь должна быть приоритетом, который важнее предрассудков, - негромко замечает Вергилий в ответ. - Тем более, в такую погоду все давно трусливо дрожат под одеялами. Он подходит, передаёт свой меч и спокойно поднимает комично икнувшего Данте на руки. - Но я тяжёлый, - смущённо предупреждает тот, обхватывая его за шею одной рукой, а другой придерживая покрепче сайю. - Я знаю, - хмыкнув, отвечает Вергилий. - Убери мне волосы с глаз. Данте аккуратно проводит по его лбу своей ладонью, зачёсывая серебристые, немного потемневшие от воды прядки волос. Ему так и хочется прижаться губами к его лбу и закрыть глаза. И так помокнуть под дождём ещё пару мгновений, обняв брата покрепче. Но Данте удерживается от соблазна и внезапное тепло, заполняющее его изнутри, вырывается из приоткрытого рта глубоким выдохом. Вергилия едва ли видно во мраке, но Данте рассматривает бледное пятно его лица, чёрные тени под скулами. Данте не знает, испытывают ли человеческие близнецы друг к другу то, что порой испытывают они двое. Даже у Вергилия случаются приливы неожиданного тепла по отношению к брату. Это исходит откуда-то изнутри, отдаёт потом горечью и внезапными приступами светлой печали и замкнутости. Вергилий как-то предположил, что это связано с их невозможностью быть рядом до конца, и тем, что их демоны тоже переживают это по-своему. Что-то внутри них говорит друг с другом на каком-то ином языке, а для близнецов это выливается то во влюблённость, то в тепло, то в тоску. Вергилий думает, что их демоны, возможно, знают больше, чем он и Данте. Данте не видит причины не верить ему. - Я сегодня буду спать в твоей комнате, хорошо? - говорит Данте. - Если хочешь, - кивает Вергилий, ступая сквозь черноту и ледяной ливень. Данте устроился очень удобно, ему нравится у брата на руках. И ему кажется, что он должен сказать что-то важное, что могло бы... помочь Вергилию потом? Данте не хочет думать о том, что правильное слово - "спасти". - Ты не должен становиться Тёмный убийцей, - говорит Данте, и со вздохом поясняет: - Они все погибают. Все. - Я буду первым из них, кто выживет, - усмехается Вергилий. - А если нет? - Данте обнимает его одной рукой покрепче. - Если ты проиграешь? Если... Всякое может случиться. Вергилий отворачивается, затем снова глядит на Данте. Просто смотрит на него долгим, молчаливым взглядом. Совсем непонятно, что он скажет. И в итоге он и не говорит ничего, а вместо ответа лишь чуть пожимает плечом. - Почему ты больше не хочешь говорить со мной? - внезапно спрашивает Данте, прижавшись лбом к его виску. - Потому что я плохо умею объяснять необъяснимое, - не глядя на него, отвечает брат. В этот момент молния вспарывает небо и Данте весь сжимается на миг, только Вергилий больше даже не вздрагивает. Он быстро ко всему привыкает и всё шагает, шагает, спокойно и уверенно, даже когда гром и вспышки молнии раздирают ночь так, словно на небе началась война и задела какой-то несуществующий город. Небесные плотины прорвали и город этот теперь обрушается на землю тысячами невидимых камней и реками воды.