Призрак Юпитера

Когда он, запыхавшись, притормаживает на тротуаре недалеко от дома, всё уже становится ясно. Вот она, полицейская машина. Тёмно-синяя, с белыми дверцами и трафаретной красной розой снизу, под надписью "Полиция Портланда". Вергилий идёт к ней в сопровождении полицейского - второй сидит за рулём. Вергилий кивает Еве, которая стоит у дверей. Он выглядит спокойным и аккуратно одёргивает тренч. Не тот, в котором был одет вчера, а другой, "походный". Он с синими стилизованными погонами и золочёными пуговицами на рукавах. Данте так и стоит там, подавшись назад и вздёрнув подбородок, замерев в движении, а сердце глухо колотится где-то в ушах. Вергилий ощущает, что Данте рядом, и потому ищет его взглядом. И находит. Никак особо не реагирует, только чуть кивает. Данте глядит ему в лицо. "Бро, когда ты вернёшься?" "К твоему несчастью, очень скоро." "Ну Джил..." Вергилий усаживается в машину и полицейский, кивнув Еве, которая стоит на ступеньках дома, захлопывает за ним дверцу. Когда авто проезжает мимо Данте, медленно и тихо, тот будто в замедленной съёмке видит Вергилия, вальяжно откидывающегося на спинку сидения. Но Вергилий так и не взглянул на него в окно. По стеклу медленно скользят отражения серого неба и пустых окон, укрывая лицо брата от расстроенного Данте. Когда автомобиль поворачивает, увезя брата, Данте приходит в себя и медленно идёт к Еве. Та всё глядит на дорогу, хотя машина давно скрылась за углом, даже звук мотора стих. Ну вот. Это его Осенняя Ева, каждый год одно и то же. Светлые прямые волосы её не уложены, даже не расчёсаны, и локоны лежат светлыми сонными змейками на воротнике красного пальто. Она заправляет их за уши бледными длинными пальцами и стоит на пороге своего дома, окружённая обнажающимися к зиме ветвями клёнов и цветными листьями. - Вы должны были рассказать, - не сводя глаз с дороги, говорит Ева и только потом чуть оборачивается к Данте. - Нечего рассказывать, - хмуро отвечает Данте. - Откуда это вообще всплыло? - Какая-то девочка из школы видела его в ночь, когда погибшему парню сломали руку. И она всё рассказала полиции. - Вот… как… Сама рассказала, - шепчет Данте. В груди становится тесно и горячо. Ким рассказала сама. Она не испугалась. Просто стала на чужую сторону, не поверив Данте. Даже не спросив! Просто выдала его с головой. - Но он же не убивал, ма! - уверяет Данте. - Он же ему только руку сломал! Ева приподнимает бровь. - Разве я говорю, что он кого-то убил? Это слишком мелко для Вергилия, - она задумчиво качает головой. - Гоняться за одним... "смертным"... Нет, это не в его стиле. Однако, к сожалению, всё влечёт за собой последствия. - Последствия это влечёт для меня, когда он вернётся, - опустив плечи, констатирует Данте. - Он меня пришьёт. - Не думаю, что всё будет так плохо, - Ева запахивается поглубже в красное короткое пальто, стоя в тяжёлых расшнурованных ботинках Данте на крыльце дома и Данте почему-то думается об Англии и её дождливых и вечно-осенних пейзажах. - Его раздражение сменится равнодушием, как и всегда. Он едва ли почувствует себя причастным, потому что для него это проходящее событие, - Ева прячет руки в противоположные рукава, как в муфточку. - Впрочем, как и все события здесь. Как жаль… - она вздыхает и в голосе её растворена тихая меланхолия. - Этим утром я подумала было, что всё стало... нормально. Даже Вергилий был каким-то другим. - Это плохо? - осторожно спрашивает Данте, который как раз думал об этом. Ева усмехается какой-то далёкой усмешкой, оглядывая пустую дорогу. - Плохо? Нет. Это просто Вергилий, - говорит она. - Неуловимый и одинокий. - Нет, он просто... Стоп, а где отец? - Данте потирает глаза. - Вёрдж же не может быть там один? Ева пожимает плечами, потрепав Данте по волосам: - Не беспокойся, он там. И Вергилию ничего не угрожает и никогда не будет грозить. - Почему это? - подозрительно спрашивает Данте. Мать прищуривается, размышляя о чём-то, так и не взглянув на Данте, а только посматривая вдаль на пустую осеннюю улицу светлыми глазами. Бесцветное небо молчаливо лежит на крышах домов. Внезапный ветер порывисто проносится меж домами по широкой улице, стряхнув ещё немного листвы с ветвей, взметнув те, что до этого тихо лежали у обочин и поверх маленьких стальных решёток, прикрывающих водосток вдоль низких тротуаров. Опавшие листья убирают каждое утро, но осень уже не остановить, она почти безмолвно шагает по городу, время от времени нарушая своё молчание завыванием ветра в водосточных трубах по ночам, шёпотом дождей и раскатистым хохотом гроз. Поэтому почти сразу оголяющиеся ветви засыпающих деревьев набрасывают новые листья и всё повторяется на следующий день. Скоро все эти деревья превратятся в унылые рогатые остовы вдоль дорог. И ещё неизвестно когда в этом году выпадет снег, чтобы прикрыть деревянные скелеты. Еву этот прошелестевший ветерок будто бы пробуждает. Она убирает со лба отброшенную ветром светлую прядь волос, бросает взгляд на качнувшиеся высоковольтные провода вдоль дороги. Провода эти - будто чёрные нитки, продетые сквозь игольные ушки столбов, которые кто-то воткнул в лежащую над городом мягкую, белёсую игольную подушку неба. У Данте в груди внезапно терпким теплом разливается беспричинная саднящая меланхолия, которая иногда у каждого появляется осенью и замирает внутри на пару мгновений. Но Данте привык к тому, что всё вокруг так и останется тревожным и незаконченным, замершим в движении и утомлённым до тех пор, пока не выпадет снег. Ева, наконец, произносит как-то отстранённо и негромко, спрятав руки поглубже в рукава пальто, как в муфточку: - Однажды в шестидесятых нечисть одолевала это место. Было очень неспокойно. Гибли люди. И вот тогда... - она делает паузу, подбирая слова. - Тогда некие... важные инстанции разыскали того, кто смог бы оградить город от демонов. И этот кто-то построил хитрую ловушку, - она едва заметно усмехается, всё глядя вперёд. - Так, чтобы демоны из могильника не могли пересечь её порог и вырваться. Они всё блуждают и блуждают по коридорам, а на рассвете возвращаются откуда пришли: ведь не зря вы с братом должны оставлять метки каждые пару футов и ориентироваться по ним, чтобы выйти, - она качает головой. - Вы с братом никогда не поймёте, как на самом деле выглядит госпиталь изнутри, для вас оттуда нет выхода, - она прищуривается. - Я даже уверена, что ты и Вергилий видите его по-разному, находясь внутри одновременно. Между прочим, эта причина, по которой вам строго запрещено разделяться. Но это необходимо как раз для того, чтобы рассредоточивать демонов-падальщиков. Чтобы они не выходили оттуда стаями, - она кивает. - И тот, кто построил ловушку, может так же легко её сломать, если с ним перестанут считаться, - Ева будто приходит в себя, глядит на Данте и вздыхает. - А ты опять решил прогулять школу. - С кем считаться? - настаивает Данте. - Ма! - С ним и его сыновьями. - лениво говорит Ева и приглашающе кивает в сторону двери. - Потому что даже демоны умеют забывать о том, на чьей они стороне, ради блага своих детей. Данте приоткрывает рот, глядя на мать неверяще. - Спарда! - Разве это было не очевидно? - усмехается Ева. - Поинтересовался бы у Вергилия. - И всё он знает, чёрт бы его побрал! - вздыхает Данте. - Да. И иногда с этим возникают определённые проблемы. Выпьешь чаю? - она оглядывает Данте и качает головой. - И что это на тебе надето? - Куртка для мотоциклистов, - бормочет Данте. - Я ношу её с прошлого года. - Ужасная куртка для мотоциклистов, я бы сказала. - Классная куртка. - Не спорь с мамой, Данте. Данте бросает на неё ироничный взгляд, но потом усмехается, пожимает плечами и входит в дом, а Ева оглядывает улицу и прикрывает дверь. И когда она входит в дом следом за сыном и снимает пальто и тяжёлые ботинки, то тут же перестаёт быть "осенней Евой" и становится просто мамой. Вообще-то, Данте она так больше нравится.